Это все вранье. Бесстыжая ложь
. Ты бежишь мимо прачечной, сплошь заваленной грязным постельным бельем. Мимо сестринской, где слышался явный женский, такой беззаботный смех. В проеме дверей ты видишь работниц, обсуждающих что-то непристойное за столом с большими кружками кофе. Тебе всегда было жаль этих трудяг, которые целые сутки ухаживают за пациентами, и после каждого рассказа в школе про то, как же важны врачи и почему им надо стать, тебе все меньше хотелось напрягать свою жизнь такой ответственной рутиной.Но теперь тебе было совершенно без разницы на них, ты летишь, сломя голову, дальше и дальше.
Пробегаешь мимо ординаторской. Там слышен гам дискуссий и шум тех, кого никто не слушает. Будто врачам дали непосильную задачу, которую они вместе должны решить в краткие сроки. Ты проскользаешь на подошвах ботинок перед нужным тебе кабинетом и остановился. Внимательно читаешь надпись, выведенную на табличке. «Палата 27. Соблюдайте тишину» Ты резко врываешься в дверь, что и так держится почти что на соплях, и видишь докторов, которые отключают аппараты жизнеобеспечения. Сейчас отдался кромешной тишиной вводящий в панику писк кардиограммы. — Мама! Нет! Мама… — кричишь ты, отчаянно толкая врачей и пробираясь к бледному, бесчувственному телу самого родного и близкого человека. Видеть его таким — кошмар наяву. Ты понимаешь, что больше никогда не будешь рядом, мама тебя не сможет поддержать, никогда не поможет, она не будет согревать теплом своих объятий тебя больше никогда. Все весёлые секунды, проведенные вместе, канули в небытие. И сейчас мама не дышит. Не бьется ее пульс.Её больше нет, её никогда не будет рядом.
Ты вспоминаешь, как только вчера вы с ней пили фруктовый чай. Она внимательно слушала твой рассказ про школу. Она улыбнулась на то, как чувственно ты признаешься ей в том, что она тебе важнее всех на свете. Она начала шутить про внуков, про то, как же хочет побывать на твоей свадьбе и поняньчить твоих детишек.Вы крепко обнялись. Тепло её рук, размеренный пульс, который ты чувствуешь, прислонившись ухом к её груди.
— Неправда, неправда! Мама!.. Твои крокодильи слезы падают на её лицо, ты громко ревешь и кричишь, что все это ложь, сон, бред. Но снова открываешь заслезившиеся глаза и видишь, что мама никак не отреагировала. Тебе становится больно в груди, ком подступает к горлу, ты противно громко плачешь, захлебываясь и отчаянно сжимая холодные, совсем другие, не как у мамы плечи трупа. Врачи громко ругаются и хватают тебя, обессилевшего, заплаканного ребенка за руки и уводят. А ты все еще рыдаешь, кричишь, как не в себя, слабо бьешь ладонями по рукам безразличных врачей. Двоя врачей заводят тебя в процедурную, сажают на кушетку, один берет шприц, слабенько бьет по нему пальцами. Ты все еще рыдаешь, закрывая свое лицо трясущимися руками, тебя никак не покинут эти ужасные мысли и боль потери, засевшая в грудной клетке. Теперь чувствуешь резкую боль, растекающуюся по твоему плечу и уходящую к шее. Совсем скоро ты успокаиваешься, протираешь слезы с лица, но все еще мычишь себе под нос грустное «Мама, мама».Слова, которые будут всю жизнь отдаваться тебе эхом вины, отчаяния и скорби.