Никогда больше так не делай

       Томас был сумашедшим. В этом Ньют не сомневался ни секунды с появления этого парня в Глэйде, потому что не успел он и пары дней здесь пробыть, как заявил о том, что хочет в Лабиринт. Какой разумный человек вообще захотел бы в Лабиринт? Туда даже бегуны по утрам отправляются через силу и с явной неохотой, а он, салага, захотел в Лабиринт. Томас всегда добивался своего. Пусть и ужасно странными методами и, порой, наиглупейшими поступками.       Когда Томас, в последние секунды перед закрытием Ворот, рванул в Лабиринт к Алби и Минхо, сердце Ньюта, которое и так ушло в пятки от того, что бегун и вожак не успевают, обернулось на блондина, поклонилось и сказало: «Дальше Вы, сударь, как нибудь без меня».       Вряд ли салага представлял, как больно стало Ньюту, когда через несколько мгновений он понял, что упустил. Пальцы лишь мимолетно коснулись руки Томаса, но не смогли за неё ухватиться. Всё кончено, Томас в Лабиринте. Ворота закрыты. По ту сторону ночью никто никогда не выживал. Томас уже потенциально мёртв.        Ньют упал на колени. Хотелось разнести Ворота на мелкие камешки прежде, чем запертых там друзей найдут гриверы. Прежде, чем они найдут Томаса. Где-то слева от Ньюта тихо всхлипнул Чак и сердце блондина сжалось. Мальчишке было где-то двенадцать лет и Томас, кажется, стал его первым настоящим другом в Глэйде. Недолго музыка играла, не долго фраер танцевал.        Глэйдеры медленно стали расходится. Ньют заметил, как Чак сел на землю и облокотился спиной о стену Лабиринта. В Хомстед, видимо, идти он сегодня не собирался. И Ньют, на самом деле, тоже.        Ньют отправился в Могильник. Он упал на землю под один из дубов и закрыл глаза. Хотелось выть. «Чем он только думал!» – пронеслось в голове у Ньюта – «как вернётся, дам ему хороший подзатыльник. Идиот!». И вдруг мысль осеклась – Томас не вернётся. В Лабиринте не выживал ещё ни один глэйдер. Даже опытные бегуны, застряв в этих чёртовых стенах ночью, не выбрались оттуда. А Томас салага, он ведь не бегун даже. Томас в Глэйде меньше недели и ничего не знает о Лабиринте. Томас просто глупый, самоуверенный мальчишка.       Томас просто не знает, как Ньюту сейчас больно. У блондина все тело дрожит и он уверен, что это не из-за холода. Это из-за того, что он осознал одну хреновую истину: в Томаса он влюблен по уши.       С того вечера, как прошёл их разговор у костра о Лабиринте, Томас не выходил у Ньюта из головы. Ни на секунду. Он вошёл в его мысли бесцеремонно, выломав дверь с ноги и начал диктовать там свои правила. Он был его первой мыслью с утра и последней, прежде чем провалиться в сон. Был тем, чьё имя едва не срывалось с уст, когда Алби замечал, что Ньют словно потерян и спрашивал, всё ли в порядке. Был тем, кого впервые захотелось назвать ласково. Был тем, к кому хотелось быть близко, идти за ним хоть на край света. Он был тем, с кем рядом было спокойно и невероятно лёгко, будто и нет никаких Стен вокруг. И не успел Ньют понять самого себя, как тут же потерял Томаса.       От этих чувств хотелось избавиться. Может быть, вырвать себе сердце или снова стереть память, но лишь бы душа так не ныла. – Если ты вернешься, упрямый сукин сын, – вслух прошептал Ньют, зло сжимая кулаки так, что ногти впились в кожу. – Я лично сниму с тебя шкуру и повешу её в Хомстеде в качестве напоминания, почему не стоит влюбляться в чокнутых новичков.       Могильник ответил на угрозу Ньюта стрекотанием сверчка. Этой ночью блондин так и не уснул. Он прислушивался к звукам из Лабиринта, слышат грохотание каменных стен и далёкие крики гриверов. Наверное, тех самых, что уже избавились от застрявших и сейчас празднуют очередную победу над бедными глэйдерами.       Через густую крону деревьев Ньют не увидел начало рассвета, но когда до его слуха донелись крики Чака, он понял, что Ворота открываются. Ни секунды не задерживаясь, Ньют подскочил и помчался из Могильника к Стенам и едва смог остановится у Чака за спиной, а не по инерции забежать в Лабиринт. Блондин, отдышавшись, оглянулся вокруг – перед Воротами их было двое. Никто больше не поднялся с постели в такую рань, никто не питал глупых надежд на то, что Алби, Минхо и Томас выжили. Ньют посмотрел вглубь коридора, пытаясь выискивать ещё не в сошедшей темноте движение, но ничего не увидел. Тогда блондин метнул взгляд на Чака – тот молча и сосредоточенно ждал, пока из-за угла кто-нибудь появится и нервно теребил края своей кофты. Прошло пять минут – никто не появился. Прошло десять – из Лабиринта ни звука. Прошло пятнадцать, двадцать, двадцать пять минут и когда Ньют понял, что прошло уже полчаса, у него внутри что-то умерло. «Ну конечно, как можно было думать, что они выживут?» – мысленно усмехнулся Ньют, кладя руку Чаку на плечо. – Всё напрасно, Чак. Они не вернутся, они мертвы, – слова, сказанные мальчику, больно резанули по сердцу и самому Ньюту. – Мне жаль..       Он не сказал больше ни слова, развернувшись спиной и направляясь обратно в Могильник. Он шёл, словно зомбированный, безэмоцинально смотря вникуда, как вдруг снова услышал крик Чака и своё имя. – Ньют! Ньют, они живы! Остальные, ну же, просыпайтесь! Они выжили!       Ньют обернулся так резко, что его едва не повело в сторону. Он так же резко рванул к Воротам, хватаясь за призрачную надежду. И действительно – Чак не лгал. Оказавшись ближе, Ньют заметил, как из глубин Лабиринта выбежали Томас и Минхо, таща за собой Алби. Они были пыльные, в огромном количестве царапин, но они были живы. Ньюта застрясло так же, как когда выпьешь слишком много этой непонятной бурды Галли и на утро всё тело ломит и голова болит, будто гривер двадцать раз в одно место ужалил.       Как в тумане он помнил, как друзья вбежали в Глэйд и как Томас кричал, что все вопросы потом, что нужно помочь Алби. Глэйдеры быстро уволокли за собой и Минхо тоже, а Томас практически остался один у Ворот вместе с Чаком, как вдруг Ньют, сам себя не контролируя, схватил его за рукав и силой потащил в Могильник, под тот дуб, где был сегодня ночью. Томас удивлённо попытался вырваться, но видимо, после Лабиринта сил для хорошего рывка уже не осталось, потому попытка не увенчалась успехом и через ещё две такие же, он решил сдаться.       Когда Ньют подвёл его к дереву, он с силой пихнул его в грудь и Томас больно врезался спиной в ствол. Блондин не остановился, подошёл ближе и одарил салагу звонкой пощёчиной, а после ударил его и по второй щеке тоже. У Томаса закончилось терпение. – Какого хрена, Ньют?! – рявкнул он, держась за избитую щёку. Вместо ответа Ньют схватил его за ворот кофты и прижал к дубу, больно ударив его головой о ствол. – Ты просто идиот, Томас, ты невероятный придурок! – прорычал Ньют, заглядывая прямо в карие глаза новичку. – Ты чем думал, шанк кланкоголовый, когда в Лабиринт лез?! А если бы ты не выжил? Мы бы потеряли всех троих, потому что ты, гений, решил составить компанию обреченным, чтобы им не было одиноко умирать!? Тебе в драке с Галли последние мозги отшибло? Ответь мне, Томми, не молчи!       Ньют был настолько зол, что даже не заметил, как с губ легко сорвалось «Томми», ранее не употребляемое в адрес Томаса. Но Томас, кажется, придал этому значение, потому что его глаза округлились, а сам он практически шёпотом произнёс: «Ньют.. Ты так волновался?» И эта фраза сделала с Ньютом то, чего он никогда в жизни делать не хотел – показывать эмоции другим. Гнев отступил и на замену ему пришло счастье. Томас жив. С ним всё хорошо. Он рядом.       Ньют не может сказать, что тогда им управляло, когда вместо очередного удара, он прильнул к Томасу, крепко обнимая его и утыкаясь лицом куда-то в плечо салаге. – Никогда, слышишь, никогда больше в этой грёбанной жизни так не делай! – срывающимся на шёпот голосом сказал он, пока его руки судорожно сжимали кофту Томаса, а сам Ньют дрожал и выглядел так, будто едва сдерживает слёзы. В прочем, так оно и было, потому что уже через несколько мгновений до слуха новичка донесся глухой всхлип. «Твою мать, разрыдался как сопляк» – подумал Ньют, но вместо этого продолжил повторять лишь одну фразу – «Никогда больше так не делай».       Сквозь собственные слезы он почувствовал, как руки Томаса легли ему на спину и прижали как можно крепче к себе. Томас тихо поглаживал Ньюта по спине в попытке успокоить. – Тише, Ньют, тише.. – прошептал салага, чуть сжимая ткань на спине блондина. — Всё хорошо. Я рядом. Я больше тебя не оставлю. Обещаю.        Томас был сумашедшим, но Ньют ему поверил.