***
Дымящийся пар из тёплой кружки чая приятно щекотал нос. На столе лежал аппетитный кусочек картофельного пирога. Бушевавшая за окном снежная буря не трогала маленькую семью старейшины, позволяя им жить в комфорте и уюте. Да уж, хоть в чём-то статус старейшины помогал. Хотя видит Чёрный Бог, с каждым днём он только сильнее мучал Антона. Антону казалось, что он горит пылающим огнём от ненависти, ярости и жгучего страха, ярким пожаром, поражающим все его органы и кости. До самых пор, прежде чем он угаснет, как свеча. У него всегда были проблемы с алкоголем, но теперь он пил так сильно, что буквально терял сознание у порога дома, и бедной Анне приходилось раздевать его и укладывать спать. Его глупая жена даже не догадывалась о его горьких думах, предпочитая думать, что всё идёт своим чередом. Но Антон знал, что Матерь Миранда бросила их. Деревня всегда была мрачным местом, но нападения диких зверей стали всё чаще происходить. Особенно зимой, когда от скота зависела жизнь деревенских жителей. Но хуже было всего то, что люди также начали пропадать. Один за другим, от малого до старого, все они исчезали, не оставляя после себя тел. Последним был Эрнест, младший брат Мораря. Антон был хорошо знаком с ним. Он и Василь так же, как и мужчина покупали газеты у Герцога, дабы узнать нечто новое о мире чужаков, несмотря на запрет Матери Миранды. Они всегда с нетерпением ждали этих клочков бумаги, как какие-нибудь мальчишки ждали сладостей или возможности заглянуть под юбку девчонкам. Мир был велик, странен, ужасен и прекрасен одновременно. Это совершенно не вязалось с тем, что рассказывала им Миранда о мире извне. Не вязалось со словами пастора Николы, что деревня находится в безопасности от ужасных войн и катастроф. И ведь правда, упоминания о них так же встречались в газетах, но не так часто, как следовало бы. Разработка новых лекарств, новые, удобные жилища, зрелищные фильмы. Мир сиял красками, в которые их серая и убогая деревня не могла окраситься. Чужаки жили хорошо, просто замечательно, упиваясь своим счастьем и жалуясь на несущественные проблемы, как дети малые. Антон всегда презирал их за это. Они жили в роскоши, о которой мужчина только мечтал. Чёрт, ему приходилось всегда ждать следующий месяц, дабы получить новый журнал Плейбой, от подмигивающего торговца, который, так же как и он облизывался на женщин. Ох, если бы женщины в их деревне показывали свои прелести каждому встречному, жизнь стала бы намного лучше. Но хер там плавал. С каждым днём становилось всё хуже. Эрнест исчез, и Морарь, уже успевший потерять двоих детей, даже не удосужился отправиться на поиски, просто похоронив своего брата. Антон его не винил. Он также не верил в успех. Только Василь продолжал настаивать на спасение, не смотря на то, что в его серых глазах также отчётливо плескалось отчаяние. Но что поделать с ним, он всегда был подкаблучником у Луизы. - Дорогой, пожалуйста, съешь что-нибудь. – как всегда растрёпанная веснушчатая Анка осторожно подходит к мужу, касаясь рукой его плеча. Её живот, округлившийся до огромных размеров, маячит перед карими глазами мужчины, напоминая, что скоро его Анна разродится со дня на день. - Оставь меня, женщина. Я сам решу, когда есть, а когда нет. – мужчина спихивает руку жены, продолжая глядеть в тарелку, надеясь на тишину в доме. Но Анка не затыкается. - Какая ужасная зима. И в это время наш ребёнок должен родиться, ужас. – вглядываясь в окно, женщина гладит свой живот, прежде чем отойти поближе к раскалённому камину, к теплу. – Мы ведь до сих пор не выбрали имя, это не очень хорошо. - Как родится, так и назовём, что ты дурью маешься, ну? - Может нам следует попросить Матерь Миранду назвать наше дитя. – женщина мечтательно улыбнулась, вглядываясь в потрет пророка. Родившаяся в особый день, она всегда была самой верной верующей Чёрного Бога, бога жизни и смерти, где особое место в их культе занимали дети. – Если она благословит нас, то всё у нас будет хорошо. Ты же старейшина, так трудишься на благо деревни. - Господи, женщина, да помолчи ты уже, наконец! – мужчина резко поднялся со стола, опрокидывая стул, направляясь в свою спальню. – Только и ноешь со своим ребёнком. Нормально всё будет! Антону так приелась жизнь в деревни, что просто невозможно. Грузное тело буквально упало на кровать, как мешок картошки. Он даже не потрудился раздеться. В голову продолжал заползать образ беспокойного Евгена, которого вызвала к себе Матерь Миранда. Он даже не потрудился поздороваться с Антоном, скотина. И всё же старейшина решил не начинать ссору с себе подобным, стоило ему увидеть его глаза полные ужаса и непонимание, бледную, как у призрака кожу. Что-то случилось. Вскоре он уснул, не обращая внимания на тихий, женский плач.***
Мужчина со стоном поднялся с земли, совсем немного потягиваясь. Ноги занемели, а мышцы болели, как резанные. Оттолкнув от ног серую ткань, которую он нашёл, Антон чуть не подскользнулся на грязи, но вовремя удержал баланс. Тяжело вздохнув, старейшина вновь столкнулся с усыпанным телами берегом. Его снова затошнило. Отворачиваясь от мертвецов, мужчина подошёл почти что вплотную к водам резервуара. Эта чёртова обитель лорда Моро. Да и сам этот уродец. Боже, как же он ненавидел оставлять здесь дары, но кто бы мог подумать, что ему придётся зайти на эти земли так глубоко. И только потому что по мнению Елены они могли здесь натолкнуться на её чужака. Злая, обидная усмешка окрасила бледное лицо, прежде чем ярость не обуяла его и он со всей силой ударил ногой камень. Вот ведь маленькая дрянь! Из-за неё одни проблемы. То своего отца завела в дом Луизы, отправив на верную смерть оставшихся живых, то стоило ей зайти в убежище, как Василь ни с того ни с сего начал кровавую баню. И вот сейчас, ей вздумалось отправиться в резервуар, прихватив на верную смерть его и ребёнка. Эта девка только и делает, что ищет приключения на свой зад. Даже если он был благодарен ей за своё спасение, отрицать очевидное не было смысла. Не говоря уже и о том, что девчонка решила не рассказывать про её отношения с лордом Хайзенбергом. Стоило мужчине вспомнить прикосновения к себе и мурлычущий голос лорда, как по спине пробежала стая мурашек от страха и отвращения. Охуеть не встать. Стоило целой деревне и отцу сдохнуть, так полоумная Лупу сразу же пошла в разгул, предлагая себя лорду, как последняя шалава. В тихом омуте черти водятся, да? Ну, видимо в её спокойных голубых озёрах, они устраивали целую вакханалию, раз уж она решилась раздвинуть ноги перед самим Хайзенбергом, в обмен на мнимую защиту. Мужчина смачно сплюнул, ни капли не заботясь о том, что бледная жидкость попала на его рубашку и обувь. В таком месте, как это, невозможно остаться чистым. И всё же... он решил пожертвовать собой. Нет, даже не так. Он не собирался умирать, только хотел запутать лорда, чтобы тот растерялся за кем бежать и в итоге все бы выиграли. Но Антон не виноват, что мерзкая рыба предпочла девушку с ребёнком ему. И как бы ему ни было жаль девчонок, он решил воспользоваться шансом и сбежать, пока есть возможность. И очутился тут. В сранной братской могиле, усыпанной гниющими телами детей, стариков, женщин и мужчин. Всеми, кто когда-либо оказывался в этих водах, по разным причинам. Среди них был его отец. Он пропал, когда Антону было ещё пятнадцать лет, а потому старейшина хорошо запомнил его лицо. Старик даже не смог нормально сгнить, настолько этот резервуар был пропитан отходами и гноем, не позволявшим мертвецам спокойно отправиться в загробную жизнь. Толстые пальцы пригладили лицо, убирая остатки грязи. Губы поджимаются, пока глаза осматривают затонувший город. Он боялся. Он так сильно боялся бороться, но всё равно продолжает, хотя нет никакого смысла. Почему? Да хер его знает. Холодная вода неприятно мочила ноги. Отвратительный запах забивался в ноздри, а кровь стыла в жилах. И всё же, ступивший в воды резервуара Антон продолжал подплывать к рядом находившейся крыше дома. Мутная вода была настолько чёрной и зловонной, что ничего нельзя было разглядеть, что же там плавает. Хотя с другой стороны, что могло жить в резервуаре Сальваторе Моро? Разве что только такие же отвратительные существа, как он. Ухмыльнувшийся своей шутке Антон невольно забеспокоился. Движения стали более рванными и резкими. На секунду ему показалось, что он за что-то зацепился, от чего в его рот невольно заползла вода. Кашляя, он всё же сумел добраться до дома. Мокрый, грязный и продрогший, он как старая собака, вышел на поверхность, цепляясь за деревянную поверхность, вылезая из озера. -Ебать, кха. – не смотря на все усилия, мутная вода вместе с рвотой выходит на поверхность из тела мужчины. Ему же остаётся только смотреть на свои грязные руки. – Нахуй это место. Нахуй деревню. Нахуй Мира- Крик ужаса вырвался из его горла, стоило ему почувствовать холодную когтистую руку на своей ноге. Пытаясь стряхнуть её с себя, он столкнулся взглядом с утопленницей. Её кожа была больше похожа на глину, да и рожа не походила на человеческую, будто маска. Седые, грязные волосы росли только по бокам, оставляя лысину сверкать на солнце. Сиськи старухи висели, как старые мешки на её худощавой фигуре. И всё же она была сильна. Серые глаза пожирали Антона, а рот, где не хватало пару зубов, растягивался в неестественной широкой улыбке. Но она сразу же погасла, стоило мужчине со всей силы ударить старуху ногой по роже. Как только хватка ослабла, мужчина отполз подальше, не сводя глаз с уродины. - Отвали сука! У меня жена! – слова сами собой вырываются, прежде чем Антон успевает подумать, бросаясь от старухи, на всех порах, стоило ему увидеть, как она начала забираться на крышу дома, одновременно вместе с этим вздуваясь, превращаясь в огромный шар. Мужчина перепрыгивал с дома на дом, слыша за спиной, как старуху поносило и рвало. Шипящие от её кислоты дома только сильнее добавляли ему скорости. Антон запищал, как девчонка, стоило ему увидеть, как из воды выбиралась маленькая девочка, точно такая же, как и старуха. Ноги подкосились, и тело старейшины упало наземь, отдаваясь болью во всём теле. Он только и мог, что кричать и плакать, не в силах отвернуться от надвигающейся угрозы. До тех пор, пока град пуль не осыпал старуху и девочку, начавшихся резко шипеть и извиваться, будто бы они сейчас лопнут. Спаситель резко выругался и подхватил сзади Антона под мышки, унося его подальше от утопленников, резко взорвавшихся. Мерзкая дрянь, в виде дерьма и блевоты заполонила крышу здания, окисляя его, отчего мутная вода с силой хлынула на него. Лежащий рядом на соседней крыше Антон, беззвучно шевелил губами, говоря не понятно что. Точно не молитву. Скорее проклятия и ругательства. Тень, спасшая его тушу неожиданно зашевелилась, выползая из-за спины подобно тёмной ночи, скрывающей за собой лучи солнца. Только вот Итан Уинтерс сверкал, как никогда ярко. Блондинистые волосы были взъерошены, голубые глаза с усталостью смотрели на мужчину, пока синяки под глазами ярко красовались, будто бы она подрался, а не выспался. И всё же он продолжал выгодно смотреться, выставляя на показ всю свою красоту и уверенность, даже в таком отвратном месте, как резервуар. Да уж, теперь Антон понимал всё восхищение Елены, когда она говорила о чужаке. Нет, чтоб на него запрыгнуть, надо было ей к лорду в койку лезть. Полоумная, ей богу. - Ты как? – тяжело дышавший Уинтерс, медленно убрал пистолет, прежде чем предложить деревенскому жителю руку помощи. – В порядке? Зубы заскрипели, словно Антон собирался заточить их, как нож. Глаза налились кровью и слезами, пока его лицо вспухло и приобрело цвет спелого помидора. Всё его тело задрожало, пока руки с силой цеплялись за крышу дома. Уинтерс же на такую реакцию никак не отреагировал, вполне заебавшийся драться с монстрами из резервуара. Нет никакого смысла обижаться на неблагодарного старейшину. - В порядке ли я? – слова тянутся, как струна, готовые порваться в любую секунду, громко, смачно, оставляя на теле и душе кровавый порез. Ничто не сможет заполнить раны Антона. Ничто не сможет помочь ему преодолеть его скорбь по семье, которую он потерял, по деревне, которую не ценил. Ничто не сможет объяснить ему, почему он продолжал цепляться за жизнь, когда всем вокруг продолжал говорить, что надежды нет. - Пошёл на хер, козёл! – едкие слова протяжно вырываются из мужчины, продолжавшего скрипеть зубами, пар вылетал из его ушей, а сам он больше походил на оживший вулкан ярости. И всё же он схватился за протянутую руку и позволил Итану помочь ему встать. Позволил самому себе довериться чужаку.***
Он никогда не слышал, чтобы Анка кричала. Она часто обжигалась и порой сильно ударялась, но единственное, что Антон мог услышать из её рта – это тихий стон и хныканье. Анка будто бы боялась разгневать своего мужа, характер которого и так был не самым лучшим. Но вот, впервые он услышал её крик, разбудивший его от сладкой дрёмы сна. Мужчина только и мог, что резко подскочить от сна, принимая сидячее положение и обливаясь потом от первобытного ужаса. Его жена никогда не смела поднимать голос, но то, что он услышал мало походило на обычный женский крик. Нет, этот крик был полон отчаяния, ужаса и боли. Самой сильной и отвратительной, которую женщина никогда в своей жизни не испытывала. К своему стыду, мужчина уже хотел убежать. Прямо в мороз, в бурю, в надежде, что она погребёт его под снегом, скрывая от ужасов боли его жены. И всё же, стоило ему встать с кровати, ноги сами собой понесли его в зал. Как если бы он был ребёнком, требующего от своей матери крепких и тёплых объятий. Ласковых слов о том, что это был всего лишь кошмар, который прошёл, а она рядом с ним. Увы, но кошмар только начался. Ноги едва слушались мужчину, но он продолжал осторожно идти вперёд, слыша, как скрипит половица под его грузом. Чувствовал, как пылинки неубранной комнаты оседают в воздухе. Слышал, как за окном ветер завывал свою печальную песню. Треск огня смешивался с странными звуками жевания мяса. Открывая щиколотку двери, мужчине казалось, что он открывает дверь не в зал, а в ад. Разве это нормально бояться собственного дома? Но дом уже не принадлежал ему. Нет, теперь в нём поселилась тварь из леса. Чудовище, напоминавшее чем-то человека, седовласое, с пастью больше походившее на волка, оно в порванной одежде, сидело у самых ног бледной Анки. Её глаза уставились в потолок, стоны едва слышно выходили из её горла. Несчастная доживала свои дни, пока монстр скромно сидел у её распоротого живота. Антон не любил прикосновений, но порой даже такой сухарь, как он, не отказывал себе в удовольствии прижаться ухом к животу беременной жёнушки. Услышать биение сердца своего малыша, почувствовать, как он толкается. А затем мягко поцеловать, вызывая восхищённый писк Анки, не привыкшей видеть своего мужа таким ласковым. Теперь там зияла дыра. Чудовище буквально вырвало куски мяса из тела дорогой жены, являя на свет её кровь, разбрызгавшуюся по всему полу. Мужчина часто видел кишки зарезанных им животных на ужин, но он впервые видел человеческие органы. Отвратительный запах дерьма и металла смешался воедино, превращая некогда живую Анну в бледную и отвратительную тень самой себя. Стоило карим глазам медленно повернуться в сторону людоеда, мужчина почувствовал, как его душа уходит в пятки. То, что когда-то должно было родиться естественным путём, то, что когда-то должно было быть обмыто и завёрнуто в детское одеяло... стало пищей для монстра. Он ясно мог видеть маленькое фиолетовое, кровавое тельце, головку и свисающую вниз пуповину, пока чудовище облизывало крошечные ножки, перед тем, как откусить кусочек. Оно наслаждалось детским мясом, которое ему повезло добыть. Такое нежное и вкусное. Половицы громко скрипнули, распахнувшееся окно впустило в тёплый дом снег, которого так боялся монстр, сумевший добраться до людей из-под земли. Ему следовало бы погнаться за другим человеком, но он был слишком сильно поглощён детским мясом. Снежная буря било в лицо, не щадило некогда тёплое тело. Она морозила, пыталась поймать своими хищными руками его грузное тело, с целью навсегда схватить в свои ледяные объятия. Крики таких же несчастных жителей деревни, как он, потонули в воздухе, отдаваясь эхом. Багровая кровь ярко цвела на белоснежном снеге, вырисовывая следы зашедших на территорию людей зверей и их жертв, которым не суждено было увидеть рассвета. Только холодная луна и звёзды, да пожар в рядом стоящем доме освещали им путь в никуда. Мужчина только заливисто смеялся на глупые попытки жителей спастись, на крики и мольбы Матери Миранде. Ему казалось, что что-то в нём умерло, хотя мужчина продолжал идти в бреду по кровавым дорогам, пока он не очутился в знакомом поле. Стоило карим глазам поймать очертания дома, стоящего на самом холме, как он тут же побежал, задыхаясь, крича о помощи, пока слёзы и сопли текли по его красному лицу. Спасения не было. Так почему же он отчаянно желал его?***
Пробираться по скользким крышам домов было трудно, но терпимо. Итан привык к отвратительному резервуару, как и к его обитателям. Чёрт, после всех этих тварей, с которыми ему пришлось сражаться, не удивительно, что он холодно встречал утопленников, готовый к их нападению. Но надо было признать, они были самыми мерзкими из всех. Ему один раз попался толстый мужчина, склизкий и изрыгающий из себя рвоту на каждом шагу, но Уинтерс ловко бросил тому в брюхо взрывчатку, а тот радостно проглотил, прежде чем взорваться. Это был, наверное, один из самых лёгких боёв, но воспоминания об амбаре дали о себе знать. Итан готов был расплакаться. Ему нужна была поддержка, ему нужен был хоть кто-то, лишь бы не оставаться в одиночестве. Кто-бы мог подумать, что данная честь выпадет Антону. Деревенскому жителю, который изначально был против него в доме Луизы. Даже в убежище он настороженно относился к Уинтерсу, а после спасения от бабушки с внучкой послал его на три буквы. И всё же Уинтерс был в тайне рад такому несносному и раздражающему компаньону. Страшные мысли о Луизиане с каждым шагом, с каждым ругательством Антона тонули, капали в мутную воду, оставляя Уинтерса в покое. Тогда с ним никого не было. Зоя помогала лишь на расстоянии, не решаясь действовать в полную силу, оставляя его наедине со своей жуткой семьёй. Даже после заражения Бейкеры оставались её любящей и заботливой семьёй, где-то глубоко в сердце. Конечно же кроме Лукаса. Ну а несмотря на всё его желание спасти Мию, она, заражённая Эвелиной, сама ранила его, отрубая конечности, смеялась. Не смотря на всю любовь к ней, это было тяжело вынести, тяжело справиться с этим. Тогда он был совсем один. Теперь же с ним нахальный Антон, но как Итан ему был рад, тот не представлял. Да и честно говоря, Уинтерс не сильно хотел делиться с ним своими переживаниями. Мужчина бы просто не понял, какого ему было. Елена, потерявшая отца, пожалуй выразила бы сочувствие, но её здесь не было. - Я только что был в помещении, где находится система контроля осадков. – чужак решил не информировать Антона о том, что встретил Герцога. Не эта информация была самой важной в их разговоре. – С помощью неё мы сможем подать ток на затвор шлюза. Избавимся не только от воды, но и от этих утопленников. - К делу, чужак, я совсем заебался. – стоявший рядом мужчина сплюнул в мутное озеро. – Просто скажи, что делать надо. - Нужно пробраться к мельнице. – мужчина указал пальцем на далеко стоящее здание на другом конце резервуара. С губ Антона вырвался стон отчаяния, но он на это лишь кивнул. Они только собрались повернуть в сторону их спасения, как внезапно Уинтерс остановился, прислушиваясь к звукам. Показалось ли ему или это было рычание зверя. Не ликана и не волколака, но чего-то более громадного... и ужасающего. – Что это было? - Я хрен знаю, что это. – житель деревни подтолкнул чужака к заветной мельнице, стараясь не обращать на звериный рык не смотря на страх и любопытство. – Нужно заняться делом, а не пиздеть тут, как какие-нибудь курицы. А то эти ублюдки опять верну-ууу-ться. Твою мать! Знакомые утопленники полезли с резервуара, протягивая свои руки к мужчинам. Не теряя времени, они оба помчались по крышам домов, чуть ли не поскальзываясь, пока парочка утопленников ползла за ними. Остальные же, прекрасно чувствуя себя в воде, плыли с невероятной скоростью за своим живым кормом, стараясь загнать их в угол, откуда они не смогут сбежать. Проржавевший корабль, не понятно откуда взявшийся в резервуаре возник прямо перед путниками. Переглянувшись, мужчины без слов поняли друг друга. Ворча себе под нос, Антон резко схватил Итана на плечи и поднёс к верху, пока тот не уцепился за судно, прежде чем еле как поднял забеспокоившегося Антона, стоило двум утопленникам подойти совсем близко. - И, ох, и что дальше? – запыхавшийся Антон с надеждой глядит снизу верх на Итана. Шестерёнки в голове чужака работают с удвоенной силой, пока, наконец, они не становятся в ряд. Какой-никакой, а план есть. Мужчина хватает деревенского за руку, уводя подальше от входа. Достаёт из рюкзака взрывчатку с зажигалкой и отдаёт в руки заволновавшемуся Антону. - Я соберу на палубе всех этих уродов, а ты на палубе тихо сиди. Как только крикну тебе, то сразу же поджигай фитиль и бросай в них. – неожиданная встряска движет корабль и Уинтер с ужасом глядит, как утопленники наваливаются друг на друга, лишь бы оказаться в одной с ними лодке. Страшно. – Давай, быстрее прячься! И как тогда на том корабле, с этой малявкой Эвелиной, Итан берёт всё в свои руки, несмотря на страх. Успевшие вывалиться на палубу ублюдки радостно смотрят на Уинтерса, пока другие только залезают. Дробовик приятно ложится в руки, но ещё более приятно стрелять из него по врагам. - Официально заявляю! – парочка утопленников мрёт, но большая часть умных засранцев ловко обходит пули, умно прячась за трупами. Итану приходится кружиться с ними в танце, пока корабль трясёт в сточной воде, а ходячие мертвецы продолжают прибывать. – Это самое отвратное место в этой ебанной деревне! Ярость и обида застилают ему глаза, и Уинтерс уходит в себя. Звуки пропадают, он не чувствует отдачи, отдаваясь всепоглощающей ненависти. Его собственное имя из чужих уст едва долетает до него, и он просто не обращает на это внимание, не понимая, что заигрался в самоубийцу. До тех самых пор, пока человеческая, живая рука не берёт его за шиворот, унося за собой, а знакомая взрывчатка летит перед глазами. Взрывная волна отбрасывает двоих мужчин на лестницу и боль пронзает затылок. Но ещё сильнее болит голова, как и звон в ушах. Адское пламя и то приятнее, чем острая, режущая боль. На пару мгновений Уинтерсу ничего не остаётся, кроме как закрыть глаза и отдаться своим чувствам. Прежде чем запах хорошо прожаренной рыбы вперемешку с дерьмом доносится до его ноздрей и ему открывается взор на гору теперь уже точно мёртвых утопленников. - Я тебе кричу, а ты скотина, там орёшь, как бешенный. – разложившийся рядом деревенский мужчина, тяжело вздыхает, продолжая ворчать, как старый дед. – Бля, ты меня напугал. Я прям, как эти уроды. Сам обосрался. Грустный смешок вырывается из губ Антона, прежде чем он перерос в неконтролируемый истеричный смех. Для Итана это звучит почти что, как приглашение и он также присоединяется к ненормальной реакции на происходящее. Вместо того, чтобы готовить шашлыки на дворе, выпивать пиво и болтать о семьях, как нормальные люди, они сидят все в грязи и крови и с удовольствием глядят на гору жареной недо-рыбы, хотя когда-то они были нормальными людьми. Но нормальность уже давно покинула мужчин, оставляя после себя сияющее безумие чистого разума. И не понять, кому было хуже. Чужаку, жившему долгое время припеваючи, и лишь один момент в Луизиане подорвал его целостный мир. Или деревенскому жителю, который с самого рождения жил под дланью чудовищ, не зная, что всё это время он рос, как свинья на убой до нужного момента. Куда не глянь, везде пиздец, просто с разных сторон. Остаётся только жалеть себя, да смеяться над всей этой убогой картиной. Приятные моменты в столь тяжёлые времена всегда прерываются особо жестоко, оставляя после себя лишь горечь разочарования и обиду на несправедливость. Рычание монстра приближается слишком быстро, чтобы успеть хоть как то отреагировать и мужчинам только и остаётся, что хвататься за что рука подвернётся, лишь бы не упасть в воду из-за морского чудища, разрубившего и так хрупкий корабль напополам. - Нееет, не позволю! – ужасное и отвратное бульканье и вопль зверя доносится изо рта огромной рыбы, некогда бывшей всё таким же мерзким, хоть и меньших размеров, Сальваторе Моро. – Мама будет мною гордиться! Я стану её любимчиком, а не ты! Я ЛУЧШИЙ! Если лорд и был хоть в чём-то лучшим, то по мнению Итана Уинтерса, он умело портил редкие, счастливые моменты отдыха. Мудила. Прям, как Лукас.