Из огня да в полымя

      Было тепло и спокойно. После столькой боли, девушка с удовольствием зарывалась носом в подушку, укутываясь одеялом вместо кокона. Казалось, раскрой его и выпорхнет бабочка вместо гусеницы. Только вот если тело Елены было готово хоть сейчас вступить в бой, душа её изнывала от пережитых ужасов. Слишком много для такой обычной, домашней деревенской девушки, как она. Никто не был готов к нападению монстров, и Лупу задержалась на этой земле дольше, чем следовало бы.       Хуже всего было переживать за других людей. За снующих в резервуаре Итана и Антона, где на каждом шагу их поджидала смертельная опасность. За девочку, запертую с семьёй Хайзенберга, как в клетке с дикими животными. А она в это время нежилась в постели со злодеем. В котором была частичка добра, но её было так трудно принять с остальным грузом.       Елена осторожно поворачивает голову в сторону храпящего лорда, от чего ранняя пташка может разглядеть его так много, сколько ей вздумается. Он выглядел таким... беззащитным. Уязвимым и наконец-то отдохнувшим. Хайзенберг знает, что девушка не причинит ему вреда и поэтому позволил себе расслабиться, деля постель на двоих.       Елена и Леонардо часто спали в одной большой постели у станка, когда было совсем невыносимо холодно. В детстве девочка и вовсе не могла уснуть без знакомого храпа под боком, заменявшим материнскую колыбельную. Леонардо был худее Хайзенберга и полностью седым, и всё же на какое-то время Елена почувствовала себя как дома.       Ужасное чувство. Зная, что до знакомства с ней лорд не считался ни с одним деревенским жителем, а её отец превратился в чудовище... чувство безопасности казалось таким ложным и хмурым, что легче было бы удавиться. Вместо акта самоубийства, Лупу осторожно встаёт с кровати, к ужасу замечая, как близко к ней находился лорд, хотя искать чужое тепло на такой жаркой фабрике не было никакого смысла.       Жизнь в деревне была серой и порой унылой. Все вставали в одно и то же время, занимались одними и теми же домашними делами. Каждый знал своё место. И эта привычка никуда не делать, но наоборот возросла куда сильнее, возникая при каждой удобной возможности, лишь бы почувствовать под своими ногами почву, сделать день более нормальным, чем он был на самом деле.       Поэтому Елене даже думать не приходится, раз её тело само знает, что ей нужно было. Не говоря уже о том, что она так долго убиралась в этой комнате, что выучила её наизусть, как и свой родной домик в деревне. Елена надевает поверх новой ночной рубашки старую деревенскую одежду, оставленную сушиться на батарее. Она как черепаха цеплялась за свой панцирь, не желая существовать без этой защиты.       Ноги передвигаются по полу тихо и бесшумно, как будто по фабрике сновал призрак, а не девушка, чья цель заключалась в том, чтобы не разбудить и ненароком не разозлить лорда. Старая добрая кухня встречает Елену мягким светом и она сразу же проверяет шкафчики кухни, намереваясь приготовить как можно больше еды, лишь бы чем-нибудь себя занять.       - Я только проснулся, а моя Золушка уже работает. – мурлычущий спросонья голос доносится со стороны двери и Елена поворачивается на его звук, спокойная, но всё же удивлённая, привыкшая к утреннему одиночеству. Стоящий в той же зелёной майке и трусах-боксёрах, мужчина нервно трогает заднюю часть своей шеи, пыхтя своей любимой сигарой. - Кто куда, а бабы сразу на кухню, хах.       Елена неловко кивает, опуская взгляд на кастрюлю. Неловкость и застенчивость с обеих сторон ощущается остро, опадая на языке. Постояв немного дольше чем стоило бы, мужчина чертыхается и покидает общество девушки перед тем как вернуться на кухню, на этот раз полностью одетым. Только шляпы и пальто не хватало для завершения образа, но очки и перчатки на месте, как и положено.       Елена ожидает, что он ей что-то ещё скажет, но мужчина только садится за кухонный стол, ожидая когда девушка закончит готовить к рису мясо и тушёные овощи. Только вот в отличии от всегда собранного отца, Хайзенберг как малец качается на стуле, запрокинув голову и руки назад, вытягивая вперёд ноги. Адекватное сидячее положение он принимает только тогда, когда перед ним ставится тарелка.       - Ну посмотрим, что ты сварганила на этот раз. Садись. – мужчина кивает на соседний стул, но заметив, что девушка продолжает стоять истуканом над его фигурой, приглушённо рычит. Не пугая, но предупреждая. - Я сказал садись!       Елена вздыхает, то ли от усталости, то ли от страха. Мужчина вызывал море эмоций, самых разнообразных и порой было трудно понять, какая именно остановка ждала девушку, вынужденную сосуществовать с таким индивидуумом. Не сказать, что ей не нравилось, но всё же это было утомительно. Елена присаживается напротив лорда, набивавшего себе брюхо.       - Признавайся, лютик. Отравила свой шедевр, чтобы я загнулся? – мужчина смачно запихивает ложку еды себе в рот, пока вода стекала по его губам. Елена смотрит на свою пустую половину стола и на кастрюлю, полную мясом, овощами и рисом.       - Я просто не хочу есть. – оправдывается, хотя это и было правдой, но в случае с лордом никогда не знаешь, как он отреагирует на то или иное заявление. Тем не менее, он неожиданно кивает, принимая её решение. Тогда она набирается смелости. – Можно я навещу Сашу? – мужчина хмурится, и девушка готова вырвать себе язык.       - Это кто? – не важно, не помнил ли он её на самом деле или издевался, всё одно.       - Девочка, которую ты запе... оставил со своей семьёй. – что-то просыпается в Елене и она наконец чувствует, как жизнь возвращается в её тело, заставляя работать органы. – Она же совсем ребёнок. Ей там страшно и одиноко и она давно нормально не ела!       - Даже не знаю, она плохо себя вела, да и ты мне нервы потрепала. – мужчина играется, задумчиво трогая свой подбородок, прежде чем не улыбнуться притихшей Лупу. – Так и быть. Но для этого тебе надо развлечь меня, волчонок.       - Чт.. как? - девушка давится воздухом, пока Хайзенберг разводит руками, отдавая всего себя ей на "растерзание".       - Не знаю, придумай. Голова же на плечах есть? - мужчина корчит лицо, делая вид, будто бы ищет названную часть тела на месте. - Я и так всю жизнь с этим паразитом всех развлекал, так пусть хоть я побуду настоящим зрителем.       С ранних лет деревенская девушка была прилежной, послушной и всегда уважала старших. Но оправдывать скотское поведение нельзя. Грубость отца это одно, но отказ кормить ребёнка из-за задетой гордости это другое. Впервые Елене захотелось дать пощёчину Хайзенбергу, но если она хочет получить желаемое, надо играть по его правилам. Только вот у неё не было идей о том, как развлечь лорда, кроме разговоров. Какая же Елена скучная.       - Почему-почему ты носишь все эти вещи, - девушка жестикулирует, резко от смущения показывая на себе, прежде чем не закончить предложение от столь недоумевающего взгляда владыки. – на груди? Они что-то значат для тебя?       Мужчина жуёт, пристально разглядывая девушку, и Елена невольно наклоняется ближе, нервничая, ожидая ответ.       - Они выглядят круто. – мужчина чавкает, прежде чем просто ответить только было заинтересованной девушке, ожидавшей интересной истории, а взамен получившей типичный ответ мальчишки, играющего в солдатиков. Лупу должно быть плевать, но невольно она чувствует разочарование. Мужчина продолжает есть, ожидая от неё следующих действий, но девушка просто не знает, что ещё она хочет спросить, что ей стоит сказать.       - Хватит уже молчать и стрелять глазками в стол. – мужчина выглядит раздражённым, но не злым, и всё равно Елена обижено смотрит на лорда. – У меня и так полно трупов, мне не нужен ещё один женского пола под боком.       - Тогда не надо было меня забирать с собой! – девушка огрызается через зубы, от чего мужчина хрюкает, прежде чем схватить свои ручные весы с груди и показать их ей перед носом.       - Осторожно, девочка, мне кажется ты охереть как сильно мне дерзишь! – мужчина кладёт весы обратно себе на грудь, не сводя глаз с лица Лупу. – Если бы не я, ты и твоя маленькая шмакодявка давно бы плавали в этом чёртовом резервуаре. Могла бы спасибо сказать, но нет, надо показывать свои зубки. – мужчина обвинительно указывает на Елену своим пальцем, приподнимаясь со стула. – Из-за тебя я не смог связаться с нашим дорогим папочкой, а он между прочим не знает, где спрятана колба с его дорогой дочуркой, которую я оставил в крепости из-за тебя!       - Я Антону рассказала о твоём плане, а он пошёл в резервуар вместе со мной и Сашей! – девушка повышает голос в ответ, привстав со стола. Как бы ей не хотелось ответить Хайзенбергу, что колба оказалась не на фабрике из-за его характера, она прикусывает себе язык. – Он мог встретиться с Итаном и рассказать ему об этом.       - Серьёзно, решила направо и налево болтать о моей цели, к которой я, блять, шёл столько лет? – мужчина тяжело вздыхает, шокированный глупостью девушки, плюхаясь на стул. – Ну, ты и даёшь. Привыкла доверять деревенским, будто все они твои друзья? – девушка только злобно смотрит на него, не замечая, как он делает различие между ней и жителями.       - Антон расскажет Итану о плане, и тот согласится, я верю в это. - голубые глаза устремляются в чёрную бездну, скрывающую бурю цветов, как и чувства, о которых ей не следует знать. - Итан придёт и вам больше не придётся терпеть нас. - лицо владыки непонятно отчего темнеет и Елена спешит посмотреть на такую заманчивую стенку. Трусиха.       Пожилой мужчина и молоденькая девушка затихают, смотря по разным углам, наконец пробуждаясь от спокойного сна, который им не видать в этой деревне. Елена совсем уже потеряла надежду, придумать что-то забавное, хотя на ум пришла идея с салками, где жертвой был бы Карл... Как вдруг лорд, как всегда ворча, не взял железный поднос, накладывая в миску еду под удивлённый взор девушки. Елене хочется верить, что ему просто стало жалко маленькую девочку, но владыка подаёт голос, вытаскивая Лупу из своих фантазий.       - Так и быть, получит твоя мелочь жрачку, а с тобой. – мужчина комично указывает ложкой на девушку, но ей совсем не смешно. – мы ещё поговорим.

***

      Страдания и несчастья нескончаемо падали на чужую голову, как град в самую зимнюю погоду. Такой, что от него никуда не деться, не защитить себя, не согреть. Чужие дома, где можно разглядеть свет, были закрыты перед несчастным созданием, но если добрые люди всё же решились впустить к себе в дом замёрзшего ребёнка, метель сметала их дом подчистую.       Саше казалось, что она тонет в мутной воде, задыхается от жара, и это было нескончаемо. И каждый раз, когда она цеплялась за взрослого, тот всегда пропадал, и ей приходилось рассчитывать на себя. Даже родители отдалились от неё, заперевшись в своём мирке ещё до того, как Василь превратился в чудовище.       Несправедливо. Она ребёнок, она не должна так часто пугаться и страдать. Олару хотелось ввязаться в приключения, но теперь всё о чём она мечтала, так это снова вернуться под крыло матери и наконец-то стать послушной дочерью. Потому что это куда лучше, нежели существо с которым её запер лорд Хайзенберг.       Старая и откровенно говоря мёртвая «мама» ужасно пахла, а её кожа была обветренной и шершавой, как бумага. Когда лорд всучил девочку своей матери прямо в руки, Саше казалось, что её вырвет. Несмотря на костлявые руки, хватка женщины была стальной, но всё же Олару выпуталась из этих отвратных пут. Только затем, чтобы прямо перед её носом закрылась дверь.       Она кричала, билась ногами и руками о дверь, но лорд упрямо игнорировал её. А Елена ничем не могла помочь. Но стоило Саше услышать, как Хайзенберг крикнул, что он ещё пожалел девочку, по её спине прошлась стая мурашек. Если он называл это жалостью, то что могло ждать её в ином случае? Неужели он бы раздробил её кости и создал мини-солдата, коих девочка успела разглядеть, пока троица путешествовала по фабрике?       Не получив ответа, девочка смиренно опустила руки, уставилась блеклыми глазами в пол, прежде чем не развернулась к двум обитателям этой ужасной комнаты. Клаус доедал свою кость куда резвее, чем раньше, будучи обиженным, что Карл не пришёл к нему в гости. А «мама»... с улыбкой протягивала к ней руки, пытаясь успокоить и уговорить лечь рядом с ней. Выходило у неё это плохо. У Саши на это была одна реакция.       Она расплакалась.       Разревелась как никогда в жизни. Просто запрокинула голову назад и заорала в голос от отчаяния. Она так сильно лила слёзы, что её горло и голова разболелись, а из красного носа бесконтрольно лились сопли. Олару не хотелось быть одной, но уж лучше сидеть в одиночестве, чем быть запертой со столь страшными и ужасными монстрами, пытающихся проявить толику заботы и любви, как в насмешку над законами природы.       - Я-я хочу к мамеее – ужасный вопль доносится из её горла и девочка падает на свой зад с грохотом поднимая пыль вокруг себя. Она хотела на руки и к папе, и повеселиться с Еленой, услышать рассказы Итана о другом мире, похвалу Антона. Всё и сразу. Но сердце любого ребёнка прежде всего стремится именно к матери.       Эти слова, как гром среди ясного неба, изменили всю обстановку ужасной маленькой комнаты, пропитанной смертью. Сидящий на корточках Клаус нервно дёргает своей деформированной губой, не сводя глаз с плачущей девочки. Видимо уловив нечто знакомое из далёкого детства, его тело дрожит, а затем он присоединяется к Олару, горько плача и постанывая, как собака, нежели человек. Будто бы она вытащила давно утерянные воспоминания и травмы.       «Мама» совершает же невозможное. Она встаёт с кровати, чтобы сразу же упасть. Ползком она приближалась к ребёнку всё ближе и ближе, как монстр, желающий отведать человеческой плоти. В её глазах плещется раскаяние и забота, но этих человеческих эмоций толком не разглядеть. Поэтому когда всё же мёртвая женщина обнимает девочку, та кричит от ужаса, не в силах оторвать свои красные глаза от открытого мозга. Вонь была невыносимой и не сумев сдержаться, девочку тошнит прямо на розовое платье в дырках, но старухе всё равно на одежду.       В глазах мутнеет и мир обращается в тёмную, спасительную дымку, из которой не хочется уходить. Тело слабеет и Саша проваливается в бездну, такую страшную и далёкую, но куда более безопасную, чем семья, с которой ей пришлось жить под одной крышей. Перед тем, как окончательно потерять сознание, ей кажется, что до её уха доносится старый, хриплый голос, будто человек давится, чтобы за много лет молчания хоть что-то сказать.       «Мама рядом»

***

      Ещё до того, как Саша открыла глаза от сна, у неё не было надежды о том, что всё это было кошмаром. Что стоит её подняться с кровати и она увидит, как дедушка Иоска спит на соседней лежанке, громко храпя. Папа работает на улице, а мама готовит свежую еду на всю семью. Нет, всё это кануло в лету.       Потому что стоило ей проснуться, как первым, что она почувствовала, был запах. Трупный, пропитанный экскрементами и кровью. Это было отвратительно, но каким-то образом Олару за это маленькое время, проведённое в комнате, смогла привыкнуть к нему. К чему она не собиралась привыкать, так это к стальным костлявым объятиям и вязкой слюне, покрывшей голову девочки. Её щёки болели и были мокрыми и липкими, как если бы старуха целовала её всю ночь напролёт. Увы, даже если Саша откроет глаза, она не сможет узнать, наступил ли день или это всё ещё была ночь.       И всё же Саша открыла глаза. Она почти застонала увидев перед собой такое близкое ужасное лицо, спокойное и умиротворённое во сне, но не менее пугающее. Девочке было некомфортно от рук, покоившихся на её теле и потихоньку, стараясь не разбудить существо, Олару отползала от хватки, покидая большую грязную кровать.       Её тело было слабым и уставшим, голова продолжала болеть с неистовой силой. Девочка тупо оглядывалась по всей комнате, пытаясь выцепить хоть одну деталь, которая могла бы помочь ей выжить, приспособиться, а лучше сбежать. Глупая мысль и Саше уже давно бы стоило понять, что мир так не работает, и надежды на спасение нет, но она как упрямая ослиха продолжала играть в героя. И плевать, что она девочка, если рыцаря у неё не было, она сама им станет, лишь бы сбежать от дракона.       Саша с интересом осматривала явно дорогие предметы, погребённые в пыли и паутине, не понимая, как семья лорда могла до такого докатиться. Конечно Саша слышала краем уха слухи от детей из Восточного Города об ужасном виде лорда Моро и не менее отвратительном резервуаре, но ей было сложно представить, как лорд мог жить в такой грязи. Даже жители деревни жили куда лучше, чем он.       Образ чудовищной формы Моро вызвала паническую дрожь у девочки, попытавшейся себя успокоить, вытирая лицо и глаза. Он, как и ужасный монстр, принявший облик Василя буквально впились в её сознание, меняя и перестраивая его по-новому. Хотя, правильнее будет сказать ломая. Саше не верилось, что если она, Елена и Итан смогут выбраться из деревни, девочка сможет жить как прежде. Пережитые ей ужасы не так просто забыть.       И всё же благодаря этому испытанию она получила особую награду в виде веры. Может ли быть, что её родители живы? Возможно, чудовище «Василь» решило просто похитить их, но таким... не самым приятным способом. Дедушка тоже мог выжить, ведь ему уже давно стукнуло за шестьдесят, а он всё не покидал земной свет цепляясь за него руками и ногой.       Ведь лорд Моро не собирался причинять ей вреда не смотря на весь ужас, который он внушал своим видом. Он хотел заполучить Олару в свои руки, чтобы... чтобы что? Сделать своей дочкой, провести над ней какой-нибудь ритуал и применить заклятие. Или оставить на десерт, как закуску после основной еды. От последнего варианта Саше хочется снова вырвать, но слава Чёрному Богу, ей нечем. Но по крайней мере, чудовище из убежище так же могло сохранить жизнь мамы и папы на некоторое время, прежде чем съесть.       А это значит, что она должна спасти их.       Девочка окончательно просыпается и начинает осматривать комнату куда более тщательно, несмотря на слабость в теле. Каждый раз, когда ей приходилось нагибаться, она это делала медленнее, чем стоило бы, лишь бы не упасть. В конце концов, она смогла найти нечто интересное... выход.       Спрятанный под кроватью люк был гнилым и ржавым настолько, что решётки, закрывавшие вход просто валялись рядом с ним. Девочка хотела было уже заползти туда, но красные разводы испугали её до ужаса. Именно в тот момент, Саша поняла, что Клауса нигде не было видно. Стоило ей подумать об этом, как яркий трёхцветный огонёк зажегся в тёмном своде люка, а кроваво-красная морда не высунулась наружу, обнажая улыбку.       - Ииик – сердце подпрыгнуло ввысь, а дыхание спёрло, девчонка сразу же начала отползать от кровати, с ужасом смотря, как мужчина надвигался прямо на неё. – Н-не надо. Не трогай. – не в силах подняться, отползая на заду, Саша с ужасом наблюдала, как фигура мужчины наконец выползла из-под кровати, всё так же не вставая на ноги, но нависая над девочкой. Он потянулся к ней, и Саше показалось, что он решил съесть её. – Я всё маме расскажу!       Мужчина на её заявление только хрюкнул, продолжая надвигаться на неё, как если бы он был разумным. Сложно было не сойти с ума в таком месте, как фабрика, и всё же каким-то образом в Клаусе просыпалось забытое человеческое чувство и понимание мира, но искажённое и развращённое. Её же надежда на старуху, которая была его матерью, так и вовсе смешны. Саша уже было собралась закричать, как железная дверь с грохотом открылась.       - Какого хрена ты полез на малышню, идиот?! – страшный необычный акцент громом разносится по всему помещению, от чего даже мирно спящая старуха воротится во сне. Клаус вздрагивает, но тут же с обидой смотрит на брата, выпрямляя спину. Хайзенберг только фыркает. – Ох, посмотрите на него, нашёл на что обижаться, дурень. Вот поэтому я не хочу навещать тебя.       - Яя-я еенаиу ебя – изуродованный мужчина топает ногой, как дитя малое, кричит и убегает в другой угол комнаты, сворачиваясь клубочком. Вместо того, чтобы идти в объятия сумасшедшей матери, готовой его утешить. – Ееавиууу ебяяяя.       Лорд на это только тяжело вздыхает, прежде чем полностью зайти в комнату. Увидев перед собой возвышающуюся фигуру, Саша отходит на пару шагов, и несмотря на желание спрятаться под кроватью, глядит на лорда исподлобья, обижено и злобно. Ей бы стоило поучиться манерам и вести себя более прилично в такой-то ситуации, как эта, но она просто не может пересилить себя.       Мужчина на эту смелость только поднимает бровь, скрывая свои дьявольские глаза за не менее адски чёрными очками. Сашу с детства учили уважать и любить лордов, ведь они стояли почти вровень с Матерью Мирандой. Но Олару вмиг забыла родительские уроки, после всех ужасов, которые ей пришлось пережить. И хоть вера в пророка всё ещё жила в её юном сердце, места для лордов там не осталось.       - Ну что ты смотришь на меня, мелочь? – мужчина скалится, обнажая зубы. Ему совсем не нравилось общаться с детьми, Саша это сразу же уловила. По всей его мимике и жестах было заметно, что он пошёл на контакт с ней через силу. – Или мне позволить Клаусу тебя съесть? Одной проблемой меньше.       - Где Елена? Что вы с ней сделали? Что с нами будет? – девочка сжимает кулаки, продолжая сверлить взглядом грубого лорда. Смелости ей не занимать и она чувствовала, что ей это аукнется, но желание разобраться во всём этом было сильнее. – Я хочу увидеть её!       - Тц, убавь звук, пацан, или это сделаю я! – мужчина закатывает глаза, прежде чем рукой показать ей заткнуться. На секунду Олару может заметить, как его пальцы сжимаются в кулак, и ей становится тревожно, как бы он её не ударил. Но мозг отказывается думать, цепляясь за определённое слово.       - Хватит! Я девочка! Я девочка!– Саша набирается смелости и делает шаг на встречу к лорду, крича от гнева ему в лицо. – Отпустите меня! Я хочу к Елене и Итану! Я хочу – желание продолжить тираду быстро исчезает, и она чувствует, как её сердце упало наземь от столь переполненного гневом лица Хайзенберга. Он осматривает её с ног до головы, пытаясь понять, а так ли ему нужно было заходить к маленькой засранке. Видимо нет.       - Если ты не заткнёшь свою пасть, пацан, то будь уверен, я оставлю тебя с маман на всю твою сранную никчёмную жизнь. – взгляд лорда перемещается на обеспокоенное существо, прежде чем со злорадством, скрывающим толику грусти, заметить очевидную вещь. – Тем более ты ей понравилась. Я даже завидую!       Девочка замолкает, уставившись в пол, панически представляя, как она снова будет заключена в костлявые объятия. Нет, нет, нет. Лучше уж она переступит через себя и будет хорошей девочкой, забудет обо всех глупых делах, лишь бы не жить рядом с «мамой».       Саша вздрагивает, в ужасе глядя как на место, куда был устремлён её взгляд, из ниоткуда падает металлический поднос с едой, часть которой упала наземь. Если говорить об отношении к ней Хайзенберга, Саша ожидала, что он будет кормить её грязью. Но как назло, он принёс свежеприготовленную яхнию и рис. В животе забурчало, а слюни наполнили род младшей Олару. Не дожидаясь приглашения, она опустилась на колени, руками хватая еду и пожирая её на глазах у всех семьи лорда.       - Вот такой ты мне больше нравишься. – мужчина усмехается, смотря на девочку сверху, подобно богу, глядящему на червей. Его лицо смягчается, прежде чем что-то переклинивает в нём и он подбрасывает сапогом рис и бросает в сторону Олару. Следующее что видит перед собой униженная девочка, его склонившееся мрачное лицо. – Чтобы получить свободу придётся потерпеть. Уяснила? – кивок и мужчина успокаивается, кивая ей на прощание, прежде чем хлопнуть дверью.       Униженный и одинокий ребёнок лишь немного сверлит дверь глазами, прежде чем вернуться к поеданию еды, как собака. Попытавшийся стянуть кусочек мяса Клаус получает сапогом в нос, прежде чем увидеть спину девочки, отползшей в угол комнаты, сжимавшей миску с едой возле сердца, защищая, как ребёнка.       Саша чувствовала, как что-то умирало в ней, как её сердце становилось холодным и горячим одновременно. Она всё ещё была ребёнком, верящим в чудо и волшебство, которому была нужна ласка и забота взрослых. Но если Олару хотела выжить и получить назад своих родителей, она должна быть сильной. Как герои её любимых сказок, все они страдали перед тем, как получить награду и снова жить в стране наполненной счастьем и радостью. Ей было плевать, что у лорда очевидно были какие-то проблемы с детством и семьёй, она не заслужила к себе такого обращения, только потому что маленькая и выглядит как мальчик. Взрослые не должны обижать детей.       И всё же не смотря на уверенность в своих силах и желании исполнить побег, Саша не может не заметить, как её еда стала горькой от детских слёз.