А я и дальше буду любить своего эмобоя

      — Серёж, ты… В голове все мысли вмиг смешались в кашу. Олег терпеть не может кашу. В детдоме её каждый день давали на завтрак, а он каждое утро намеренно игнорировал приём пищи. Но эта каша — её игнорировать невозможно. Мысли решают устроить скачки, поэтому только Олег цепляется за одну, как та сразу же ускользает. И так с каждой. Олег пытается схватиться за что-то в голове, чтобы сохранить хоть толику самообладания, но кажется, что все его жалкие попытки становятся тщетны. Ещё после таинственного взгляда из-под (черт, это что, стрелки?) становится все ясно. Олегу пиздец, можно даже не стараться держать себя в руках, не получится. А Серёжа улыбается. Он знает, что сейчас у Волкова в голове. Он чувствует, что попал именно в цель, как в скважину души Олега ключом, и теперь каждый уголок секретной комнаты для него открыт. Сережа знает, о чем он думает. Знает, как тот хочет прижать к себе тело Разумовского за талию, как хочет властно и по-собственнически провести ладонями по этим ногам, предварительно усадив парня к себе на колени. — Серёжа… — рычит Олег чуть слышно, от тона голоса которого по всему телу Разумовского пробегают мурашки. Тот смотрит на парня, ловит каждую детальку в его внешнем виде, и сердце стучит так, словно хочет выпрыгнуть в руки этого человека в кожанке с шипами и с чёрным ошейником на загорелой коже. Серёжа часто обсмеивал непостоянность в настроении Олега, ведь буквально на прошлой неделе у того были сине-зелёные волосы, а месяц назад малиновые патлы можно было заметить из любой точки мира. Может, он поэтому и вернулся в свой тёмный цвет. Но Серёжа уверен — это временно. Что во внешности Олега всегда неизменно, так это чёрные тени и подводка, подчеркивающая его тёмные чарующие глаза. Олег подходит к «тихо-мирно» сидящему парню, залезает с ногами на кровать, прямо в кедах и кожанке, так, как ввалился в эту чёртову комнату пару минут назад. Олег моментально сокращает расстояние между ними и жадно впивается в чужие губы. Не рассчитывает силу напора и впечатывает парня спиной в стенку, благо, успевает подложить ладонь в районе рыжего затылка, чтобы тот, не дай бог, не ушибся. Серёжа довольно мурчит и улыбается в поцелуй, льнет, требует больше касаний, ему всегда мало, хочется больше, сильнее, мощнее. Это же Олег. Он всегда готов дать ему то, что хочет. И даёт. — Сережа, ты охуел? — рычит куда-то в шею парня, уже и не помня, как все-таки оказался сам прижат к стенке и когда это Серёжа успел перебраться к нему на колени. Прикусывает мочку уха, обдав его горячим дыханием. Руки блуждают по телу, залезают под футболку к проколотым пару месяцев назад соскам, прекрасно зная, как они чувствительны. Ладони спускаются ниже, к тому, что и заставило Олега замереть посреди комнаты. — Где ты нашёл эти сетчатые колготки? Сережа, ты охуел? — вновь повторяет Олег, внезапно вцепившись зубами в бледную кожу на шее, вызвав у парня негромкий вскрик. Как же Олег любит эту эмоциональность и податливость парня, не описать словами. Только тяжкими вздохами. — Купил… — на выдохе произносит Сережа, чувствуя, как руки на бёдрах усиливают хватку. Вот ведь чертовка, губу нижнюю прикусывает, бровки домиком, и тому подобное по тексту старой песни, — Тебе не нравится? — и легонько скребёт чёрными ноготками спину. Хитро так улыбается. Лис. Знает же, что нравится. Даже слишком нравится. Олег любит говорить Сереже, какой он красивый, любит наблюдать, как кончики ушей краснеют, а на щеках появляется румянец. Олег влюблен в этот контраст между распаляющим и соблазнительным Разумовским и стеснительным, вечно краснеющим и смущающимся от каждого комплимента Серёжей. — Очень нравится. — уверенно восклицает Волков, заботливо приподнимаясь, дабы помочь Сереже стащить с него кожанку, заднюю часть которой, кстати, они вдвоём раскрасили в самые разные цвета при помощи баллончиков с краской где-то за гаражами. — Ты очень красивый, просто невероятно. Серёжа опускает взгляд, но Волков нежно перехватывает его за подбородок, заставив вновь посмотреть на него. — Лисёнок мой… — одними губами произносит Олег, окончательно вгоняя в краску бедного парня. Волков ласково поглаживает большими пальцами талию Разумовского, освободив его от мешковатой футболки, тем самым пуская по коже парня разряды тока. Серёжа игриво улыбается и пару раз ерзает на чужих бёдрах, имитируя толчки. — Не делай так. — А то что? Олег толкает парня в плечо, роняя его спиной на кровать, и нависает сверху. Оставляет поцелуй на губах, спускается к подбородку, рассыпает касания на шее и ключицах, выцеловывает каждый сантиметр кожи. Обхватывает губами левый сосок, играется с пирсингом, одновременно теребит пальцами правый. Чувствует, как чужие пальцы заползают в волосы и чуть-чуть сжимают взлохмаченные тёмные патлы. Слышит сбивчивое дыхание сверху и победно улыбается. А вот что, Серёжа. Серёжа извивается на постели, откидывает голову назад, пытается прикрыть лицо подушкой, но ему тут же мешает рука Волкова, которая нежно проводит по щеке, а губы шепчут «пожалуйста, не прячься от меня». И он не прячется. До боли прикусывает нижнюю губу, прикрывает глаза в наслаждении и поскуливает чуть слышно, умоляя парня продолжать и не отвлекаться на какие-то там подушки. Олег спускается все ниже, выстраивает дорожку из поцелуев, чуть тормозит на нижней части живота и с рваным выдохом приспускает злосчастные сетчатые колготки. Изнывающий от недостатка ласки член трется о черную сетку, что доставляет скорее дискомфорт, у Серёжи уже нет сил это терпеть. Только он хочет пожаловаться, как стонет в голос, почувствовав уверенную руку, медленно проводящую по всей длине вверх-вниз. — Какой ты красивый. — вылетает изо рта Волкова пылкое. Олег любуется. Серёжа то и дело закатывает глаза в наслаждении, рот приоткрыт в немом стоне, руки ищут чужие плечи, ладони, колени, хоть что-то, толкается бёдрами навстречу руке, приглашающе расставляя ноги шире, будто бы крича «посмотри, что ты со мной делаешь, не смей останавливаться». Олег ловит на себе взгляд широко распахнутых зелёных глаз и, одарив парня полуулыбкой, опускается ниже и умело проводит языком по головке, ведёт широко до основания. Медленно берет глубже и томительно посасывает, массирует языком ствол. — Боже… — чересчур шумно выдыхает Серёжа и даже поскуливает, вот черт, вообще не умеет сдерживаться. А ведь не в квартире со звукоизоляцией тусуются, а в маленькой комнатушке общаги с картонными стенами. Но, черт, его надрывающийся голос сводит Волкова с ума, он просто не может просить его быть тише. Это было бы издевательство высшего уровня как для Серёжи, так и для него самого. Олег замечает, как чуть ли не с каждым касанием, мышцы живота напрягаются все сильнее, а почему-то холодная ладонь Серёжи цепче хватается за тёмные волосы. У него всегда холодные руки, Волков понял это ещё давным-давно, но так и не разобрался в причине. Такой жаркий и чувствительный изнутри, но такой чертовски холодный снаружи. Ледяной принц под прикрытием. В штанах давно уже безумно тесно. На хрена он вообще напялил свои любимые кожаные с заклепками? Да, получил несколько восхищенных взглядов и даже один шлепок по пятой точке от Разумовского, что в итоге переросло в бой подушками. Но сейчас он испытывает наивысший уровень неудобства. И терпит. Терпит, потому что доставить Серёже удовольствие — сейчас самое важное. Олег приподнимается и вытягивает немного трясущимися руками из-под завалов на тумбочке знакомый им обоим тюбик. Бездумно кидает его на кровать и шустро стягивает с себя футболку с ебучими, чтоб их, штанами, оставшись в одних боксерах. — Надо же, белье не кожаное, вот это да. — тихо усмехается Серёжа, замеревший в ожидании, и ловит на себе упрекающий взгляд. — Я хотя бы не сижу и жду своего парня как в порно в таком виде, — ворчит Олег, зашарив руками по кровати в поисках только что брошенного здесь тюбика. Щедро выливает содержимое на пальцы и замечает, что внутри остаётся совсем чуть-чуть. А есть ли у них деньги на ещё один тюбик смазки? Серёжа, блять, не человек, а кролик какой-то. Один раз вообще допровоцировался настолько, что отвлёк невозмутимого парня от подготовки к экзаменам и после сдавшегося «ну ладно, иди сюда» по-детски запищал «ура!», плюхнувшись на кровать. Ну вот и как это называется? Первый палец входит подозрительно легко, спустя некоторое время второй так же просто и без проблем присоединяется. Олег начинает думать, что что-то здесь не так, как… — Я… Я готовился. — чуть слышно лепечет Серёжа, постепенно насаживаясь на пальцы. Вот черт, стыдливый румянец точно уже пошёл по щекам. Разумовский отчего-то виновато прикусывает нижнюю губу и поднимает взгляд на Олега. А Олега будто выбросило в параллельные миры. Ну да, его богатой фантазии только дай повод. Он совсем не представляет, как Сережа на этой же кровати, распластавшись на ней в самой странной позе, закинув одну ногу на спинку, растягивает себя, вгоняя пальцы и увеличивая темп. Вовсе не представляет, нет. Серёжа парень с сюрпризом, Волков никогда не перестанет удивляться этому. Олег, как ему кажется, со скоростью света стягивает с себя боксеры и, подхватив Серёжу под коленями, придвигает к себе. — Олежа-а-а… — нетерпеливо протягивает парень, виляя бёдрами из стороны в сторону. Нет, ну правда, а чего он медлит? Вряд ли Волков вдруг задумался о презервативах. Они друг другу давно уже больше, чем просто парни, состоящие в отношениях. Они доверяют друг другу настолько, что с лёгкостью бы доверили жизнь. Знают друг о друге столько, сколько родные матери не догадываются о своих детях. Они больше, чем пара. Они давно уже семья. Нашёл время для любований. Серёжа часто ловит на себе эти взгляды, полные обожания и восхищения. Такие взгляды бывают только от Олега, такие особенные, заставляющие краснеть и рождающие желание куда-то срочно спрятаться. Но спустя некоторое время Серёжа научился не отводить глаз и смотреть ровно перед собой, тонуть в этой тёмной манящей пучине глаз напротив. Ловить этот затуманенный взгляд и полностью принимать всю ту любовь, которую отдаёт ему Олег без остатка. Олег немного усиливает хватку на чужих бёдрах и, распределив остатки смазки по члену, входит на половину, но тут же замирает в ожидании какой-либо реакции. Серёжа пыхтит как паровоз и цепляется за первое попавшееся под руку — изрядно помятую простынь. Комкает её и продолжает пыхтеть какое-то время, пока Олег наклоняется, чтобы оставить несколько поцелуев на неритмично вздымающейся и опускающейся груди. — Я тебе говорил, что ты пиздец какой горячий с этой подводкой? — шепчет на выдохе Серёжа и принимается сам постепенно насаживаться. Вот он, знак. Олег приподнимается чуть выше и, толкнувшись бёдрами, припадает к уже покрасневшей от поцелуев коже на чужой шее. — Говорил. Каждый день меня таким видишь и каждый день говоришь. — очередной толчок выбивает у Разумовского тихий стон, но его тут же заглушают шершавые губы. Олег продолжает двигаться в размеренном темпе, дав время обоим, чтобы привыкнуть. Глухо рычит, когда Серёжа хитро подмигивает и кусает его за губу, оттягивая её. В ответ на такую пакость толкается сильнее и слышит неожиданно громкий стон. О, нашел, значит, заветное место. — Олежа… — умоляюще скулит, мотает головой, правда, тут же прекращает эту затею, чуть не стукнувшись носом об угол кровати. — Сделай так ещё раз. Олег не сдерживает довольной усмешки. Боже, от такой картины перед глазами будто появляется дымка, возбуждение берёт над ним верх. — Вот так? — с издевкой уточняет Волков, повторяя движение. Ответом служит фальцетное надрывное «да» и прогиб в спине. Серёжу трясёт, его чуть ли не лихорадит, ему кажется, что ещё чуть-чуть — и он окончательно потеряет связь с внешним миром. Он судорожно рыщет руками по кровати в поиске чего-то нужного, сам не понимая, чего именно. Чудом ловит ладонь Олега и осознает, что вот оно, нужное. Цепляется за неё, переплетает пальцы и чувствует, как руку крепко сжимают в ответ. Волков будто из-под толщи воды слышит «Олежа, пожалуйста, быстрее», ощущает, как воображаемая цепь, державшая остатки его самоконтроля, со скрежетом рвётся, и срывается на бешеный темп. С каждым новым толчком до него доносится неразборчивый лепет Разумовского, переходящий в протяжные стоны. — Олег, боже, я сейчас… — парню и не нужно договаривать, так уж у них повелось — понимать друг друга с полуслова. Волков поднимает чужую руку и, положив на член Серёжи, накрывает её своей ладонью, тут же принимаясь надрачивать в темп толчкам. Глаза Серёжи округляются, это действие оказывает на него эффект посильнее любого наркотика. — Давай, Лисёнок. — хрипловатым от возбуждения голосом произносит Олег, не останавливаясь. У Серёжи искры перед глазами, его оглушает гул собственной крови в ушах и сумасшедший стук сердца. Спустя несколько движений чужой ладони его прошибает током и чуть ли не подбрасывает на кровати. Серёжа давится воздухом и кончает в собственную руку, обхваченную Олегом. Олег толкается ещё пару раз, выходит из обмякшего от переизбытка эмоций тела и после нескольких движений рукой по всей длине члена с гортанным стоном изливается на впалый живот Серёжи, чуть не свалившись сверху. Потратив некоторое время на восстановление дыхания многозначительно цокает языком и чмокает довольного, словно кот, разморенный на солнце, Серёжу в нос. — Я чего заходил-то, — запоздало вспоминает Олег, уткнувшись носом в шею мурчащего от удовольствия Серёжи, — Я раздобыл два билета на концерт твоих этих, эмо. — Серьёзно? — Разумовский восхищённо пищит, потрепав тёмную шевелюру парня. — Боже, ты лучший. Олег в ответ лишь посмеивается и лениво тянется за салфетками, которые, кажется, лежат в той же тумбочке. Они этот предмет мебели в шутку назвали «спасателем», потому что там лежит всё, что можно пригодиться на расстоянии вытянутой руки. — Ты меня так за вечер назвал раз двадцать. Забыл моё имя? Смех прекращает неожиданный удар подушкой по голове. А потом ещё один. Это вызывает лишь новый взрыв хохота у Волкова, и тот, не особо напрягаясь, вырывает дурацкое оружие нападения из чужих рук и накрывает губы Серёжи своими. Каким бы он не был: обидчивым, требовательным, стеснительным — Олег будет любить его любым, таким, какой он есть. И он уверен, Серёжа думает про него точно так же. Ведь они же семья, верно?