***
Несмотря на то, что Чэнлэ ведет себя как обычно, однажды друзья начинают подозревать неладное. Шепотки, то и дело вспыхивающие по углам, начинают раздражать, но Чжон продолжает улыбаться, нервно поглядывая в телефон. А потом ребята видят, как Марк в столовой вдруг садится не с ним, как обычно, а со своими знакомыми, и это заставляет Донхека с Ренджуном устроить Чэнлэ допрос с пристрастиями прямо на следующей паре. Джисон тогда молчит, напряженно кусая губы, а Чэнлэ слабо улыбается, говоря, что ничего серьезного не произошло, они просто немного устали. Правда, на вопрос, от чего устал сам Чэнлэ, тот ответить даже себе не мог. Джисон тогда не отходит от него весь день, успевает огрызнуться на кого-то из знакомых, а еще не выпускает ладони Чэнлэ все оставшиеся занятия. Этого никто не замечает, кроме их друзей, а Чжон испытывает огромную благодарность за молчаливую поддержку, которую — Чэнлэ это хорошо знал еще с детства — в трудные минуты Джисон лучше всего умеет оказать тактильно. В один из следующих вечеров Чэнлэ не может встать с кровати, уставившись пустым взглядом в стену. В руке у него — открытые чаты: с Марком, с которым они опять поругались непонятно из-за чего, и с парнями, которые слишком заняты, чтобы их можно было куда-то сейчас позвать. Джисон пишет Чэнлэ, спрашивая, чем тот занят. Чэнлэ отвечает «лежу, чем же еще», ощущая себя почему-то особенно паршиво. «Джи, ты никогда не чувствовал себя так, будто ты где-то сильно облажался?»«Я тебя не узнаю, Лэ, ты меня пугаешь»
Чэнлэ тоскливо хмыкает, оставляя сообщение без ответа, а Джисон пропадает из сети. Может быть, ему стоило быть как Пак, который, казалось, ни о чем никогда не переживал, и каждый день проживал как последний. Отдавая себя всецело музыке, друзьям, своей призрачной, но все же яркой мечте, и забивая абсолютно на мнение остальных людей, что лишь придавало его эмо-образу еще больше дерзкой притягательности. Невеселые мысли утягивают к себе все сильнее, и почти задремавшего Чэнлэ будит вибрация под боком, оповестившая о новом сообщении. «Подойди к окну» — от Джисона. Чэнлэ приподнимает бровь, непонимающе глядя на экран, но все же поднимается с кровати. Впускает немного свежего воздуха, открыв форточку, и видит Джисона, что стоит прямо под его домом. Прохладные ночи заставили Пака накинуть косуху поверх вечных рубашек, а сам парень переминается с ноги на ногу, засунув руки в карманы все тех же дырявых джинс. — Выходи, — просто говорит Джисон, и ему не нужно ничего добавлять. Чэнлэ, кивнув, отходит от окна, натягивая первую попавшуюся одежду и набрасывая на себя ветровку поверх худи. Джисон, встретив привычным приветственным объятием и задержавшись задумчивым взглядом на лице Чэнлэ на мгновение, говорит «пойдем», получая в ответ еще один согласный кивок. Без лишних вопросов «куда, зачем?» они бегут до ближайшего торгового центра с круглосуточным гипермаркетом, по привычке направляясь за напитками. Они на пару хватают банки с энергетиками, а Джисон почти кидает в Чэнлэ пачку с печеньем, заставляя того надавать шутливых тумаков в плечо. Джисон выглядит взвинченным, хотя, как говорит Донхек, таким Пак становится всегда, стоит только солнцу опуститься за горизонт. Ночь словно питает Джисона, и прямо сейчас Чэнлэ видит озорство, что зажглось в чужих глазах, и сулило оно только неприятности на задницу. Потом Чэнлэ будет клясться (конечно, абсолютно в шутку), что его связали, засунули кляп в рот и насильно погрузили в эту несчастную продуктовую тележку. Но Джисон с непреодолимым упрямством и аргументом в духе «каждый должен пройти через это, тебе понравится» помогает Чэнлэ усесться туда, где металлические прутья неприятно впиваются по бокам и холодят кожу, но. Но пока они несутся через всю парковку, а затем их заносит еще в пару переулков под угасающие крики охранников, Чэнлэ громко смеется. Его сердце колотится так, будто он прыгнул с парашютом, но Чэнлэ плевать — он тонет в контрасте холодного воздуха и горячих пальцев Пака, вцепившихся в его плечи. В итоге они останавливаются, когда Джисон уже совсем запыхается и снимает косуху, потому что стало слишком жарко. Чэнлэ сглатывает, пытаясь отдышаться тоже, но может только глупо рассмеяться, и Джисон подхватывает его хохот. Чжон, продолжая сидеть в тележке, откидывает голову назад, встречаясь взглядом с Паком в окружении совсем слабо горящих звезд вдалеке. Джисон дышит глубоко, смотрит внимательно, а Чэнлэ просто ему улыбается, благодарно. В конце концов, Чэнлэ, в котором вновь проснулся законопослушный гражданин, просит Джисона вернуть тележку назад, даже если за это им придется заплатить штраф. Пак усмехается, нарочито недовольно вздыхает, а затем произносит: — Для тебя все что угодно, Чэнлэ, — и это заставляет сердце Чэнлэ сжаться еще раз, будто бы он снова летит куда-то в бесконечность. Штраф им все-таки не выписывают, качают лишь головой и приговаривают, какая нынче молодежь дурная пошла, и Чэнлэ с облегчением выбегает на улицу. Джисон усмехается по-доброму с его реакции, и парни сворачивают в сторону парка. Они болтают ни о чем, совсем как в те времена, когда им было по пятнадцать, и Чэнлэ все так же не ощущает никакой неловкости. Невольно Чжон проводит в голове сравнения с Марком, с которым так все-таки не бывает. С Джисоном не нужно обсуждать постоянно какие-то взрослые проблемы и жаловаться на что-то друг другу. Им не нужно все время размышлять о туманном будущем и смысле этой странной жизни — нет, они могут просто идти, глядя на редких прохожих и смеясь над дурацкими шутками. — Сейчас бы весь свет тут потушить, такую красоту бы увидели на небе, — вздыхает Джисон, откидывая голову назад. Чэнлэ тепло улыбается, глядя на Пака, потому что даже сейчас, когда Джисон так сильно изменился для всех, его искренность и тяга к чему-то необъяснимому остается столь же сильной, и это вновь трогает Чжона спустя столько лет. — Звезды все равно будут слишком далеко, — отвечает Чэнлэ, так и не отводя взгляда от друга, и Джисон поворачивается к нему. Смотрит выжидающе, будто ожидая, что Чэнлэ обязательно должен сказать что-то еще, непременно важное. Раздавшийся грохот заставляет Джисона почти подпрыгнуть на месте, и Чэнлэ ахает, когда они видят вдали алые всполохи фейерверков. Чжон смеется, потому что друг пугается их совсем как в детстве. Он берет Джисона за руку и предлагает посидеть немного прямо здесь, на траве. Фейерверки будто бы не думают заканчиваться, и Чэнлэ наслаждается этим впечатляющим действием, а Джисон, не говоря ничего, неотрывно глядит на профиль парня рядом. К черту звезды. Когда все заканчивается, Джисон сразу вызывается проводить Чэнлэ до дома. Они молчат, и Чэнлэ с каждым шагом чувствует, как возникшее напряжение давит на него. Ему хочется откатить время, чтобы еще раз вернуться в миг свободы, когда голова была пуста от мыслей, а душа — от тягот. — Спасибо тебе, Джисон, — шепчет Чэнлэ, потому что силы вдруг оставили его. Джисон, мягко улыбнувшись, заправляет прядку волос Чжону за ухо и затем крепко обнимает. Утыкается носом в макушку Чэнлэ, а сам Чжон медленно гладит того по спине. Когда они отстраняются друг от друга, Чэнлэ чувствует, что не хотел, чтобы эти объятия и эта ночь заканчивались. Он бредет к калитке, рассеянно открывая ее и проходя в дом. Прислоняется к стене и глубоко вздыхает. Кажется, Чэнлэ действительно во всем запутался. Он достает телефон, осознав, что не вспоминал о Марке все то время, пока был с Джисоном, и дергается от раздавшегося звонка входной двери. Чэнлэ смотрит в глазок, немного напрягаясь, но дверь все же открывает. Он пропускает стоящего за ней Марка и встает чуть поодаль, складывая руки на груди. Тот, заметив холодность, качает головой со смешком. — Что хотел? — спрашивает Чэнлэ. — Забавно, — снова усмехается Марк, — как ты теперь разговариваешь со своим парнем. — У тебя научился. Ну, так что? — Я хотел поговорить с тобой, извиниться... Наверное, — он криво улыбается. — Пришел, а тут нет никого, свет не горит, вот и решил подождать... — Ты пил, — кривится Чэнлэ, делая шаг назад, когда Марк пытается придвинуться к нему ближе. — Коротал время, — пожимает Марк плечами, нетрезво улыбаясь, — а потом увидел вас с Джисоном. М-м-м... Я-то думал, что ты страдаешь тут, без меня-то. А ты, оказывается, время даром не терял. Чэнлэ чувствует накатывающее раздражение: — Ты так и будешь ревновать меня к моим друзьям, к Джисону? Марк на его слова только цокает. Чэнлэ устало вздыхает: — Марк, иди домой. Проспись, а завтра, так уж и быть, поговорим нормально. Хорошо? — Чэнлэ проходит мимо, чтобы открыть входную дверь, а Марк в это время тянет нараспев: — Какой же ты все-таки наивный, Чжон Чэнлэ. Чэнлэ замирает, непонимающе уставившись на парня. Тот наклоняется к нему ближе, и Чжона воротит от сочащегося запаха перегара. — Джисон, этот твой наркоман, да-да, знаю я, чем рокеры промышляют... Променяет он тебя на шлюху получше через неделю. Чэнлэ таращится на Марка во все глаза, от шока приоткрыв рот, а тот продолжает, ехидно ухмыляясь: — Хотя... У нас с тобой же ничего еще и не было. Так что, наверное, тебя бросят и после первого ра... Чэнлэ дает Марку пощечину со всей силы, не давая договорить. Его руки начинают дрожать, пока сам он цедит: — Не смей. Никогда. Говорить такое про Джисона. Пошел вон. Марк почти рычит, когда резким движением впечатывает Чэнлэ в стену. Его пальцы подцепляют подбородок, а другая рука больно давит на шею. Чэнлэ извивается, начиная паниковать по-настоящему, но сильные руки не дают ему вырваться. — Ты должен ценить, что я с тобой, Чжон Чэнлэ, — шепчет Марк, — что я выбрал тебя, а не какую-нибудь пышногрудую цыпочку, ты же знаешь, как много вокруг меня таких вертится. Кем ты будешь без меня, а? Чэнлэ ничего не отвечает, только дышит рвано и смотрит с яростью в глазах. Марк затем все же отпускает его и быстро уходит, хлопнув дверью. Чэнлэ же, не в силах сделать и шага, сползает по стене вниз, пряча лицо в ладонях. Что это сейчас вообще было?! Он плачет, его накрывает дрожь. От рук Марка останутся синяки, это понимает Чэнлэ. Понимает он и то, какой же он все-таки дурак. Чжон вертит в руке телефон, но набрать номер Джисона он таки не решается. Не решается Чэнлэ и пропустить занятия на следующий день. Донхек недоверчиво поглядывает то на Чэнлэ, у которого темные круги под глазами, то на Джисона, который напряжен так, что видны играющие желваки. Друзья замечают, как Чэнлэ старается даже не смотреть в сторону непривычно молчаливого Марка, и как Чжон странно прячет шею под горлом водолазки. Чжон качает головой на чужое беспокойство, а Джисон лишь поджимает губы. — Чэнлэ! — восклицает Ренджун, ворвавшийся на перерыве в столовую словно вихрь. — Джуни, ты чего... — недоуменно обращается Донхек к своему парню, но Хуан лишь машет руками: — Там Джисон куда-то Марка потащил! Чэнлэ тут же срывается с места. Они находят парней на заднем дворе, где уже собралась приличная толпа зевак. Взоры всех присутствующих устремляются к Чэнлэ, но тот не обращает внимания, быстрым шагом приближаясь к Джисону и Марку, которому Пак врезает по носу. У Джисона разбита бровь и губа, и Чэнлэ молча хватает того за руку, не реагируя на Марка, который зовет его по имени. Чжон тащит Пака в медпункт, совершенно не беспокоясь о прогуле, которым им влепят за отсутствие на паре. Джисон, так и не проронив ни слова, наблюдает, как Чэнлэ, раскрыв аптечку, обрабатывает раны, и только слабо кривится временами. Джисон слишком близко, и от этого ведет, если честно. Они знают друг друга так давно, что Чэнлэ, кажется, по памяти может восстановить каждую черточку в лице Пака. Чэнлэ, осторожно дотрагиваясь до лица Джисона, вдруг осознает: со стороны все это выглядело так, что он выбрал Джисона вместо Марка. Чэнлэ не чувствует и грамма сожаления. Только легкое дежавю. — Ну, и чего ты добивался? — не выдержав напряженной тишины, спрашивает Чэнлэ, убирая вату и перекись обратно в аптечку. Джисон смотрит в сторону, и сейчас он похож скорее на побитого щенка, чем на факбоя всея университета. — Как дети малые, ей богу, — вздыхает Чжон. — Никто, — заговаривает, наконец, Джисон, — не имеет права причинять тебе боль. Я не позволю. Чэнлэ нервно сглатывает, чувствуя мурашки, побежавшие от чужих слов. Он слабо улыбается и пытается беззаботно усмехнуться: — Как скажешь, мой рыцарь. Вот только во взгляде Джисона нет никакого веселья. Остаток учебного дня проходит для Чэнлэ в полном тумане. Джисон не говорит ничего, но сидит с ним рядом на парах, греет ладони Чэнлэ в огромных и теплых своих. Чжон, то и дело ловя заинтересованные взгляды, отчего-то вспоминает, как Донхек после очередного отвергнутого Джисоном предложения сходить на свидание покосился на него, а затем устало вздохнул. Чэнлэ только теперь понимает, что никогда не задумывался о том, а почему Джисон и вправду ни с кем не встречается, даже на безобидные просьбы сходить в кино отказывается, что только подпитывает дурацкие слухи, на часть из которых, очевидно, повелся и Марк. И как-то глупо получилось, что они, два лучших друга, никогда не говорили об этом, о своих отношениях. Все, что помнил Чэнлэ — так это странное успокоение, которое накрывало его каждый раз, когда Джисон вновь разбивал чье-то сердце. Что Джисон все еще остается с ним, он все еще его лучший друг. Друг. Друг, который всегда здесь, рядом с ним. В груди неприятно тянет от этого слова. Парни после занятий идут на репетицию, и Чэнлэ только виновато качает головой, говоря, что плохо себя чувствует и не придет к ним в студию. Он бредет домой, подставляя лицо теплому дуновению ветра, а потом вздрагивает, когда знакомый голос второй раз за сегодня выкрикивает его имя. Он видит машину Марка возле своего дома, а сам ее хозяин подбегает к нему. Его нос перебинтован, а во взгляде читается сожаление. Чэнлэ останавливается напротив него, смотрит молча, а затем отводит взгляд. — Мне очень жаль, Чэнлэ, — Марк раскаивается и, возможно, даже искренне, но. — Мне тоже, Марк, — Чжон поднимает взгляд и улыбается грустно, не давая взять себя за руки. — Мне жаль, что я довел все до этого. Все должно было закончиться намного раньше, но... Раз уж так вышло, давай закончим все прямо сейчас. Марк кивает часто и горько усмехается. — Я так и думал, — он пытается выдавить улыбку в ответ. Чэнлэ стоит неподвижно, и Марк, вздохнув глубоко, разворачивается, направляясь к своему автомобилю. И перед тем, как скрыться в салоне, он поднимает голову, выкрикивая: — Пообещай мне, что не пожалеешь о своем выборе! Чэнлэ продолжает улыбаться, оставляя последнюю фразу своего уже бывшего парня без ответа. Он сидит на крыльце своего дома, провожая угасающий день и отдавая себя в объятия ночи. Пытается думать, но в голове — тот самый ветер, мыслей нет, как и звезд на небе. Только чувство опустошенности, будто ты вдруг скинул с себя тяжелый мешок, который таскал на себе слишком долго, и совсем слабое — успокоения. Чэнлэ не помнит, в какой момент достает телефон и набирает давно выученный номер. — Прости, что так поздно, — потому что Чэнлэ только на втором гудке вспомнил, что время перевалило уже за полночь, — но ты можешь прийти ко мне сейчас? — Сейчас буду, — тут же отвечает Джисон и сбрасывает трубку. Чэнлэ закрывает глаза и через минут пять слышит чужие быстрые шаги. Он выходит к Джисону, который пытается отдышаться, стоя в бомбере нараспашку. Чэнлэ успевает подумать, что Марк никогда не стал бы впопыхах прибегать к нему, да еще с таким почти бешеным блеском в глазах. А Джисон смотрит на него так, будто видит впервые, будто боялся опоздать на самый важный концерт в его жизни, а не просто к другу, которому просто одиноко. Другу? Джисон сгребает его в объятия, и Чэнлэ топит теплом чужого разгоряченного тела. Он чувствует, как Пак мягко гладит его по волосам и терпеливо ждет. — Я бросил его, — бормочет Чэнлэ. Джисон замирает, и Чэнлэ отчетливо слышит, как сердце парня начинает биться чаще. Он поднимает голову, глядя на Пака, который, черт возьми, заменяет все звезды на небосводе, и в уголках глаз начинают собираться слезы. — Джисон, я такой идиот. Взволнованное лицо Джисона смягчается, когда он беззлобно усмехается: — Насколько я помню, в нашей компании ты всегда был самым умным и рассудительным, — он осторожно смахивает скатившуюся слезу с чужой щеки. — Что же произошло? Чэнлэ немного отстраняется, и Джисон выпускает его из объятий, однако рук они не расцепляют. Чжон делает вдох, как перед глубоким погружением. — А ты влюблялся когда-нибудь? Джисон от столь внезапного вопроса вдруг теряется, пропускает нервный смешок, а Чэнлэ не может оторвать взгляда от смущения, расцветающего на лице того. Весь этот темный образ парня, бэд-, эмо-, факбоя — как угодно — все это, выдуманное обществом, рушится как карточный домик, и Чэнлэ это дико нравится. Это напоминает о том, кем является Джисон на самом деле. И от этого внутри начинает что-то приятно кружиться. Джисон так и не отвечает на вопрос, и Чэнлэ продолжает: — Потому что я вот влюбился. Впервые, точнее, — Чэнлэ облизывает губы, путаясь в словах, — на самом деле, я уже давно был влюблен, но не понимал этого. Идиот же. Джисон не может не заметить волнение Чэнлэ, как дрожат руки и голос его, и сам, кажется, перестает дышать. Тяжело вымолвить хотя бы слово, даже страшно. Они так и стоят, держась друг за друга кончиками пальцев, пока вокруг них кипит жизнь, а у них — кровь. Их сейчас просто разорвет пополам. По крайней мере, так чувствует себя Чэнлэ, но по чужому шумному дыханию он понимает, что у них это на двоих. — Джисон, — вновь заговаривает Чэнлэ, — что бы ты сказал тому, кого любишь, если бы слов «я люблю тебя» не существовало? Еще более внезапный и даже странный вопрос уже не сбивает Пака с толку. Наоборот, его взгляд становится абсолютно серьезным, хотя не так — Джисон словно успокаивается, и это наводит трепет на Чэнлэ. — Если бы я не мог сказать «я люблю тебя», — низким полушепотом говорит Пак, — то тогда бы каждый день говорил, что «я бы умер за тебя». Джисон говорит это так просто, не запинаясь и не задумываясь, будто это самые очевидные вещи в жизни. Такие же, как его темные волосы, как его страсть к музыке и неразрывная связь с Чэнлэ. Чжон радостно улыбается, закрыв глаза, из которых вновь мокрые дорожки бегут по щекам. Сердце ухает куда-то вниз, когда он позволяет Джисону сцеловать его слезы, а затем сам приоткрывает рот, когда губы Пака встречаются с его. Джисон дрожит сам, Чэнлэ это чувствует, понимая, что он по-глупости гнался за тем, что было всегда с ним рядом. Позже они будут сидеть, слушая песни Chase Atlantic, и Чэнлэ, вспомнив слова Донхека, озвучит их вновь. Джисон, усмехнувшись, соглашается, что что-то в этом есть, и громко смеется, когда Чэнлэ играючи пихает его в бок. — Хотя, знаешь, — произносит Пак, пока его голова мирно покоится на коленях Чэнлэ, — мне для того, чтобы получать от жизни кайф, наркотики никогда не были нужны. Зачем это, когда у меня есть гитара, мои друзья и... — он смотрит на их переплетенные пальцы рук и ловит улыбку Чэнлэ, сидящего в его куртке. — И теперь еще есть мы с тобой. И от этого, знаешь ли, буквально крышу сносит. И Чэнлэ не может с этим не согласиться.