Bee's Wing

He was a rare thing Fine as a beeswing So fine a breath of wind might blow him away He was a lost child He was running wild, he said As long as there's no price on love, I'll stay And you wouldn't want me any other way © — Ебать, парни! Да пропустите же! — ты пытаешься протиснуться мимо Хантера, темноглазого крашенного блондина, который сейчас помогает безымянному новенькому подвести глаза. Торопишься добраться до обшарпанной душевой. Fairy Tail фальшиво сверкает лишь для гостей, но его истинное лицо — эта замызганная душевая. — Я спешу! Ну, парни! — Новый ёбер, Кертис? — спрашивает Хантер. Он такой же Хантер, как и ты Кертис, но кому какое дело. — А твой брюнет не брезгует ебать тебя после всех? Ты подозрительно щуришься, гадая, что может знать Хантер. Все видели, как вы с Микки целовались посреди зала. Теперь посвистывают и ухмыляются каждый раз, увидев его снова. Считают очередным одержимым бойфрендом, какие то и дело появляются у каждого из здешних мальчиков. Только вот никто ещё не просек, что именно Микки, тусуясь среди посетителей, присматривает везунчиков, которым посчастливится заплатить тебе за дополнительные удовольствия. С придуманной Микки схемой чекрыжить старых пидоров в богатом отеле пошла сплошная непруха с того дня, как один мажор, купившийся на твою внешность и мнимую благосклонность, оказался слишком борзым и, рассмеявшись на угрозы Микки, не очканул позвонить в охрану отеля. Микки тогда ёбнул его лампой, затолкал в ванную, пока тот не успел прочухаться, и запер. Вы дали деру, успев умыкнуть его бумажник из кармана пиджака. Перед глазами мелькают коридоры отеля, пролеты задней лестницы. Даже сейчас воспоминания заставляют пульс ускориться. Грёбанных денег пиздецки не хватало. Фиону понесло по кочкам, счета накапливались, у Лиама то анализы, то обследования, Светлана непредсказуема, как Советы на Кубе. Зато теперь вы с Микки крутите свои дела, наёбываете по-тихому зажравшихся владельцев клуба, что лицемерно запрещают танцорам торговать собой, а сами не видят дальше своего хера. Вы неуязвимые, и от этой мысли делается невозможно смешно. — Я же не такой как ты! Я другой! — звонко кричишь ты Хантеру. Вода течет тонкой струйкой из ржавеющего крана. Ты долгую минуту трешь глаза, а потом рассматриваешь чёрные разводы туши на пальцах. Гаденький шепоток в голове повторяет слова обдолбыша Хантера. Но ведь Микки знает, не может не знать, что только его ты трахаешь так, словно через десять минут наступит конец света, только с ним ты не спускаешь, а кончаешь до вспыхивающих звезд под закрытыми веками. Когда ты выходишь из душевой, в раздевалке уже никого нет. Ты наскоро промокаешь лицо чужим полотенцем и приводишь в порядок потекшую подводку. Мгновенно переключаешься. Отлично себя чувствуешь и готов к следующему приключению. Микки, перед тем как свалить по звонку Светланы разруливать внеочередной пиздец в борделе над Алиби, присмотрел безобидного виагроида, незнакомого, видимо, приезжего. Но Алекс, один из твоих постоянных, заказал танец для своих друзей в привате. — Это самая ужасная годовщина! — его друг не переставая приглаживал длинные поредевшие волосы, пока ты устраивался у него на коленях. — Мы двадцать лет вместе, а ты такой же зануда, как и в первый день! — причитал его муж. Ты завис, как твой старый телефон, купленный в лавке, где не гнушались торговать краденным. Эти двое двадцать лет вместе, и это больше, чем ты живешь на свете. Наверное, ты произнес это вслух, потому что, угостив навороченным коктейлем, тебя пригласили присоединиться к вечеринке на весь вечер. Уже открыв дверь раздевалки, ты захлопываешь её снова, решив нассать Хантеру в шкафчик, обделав всё его шмотьё. Роджер без слов открывает массивную дверь привата, которая, закрывшись за твоей спиной, тут же гасит грохот зала. Тут играет совсем другая музыка. — О, обожаю эту песню! — кричишь ты, запрокинув голову. Делаешь сходу несколько плавных движений. Всё тело наполняется пузырьками, и ты словно шампанское, которое как раз стоит на низком столике посреди комнаты. Все взгляды тут же устремляются на тебя, полные вожделения, и твой член дергается под узкими блестящими шортами. Алекс протягивает тебе пузырек с джиной . Он захаживает в клуб регулярно, хотя и не особо часто. Не жадный. Расплачиваясь за танец, обязательно накидывает сверху, и деньги дает в руки, глядя при этом в глаза. Не лапает особо, уж точно меньше остальных. Ты мечешься взглядом по низкому столику с напитками, пытаясь найти воду или сок. Но вокруг только пустые бутылки. Ты просто выливаешь содержимое пузырька на язык. Во рту привкус морской воды, хотя моря ты никогда не видел. Ты и без джины ебливый. Секс получается у тебя лучше всего в жизни. Вот и в интернете пишут: найди любимое дело, в котором ты хорош. Ты исступленно трахаешь и ненасытно отдаешься. Но под джиной всё балдёжнее. Она помогает расщепиться, распасться на части под чужими руками. Ты меняешься, как картинки в калейдоскопе. У вас был в детстве такой. Вроде Моника купила маленькой Фионе, когда та наконец вернулась домой из патронатной семьи, куда её впервые поместили соцслужбы. Ты любил эту игрушку, хотя она и была сломана — Моника под кайфом стукнула пьяного Фрэнка. Цветные стеклышки побились, и стоило покрутить старый калейдоскоп, в картинках тут и там появлялись черные провалы. Празднующие годовщину мужья пьют и веселятся. Ты танцуешь под перекрестным огнем софитов, пока их гости, сделавшись щедрыми, суют тебе деньги за пояс шорт. Ты даешь им себя трогать. Их жадные прикосновения будоражат. Животный восторг, с каким они потом толкаются тебе в рот в нише за шторой, наполняет опьяняющей энергией. Ты повелитель блудливых старперов. Супер-Кертис! Один из мужей, тот что с непослушными волосами, просит тебя проводить его освежиться. В пустом туалете он плещет в лицо водой. Ты смотришь на него, по-детски сложив губы бантиком, одновременно по-взрослому приподняв одну бровь. Ты и сам не знаешь, как это у тебя выходит, но клиенты млеют. Он не пристает. Тебе впору растеряться, но ты забываешь о вихрастом, стоит тебе заприметить в общем зале нежданно вернувшегося Микки. Он шершавый. Бухтит что-то о твоей обдолбанной заднице. Поцеловать бы его, но во рту всё ещё стоит фантомный вкус чужой спермы. Зал внезапно вертится вокруг тебя каруселью. Дышать тяжело, словно ты тридцать кварталов пробежал с рюкзаком. Только рюкзак не за спиной, а спереди, и давит на грудь. — Слишком много этих ништяков для вечеринок, — как через вату слышишь ты голос вихрастого. — Ничего-ничего, пусть отдохнет у нас до конца смены. Ты позволяешь отвести себя обратно в приват, уложить на диванчик в нише за шторой. Вихрастый просит Алекса заказать минеральную воду. — Ты дрожишь, — снова его голос у самого уха. Наброшенный на голое тело пиджак покалывает кожу. Микки тоже тут, нависает над тобой. Закипает, словно у него внутри котел на огне. — Клёвая туса, Мик! — ты смотришь на него снизу вверх нетрезвыми перламутровыми глазами. Протягиваешь ему смятые в комочки банкноты. Он всё одно отдаст Светлане. Сука-коммунистка не переставая угрожает дать маяка Терри. Ты слышал, хотя Микки того не знает. Но Светлане нужно заботиться об Ев-как-его-там-блин-зовут. Мелкий чувачок, голубоглазый, как Микки, а волосики светлые, как у Колина, что ли. Интересно, могла Светлана забеременеть от двоих сразу? Надо бы погуглить… — Отдыхай, — шепот. — Отдыхай. Разлепив тяжелые веки, ты видишь нагнувшегося к тебе вихрастого. Он поглаживает плечи через плотную ткань собственного пиджака, касается волос на затылке. Ладони большие и мягкие. Ты вязнешь, как муха в желе. Не пропускаешь момент, когда ласки становятся более развратными. — Обычно я беру четыре сотни, — застенчивая непристойная улыбка. — Но у тебя праздник, поэтому — две. Никакие четыре сотни ты, конечно, не берешь, а эту глупую фразу услышал в каком-то фильме. Обычно это были те самые две, редко три. Но отчего-то уж очень хочется показать вихрастому, что ты не дешёвка. Вихрастый разве что не облизывается. Лезет целоваться, тискает за пах. Достает презерватив с двойной смазкой из дорогущих. — Я не фанат секса за деньги, — он застегивает брюки, снова натягивает свой пиджак. Тебе хочется зло пошутить, мол, хули он в клуб пришел, если не фанат. — Но ты был на высоте, — пошарив в бумажнике, вихрастый достает четыре сотни. Неожиданно глаза сами собой наполняются слезами. Накатывает чувство, словно тебя, несмотря на большие деньги, обдурили. Невыносимо хочется пожаловаться Микки. Но твой задурманенный мозг не может понять причину. И ты бестолково плачешь, будто ни с того ни с сего. Домой вы бредете в гнетущей тишине. У фургона с эмблемой «Emmaus» крутятся закутанные в теплые куртки парни. Должно быть, волонтеры из тех, что всё пытаются помочь уличным хастлерам. Разливают из термосов кофе и суп, суют вместе с дымящимися стаканами свои брошюры. Микки курит сам одну за одной. Припозднившаяся компания окликает его, спросив огоньку. Ты отстраненно замечаешь, что он нервно сжимает и разжимает кулаки, как бывает перед дракой. Незнакомые парни смеются, предлагают затянуться косяком в обмен на зажигалку. Пока вы идете дальше, ты трешь воспаленные покрасневшие веки, сильнее размазывая тёмные круги от туши под глазами. — Чё ж мы, сука, так проебались, а, Галлагер? И словно сняли рюкзак, что висел спереди, давя на грудь. Ты улыбаешься Микки широко и открыто, и когда улыбка касается твоих влажных глаз, он улыбается в ответ.