Платье в горошек

Партизанское дело нехитрое. Вчера я был обычным деревенским парнем. Работал в колхозе, пахал, сеял, ждал урожай. Вечером гулял с девушками под гармонь. Молодежь наша собиралась ночью у костра. Пели песни, парочки иногда танцевали. Клуба в нашей деревне не было. Сгорел прошлым летом. А отстроить его средств не было. Председатель обещал, но никак. Вчера в деревенской школе был выпускной, гуляли до реки и обратно. Скромно себя вели. Прилично. Парни выпили по стаканчику и все. А то за чубы старики оттаскают — нечего школу позорить. А днем объявили, что началась война. Ужас накрыл сразу. Как так-то? Вчера танцы, свидания, а сегодня все ревут. Мужики стали собираться до военкомата в соседнем селе. Брали с собой нехитрые пожитки: смену белья, перекусить на пару дней. Ну яйца крутые, хлеба буханку. Кто курицу вареную. Но много же не возьмешь? Ведь 23 июня на дворе. Бабы голосили, дети орали просто так, ничего не понимая. Я тоже было собрался, но отец треснул по уху и сказал: — Дома сиди, мать и младших защищай. Да и не возьмут, там с восемнадцати. Раньше нельзя. Успеешь еще. Чую война будет долгая. И ушел. Больше мы о нем ничего не знали. Через пару месяцев стали приходить первые похоронки. Плакали и вспоминали всей деревней. А линия фронта все приближалась. Многие, прихватив нехитрые пожитки, уезжали поближе к Москве. Остальные надеялись, что пронесет. Не пронесло. Немцы появились в деревне рано утром. Гул мотоциклетов наполнил улицы. Пешая немчура сразу ходила по дворам. Отбирали еду, керосин, пожитки, что получше. У председателя картины вынесли. Книги кидали в костер. У нас особо нечего было взять. Забрали пять куриц. Я мелкий, ростом не вышел, хрупкий. На меня глянешь — пацан пацаном. А мне ведь 17. Мать держала меня за руку, чтобы не кинулся как воробей на ворон. " Глупый, молчи ради Христа, — просила она. — Как нибудь обживемся. Не навсегда же нас отдали? Придут наши. Обязательно придут». И началась немецкая жизнь в нашей деревне. Появились и первые предатели. Председателя сынок Мишка. Я его всю жизнь терпеть не мог. Подлиза и выскочка. Как у такого отца может быть такой сын? Вторым был бывший кулак Кузьма. Его раскулачили, но не сослали. Так и жил один бобылем. Никто из девок за него не шел. И вот, видимо, вспыхнула старая обида. Всю молодежь в сельсовете, который стал немецким штабом, переписали. Иван Артюхов не явился, так его сразу расстреляли. Прям в избе. За партизана приняли. Вот тогда я и узнал про партизан. Оказывается, кто из мужиков не успел уехать и оказался за линией фронта, в лесах обосновались. И главной их целью было так же как и у всех — бить врага всеми возможными способами. Немцы мстили, выжигая целые деревни, это было страшно. Но врагу должен быть нанесен урон. У него должна гореть земля под ногами. Наша русская земля. Я решил для себя, что уже взрослый и должен тоже наносить какой-то урон. Я записался в штабе как механизатор. Мне поручили чистить технику, их мотоциклы. Ремонтировать. А также выполнять мелкие поручения. Я и воду в столовую таскал. И рыбу ловил, когда говорили. Хотелось им свеженького. Всех кур деревенских уже пожрали. Теперь рыбки хотелось. А я выполнял молча, не дерзил. А сам считал технику. Считал офицерский состав. Считал сколько солдат квартирует в каждом доме. Общее количество смог посчитать. Узнал мимоходом фамилии высших чинов, которые в штабе заседали. Иногда, валяясь в траве, прячась в кустах, подслушивал разговоры. Все запоминал. Что не понимал, просто заучивал наизусть. Вдруг пригодится? Название оружия я не знал. Ну знал только винтовку. Немецкий я в школе учил. Поэтому понимал сносно. В нашей деревне был хороший учитель. Настоящий немец. Не то что эти. Тот был вежливый, внимательный. Все хорошо объяснял, мы даже немецкие песни пели. Вот и пригодилось. А ведь мамка и отец говорили постоянно: — Рудольф Адольфович, это единственный немец в твоей жизни. Не с кем будет разговаривать, если он помрет. Сегодня меня опять послали за рыбой. Утро раннее. Пропуск мне выписали. Я же уже месяц при них служу. Набрал червя, каши, сел, закинул три удочки. Сам их сделал. Полведра наловил, когда рядом увидел мужика незнакомого. — Эй паря, ты чё тут давно? Рыба-то ловится? — Еще как ловится. Может хотите? Могу дать, если голодный. — Парень, тебя как зовут то? — Сашка. Иванов сын. И тут я вспомнил, где его видел. Когда был мой выпускной, он речь говорил от горкома партии. Поздравлял с вступлением в новую жизнь. Что Родина ждет нас. Учиться и работать надо. — А что немцев-то много в деревне? Я не стал юлить. Я сразу сказал, что узнал его. — Вот оно значит как. Ну молодец раз узнал. Память хорошая. Может еще чего помнишь? И тут я выдал все, что запоминал, что учил наизусть. Михаил Иванович аж две самокрутки выкурил. Вопросы наводящие задавал. Вот и пригодилось то, что я зубрил, не понимая. — Саша, а сможешь в столовой мину установить? Если я тебя обучу, просто надо будет под столом прикрепить. - Я согласился. Договорились встретиться через два дня. Я если у меня не получится, то тогда еще через два. У меня получилось. Михаил Иванович несколько раз повторил мне как устанавливать мину. Как привести в действие. Мину я взял, вот как пронести ее в столовую? Пришел домой, чтобы мамка не видела. Положил мину в ведро. Сверху яблок насыпал. И еще сумку взял тоже с яблоками. Белый налив. Первый. Поскольку меня никогда раньше не обыскивали, я не особо боялся. Еще в штаны яблок положил. Карманы оттопырились. При подходе к столовой меня оставил немецкий патруль. Сначала из штанов яблоки достали. Посмеялись. Потом с сумки вытряхнули. Я на колени бросился собирать их. И причитал — причитал, что яблочки свежие, нового урожая. Для солдатской столовой. Они поржали, дали мне пинка. И ушли. Ведро не тронули. Да, я рисковал, но я ведь получил конкретное задание от партизан. Получается, я теперь и сам партизан. В столовой стал раскладывать яблоки по столам кучкой. На меня никто не обращал внимания. Быстро засунул мину под стол. Привязал высоко на ножке под скатертью проволокой. Это была мина замедленного действия (МЗД). Потом быстро пошел домой и приказал мамке взять сестер и скрыться в ближайшей роще. Они ушли огородами. Мне было больно и страшно за своих сельчан. Я не могу предупредить всех. Война есть война. Сам себе на горло наступаешь. Когда прогремел взрыв, я уже был далеко в лесу. Да, я ушел в партизанский отряд. Мне объяснил Михаил Иванович, как найти их. Уже потом я узнал, что в столовой погибло все руководство дивизии, которое прибыло на торжественный ужин. И все местное руководство. Деревню не сожгли. Одни бабы же остались. Моя мать и сестры спрятались в лесу. Я потом нашел их. Она стала готовить и стирать для всех нас. Война была в разгаре. Каждый день кто-то умирал. Не приходил с задания. Я делал свою работу. Часто надевал на себя женские вещи и бродил под видом сумасшедшей по соседним деревням, считая солдат. Отмечал для себя огневые точки. Много немцев я положил. Убили меня через год. Узнал меня тот солдат, который мои яблочки пинал. Приволок в штаб. Я же хрупкий и мелкий, не смог отбиться. Куда я против бугая немецкого? Зря я пошел в этот раз в кепке и штанах, был бы в платье в мелкий горошек, пронесло бы. Счастливое это платье было. Мамкино. Перешитое. В нем мамка и сбежала тогда. Вот так вот кончилась моя юность. Сколько нас — таких пацанов — было на войне в партизанах? Сколько ушло на войну, изменив себе годы? Не было у меня даже невесты. Не успел. Живите за нас! Вспоминайте иногда!