***
Случившееся не являлось нормой для академии Калифорнийского государственного университета Cal Maritime. Никто не мог предположить, что во время вечеринки в честь победы команды по регби одна из чирлидерш откажется присутствовать на ней и останется в пустом общежитии. Комендантка женского общежития Элла Руби Симонс, после инцидента вынужденная написать заявление об увольнении по собственному желанию, именно в этот вечер отлучилась по личным причинам, делегировав обязанности нескольким ответственным студенткам. В ходе разбирательств, в комнатах, стоявших на учете неблагонадежных студентов обнаружили некоторое количество дури. Но будем честны, о том, что определенный процент золотой молодежи «балуется» запрещенными веществами, догадывались все, но доскональных обысков не было, пока гром не грянул. Вопрос, каким образом на территорию колледжа проникли посторонние, тоже выяснялся. Но стоит ли удивляться, что празднующие студенты привели на «отвязную вечеринку» кого-то из своих друзей, которые могли провести тем же образом своих друзей? Установлен лишь факт, что Тони Боуэн, второй участник злосчастного происшествия, задержанный с положительным анализом на ряд наркотических веществ, уже имел несколько приводов в полицейский участок и не являлся студентом какого-либо колледжа. Руководство Cal Maritime сумело замять инцидент, не допустив оглашения случившегося в СМИ. Тем более, что никто из родителей и участников не был заинтересован в пристальном внимании общественности. Тем не менее из-за слухов и социального давления Шедоу Джонс после летних каникул перевелась в другой колледж.***
Открыть окно. Кричать. Позвать на помощь. Шедоу оборачивается. Пара ламп в коридоре из темноты кухни — яркий проем открытой двери. Падающий свет прямоугольником на полу — в нем неправдоподобно огромная тень фигуры. Ее преследователь вваливается в помещение, и оно словно сжимается. Слишком тесное для них обоих. Между ними ряд столешниц, холодильники и две плиты под стеной справа. Окна надо было открывать раньше. Теперь не успеет. Она слышит слова. Невнятный бред. Шедоу уже напугана до состояния, в котором плохо различаешь смысл слов за собственным дыханием. Он резко двигается к ней, и девушка рывком спешит в сторону, обогнув кухонный остров — ряд тумбочек со столешницей наверху. «Эй, киска!» и что-то должное ее успокоить: «Ты же не будешь шуметь?» Подобно испуганному и загнанному животному взамен Шедоу остро ощущает окружающее, эмоции, отдельные детали. Свои босые ступни. Острый неприятный запах приближающегося мужчины. Он наступает. Девушка боком огибает стол. Шум за окном. Так близко. Блеск белков. Зрачки его глаз предельно расширены. Акулий взгляд. Слюна, накопившаяся в углах рта. Он врет. Он улыбается. Скалится. Она скалится в ответ мимической судорогой. Не хочет, чтобы она кричала? Она дергает ящик стола. Полотенца. Следующий. Поставленные в сушилку тарелки. — Эй, ты чего удумала, сука? — интересуется ее преследователь. Только что он рывком попытался обогнуть преграду, но Шедоу в это же время рвется в противоположную сторону, и мужчина возвращается, отрезая ей путь до открытой двери. Он отлично видит, как она выдергивает ящики, остатков ушедшего в наркотический транс интеллекта хватает, чтобы прийти к неким заключениям: — Э… бля… ты думаешь, эт тебе поможет, маленькая сука? — он рывком толкает столешницу с неожиданной свойственной психам и наркоманам силой. Грохот. Недостаточно, чтобы опрокинуть тумбочки — они приделаны к полу, но дверцы со стороны Шедоу открываются — крайние тарелки с грохотом летят на пол. И вдруг металлический лязг. Девушка быстро нагибается, разрывает зрительный контакт, чувствуя движение кожей. Противник огибает стол и кидается на нее. Поднимаясь, она бьёт его сковородкой, наотмашь попав по предплечью. Парень одергивает руку. На темном отекшем лице капризная гримаса жестокого ребенка. — Блядь! — он бьёт ее. По-настоящему. Шедоу падает бедром на край столешницы, не чувствуя удара — боль в ребрах оглушительная. Нападающий поскальзывается, возможно, наступив на осколки тарелок, его координация нарушается — это единственная причина, почему она так легко отделывается, — он машет руками, удерживая равновесие. — А-а-арр! — Шедоу бьёт его сковородкой в плечо. Наступает. Второй удар противник ловит, схватив за край, ловит ее сковородку! Он почти выдергивает оружие из рук Шедоу. Чтобы не выпустить рукоять, чирлидерша мотается следом за ней из стороны в сторону, как повисшая на фрисби такса. Вместо попыток отобрать, Шедоу толкает оружие вперед, в живот своему противнику, тараня грудь головой. Дергает оружие вниз, отшатывается, чудом пропуская мимо кулак со сбитыми костяшками, в отместку пинает в голень. Девушка визжит и пинает еще раз. Наркоман вовремя опускает ладонь, чтобы защитить пах, и Шедоу с обеих рук бьёт его в лицо железным блином, словно отрабатывая подачу в теннисе. Она отчетливо слышит характерный звук — так лопается переспевшая слива. Враг теряется, зажимает рукой нижнюю половину лица и отшатывается. Она бьёт его в бок. Пинает. Визжит. Босой ступней все-таки наступает на осколки тарелки, но боли уже не чувствует. Он отмахивается вслепую, и Шедоу, оказавшись сбоку, бьёт его сковородкой сбоку по темени… Мужчина разом оседает. Сползает, закрывая голову одной рукой и хватается второй за столешницу. Девушка по инерции продолжает лупить его по плечам, по спине, по закрывающему голову предплечью. Когда противник сползает на пол, Шедоу пятится, держа сковородку в вытянутых перед собой руках. У нее дрожат колени и живот сводит судорогой… и человек не двигается. Не нападает. Девушка поворачивается, хромая на свет. Только выскочив в коридор, она замечает острую боль в ступне. Адреналиновый шок отступает, ему на смену приходят рыдания и неконтролируемая дрожь. Шедоу идет вперёд, оставляя красные следы. Впереди — чьи-то голоса, смех… На посту комендантки две первокурсницы и одна бутылка шампанского.***
Шедоу почти шесть лет. Она сжимает в руках Леди — свою плюшевую игуану, снизу вверх смотрит на спинку огромного по ее меркам кресла. С подлокотника свисает рука: предплечье и кисть толще ее лодыжки, покрывающая кожу сетка выпуклых шрамов напоминает маленькой девочке выступающие провода… Крупная ладонь почти скрывает зажатую в ней банку пива, на телевизоре расчленяют незнакомого дядю. — Хрень собачья, печень в человеке с другой стороны, — мрачно комментирует хриплый голос. Он был из тех ее нянек, которые разрешают не спать допоздна, но Шедоу этому уже не рада. — Дядюшка Рафаэль… — Мм? — А можно не выключать свет в гостиной? — Смысл смотреть это позорище со светом? — над подлокотником возникает почти круглая безносая и безухая голова, глаза в прорезях маски вспыхивают белыми зрачками. — Ты чего не спишь? В этот момент на экране утробно воет кусок обструганного мяса, некогда бывший накаченным блондином. Шедоу опускает глаза вниз. Как выразить ситуацию она не знает, но знает, что для этого существуют специальные слова, которые при ней запрещали говорить мама и дядюшка Лео. Она была слишком взрослой, чтобы бояться живущего в темноте Буку, но взрослые не верили, что он не показывается только им… — Я не могу уснуть, — наконец говорит девочка. — Тогда давай смотреть вместе, — дядюшка приподнимается, милостиво вытаскивает из-под себя подушку и кладет ее на пол рядом с креслом, приглашающе похлопав сверху. — Может, не надо? — девочка крепче прижимает к себе игрушку. — И правда, — задумывается нянь. — Скоро твои родители завалятся, а детское время мы уже просрочили часа на четыре. Девочка переступает с ноги на ногу, придумывая благовидный предлог: — А можно мне сказку?.. — неразборчиво, стесняясь непонятно чего, просит Шедоу. Рафаэль хмыкает и поднимается, в одной руке пиво, в другой — подушка, вместе с ней возвращается в детскую. «Банда пурпурных… волков встретилась с другой стаей волков в темном переулке. — Покажи товар! — потребовал глава пурпурных волков, тот, который самый жирный. Глава другой стаи…» — А чем эта стая отличалась от другой? — В смысле? — Те были пурпурные, а эти?.. — Я что, помню? — возмущается дядюшка Рафаэль. Он рассказывает сказку сидя на полу, привалившись панцирем к краю кровати, периодически отвлекаясь на пиво. — Те были пурпурные, а эти… Пускай будут желтые в крапинку. «Так вот, когда желтый волк в крапинку открыл кейс, один из пурпурных достал пирожок и на пробу передернул затвор…» — Дядя Раф, а откуда у пирожка затвор? — Действительно… — хмурится тот, задумчиво скомкав опустевшую банку. «Один из волков снюхнул крошки от пирожка, а другой растер фарш по деснам. И уже их охранник передернул затвор… Ну этого… Лука! Волшебного… Розового… Короче, в этот момент, один долба… Младшая сестра. Как чихнет прямо в ухо! Волки внизу заозирались, и Красная Шапочка поняла, что щас их точно запалят. «Надо что-то делать!» — решила Красная Шапочка, а лучшая защита — это…» — Нападение! — покорно заканчивает Шедоу. «В этот момент Красная Шапочка с сестрами спрыгнули с потолочных балок и как начали пизд… Кхе-хм… Побеждать волков!» Дядюшка Раф умеет рассказывать удивительные сказки! Даже без книжки. Истории всегда полнятся активными действиями и часто не вполне понятными терминами и описаниями, некоторые он в запале даже показывает. Поэтому тот отрывок, где Красная Шапочка снова и снова побеждает волков, был у девочки самым любимым. Закончив сказку, Рафаэль собирается уходить. — Подожди! — судорожно говорит Шедоу, пытаясь придумать причину, чтобы его задержать, но ничего в голову не лезет, и потому она быстро сдается и тихо просит: — Включи ночник, пожалуйста? — Зачем? Темнота — друг ниндзя. — Маска шевелится, когда дядя морщит лоб, видимо, хмуря брови. — Или ты темноты боишься? Почему-то признаваться в этом немного стыдно, поэтому она просто повыше натягивает одеяло. — Я ничего не боюсь! — пищит Шедоу. — Ну тогда я ухожу… — ухмыльнувшись, Раф тянется к выключателю. — Не надо! — взвизгивает девочка. Рафаэль включает свет и подходит ближе. — То есть, нас с братьями ты не боишься, но боишься темноты? Дядя смотрит на нее сверху вниз, скрестив руки на груди. В желтом свете ночника он кажется живой статуей, вытесанной из очень старого бугристого дерева. Под темно-зеленой и толстой, как кора, иссеченной бороздками кожей при любом движении перекатываются толстые узлы-корни. Шедоу очень не хочется выглядеть маленькой, глупой, а тем более трусливой. — Дело не в темноте, а в монстре! — признание вырывается в запале, и озвучив его, девочка упрямо хмурится, ожидая типичной реакции взрослого. Вот сейчас дядя скажет, что она себе все выдумала, или ей просто что-то приснилось. — Действительно. — Дядюшка чешет трехпалой рукой с обломанным ногтем малозаметный шрам на губе, его ноздри — круглые дырочки ниже красной маски — дрогнули. Когда любой из четырех ее дядюшек улыбается, он может растянуть губы очень широко. У других взрослых зубы разные: квадратные передние, немножко треугольные и большие задние с пломбами. А у дяди Рафаэля все зубы большие, белые и одинаковые, кроме тех двух справа, которые только растут из розоватой десны. У Шедоу тоже растет зубик. Наверное, Зубная Фея посетила ее и дядюшку Рафаэля почти в одно и то же время. — Вы-то обычные… — защищается Шедоу. — А это взаправдашний монстр! Что-то в лице дядюшки Рафаэля неуловимо меняется. Он смотрит на Шедоу и хмурится, большая трехпалая ладонь ложится на рукоять сая. — Детка, а когда ты последний раз видела этого «другого» монстра? Ты помнишь, было ли какое-то сиреневое свечение в момент его появления? Или у тебя возникло какое-то странное чувство, как будто звон в голове? Может быть, пахло серой или дерьмом? Его голос становится ниже, серьезнее: — Шедоу, ты ни в коем случае не должна чувствовать себя виноватой… Твой монстр не выглядел, как дядя в черной пижаме с каким-нибудь символом? Любой взрослый, который плохо себя вел? — Рафаэль приседает на корточки перед кроватью. Заглядывает в синие глаза. Он ведет себя не так, как все, возможно, даже верит ей… И это пугает девочку еще больше. Его подозрительный взгляд обегает комнату, задержавшись на окне и зеркальных дверцах шкафа. — С каких пор ты вообще боишься монстров? Тебя в детской группе или в парке никто не пугал, не трогал? Окончательно струсив, девочка натягивает одеяло до носа, изо всех сил мотая головой. — Что бы ни случилось — ты можешь мне доверять. — Нет-нет! Этот монстр… Он прячется, когда появляются взрослые и… и живет под кроватью. — От испуга голос Шедоу становится совсем детским. — А, такой монстр, — в следующий момент дядя Раф снова становится самим собой, будто сдувшись, хотя всего лишь расслабил плечи. — Нет, детка, таких монстров точно не… Осекшись, Рафаэль снова задумывается, словно перед его мысленным взором пронеслось нечто неприятное. Дядюшка поднимается, и… Нет, он не заглядывает под кровать, как это уже делала по ее просьбе мама, и даже не тыкает туда черенком швабры, — вместо этого дядюшка поднимает кровать и разворачивает ее вместе с Шедоу, а также Кассандрой, Рокси, Бетани и Леди (ее любимыми плюшевыми игрушками). Девочке приходится вцепиться в спинку, чтобы не свалиться от неожиданного рывка. Вместе с Рафаэлем она осматривает открывшееся пространство: под ровным слоем пыли валяются детальки Лего, теннисный мячик, потерянный носок и рыжая, голая, пластиковая кукла, одноглазая но по-прежнему любимая… -Патрик! - воскликнула девочка, прижала куклу к себе и чихнула. Никаких нор, трещин, порталов, следов или царапин от когтей в подкроватном мирке не наблюдалось. — Я вообще-то не очень видела… монстра, — говорит Шедоу уже не так уверенно. — Я просто… ну знаю, что он есть. Может, он не отсюда… — Знаешь, мелочь, однажды мы схватились с Драко… — Рафаэль, подбоченившись, созерцает пыльный прямоугольник. — Прикинь, он возник из ниоткуда прямо в центре гостиной! А еще был тот красный тентаклиевый хер из-под старого стремного особняка с ожившими скелетами… И как-то раз мы перенеслись в параллельный мир прям из магазинчика твоей мамы, где нас пытались сожрать громадные ядовитые шершни и ящеры-людоеды. Перечисляя все это, Рафаэль все больше начинает мрачнеть, потом шагает в пыль и начинает осматривать пространство более пристально. Постучав, подергав и поскрипев досками пола и убедившись, что там абсолютно точно никакой дыры-норы-тайных символов нет, он напоследок отдирает плинтус, подцепив его саями. Угол за плинтусом являет миру пару тараканов, немедленно упокоенных оружием. — Ну пока никакого монстра я тут не вижу. В том, что дядюшка Рафаэль монстров видел, Шедоу не сомневается. Аккуратно положив в угол треснувший плинтус, дядя ставит ее кровать на место (Шедоу снова вцепляется в спинку). На прощание неловко ерошит ей волосы: — Теперь ты убедилась, что бояться нечего — можешь спать спокойно. Трехпалая рука тянется к выключателю. — Дядюшка Рафаэль, ты же никогда ничего не боялся? Даже в детстве? — тихо спрашивает девочка, обнимая подушку. После серьезно добавляет: — Я никому не скажу… ты можешь мне доверять. — Хм… ладно… — Рафаэль возвращается и садится у кровати, откинув лысую голову на матрац рядом с Шедоу. — Вообще-то… в детстве, когда наверху шли дожди, я ждал, что уровень воды поднимется, наш дом затопит, и мы все захлебнемся дерьмом… — он скрипуче хохотнул. — В буквальном смысле. А еще отец постоянно повторял, что если мы не будем осторожными, то сверху придут какие-то мудаки, заберут нас на поверхность и вскроют здоровенной пилой… — Рафаэль чертит по доске торса линию от шеи до паха. — Они вытащат наружу все кишки, тупо чтобы позырить. Но папа пугал нас любя, в учебных целях. Еще, когда нам было ну, как тебе, мы с Донни нашли мертвую человечицу. Толстую бомжиху. Она воняла хуже, чем то, в чем лежала… мы перетащили ее ближе к людям, сколько смогли. Когда мы в следующий раз там проходили, оказалось, что люди ее не забрали и не похоронили… Мимо прошли. Может, не заметили. Зато там побывали крысы, и эта женщина стала уже не такой толстой, зато пахла еще хуже. Хм. И всегда были насекомые. Знаешь, таких здоровенных многоножек, у которых и на голове и на жопе челюсти, так что не понятно, где голова, а где жопа? Они всегда ищут, где потеплее и могут забраться в ноздрю… Шедоу выглядывает из-под одеяла, куда спряталась еще в самом начале, и с изумлением обнаруживает, что ее бесстрашный дядя сидит, обняв колени. — А они, сука, больно кусаются! Их, конечно, можно аккуратно стряхнуть, но ты не думаешь об этом, когда резко просыпаешься, а эта херь ползает по лицу. Она как вцепится!.. Рафаэль дергает плечом, голос начинает звучать чуть бодрее, видимо, он пытается отвлечься: — Но в основном я думал, что завтра опять будет нечего жрать… А темноты — нет, детка, темноты я не боялся. — Хорошо. Знаешь… я тоже не буду больше бояться темноты! — Ну и правильно! Тем более, у тебя под кроватью не поместится никакой крупный монстр. А если кто и заведется, то будет мелким или плоским. В любом случае, пока он выберется из-под кровати — у тебя будет фора! — А если монстр толстый, — почти воинственно добавляет Шедоу, — то он застрянет! — Еще лучше! Тогда ебашь чем хочешь: ты, по-любому, нанесешь много урона… — похоже, разговор начинает нравиться дяде Рафу. — Красная Шапочка говорила, что лучшая защита — это нападение, — замечает девочка. —А Красная Шапочка хуйни не скажет! — авторитетно подтверждает Рафаэль. — Если один раз подкараулить монстра, то больше он к тебе не сунется, ведь в мире еще много слабых и пугливых человеческих детей. Хищник не будет охотится на жертву, которая может ему въебать, если у него есть выбор. Рафаэль решительно поднимается. — Пошли. — Куда? — спрашивает Шедоу, без страха спуская ноги с кровати. Сон как рукой сняло. — Подберем тебе волшебный амулет на удачу. За амулетом они зачем-то приходят на кухню. Покопавшись в ящиках, Рафаэль вручает ей скалку. — Видишь, это почти как волшебная палочка, — говорит он, крутя деревяшку в руке. — Держи. Посмотрев, как Шедоу неуверенно взмахивает скалкой на манер биты, дядя забирает ее обратно. — Не, что-то не то. Может, половник? Слишком легкий, еще погнется… — с победным «О!» Рафаэль извлекает из посудомойки небольшую тефлоновую сковородку. — Не, тоже легкая. Еще и с покрытием — если поцарапаем, твоя мамка меня убьет. — Дин говорил, что нечисть боится железа! — с умным видом добавляет Шедоу. — Мы с дядей Майки смотрели «Сверхъестественное», и он даже кричал громче меня! Поиски идеальной сковородки продолжались с большим энтузиазмом. Пока дядя развлекается, Шедоу делает ему бутерброд с арахисовым маслом — потому что ей самой оно нравится, копченой колбасой — потому что ее любит дядюшка Рафаэль, сверху кладет оставшиеся с ужина разваренные брокколи — потому что мама говорит, что они полезные, и для красоты густо сыплет красным перцем. Полюбовавшись, она протягивает Рафаэлю бутерброд, от которого тот не глядя откусывает сразу половину. Жует. Замирает. Смотрит на бутерброд, потом на огромные синие глаза племянницы… Пожимает плечами и продолжает есть. — У этой ручка съемная — не удержишь, у этой — просто плохо зафиксирована, эта — тяжелая, как пиз… очень тяжелая для тебя будет, — бормочет мутант, взвешивая в руке кухонную утварь. — А вот это — самое оно! Ручка крепкая, не скользит, если что — засунешь ее ему прямо в… В общем, после этого монстр сможет от тебя только уползти. Днище толстое, и не настолько тяжелая. Ну, на край, — будешь бить с двух рук. Зато на твоей стороне инерция! Держи свой амулет. Шедоу вдумчиво кивает, принимая из рук дядюшки железный блин на палочке. — Может, оберег? — Зови как хочешь, твоя удача — в твоих руках. — Им надо взмахнуть? — догадалась Шедоу. — Да, взмахнуть… и опустить на голову ближайшего монстра. — Вот так? — девочка изображает замах, от которого сама слегка покачивается. — Нет, так ты монстра скорее рассмешишь, чем напугаешь, — дядюшка берет ту самую очень тяжелую сковородку и со свистом рассекает ей воздух сверху вниз, от волны воздуха у Шедоу треплется челка. — Вот так. Девочка повторяет максимально похоже. Рафаэль сосредоточенно кивает, доедает бутерброд и облизывает пальцы, после чего поправляет ей локти и разворачивает плечи. — И ноги пошире расставь. Колени согни — равновесие — это важно, — Шедоу повторяет. Рафаэль присаживается перед ней на одно колено и вытягивает руку ладонью вверх. — Бей. — Но я сделаю тебе больно… — неуверенно говорит девочка. — Не сможешь, — хмыкает дядюшка. Звук удара получается глухой, будто железное дно опустилось на старое дерево. — Еще раз! Удар. — И это все? Удар. — Ты бьешь как девчонка. А вот тут Шедоу обижается. Удар! — Неплохо. А теперь давай потренируем боевой крик. — А зачем?.. — спрашивает Шедоу, не совсем уверенная, что хочет это знать. — ГРРРРРР! Шедоу, взвизгнув, отскакивает к стене, по пути выронив из рук сковородку. — Вот видишь, ты должна атаковать противника не только физически, но и силой своего духа. Правильно настроиться. Давай, теперь твоя очередь. — Что, так же? — девочка боязливо подбирает сковородку. — Нет, лучше! — Ааааааа? — Зачем ты на меня орешь? Надо орать и бить одновременно! — Аааааа! — удар. — А, ты дышишь неправильно. Вдыхаешь сначала животом, потом грудью, — он опускает раскрытые вверх ладонями руки на уровне пояса, вдыхает, потом поднимает руки и вдыхает еще раз. — Поняла? Попробуй. Сначала животом, потом грудью. Хорошо! А теперь ори и бей на выдохе. — Аааааар! — удар! — Злее! Еще злее! Удар! — Представь, что тот, кого ты лупишь, сожрал самую последнюю в мире конфету! — Арр! — удар. Они отрабатывают еще и удар вбок, и дядя Рафаэль говорит, что она должна вкладывать в удар вес тела, и замах не должен начинаться из-за спины — длиннее траектория. Силу удару это почти не прибавляет, а точность страдает заметно. Потом Рафаэль вспоминает, что монстр вылезает из-под кровати, поэтому тренировки перемещаются в спальню. — Очень важно всегда быстро подскочить на ноги из любой позиции. В драке вообще лучше не падать, — увещевает дядюшка, и они начинают тренировать подъем в низкую стойку из положения лежа. Пижама уже противно липнет между лопаток, челка приклеивается к лицу, и в какой-то момент Шедоу понимает, что рукоять сковородки выскальзывает из вспотевших ладоней. Она ловит ее в последний момент, пальцы сжимаются, она чувствует, как в ударе напрягаются мышцы бедер и спины… Сковородка хлопает Рафаэля по ладони. — Аааааррр! — спохватившись, кричит девочка. — Ай! — изумляется дядюшка и потрясает ладонью. Шедоу, не дожидаясь команды, возвращает сковородку в исходное положение и искренне улыбается. Рафаэль удовлетворенно ухмыляется. — На сегодня достаточно. А теперь быстро в засаду! — он наблюдает, как ребенок укладывается под одеяло, предварительно спрятав сковородку под подушкой и крепко обеими руками обхватив рукоять. Рафаэль усмехается как-то совсем незнакомо, почти мягко. Но когда Шедоу оборачивается, странное выражение с его лица исчезает. — Как только монстр появится — бей его! Если что, я за дверью, — он выходит, выключив свет. Шедоу лежит в темноте, разбавляемой лишь слабым светом из окна, очертания предметов становятся нечеткими… Сердце девочки постепенно успокаивается, ладони на ручке сковородки, по-прежнему липкой от пота, вселяют уверенность. Но все-таки от привычки за один вечер не избавиться. — Дядя Рафаэль? — тихо зовет Шедоу. Ведь не могло быть такого, чтобы он пошутил и ушел? — Шедоу, — донеслось из-за двери. — Как ты думаешь, сработает когда-нибудь засада, в которой охотник болтает без умолку? Она пристыжено замолкает и притаивается. Шедоу честно ждет монстра по крайней мере еще несколько минут, но ожидание плавно перетекает в сон, в котором синеглазая девочка в красной шапочке бегает за чем-то склизким, непонятным и многоногим, размахивая сверкающей сковородкой. На следующий день родители были дома, но Шедоу все равно просит сковородку на ночь и отрабатывает удары перед тем, как лечь в постель. Она начинает быстрее засыпать. Спустя какое-то время перестает просить сковородку. А монстр? Монстр тогда так и не пришел. Наверное, испугался.