В поисках покоя

Дейдара подолгу не может уснуть после трудных и опасных заданий, на которые его с Обито посылают акацуки. Как бы сильно он ни выматывался, сколько бы часов ни проводил на ногах без отдыха, у него не получается просто лечь и заснуть сразу после возвращения с миссии. Нервы остаются натянутыми, словно струны, и кажется, будто он все еще в смертельной опасности и должен быть готовым ко всему. Даже теплые руки Учихи, лежавшие на его талии, и его дыхание, щекотавшее макушку, совсем не помогали успокоиться. Напротив, напряжение только росло, будто Тсукури должен был бодрствовать, чтобы охранять сон своего напарника. Он мог лежать с закрытыми глазами много часов, проваливаясь лишь в непродолжительную мучительную дрему, и это сводило его с ума. Способ заснуть был. Они оба знали его, но Дейдара не хотел просить, а Обито из вредности ждал, когда Тсукури сдастся. Это все равно происходило рано или поздно. Только секс помогал расслабиться настолько, чтобы забыть о задании и своих страхах, и блондин ненавидел это всей душой. Словно еще одна ниточка привязывала его к Обито, лишая свободы, делая зависимым. Сначала взрывы, затем — яркое, горячее чувство, обжигавшее сердце, теперь еще и постель. Тсукури бесило все это, бесила необходимость поворачиваться к нему, иногда будить, терпеть на себе этот насмешливый взгляд, прямо говорить о том, что ему нужно… Учиха никогда не отказывал. Он с удовольствием ласкал тело Дейдары руками, касался горячей кожи губами, проводил по ней языком, оставлял метки, даже не пытаясь сдерживаться, от чего Тсукури стонал и выгибался, желая получить больше, несмотря на боль. Они не растягивали прелюдию. Обито был умелым любовником и прекрасно знал все чувствительные места своего партнера, от одних прикосновений к которым тот мгновенно ощущал накатывающую волну возбуждения. Они предпочитали удовлетворять друг друга руками и ртом, так как обычный секс был слишком долгим для простого расслабления, не говоря уж об их вечном споре, кто будет сверху. Чаще побеждал Учиха, зажимая Дейдару в каком-нибудь темном углу штаба акацуки или придавливая своим весом к кровати, но после того, как пелена эйфории спадала с разума, отхватывал за это. Тсукури же старался хотя бы ночью брать инициативу в свои руки. Компромиссом была тайно любимая ими обоими поза, когда руки Учихи так или иначе оказывались привязанными к спинке кровати то галстуком, то ремнем, то бинтами, а Дейдара, сидя на его бедрах, сначала медленно растягивал сам себя, а затем оседлывал его и начинал двигаться, выбирая тягучий, мучительный темп. Их стоны и вздохи смешивались, сливаясь в громкий страстный шепот, порой переходящий в крик, и в эти моменты они по-настоящему чувствовали себя единым целым. Неразделимым. Обито умело ласкал языком и губами член Дейдары, получая от этого особое удовольствие. Он мог довести до грани и остановиться в последний момент, наслаждаясь тем, как его любовник комкает в кулаках простынь, стонет сквозь сжатые зубы и подается бедрами вперед. Учиха продолжал ласки, только когда убеждался, что возбуждение отступило, и снова начинал обводить кончиком языка вены и чувствительную головку, слушая сбивчивое дыхание и тихие ругательства Тсукури. В момент, когда напряжение внизу живота разом разливалось по телу оргазмом, натянутые струны внутри Дейдары будто обрывались, исчезали, не оставляя после себя ничего, лишь спокойствие, усталость и такую непривычную теплую нежность, которую он сразу дарил Обито, не в силах держать ее внутри. Он крепко обнимал его, целовал тонкие искусанные губы, прижимался к груди и вскоре засыпал, умиротворенно посапывая. И он даже не догадывался о том, что Учиха, невозмутимый бесстрашный Обито, страдает от такой же проблемы, вот только решение ее для него гораздо проще. Достаточно лишь того, чтобы Дейдара лежал рядом, чтобы можно было обнять его, прижать к себе, уткнуться носом в мягкие светлые волосы, погладить их, запутывая пальцы в волнистых прядях, коснуться губами лба или выпирающих косточек позвоночника и просто почувствовать тепло его тела на своей коже.