Приказ понят

Когами Шинья подставляет своё лицо лучам тёплого весеннего солнышка и щурится, наслаждаясь минутами спокойствия. В воздухе витает приятный сладковатый аромат, а с деревьев опадают, медленно кружась в собственных танцах, розовые лепестки сакуры, из-за чего весь мир вокруг уже как несколько дней погружён в нежнейшую дымку румянца. Возле исправительного центра Торидзавы царит непривычная для его слуха тишина. Кажется, будто он находится в мире, где отсутствует само понятие «опасность». И в принципе, так оно и есть. Япония, охраняемая системой «Сивилла», заботится о том, чтобы её жители не знали…даже не задумывались о том, что текущий день может стать последним в их жизни. Что, идя по улице, их могут застрелить. Или где-то рядом взорвётся бомба. Или же пролетающий над городом самолёт обстреляет дома из ракетниц. Обо всём этом японцы не думают. Их не учат думать о таком, и на фоне прибывающих в страну иммигрантов японцы кажутся Когами несмышлёными детьми. Наверное, ему уже никогда не влиться в это общество. Годы, проведённые за пределами его малой Родины, отложили свой отпечаток на его поведение. Но сегодня он старается не думать об этом. Впервые за долгое время, приехав к исправительному центру, он не заходит внутрь. Обычно таким страдает Гино, оставаясь в машине. Но сегодня особенный день. Когами испытывает одновременно и страх и совсем детское… нет, юношеское волнение. Мыском ботинка он нервно постукивает по поверхности асфальта, подгоняя стрелки на часах, а время всё тянется, как резина, никак не желая ускорить свой ход. Минуты кажутся часами. Но вот он наконец-то улавливает шелест шестерёнок дверного механизма за секунду до того, как зеркальные двери разъезжаются в разные стороны, выпуская на свободу пленницу исправительного центра. Цунемори Аканэ выходит, переступая порог центра, и остаётся в тени козырька подъезда, в то время как сам Когами полностью объят солнечным светом. И он ловит себя на мысли о том, что это уж как-то слишком символично. — Я за тобой, — говорит Когами, отталкиваясь от машины. Он видит, как Цунемори напряжена первые несколько секунд, но, о чём она в этот момент думает, Когами никогда не узнать. Потому что мимолётное удивление, отразившееся на её лице, сменяется выражением умиротворения и спокойствия. И от этого у него на душе становится только хуже. — Прости, — произносит Когами, опустив взгляд, не в силах смотреть на неё. И этим «прости» он, кажется, извиняется перед девушкой за всё то, что с ней случилось за эти годы. Ведь это он вырвался на свободу, а она в итоге заняла его место. Потому что в системе «Сивилла» пустых ячеек общества быть не может и то место, в котором образуется пустота, заполняют чем-то другим. Кем-то другим. Он не испытывал угрызений совести, оказавшись за пределами Японии. Там, в далёких странах, где земля пропиталась кровью, а в воздухе витает запах гари, нечистот и палёной плоти, ему некогда было заниматься самобичеванием. Когами выживал, и все его мысли были заняты лишь одним вопросом: «Как пережить следующий день?». Вернувшись в Японию, у него появился шанс начать новую жизнь. Он уже не был латентным преступником в Бюро, не был ни террористом, ни революционером ЮВАС. Он стал членом МИД, и у него появилось время подумать над тем, к чему привели его поступки и как они отразились на людях, так или иначе связанных с ним и его прошлым. Масаока. Профессор Сайга. Кунидзука. Каранамори. Кагари. Гино. Цунемори. Каждому из них в той или иной степени пришлось заплатить за его поступок. И у некоторых он уже не сможет попросить прощения. — Вам не за что извиняться, Когами-сан. Цунемори пожимает плечами и улыбается так беззаботно, что Когами чувствует себя невероятно глупо. Чего он пытался добиться своими извинениями? Ей они были не нужны ни тогда, ни тем более сейчас. А ему? Хотелось ли Когами получить от неё прощение, чтобы скинуть с себя груз вины за ту ответственность, которую он вогрузил на эти хрупкие плечи несколько лет назад? Даже сам Когами не знает ответ на этот вопрос. А Цунемори, будто ничего не замечая, улыбается и спешит спуститься по лестнице вниз, шаг за шагом выходя из тени. — Я сейчас такая голодная! Её лицо озаряется золотистым светом, в карих глазах плещется по-детски наивная беззаботность, и Когами в который раз удивляется внутренней стойкости этой девушки. Сколько бы невзгод не выпало на её долю, Цунемори всё ещё была чиста и невинна перед взором «Сивиллы», как и прежде. — Ты только о еде и думаешь? Аканэ подходит к нему и из-за разницы в росте смотрит снизу вверх, но это не мешает ей в шутливом тоне произнести свою просьбу. Или всё-таки приказ? — Угостите меня чем-нибудь. Она запретила ему обращаться к ней как к инспектору ещё при встрече в ЮВАС, их отношения начальник-подчинённый давно остались в прошлом, о том, чтобы придерживаться субординации, и речи не шло. Они не были напарниками, да и коллегами назвать их язык не поворачивается, учитывая отношения между Бюро и МИД. Но Когами чувствует, что рядом с Цунемори возвращается в то время, когда всё было намного проще. Короткая служба под её началом позволила ему быть тем, кем он всегда хотел быть. И за то, что спустя все эти годы он по-прежнему может испытывать те же самые чувства, Когами ей благодарен.  — Приказ понят.

Они были партнёрами. Детективами. Были ими тогда и остаются ими сейчас. Даже если вся система говорила и говорит им о том, что это не так.