Умирать не страшно

      Джейсон никогда не боялся смерти: он знал, что в любом случае не доживет до старости. После того как он умер, а потом воскрес, смерть и вовсе перестала пугать даже самую капельку. Поэтому, когда он узнал диагноз — «неоперабельная опухоль головного мозга», и точный срок жизни — примерно полгода, со всевозможным лечением, — он просто равнодушно пожал плечами.       Он не изменил график, продолжил работать как проклятый. Пытался исправить и помочь аллее Преступлений как мог. Пока Оракул не влезла куда не следует и не сдала семье, что он умирает.       На самом деле это довольно иронично, если не сказать больше. Его мачеха, Кэтрин, умерла от передоза, но принимать наркотики она начала, когда ей поставили диагноз — рак головного мозга. Ни на лечение, ни на операцию денег у оборванцев аллеи не было. Наркотики — самое дешевое обезболивающее по сравнению с аптечными ценами и официальными лекарствами. Джейсон не был ей родным сыном, но тем не менее словно унаследовал ее ношу и ее гены.       От известия о скорой смерти он не почувствовал ничего. Грустные глаза Тима и попытки предоставить лечение и обследование были бы отбиты, если бы не эти чертовы глаза и чувство вины за далекий случай в Башне Титанов. Но прогнозы врачей все равно оказались неутешительными: слишком поздно.       Дэмиен и девушки остались равнодушны ко всему этому: Джейсон для них был больше поучительной историей того, как делать не надо, чем живым человеком.       Оракул ругалась, просила перестать быть Красным Колпаком, потом поняла, что он слушает примерно раз из пяти, и сдалась.       Дик суетился вокруг него и бесил своим существованием. Пока, наконец, не сломался:       — Ты… Довольно спокойно к этому относишься.       — Как ты хотел, чтоб я к этому относился? — наверное, этот ответ тоже прозвучал донельзя равнодушно.       — Я не знаю. Хотя бы с паникой. Ты умираешь от рака, а я в этот момент чувствую больше беспокойства, чем ты.       — Я уже однажды умер, Дик. Я сомневаюсь, что в следующий раз будет иначе в технических деталях. В первую очередь, самое худшее — это возвращение.       Подразумевалось, что жить здесь намного страшнее, чем умереть. Это окончательно доломало Дика: вспылив и обозвав его бездушным чурбаном, он исчез с радара.       Какое-то время Джейсона наконец-то не беспокоили. Пока на очередном патруле он не встретил Бэтмена.       Разговор не клеился, и Джейсон хотел его уже закончить — все эти вежливые формальности, которые нафиг не сдались никому из них. Но тут Бэтмен снял маску и взглянул на него сложным взглядом, который Джейсон даже не знал, как трактовать.       — Ты умираешь.       Тон был такой убедительно убитый горем, что захотелось ржать. И курить, но он уже нарвался на лекцию о том, что не заботился о своем здоровье, и не хотел снова это слушать. Поздно, знаете ли, заботиться о насосе после пожара.       — Ты какой-то странный, старик, радоваться должен, что я скоро ласты склею. Выйду наконец-то из-под твоей ответственности. Твои драгоценные преступники будут в безопасности в твоем питомнике для уродов. Конечно, умереть от рака довольно иронично, учитывая образ жизни, который я веду, но вполне кармически.       Лицо Бэтмена исказилось чем-то грубым и непонятным, что Джейсон никогда больше не хотел бы видеть — до конца своей жизни точно. На тот момент Брюс почти мог сойти за человека. Если бы только не был таким ублюдком.       — Ты ушел. Невозможно вернуть мертвых, поэтому я сделал мемориал с твоим костюмом — каждодневное напоминание о моей ошибке, стоившей тебе жизни. Я мог лишь надеяться, что ты спишь спокойно…       Голос Брюса дрожал, усиливая подозрения Джейсона, что этот разговор ему нафиг не сдался. Просто потому, что неназванная эмоция, что исказила черты лица Бэтмена, вот-вот сломается — и Джейсон не хотел быть рядом в этот момент. Желание сбежать подальше усиливалось с каждой минутой.       Но Бэтмен не унимался:       — Я оставил твою комнату в том же виде, в каком она была, чтобы сохранить память о тебе, даже если ты туда больше не зайдешь.       Джейсон старательно не обращал внимания на каплю воды, стекающую по лицу Брюса. Этого все равно слишком мало и слишком поздно.       — Моя реакция на твое воскрешение была… неуместной, и я прошу прощения за все, что произошло, за мои ошибки, за то, что никогда не мог понять. Я должен был быть лучше.       «Неуместный» — задница, какое огромное преувеличение, мудак.       — Ты не был лучшим, я тоже не был. Старик, я не понимаю тебя. Я же еще тогда сказал, что прощаю тебя за то, что не спас меня. А за все остальное… Я облажался. Ты облажался. Бывает.       Джейсон не знал, что еще сказать. Он давно не был славным чудо-мальчиком. Он — Красный Колпак, человек, который использовал маску врага, как свою.       Джейсон умер мальчиком — и снова умирает, едва дожив до двадцати, ему в целом нормально, он никогда не планировал дожить до старости.       У него не было иного имени в мире, кроме Красного Колпака. Он умер, а потом просто ничего с этим не сделал.       Нет возраста.       Нет личности, кроме тщательно созданного монстра.       Нет причин для того, чтобы он что-то сделал. Он воскрес из мертвых, но не было ничего, кроме фанатичного пути линчевателя. Никаких интересов за пределами этого. Никаких увлечений. Он встает ночью, патрулирует, а утром ложится спать. Чтобы на следующую ночь начать сначала.       Нет причин для существования, кроме причинения вреда уродам.       Его забудут, как и очередного лоха в Готэме. Никто не будет скучать.       Человек где-то под толстым слоем всего этого фатализма думал, что, если бы эти слова он услышал три года назад, возможно, сейчас было бы все по-другому.       Но теперь — просто все равно.