Deep bond

      Не проходит и часа, как перед Ичиго останавливается знакомый чёрный «Мерседес», водитель чинно выходит и открывает для него заднюю дверцу — прошу Вас, господин Куросаки. Так и говорит. Ичиго кажется это смешным, слишком уж отдаёт напускным пафосом, да и вообще он предпочитает сидеть спереди, но поневоле чувствует себя важной персоной и, что греха таить, ему это даже немного нравится. В салоне никого нет, машину прислали исключительно за ним, что тоже изрядно льстит его тёмной половине. Дверцу за ним аккуратно закрывают и через пару секунд машина плавно трогается с места. Ичиго оказывается в тишине и одиночестве.       Салон отделён от водителя тонированным стеклом и, скорее всего, шумоизоляцией и вообще машина блеск — мягкая кожа сидений, минибар, кнопка для внутренней связи и прочие прибамбасы. Впрочем, Ичиго не удивишь навороченной тачкой после «Maserati», которая к слову, нравится ему гораздо больше, в ней, быть может, места слегка поменьше, но зато «чёрный зверь» носится как норовистый жеребец и заставляет чувствовать себя крутым, молодым и свободным, а эта… дорогая и надёжная, но какая-то… стариковская. И водитель едет не торопится, то ли дело Гриммджоу гоняет — только пыль успевай глотать. Ичиго невольно вспоминает их участие в уличных вампирских гонках, ну и натерпелся он страха тогда, адреналин был бешеный, а уж что было потом на заднем сиденье прямо там, посреди автострады, м-м-м! Именно тогда он профукал свой последний шанс, хотя бы на иллюзию свободы и сказал Гриммджоу «навсегда с тобой». И что же теперь? Он, получается, своё обещание нарушил? Нет, это Гриммджоу отказался остаться с ним, променял… Ичиго даже не знает на что.       А если бы ты хоть иногда думал, а не рубил с плеча …       Он и так уступал ему слишком часто, сколько можно, нужно же ему и о себе думать!       Конечно, нужно, но всë, что он надумывает, не делает его счастливым, разве ты не видишь?       Да что ты знаешь о счастье?! Гриммджоу пользовался и манипулировал им, ему пора жить своим умом!       Что мешает ему жить с Гриммджоу и со своим умом?       Сам Гриммджоу и мешает! — Заткнитесь, падлы! — раздраженно рявкает Ичиго, боги, если он ещё раз услышит имя Гриммджоу, то выпрыгнет из машины на ходу и разобьёт свою непутёвую голову.       Наступает тишина и всë, что остаётся Ичиго, это корить себя за звонок. За порыв. Куда он, блять, едет? Зачем? Честно признаться, когда набирал номер он не знал, что именно хочет сказать, он даже не ждал, что ответит ему сам Барагган. Личный номер дал, вы подумайте, какая честь! Думал, трубку возьмёт секретарь, но господин Луизенбарн ответил лично и, пока Ичиго спешно пытался придумать приемлемое оправдание своему звонку, пригласил в свой офис. Вот туда-то «господин Куросаки» сейчас и направляется, и понятия не имеет, что сказать при встрече. Куда только всë красноречие девалось, то самое, которое на днях так яро изливалось из него, обвиняя во всех смертных грехах Сейрейтей и Гриммджоу. Вспоминать не хочется. Безусловно, всë что он сказал, даже выплюнул им в лицо, абсолютная правда, но так ли он обижен, зол и разочарован, каким хочет быть? Или это просто чёртово ослиное упрямство?       Ты же собрался жить «своим умом», так чего переживаешь?       Ты что, поддеть его пытаешься?! Ха-ха!       Захлопнись!       Сам захлопнись!       Ичиго устало закатывает глаза, снова слушая жуткие нечеловеческие звуки и отборную ругань своих «соседей». Ему приходит в голову, что они очень сильно похожи на него самого и Гриммджоу — вечный спор, неспособность понять друг друга и невозможность разойтись. Одно различие — эти двое друг друга не… не спят друг с другом.       Это уж точно!       Подтверждение его мыслей звучит незамедлительно, громко, в два голоса. Ичиго усмехается, потому что думал вовсе не о постели, но думать «не о постели» он совсем не хочет. Чтобы отвлечься он решает дать имена своим советчикам, надо же как-то их называть. Он почти на сто процентов уверен, что это Пантера и Саламандра, но всë же кое-что не даëт ему покоя.       Условно он считает первый голос — спокойный и ровный, голос разума, так сказать, Саламандрой — его светлой стороной, но если он весь такой правильный, то в чём же тогда невротъебенная сила, о которой все твердят?       Второй голос — дух бунтарства, задиристый и ядовитый очень похож на Гриммджоу, особенно в начале их знакомства. Если это Пантера, то почему она так враждебно настроена против собственного хозяина, пусть сейчас ей владеет Ичиго, но хозяином по-прежнему остается Гриммджоу. Всегда ли она была такой непокорной? И как, чёрт возьми, её контролировать?!       Самый верный способ — это отправиться в свой внутренний мир, туда, где живут его сущности, и подчинить зверя напрямую, беда в том, что каждый раз, когда он попадал туда, его место здесь, в реальном мире, занимал разрушитель. Снимать оковы с монстра нет никакого желания, мало ли что это чудовище успеет натворить, пока Ичиго поладит с непокорной кошкой. Эх, очевидно в ближайшее время его советчики никуда не денутся, ничего больше не остаётся, кроме как смириться и слушать их глупую болтовню. Чертовски выматывает эта вечная борьба, но Ичиго же сильный — самурай, в конце концов.       Нет, самурай теперь Гриммджоу.       А ты — «Императорский племянник»!       Ядовитые же гады! Из вредности Ичиго решает вовсе не давать им никаких имён, а называть просто — первый и второй.       Как оригинально.       И почему это он первый, а я только второй?!       Потому что я — глас разума, а твой рот — настоящая помойка.       Но-но, опять нарываешься!       И бесконечная битва продолжается, у Ичиго страшно болит от этого голова, как жаль, что он не может выключить это дрянное радио. — Господин Куросаки, приехали, — сообщает водитель, открывая для Ичиго дверцу машины.       Опять это «господин» режет слух, но приятно, чëрт возьми. Откуда в нём только взялось это тщеславие?       В раздумьях Ичиго не заметил, как пролетело время и полгорода. Он выпрыгивает из просторного салона «Мерседеса» и оказывается прямо перед огромной башней «ЕspadaGroup».       Ичиго не может понять, как оказался здесь. То есть он, конечно, знает, как попал сюда физически — сам позвонил Бараггану, сам сел в его машину, и водитель привëз его, но как он до этого дошёл? Докатился?! В мыслях всë казалось очевидным и верным, а вот на деле… О чём он собирается говорить с Барагганом? Скажет ему, что согласен с его доводами и хочет на него работать, встать на сторону Эспады? Так это ведь неправда. Больше всего на свете Ичиго не хочет принадлежать ни к какому сообществу. Он хочет быть свободным. Быть самому себе хозяином. Неужели это так много? — Тогда зачем ты пришёл сюда? — устало спрашивает первый советчик. — Да сам он не знает, чего хочет! — язвит второй. — Я точно знаю, что не хочу возвращаться в Сейрейтей, — поясняет Ичиго, будто бы кто-то здесь нуждается в его пояснениях. Он даже не замечает, что перестаёт воспринимать их как голоса в голове — они для него настоящие собеседники. Может потому, что спросить совета ему просто не у кого, или он воспринимает их как реальные самостоятельные личности, а это уже диагноз для полноценного шизофреника.       Советчики дружно вздыхают, и Ичиго легко представляет себе, как они сокрушенно качают головами или… мордами? Закатывают глаза: один с тоской, другой с жалостью. Неприятное чувство, но они правы, Ичиго действительно не знает зачем притащился сюда, как будто вовсе не он принял это решение, но отступать, когда уже стоишь на пороге, не в его стиле.       Он заходит в здание вслед за водителем, здесь всë по пропускам. Они идут к лифту, конечно, стеклянному со всех сторон, Ичиго никогда в таком не ездил, и его внутренний ребёнок трепещет от восторга. Вот было бы экстремально пообжиматься с Гриммджоу в таком лифте — это, видимо, трепещет его внутренний извращенец. Впрочем, эти мысли Ичиго пресекает на корню, нет, не из-за лифта, он не хочет думать о Гриммджоу, но как не старается, представить кого-то ещё не получается.       Чем выше они поднимаются, тем интереснее — всë видно: муравейник офисов на каждом этаже, зону отдыха, людей в других таких же прозрачных лифтах, двигающихся вверх и вниз, улицу через огромные панорамные окна — практически все стены здесь из стекла, хотя снаружи казалось наоборот — огромная литая тёмная башня, неприступная и неприветливая.       Лифт останавливается на самом верхнем этаже. Это что же, Барагган на самом верху, а Айзен тогда где? На крыше?       Безмолвный водитель ведëт Ичиго по небольшому коридору, в конце которого всего одна дверь. На весь этаж. В голову закрадываются сомнения — к Бараггану ли его ведут. За дверью вопреки ожиданиям оказывается совсем небольшая комната — обычный кабинет секретаря: рабочий стол, зона ожидания для посетителей, стеллажи с документами, кулер, фикус и дверь, ведущая в ещё одно помещение, по всей видимости, в кабинет начальника. Сам секретарь, точнее, секретарша, заметив посетителей, поднимается из-за стола и ослепительно улыбается. Ичиго она кажется подозрительно похожей на Хинамори, тот же рост, фигура, причёска, взгляд, но только эта мадам определённо человек, да и настоящая Хинамори сейчас в Сейрейтее, под присмотром медиков. Еë энергия так и не восстановилась, и всякие попытки «разбудить» её ни к чему не привели. Бедная девушка по-прежнему остаётся безмолвной и безвольной пустой оболочкой, бледной тенью себя прежней. — Господин Куросаки, — очень почтительно обращается к Ичиго фальшивая Хинамори, — проходите, пожалуйста, Айзен-сама ждёт Вас.       Айзен-сама?!       Ичиго хмурит брови и недобро косится на своего провожатого, но водитель молчит и лишь кивает, да, мол, Айзен-сама Вас ждëт.       Так… Вот это подстава подстав! Вот это подлянка!       И дальше что?! Ичиго и что Бараггану скажет, не знал, а уж Айзену. Бля, он сейчас встретится с финальным боссом, но совсем к этому не готов! Сбегать с поля боя не в его правилах, так что он решительно берётся за хромированную, до блеска начищенную ручку двери.       Кабинет оказывается светлым и очень большим. Просто огромным, больше похожим на тронный зал. Высоченный потолок, окна в пол, дизайнерская мебель, бежевый ковёр с густым ворсом. Несколько мраморных скульптур по углам, на стенах картины, если бы Ичиго разбирался в искусстве, то обязательно признал бы в них подлинные шедевры. Камин. Камин! Не хватает только шкуры самолично Айзеном убитого зверя перед ним. Везде чистота такая, что хочется разуться прямо с порога и дышать через раз. Любой, кто зайдёт сюда, почувствует себя неполноценным, если не ущербным. Ичиго хоть и в брендовом шмотье, но ношеном уже не первый день, поневоле чувствует себя уродливой кляксой на идеально белом холсте. В Сейрейтее он никогда не чувствовал себя лишним. Только обманутым. Впрочем обманутым он чувствует себя и сейчас. Он всегда представлял, что встреча с Айзеном, вот так лицом к лицу, произойдет во тьме и хаосе, во время битвы разумов или кровавой бойни, а всё вокруг будет охвачено огнём и мраком. Ичиго будет готов умереть за правду и честь, но непременно выживет, потому что за его плечом будут верные друзья, и они обязательно победят.       Фантазёр.       Придурок!       Ладно, быть может, у него излишне разыгралось воображение, но представить такую встречу — средь бела дня, в зале полном света и воздуха, когда Айзен-сама будет улыбаться ему, словно старому другу, в то время как реальных друзей у Ичиго не то что за плечом, нет вообще — он не мог. — Здравствуй, Куросаки Ичиго, — Айзен сидит за столом в большом кожаном кресле, расслабленно подперев щëку рукой. Тосэн Канамэ неподвижно стоит за его спиной, сжимая рукоять катаны, внешне спокойный и расслабленный, а на самом деле готовый в любой момент порубить на куски любого, кто посмеет угрожать его хозяину. Для полноты картины Айзену не хватает только канмури* на голове. — Присаживайся, — кивает Айзен на кресло по другую сторону стола.       Голос его размеренный спокойный и тихий, без надменности и даже не лишён некой торжественности, словно он действительно долго ждал этой встречи. Никакой зловещей ауры от него не исходит, хотя энергетика здесь тяжёлая и густая. Оранжевый* спектр ярко переливается золотом без единого колебания — без сомнений Айзен чертовски уверенный в себе человек и полностью контролирует ситуацию, в то время как спектр Ичиго вместо небесно-голубого, каким должен быть, переливается всеми цветами радуги, что говорит о дисбалансе и нестабильности. — Здравствуй… те, — оставаясь стоять на месте, отвечает Ичиго уже наученный горьким опытом с Барагганом — хамить тем, кто сильнее и могущественнее тебя, может быть чревато последствиями.       Ну что ты мямлишь?! От страха в штаны наложил?!       Ичиго хочется огрызнуться и сказать, что никуда он ничего не накладывал, но с порога выдавать свою шизу перед Айзеном не хочется, кроме того это правда — он действительно промямлил своё «здравствуйте», словно юродивый перед царём.       А чего ему бояться? В конце концов не убивать же его сюда привели, для этого и времени и способов было предостаточно, но он всё ещё жив. Айзену что-то нужно от него и пора наконец узнать, что именно. Рассудив так, Ичиго расправляет плечи, смотрит прямо и с нужной дозой нахальства спрашивает, чем же обязан такой неожиданной встрече. — А разве не ты сам сюда пришёл? — едва заметно улыбнувшись, спрашивает Айзен.       Что верно, то верно, но Ичиго отказывается это признавать, он же шёл к Бараггану, хотя… какая разница. — Ну да ладно, — милостиво разрешает не отвечать Айзен. — Я тоже хотел встретиться с тобой. — Неужели? — Ичиго совершенно узнаваемо вскидывает бровь, а может, это нервный тик — он не уверен точно. — А что тут удивительного? — спокойно и ровно продолжает его собеседник. — И чем же я могу быть Вам полезен, уважаемый Айзен-сама?! — немного осмелев, Ичиго улыбается одной стороной рта, снова очень узнаваемо.       Слышно, как скрипит оплётка рукояти меча в руках Тосэна, а Ичиго уже и забыл, что верный пёс всё ещё здесь; ему не нравится, когда хамят его хозяину. — Ну, — фыркает Айзен, полностью проигнорировав сарказм в голосе мальчишки и его абсолютно не искреннее уважение, — это мы можем обсудить позже, лучше подумай, чем я могу быть полезен для тебя. — И чем же? — Начнём с того, что я могу помочь с жильём, возможностью учиться, помогать семье, быть ни от кого независимым, — Айзен делает небольшую паузу, чтобы Ичиго как следует проникся словом «независимый». — Усмирить твою жажду крови, не запирая в белой комнате и не скармливая тонну депрессантов, — снова пауза, дающая возможность прочувствовать вес каждого слова. — Да что там, решить все твои насущные проблемы, — великодушию Айзена просто нет предела. — Хо-о! — Очень заманчивое предложение думает Ичиго, но какова цена? — Щедрый и добрый Айзен-сама! — откровенно насмехается Ичиго.       Айзен ни чуть не меняется в лице, оставаясь спокойным и отстранённым, полностью игнорируя попытки Ичиго взбесить его. Зато Канамэ терпит заносчивого гостя с трудом. Сталь звякает, когда он на пару сантиметров выдвигает клинок из ножен. В тёмных очках из-за слепоты, с мечом в руке и покерфейсом — он очень сильно смахивает на Блейда, но вызывает у Ичиго не страх, а смех. — Думаешь, я поверю тебе после того, как ты столько раз хотел меня убить?! — он возмущён до глубины души, как этому подонку только наглости хватает говорить такое?! — Сущая неправда, — очень натурально оскорбляется Айзен. — Убить тебя хотел Гриммджоу — глупый предатель. Я всего лишь хотел привлечь тебя на свою сторону, но он всё испортил.       Он ещё что-то говорит, распинаясь о уникальной силе разрушителя, но Ичиго уже ничего не слышит.       «Убить тебя хотел Гриммджоу», — что, блять, это значит. Айзен сказал это уверенно, ненавязчиво, так, между делом, словно это всем давно известный факт и только сам Ичиго не в курсе.       Ха-х! Чего окаменел, глупый мальчишка?! Чего же не оправдываешь своего любовничка?! Слова растерял?! Или веру?! Ха-ха!       Действительно, почему Ичиго молчит и не пытается возразить, закричать, что это ложь, что кто угодно, только не Гриммджоу. Он с надеждой ждёт, что голос первого советчика возразит, он же всегда на стороне Гриммджоу, да? Он же голос разума!       Голос молчит. Кем бы он ни был — Саламандра, Пантера — оба они лишь внутреннее «я» Ичиго, а Ичиго уверен в Гриммджоу, не так ли? Так почему же никто не возражает?! — Ты не знал? — уточняет Айзен, не выразив совершенно никаких эмоций по этому поводу. — Думал, он привязался к тебе из искреннего чувства?       Правда… Конечно, Ичиго знал, Гриммджоу инициировал его, потому что хотел сбежать от Эспады, но потом-то, потом же… — Так отчаянно хотел удержать тебя при себе, потому что жить без тебя не может?       Правда… Все эти эмоциональные качели, на которых Гриммджоу катал его целый год, не подпускал близко, но ведь и уйти не давал. Ичиго считал это особенностью их связи, но что если это не так? Что если Гриммджоу всегда себя контролировал? А Ичиго-то как дурак млел от его голоса. Верил в каждое слово. Каждое действие. Прощал. Принимал каждый недостаток. Пытался исправить. — Признаюсь, изначально подкинул его тебе именно я, — продолжает Айзен, — но просчитался, чёртов сукин сын обманул нас обоих, — он с досадой разводит руками, и жест кажется Ичиго абсолютно правдивым. — Он отлично знает себе цену, устоять перед ним могут не многие, тут ничего не попишешь. Его внешность, его голос, даже его запах заставляет людей желать его — в этом его истинная сила, которой он виртуозно владеет, но все его эмоции, все его слова — ложь! — Слова, словно ледяные иглы, пронзают Ичиго, с каждым разом что-то ломая в груди. — Ты ведь догадывался об этом, правда? Не мог не подозревать?       Правда… Ичиго думал. Чувствовал в его крови. Там, за наглухо закрытой дверью всегда было что-то спрятано. Спрятано так тщательно, что ни инициация, ни слияние, ни даже уничтожение этих проклятых катакомб не помогли открыть эту дверь. Ичиго полагал, что там истинные чувства Гриммджоу, так оно, впрочем, и было, да только он-то думал, что это любовь, которую Гриммджоу так упорно не хотел признавать, но, похоже, он ошибался. — Впрочем, забудь, — прерывает Айзен мучительную медитацию Ичиго, в которую сам его и погрузил, — ты же всё равно уже покинул его. Сам. И не только покинул, но и забрал его силу. То, что он хотел сделать с тобой, сделал с ним ты — уничтожил его мечту о свободе.       Неужели так? Гриммджоу хотел забрать силу Ичиго, хотел свести с ума? Уничтожить? Ради этого он…       Неудивительно, что он не последовал за Ичиго, когда тот позвал.       Тогда кто же из них больший монстр? Тот, кто хотел уничтожить, или тот, кто сделал это? Небеса! Этот клубок интриг и вечной лжи уже так запутан, что не распутать вовек.       Лучше бы Вейл убил Гриммджоу, тогда им обоим не пришлось бы мучиться сейчас. А ещё лучше бы им вообще никогда не встречаться.       Ты действительно так считаешь? Желаешь, чтобы его никогда не было в твоей жизни? Даже если всё, что сказал Айзен правда, неужели ты…       «Нет» — хочет сказать Ичиго, но не произносит ни слова. Даже не думает, на замок запирая свои истинные мысли. За самую дальнюю потаённую дверь. Они ведь слышат его. Они всегда слушают. — Ты расстроен? — невзначай спрашивает Айзен.       Расстроен? Объяснить, что чувствует сейчас Ичиго, не смог бы никто и уж тем более он сам.       Проклятый Айзен! Проклятый Гриммджоу! Проклятый Сейрейтей!       Что толку злиться, возьми себя в руки и исправь всё.       Только ныть и умеешь, сосунок! Возьми себя в руки и исправь всё!       Они оба говорят, что он должен всё исправить. Но что это «всё»? Неужели что-то ещё можно исправить?!       Советчики хреновы! Но в одном они правы — пора взять себя в руки! Только, тссс! Что бы они не услышали. — Что ты от меня хочешь?! — внезапно спрашивает Ичиго, словно никакого разговора про Гриммджоу и в помине не было, словно он не сбит с толку, словно ему и вовсе плевать.       Он делает несколько шагов, больше не боясь испачкать светлый ковёр промокшей грязной обувью, и наконец садится, но не в предложенное кресло а на диван около окна. Закидывает ногу на ногу, руку — на широкий кожаный подлокотник, вальяжно расположившись на мягком сиденье.       Такая резкая перемена кажется Айзену подозрительной. Неужели так слияние влияет? Заэль предупреждал, что разрушитель сейчас крайне нестабилен, но эта смена настроения даже немного пугает. В секунду изменилось всё: спектр, взгляд, голос, манера держать себя. В этот кабинет вошёл глупый мальчишка, совершенно не знающий, что таится в его крови. Сейчас же перед Айзеном сидит человек уверенный, знающий себе цену и совершенно точно осознающий свою силу. И эта кривая ухмылка… совершенно не подходит его самурайской славе. — Работай на меня. Стань частью Эспады. На стороне светлых ты уже был и, как я могу судить, тебе там не понравилось. Так что тебе мешает попробовать что-то другое?       И ведь действительно ничего не мешает. Ичиго видел мир вампиров лишь в красках Сейрейтея и ничего кроме огромного количества лжи не получил. Он хочет защищать людей, но им нужна вовсе не защита, а… власть, сила, деньги, наркотики, удовольствия. Кровь. Эйфория. Всё из-за крови. Из-за жажды, что мучает каждое существо на этой земле.       Вот было здорово, если бы не было ни светлых, ни тёмных, ни кровиманов, ни добровольных доноров. Ни людей, ни вампиров… — Я согласен! — перебивает Ичиго.       Согласен? Вот так просто? Без всяких вопросов? Удивительный мальчик. Импульсивный и злой. Только ещё не знает об этом. — Что же, — Айзен старается не подавать никаких признаков растерянности, хотя, сказать по правде, неоднозначное поведение Куросаки… кхм, мягко говоря, выбивает его из колеи. — Признаюсь, ты удивил меня, мальчик мой. — Он разворачивается вместе с креслом, чтобы не терять зрительного контакта с Ичиго — есть в этих глазах нечто… нечеловеческое. Играть с ним будет очень интересно.       Ну и что ты творишь?       Да делай что хочешь, хуже, чем сейчас, быть уже не может!       А действительно — Ичиго потерял друзей, люби… бовника.       Не потерял, а бросил.       Не придирайся к словам!       Учёбу тоже бросил, жить ему негде, денег — ноль. С манией преследования он слоняется по городу, капает слюной на маленьких детей, едва не насилует женщин, слышит голоса и говорит сам с собой. Куда уж хуже?! И всё-таки самое ужасное, что в глубине души он чувствует вину за каждый свой опрометчивый поступок, за каждое неосторожно брошенное слово и чертовски жалеет, что ему не хватает мужества признаться в своей неправоте хотя бы самому себе, потому что он упрямый как чёртов осел. Это чувство сжирает его изнутри, и всё же он не хочет поворачивать назад. Он хочет найти другой путь и будет искать, пока не сдохнет.       Что чёртов Айзен может ему сделать?! Чем напугать?! Даже если жизни лишит, это будет, пожалуй, лучше чем его нынешнее положение. — Я. Не. Твой. Мальчик. — С отвращением выплёвывает Ичиго каждое слово. — Как пожелаешь, — улыбается Айзен. — Добро пожаловать в Эспаду.       Лезвие меча в руках Канамэ, словно тяжелая гильотина, снова падает в ножны.