***
— Почему ты не притащил его сюда? — сквозь зубы шипит Шихоин, старательно сдерживаясь, потому что орать в обители Уноханы-сан не дозволено даже большому начальству. — Он не хочет, — отвечает Гриммджоу, морщась от очередной иглы, которую Унохана-сан ставит в центр лба — точка стхапани или третий глаз, неужели там есть ещё чего восстанавливать? Потом она берёт его за запястье, считая пульс. — Что значит, не хочет? Его желания меня не волнуют! — всё же не сдержавшись, повышает голос начальница. — А вы куда смотрели?! — спрашивает у притихших старающихся слиться с персиковой стеной Рукии и Ренджи. Ответить им нечего. Они едва успели довезти бледного и холодного как смерть Джагерджака до управления, нарушая все дорожные правила; в машине Гриммджоу начало не по-детски колотить, а кровь не останавливалась, пока Унохана-сан не занялась им лично. Они так перепугались, что и Куросаки, и дело об убийстве отошли на второй план. — Он опасен и должен быть под наблюдением, а не разгуливать по улицам, да ещё в компании Эспады! Или ты хочешь, чтобы он превратился в очередного Вейла, и Айзен дёргал его за ниточки?! — всё больше распаляется начальница. — Йоруичи! — Гриммджоу тоже повышает голос и дёргается на кушетке, порываясь подняться, но Унохана-сан быстро укладывает его обратно неожиданно сильным и властным движением, а на Шихоин бросает короткий строгий взгляд, такой, что всем в комнате становится очевидно, что громкость срочно нужно поубавить, пока не их не выгнали взашей. — А чего хочешь ты? Обколоть его наркотой и запереть в белой? Изучать, как лабораторную крысу?! — зло, но тихо продолжает Гриммджоу. — Если придётся! — так же тихо и зло припечатывает Шихоин. — Слияние нужно изучить. От этих слов Гриммджоу кривится, даже множество иголок, воткнутых в тело, не причиняют такой резкой боли. Неужели она думает, что это выход? Да у Гриммджоу сердце разрывается, стоит только представить Ичиго в смирительной рубашке. Не бывать этому, даже во благо. Он переживает и боится больше, чем весь Сейрейтей вместе взятый, и не о факте слияния, который нужно изучить, а о самом Ичиго, о своей ягодке, о мальчишке, который совершенно запутался и не знает кому доверять. — Мы сами довели его до этого, мы должны вернуть его доверие, а не тащить сюда силой! — И что ты предлагаешь? Оставить его с Айзеном и ждать, когда он сам одумается, так себе вариант. — Согласен, — кивает Гриммджоу уже спокойнее, кажется, начальница созрела для конструктивного разговора. Задумка его бредовая и опасная для него в первую очередь, но другого варианта он не видит. — У меня есть план. Как он и думал, Шихоин не в восторге и считает его план безумным, но всё же после уверений Уноханы-сан и самого Гриммджоу, что он вполне стабилен и чувствует себя отлично, даёт разрешение. — У тебя неделя, — говорит она, — если ничего не выйдет, я сделаю всё по-своему, — Гриммджоу благодарно кивает. — С полицией я всё улажу, завтра можешь приступать. Начальница кивает Ренджи и Рукии, и они втроём покидают кабинет. Унохана-сан осторожно снимает иглы с его тела, их столько, что он похож на дикобраза. Ему становится лучше, чем было в машине, но хуже, чем было утром, а утром было хуже, чем вчера. Каждый день он чувствует, как внутри него что-то умирает, энергия не желает течь по венам с прежней силой, а сердце иногда забывает работать. Ни иглы, ни медитация, ни кровь, ничто не поможет ему восстановиться, сила покинула его, а в теле плещутся лишь жалкие её отголоски, которых становится меньше с каждым часом. Он может обмануть Йоруичи и даже Ичиго, но сам он знает, чувствует, и Унохана-сан — тоже. — Как у меня дела? — спрашивает бесцветно, понимая, что ничего хорошего не услышит. — Боюсь, ничего утешительного, — ровным тоном отвечает Унохана, невозмутимость и твёрдость её голоса, так противоречащие мягкости черт и движений, придают сил и Гриммджоу. — Я сказала Йоруичи-сан, что вы стабильны, и сейчас это так, но если вы будете продолжать использовать свои способности, это убьёт вас быстрее, чем вы сможете добраться до моего кабинета. Вы больше не вампир. Ваша энергия не пополняется, ваш спектр почти угас, ещё раз, другой, и я не смогу помочь. — А если не буду? — невидящим взглядом уставившись в стену, спрашивает Гриммджоу. — Трудно сказать. — Гриммджоу впервые замечает неуверенность в её голосе. — Я впервые вижу вампира, лишённого демона, и при этом живого. Каким-то образом связь с Куросаки Ичиго поддерживает вашу жизнь, слияние — феномен уникальный и не изученный, но, по тому в каком состоянии ваши меридианы, могу сказать, что это ненадолго. — А если я верну её? — Теоретически это помогло бы, но… — она вынимает ещё одну иглу и останавливается, словно забыв которую снимать следующей, — я не знаю способов сделать это, не навредив Куросаки-сану или вам, даже если он согласится добровольно, ни я, ни Кискэ-сан, ни Маюри… У нас нет такой силы и знаний. «Я знаю, у кого есть», — думает Гриммджоу. — Сколько у меня времени? — При регулярном лечении… Месяц-два, может, меньше, — тихо отвечает Унохана. — Принято, — он выдыхает и закрывает глаза, расслабляется, позволяя Унохане-сан вынуть оставшиеся иглы.***
Ичиго проводит ужасную ночь, совсем не спит, беспокойно ворочается в постели, бездумно бродит по квартире, любезно предоставленной Барагганом, той самой, в которой ночевал, когда встретил его. Всё-таки продался говорит себе Ичиго, и тут же возражает, что жить где-то надо и кроме того теперь он платит аренду, точнее заплатит, когда получит первую зарплату на своей новой работе. — Ну тебе не впервой, Гриммджоу ты никакой аренды не платил, и совесть тебя не мучила. — Он оплачивал натурой! — Заткнитесь! В пятый раз умывшись ледяной водой, Ичиго критично рассматривает себя в зеркале. М-да, видимая невооружённым взглядом усталость, синяки под глазами и отвратительное настроение плохо сопутствуют продвижению карьеры. Как бы до первой зарплаты с работы не вылететь. А всё из-за чего? Чтоб его! Короткая встреча с бывшим любовником подкосила его сильнее, чем он думал. Одно касание, всего пара слов, а он никак не может выкинуть образ Гриммджоу из головы — всю ночь мучился: сначала от дикого вожделения и каменного стояка, стоило только представить дерзкую ухмылочку и синие глаза, а потом от злости на свои же фантазии. Между ними всё конечно, чёрт возьми! Ичиго сам этого хотел, вот получил и сдаться, зайдя так далеко, будет просто обидно, не говоря уж о задетой гордости. Ему нужно свыкнуться с мыслью о том, что время от времени он будет сталкиваться с Гриммджоу. Это неизбежно, он привыкнет и перестанет реагировать так остро. Им нужно научиться жить по-отдельности. Да, так и будет. Со временем. Не каждое же дело будет попадать под юрисдикцию СТУПР. Но вчерашнее убийство точно попадает, обидно, Ичиго заинтересовался и сам хотел расследовать, но скорее всего Сейрейтей уже изъял дело, и сегодня у него будет скучный день, посвящённый отчётам. Ладно, пусть подавятся, всё равно голова раскалывается от недосыпа, а скучные бумажки, в которых Ичиго ни бельмеса не понимает, отвлекут от назойливых мыслей. С таким оптимистичным настроем Куросаки отправляется в отдел. На метро. Айзен предлагал тачку, и соблазн был чертовски велик, но Ичиго отказался, убеждая себя, что квартира — это необходимость, а вот без машины он обойдётся. С каждым днём его убеждённость тает, словно лёд под палящими лучами — утренний час пик в метро — это ад! А ведь раньше толпа нисколько его не напрягала, не больше чем любого нормального человека. Сейчас же он готов вцепится в горло любому, кто случайно прикасается к нему. В толчее вагона касания неизбежны. Звуки, запахи, биение сердец… Жажда. Охота. Быть может, пора пересмотреть свои убеждения и согласиться на машину, чисто из гуманных соображений. Настроение немного улучшается, когда начальник сообщает Ичиго о том, что спецотдел дело не изъял, а лишь прислал своего агента, с которым Куросаки-сан будет работать в паре. На последнем слове весь оптимистичный настрой Ичиго сметает беспощадным цунами. С замиранием сердца он смотрит, как открывается дверь и в кабинет входит его новый напарник… Сидя на пассажирском сидении старенькой служебной «Хонды», Ичиго едва сдерживается, чтобы не побиться головой о приборную панель. «За что?! Почему?!» — вопрошает он у небес, но они предсказуемо не отвечают. Гриммджоу лыбится, будто сорвал куш в казино. Напарники. Снова! Им бы поговорить, обсудить сложившуюся ситуацию, но ни один из них даже не пытается, оба знают, что если начнут выяснять отношения, то о расследовании дела можно будет забыть, как и о прикрытии обоих, а жертв скорее всего прибавится. Так что благоразумнее сделать вид, что ничего особенного не происходит. — Почему за рулём всегда ты? — бурчит Ичиго, наблюдая, как плавно Гриммджоу переключает передачу, поворачивает руль, даже эта разваливающаяся на ходу колымага у него едет как по рельсам. — Потому что ты водишь так, словно хочешь покончить с собой, — отвечает Гриммджоу с плохо скрываемым сарказмом. — Или с тачкой. — Это потому что ты!.. — Ичиго осекается, вспомнив свой первый опыт вождения — покорёженный «Мазерати», вывих плеча у Гриммджоу, но самое главное и обжигающе сладкое воспоминание — о том из-за чего, собственно, всё произошло. — Ты!.. Сам был виноват! — Ичиго отворачивается, чтобы напарник не заметил, как стыдливый румянец проступает на щеках. Гриммджоу, конечно же, замечает и едва не давится слюной, когда понимает, от чего его ягодка так зарделась. Ух-ты, ух-ты, господин Куросаки! По экстриму скучаешь, значит! Ладно, для Гриммджоу нет ничего невозможного. Несмотря на утренние пробки, он ловко меняет полосу и останавливается в разрешённом месте. Ичиго с хмурым любопытством наблюдает, как напарник выходит из машины, огибает капот и открывает его дверцу: — Выходи. — Что? — не понимает Ичиго. — Садись за руль, — поясняет Гриммджоу и кивает на водительское место. — Так просто? — всё ещё не верит Ичиго. По-любому этот гад что-то задумал. — Ну, — Гриммджоу невинно пожимает плечами, — эта колымага не «Мазерати», а я пристегнусь, — на этих словах он медленно облизывает нижнюю губу, тем самым своим похабным жестом. Ичиго видел его миллион раз, и каждый раз он действует безотказно. «Не поддавайся! Не смей!» — велит себе Ичиго и со всем возможным безразличием выходит из машины. Садясь за руль, он знает, что ничего хорошего из этого не выйдет, и пусть с того раза он заметно улучшил свои навыки вождения, но сейчас все его мысли заняты отнюдь не дорогой. «Не думай о минете! Не думай о минете!» — повторяет про себя Ичиго, включая скорость. Повторяет, выжимая сцепление. Повторяет, когда давит на газ и трогается. Повторяет, каким-то чудом вливаясь в общий поток машин. А всё не так уж плохо — он едет! Главное, не думать о минете, том экстремальном, неожиданном и сладком минете, вот бы… Гриммджоу не отпускает ни единой ехидной шуточки и даже отворачивается к окну. Он реально пристегнут и, кажется, даже прикрывает глаза, полностью доверив машину Куросаки. «Не думай о минете! Не думай! Не думай!» — продолжает свою мантру Ичиго, однако, вожделение не желает сдаваться. Разве Гриммджоу не за этим его за руль пустил? Они же оба вспомнили, и оба захотели повторить, тут и думать нечего! Тогда чего Джагерджак рожу отвернул? Не бесит, не провоцирует. Что это за новые игры? Движение становится всё плотнее, вести приходится осторожно, постоянно притормаживая и останавливаясь. Ичиго страдает. От постоянных попыток не думать, думать получается только об этом, и через несколько минут неспешного пути несчастный Куросаки полностью возбуждён, а в голове как метроном стучит — минет, минет, минет. Ичиго прикусывает губу и сжимает руки на руле. Да что же это такое?! Что же он за похотливое животное?! Когда он так низко пал?! И что, блять, делать со стояком?! Если Гриммджоу заметит… впрочем, он, кажется, вовсе задремал. На очередной остановке Ичиго прожигает напарника взглядом, Гриммджоу — сама безмятежность. Неужели и правда спит? Неужели они подумали о разном? Неужели Гриммджоу не помнит? Не хочет?! Да быть такого не может! Гад просто издевается! Если Ичиго дотронется, то сможет ли прочитать Гриммджоу? Раньше они могли даже общаться мысленно, но теперь энергетический отклик Джагерджака настолько мал, что понять друг друга без вербального общения почти невозможно. Как же с этим справляются обычные люди, которые не чувствуют потоков энергии и не могут читать мысли? Не успев понять, что делает Ичиго протягивает руку, собираясь опустить её Гриммджоу на бедро, ещё совсем недавно этот жест был привычным и естественным, а теперь он замирает в нерешительности. Ичиго не уверен в реакции Гриммджоу и в своей собственной тоже, если быть честным. Наверное, это очень плохая идея, но пальцы покалывает от желания ощутить, огладить плотные мускулы под тонкой тканью, как всегда, слишком узких брюк. А если вспомнить, какая тёплая и приятная на ощупь кожа под этими брюками, какой у нее запах и вкус, м-м-м… Желание становится просто непреодолимым. «Да похуй!» — решает Ичиго и уверенно опускает ладонь, но отдёргивает, так и не успев достичь цели. В ушах что-то протяжно гудит, когда Гриммджоу резко открывает глаза и поворачивается к нему. — Ты чего? — спрашивает Гриммджоу, кивая на дорогу — впереди давно никого нет, а сзади усиленно сигналят недовольные водители. — Ничего! — угрюмо отвечает Ичиго, ёрзая на сидение в бесполезных попытках скрыть стояк, и возобновляет движение. Гудки наконец замолкают. Гриммджоу прячет ухмылку и пожимает плечами — ничего так ничего — и снова откидывается на сиденье, закрывая глаза. «Ненавижу тебя! — думает Ичиго. — Ненавижу пробки!» Спустя минуту снова начинает повторят свою мантру, стараясь не думать о минете. К тому времени, как они добираются до больницы, в которую увезли свидетеля по их теперь общему делу, Ичиго думает, что его яйца просто нахуй разорвёт. Своим «не думай о минете» за рулём, он довёл себя до фантазий о страстном трахе на капоте (ни разу у них не было, кстати, и это страшное упущение) и вообще не понимает, как смог допилить до пункта назначения. Гриммджоу, дремавший всю дорогу, открывает глаза, когда Ичиго глушит мотор, и потягивается, словно ленивая кошка. Ичиго скрипит зубами. — Выходи, как будешь готов, — выдаёт Гриммджоу, скашивая глаза на натянутую ширинку на штанах Куросаки. — Честное слово, если бы знал, что вождение так тебя заводит, то давно подарил бы тачку. Он выскакивает из машины прежде, чем Ичиго успевает схватить его и приложить носом о приборную панель. «Лучше бы «помощь» предложил», — думает Ичиго, но благоразумно оставляет свои мысли при себе и приказывает своему телу успокоиться.***
Свидетель выглядит таким же, каким Ичиго запомнил его вчера: бледный, вздрагивающий от каждого шороха, по-прежнему напуганный, не смотря на успокоительное, присмотр врачей и приставленную полицией охрану. Это для Ичиго очевидно, что парень не убийца, ни один человек не способен взорвать голову другому, но пока он не только свидетель, но и подозреваемый. Его застали в запертой квартире с жертвой и он не смог сказать ничего вразумительного в свою защиту, хотя сам вызвал полицию спустя несколько часов после убийства. Как ни крути, а всё это чертовски странно. Врачи опасаются за его вменяемость и не разрешают увезти в участок, но как бы то ни было по протоколу допрос должен быть произведён. Ещё бы знать, как это сделать. — Прошу вас, Куросаки-сан, начинайте, — подначивает Гриммджоу, совершенно не скрывая ехидства. Ну что за человек, а?! Ичиго кривится, словно съел целый лимон, и присаживается на стул около койки. Внимательно рассматривает парня напротив, у того обесцвеченные волосы, три кольца в левом ухе и ещё одно слева в нижней губе. Типичный задира — Ичиго легко может представить его с надменным выражением лица, с наглой ухмылкой, а этот большой рот с пухлыми губами, наверное, с лёгкостью выплёвывает отборные ругательства и всякую похабщину. Сейчас же от представленного образа ничего не осталось — посеревший цвет лица, пустые глаза и трясущиеся губы. Как с таким разговаривать? Вариантом Ичиго было считать всё через прикосновение, но его сила настолько капризна и нестабильна, это он по крайней мере признаёт, что страшно. Психика парня и так уже пострадала, а если ещё и он вломится в его искалеченный разум, то велика вероятность получить ещё одну взорванную черепушку. С тайной надеждой Ичиго оборачивается на Гриммджоу, но тот, похоже, совершенно не собирается помогать, фыркает и отворачивается к окну, мол, кто тут крутой профайлер? — Вперёд! — Что ж, — пожевав губу, начинает Ичиго, — господин Рейичи Ошима, не могли бы вы рассказать нам, что произошло вчера в квартире госпожи Рё Куниэда? Рейичи никак не реагирует на вопрос, только что-то бессвязно бормочет себе под нос. Ичиго с опозданием думает, что сначала нужно было представиться, показать документы, может, посочувствовать, расположить человека к себе, в кино полиция всегда так делает. Вот же он дурак, сто раз же видел, как это делают Рукия или Ренджи, или Гриммджоу, но на деле совсем растерялся. С другой стороны этот парень, похоже, не осознаёт реальность так что, ладно, надо продолжать, чего уж. Он снова оглядывается на Гриммджоу, но тот увлечённо пялится в окно, будто в комнате нет ничего интересного. Такой себе напарник. — Ошима-сан, как так получилось, что… — «что? Так и спросить: почему вашей подруге голову снесло?» Ичиго прочищает горло. Где же, мать их, советчики когда они так нужны? — Вы видели убийцу? — никакого ответа, конечно, не следует, Ичиго это начинает раздражать. — Может, видели или слышали что-то подозрительное? — продолжает спрашивать он, словно читая сценарий полицейского сериала. — Я не смогу вам помочь, если вы будете молчать. Уставившись пустым взглядом в пространство, парень продолжает бубнить неразборчивую галиматью, совершенно не обращая внимания на жалкие потуги Куросаки его разговорить. От окна доносится какой-то хрюкающий звук, и только спустя несколько секунд Ичиго понимает, что это Гриммджоу пытается сдержать рвущийся из него хохот. — Хули ты ржёшь? — бесится Ичиго. — Сам попробуй раз такой умный. Пойманный с поличным Джагерджак перестаёт сдерживаться и откровенно ржёт, чем раздражает напарника до крайности, а потом закатывает левый рукав дорогой рубашки. В палате нет ничего подходящего, чтобы порезать запястье, поэтому он просто прокусывает кожу, морщится от короткой боли и подставляет руку с выступившими каплями крови под нос Ошиме. — Какого хрена ты твор… — хочет возмутиться Ичиго, но в этот момент кажущийся совсем невменяемым свидетель оживает. Его ноздри раздуваются, в глазах появляется осмысленность, и в следующую секунду он впивается в протянутую руку. Гриммджоу кривится и шипит от боли, да и в целом противно, когда твоё запястье мусолит какой-то отброс. — Он конченый кровиман, Куросаки, ему нужна доза, а не сценарий «Мыслить как преступник». — Я мог бы и сам, — дует губы Ичиго от досады, что сам не додумался дать парню крови. — У тебя энергии мало. — Волнуешься за меня? — беззлобно усмехается Гриммджоу. Знал бы Ичиго, как мало осталось этой энергии. — Твоя кровь его скорее всего убьёт. — Да уж, выдержать энергию Куросаки сможет не каждый вампир, чего уж говорить о жалком человечишке. — Ну хватит, приятель, — Гриммджоу отнимает руку, — эй, слышишь меня? — и тихонько шлёпает парня по щекам, приводя в чувство. — Да, — хрипло и едва слышно отвечает Ошима. — Дай ещё? — Сначала ответишь на наши вопросы, — Ошима слабо кивает, не сводя глаз с запястья Гриммджоу, и тому приходится спрятать место укуса под рукавом. Рука болит, но ещё сильнее чувствуется резкое недомогание от потери крови, даже такая малость, которую в прошлом он даже не заметил бы, сейчас представляет реальную угрозу. Главное, чтобы Куросаки ничего не заметил. — Кто убил твою подружку? — Ведьма. Ведьма! — хрипло выкрикивает Ошима. Глаза его мгновенно наполняются страхом, словно он заново переживает случившееся. — Какая, к чертовой матери, ведьма? Опять эта чушь! Ичиго теряет терпение, да ещё этот запах крови. Крови Гриммджоу. От Ичиго он, значит, рожу воротит, а какому-то выродку даёт так просто! С каким удовольствием Ичиго сам прокусил бы напарнику запястье, хоть и знает, что эта кровь не даст ни силы, ни удовольствия. Но сам факт! В голове мутится, в груди клокочет злость. Кровь Гриммджоу должна принадлежать только ему, весь он должен принадлежать Ичиго так же, как принадлежит Пантера! — Это была ведьма! Чёрная и страшная! Она посмотрела на Рё и разнесла её голову на ошмётки! Взглядом! Я видел!.. — страшным шёпотом продолжает Ошима. — Ей не нужно было спать с ним… Не нужно… Не нужно… — С кем?! Назови имя! — требует Ичиго, сам едва ли осознавая реальность. Воздуха бы. — Ты такой же, — шепчет Ошима, впиваясь безумным взглядом в Куросаки. — От тебя пахнет смертью!.. — Да что за поебень?! — Ичиго заглядывает в до предела расширенные зрачки Ошимы и ему кажется, что в них он видит своё отражение, чётко как в зеркале, такие же безумные глаза, только не чёрные, а горящие ультрамарином со зловещим кровавым отливом — глаза дикой разъярённой кошки. Это пугает его и в тоже время подстёгивает. Жажда. Охота. Ичиго набрасывается на бедного парня, хватает за горло, с наслаждением ощущая загнанный пульс под пальцами. В голове в мгновение ока пролетают картинки, бессвязные куски и обрывки — сплошь тьма, окутанная страхом. — Эй, Куросаки, остынь! Отпусти! Гриммджоу отрывает руку Ичиго от шеи бьющегося в припадке Ошимы за секунду до того, как на крики в палату врывается медсестра и приставленный к свидетелю полицейский. — Что здесь происходит?! — строго спрашивает девушка и бросается к пациенту. — Простите нас, — невозмутимо отвечает Гриммджоу и закрывает собой Куросаки, стараясь не смотреть в искажённое злостью лицо напарника. Руки горят от прикосновений. Температура Куросаки подскочила в один миг, но раньше Гриммджоу никогда не чувствовал обжигающей боли.— Мы уже уходим. — Будьте добры! — от встревоженной медсестры звучит, как «выметайтесь нахуй отсюда!» и Гриммджоу незамедлительно выполняет её просьбу — выметается из палаты, выволакивая следом Ичиго.