Незабудки

      Он всегда уходил, чтобы вернуться. С гитарой наперевес, с запутавшимися в волосах каплями дождя, пьяной улыбкой и бутылкой с отколотым горлышком, в которой всегда заботливо покоились незабудки, чтобы, не дай бог, не завяли, пока он не вернется. Не завяли раньше времени.       Он всегда уходил, чтобы вернуться. Путаными дорожками, трассами, километрами проводов, милями тротуаров, лесными тропинками и ночными перелетами. Неважно когда, как, откуда… Только бы к нему.       Он всегда уходил, чтобы вернуться. И, проснувшись в предрассветной тишине уютной квартирки, он лишь раз провел по спутанным кудрям ладонью, вновь тихой тенью, ночной птицей ускользая, уходя — куда? Галлахер и сам не знал на это ответа, следуя за ветром и солнцем, а иногда — за дождями и звездами. Он снова ушел, чтобы вернуться. Солнце уже показалось из-за горизонта и любопытно поглядывало в комнату, на спящего — друга, не друга? — Рори не хотел разбираться. Он молча подоткнул сбившееся за ночь одеяло и нараспашку открыл окно, впуская шальной ветерок, треплющий прозрачную занавесочку, тут же бесцеремонно отодвинутую в сторону. На тумбочку рядом с тихим стуком встала импровизированная ваза с букетиком незабудок. Рори словно чует их, достает везде, где бы он ни был — и непременно в темном стекле пивной бутылки, словно может быть как-то иначе. Это такая же неизменная вещь, как его возвращения, уходы, серые глаза с плещущимися в них искорками искреннего смеха — даже когда он грустит. Джими просыпается от того, что запутался в своих конечностях — и одеяле — под тихий, словно задавленный смех. И правда — Рори стоит у открытого окна с наполовину выкуренной сигаретой и откровенно давится воздухом, согнувшись едва не пополам. Джими хмурится — и на смех, и на сигарету в тонких пальцах, потому что в комнате снова будет накурено, но долго злиться не может, смеется вместе с ним — другом? Не другом? — Джими не горит желанием разбираться. Это такая же неизменная часть их странных взаимоотношений, как и незабудки в пивной бутылке, постоянные уходы и возвращения.       Он всегда уходит, чтобы вернуться. Но не всегда успевает. По темному стеклу бутылки стекают капли начинающегося дождя, стекают медленно и неторопливо, словно слезы, разбиваясь о холодный безжизненный камень. Глаза Рори теперь похожи на небо. Тяжелый свинцовый взгляд, начисто лишенный золотистых смешинок. Жизнь не могла поменять их, но смерть — смогла.       Рори вновь ушел. Ушел, чтобы больше не вернуться.