Ком из изломов, болезней, столетних обид сном растаял Как же смешно, как же стыдно — я все вдруг сложил, все расставил Чтоб в искажениях навязчивых увидел себя настоящего Как больно калечили школы небесной любви
Дима сбился со счета. Он честно пытался искать ориентиры, искать глазами часы, чтобы считать, чтобы понимать, когда истечет три часа. Все предыдущие дни, что он был «под прикрытием», он будто чувствовал внутренний будильник. Точно знал, когда надо уйти в уборную, зайти за угол, проснуться в конспиративной квартире и написать Игорю. Чтобы успокоить, чтобы не волновался, чтобы самому почувствовать связь с настоящим миром, вернуть ненадолго контроль над самим собой. «Я надеюсь, что ты спишь и сообщение не разбудит тебя. Все хорошо, вернулся на квартиру» «Не могу уснуть, белые ночи, чтоб их. Не забудь позавтракать!» «Помнишь я тебе мем скидывал, где собака сидит в огне? Ощущаю себя сейчас примерно также» «Честное слово, никогда больше не пойду в ночной клуб. Я себя уже не слышу, только эту музыку жуткую» «Зайдешь ко мне, польешь цветы? Совсем забыл сделать перед тем, как уехал. Оставайся там, в холодильнике пельмени есть, овощи. Поешь, пожалуйста». «У меня все хорошо. Кажется, скоро домой. Там фильм как раз новый вышел. Пойдем?» Когда пришел наркоконтроль и рассказали о какой-то новой дури, которую пока толкают только в одном клубе и им нужна помощь, нужен человек под прикрытием из местных — Дима согласился моментально и сразу попытался сделать настолько убедительный и серьезный вид, чтобы у Игоря даже не возникло мысли спорить. Какие тут могут быть споры? Он в полицию шел, чтобы людям помогать, чтобы город защищать как раз от таких вещей. Надо как можно скорее понять откуда ноги растут и прикрыть эту поставку, пока новый наркотик не пошел «в массы». Было ли ему страшно? Конечно. Он сразу вспомнил, как было страшно в первый раз. Как сомневался в себе и своих силах, как руки тряслись, как голос дрожал, когда на собеседование пришел. Там все было крайне прозаично: устроился на работу в гостиницу, в которой должна была пройти очередная сходка бандитов, все разузнал, схемы/планы достал и передал коллегам, Игорю написал, когда все эти бритоголовые и в татуировках собрались в зале для закрытых мероприятий и все. Выдохнул. Переоделся в обычную одежду, дождался группы захвата, обрадовался, когда Игоря увидел и пошли они тогда вместе на крышу шаурму есть. И будто ничего и не было. Но не сейчас. Сейчас нужно было маску натянуть. Свои черты внутрь подальше засунуть, сыграть роль да так, чтобы не поняли. Репетировать начал еще в квартире своей небольшой, когда вернулся, чтобы переодеться и вещи собрать. Сюда он вернуться не сможет, пока операция не закончится. Пришлось доставать черные узкие джинсы, которые не очень любил, черную футболку и линзы. Неудобно ему было, некомфортно, не он это. Но так и должно быть. В зеркало посмотрел, себя не узнал сразу, понял — получилось. Главное не забыться. Главное о Игоре думать поменьше. Игорь. Он до сих пор ощущал это желание прижаться, обнять, почувствовать Игоря перед тем, как покинуть здание отделения. Ведь он все знал, знал, что все обоюдно, взаимно. Не сомневался. Чувствовал, когда встречался с Громом взглядом, когда тот руку клал на его плечо, касался невзначай. Игорь однажды сказал, что багаж с ним идет слишком тяжелый, не просто такое сразу кому-то доверить. Вот Дубин и принял правила игры, понимал, что Игорю время надо. Чтобы все постепенно, правильно сделать. Они же оба такие. Все должно быть пра-ви-льно. Дима все равно счастлив был. Потому что наконец-то понял, узнал, почувствовал. Сестра еще в старших классах начала спрашивать про девочек, про компании, почему Дима никуда не ходит, неужели никогда не влюблялся? Неужели не хочется? Он отмахивался, отшучивался. В школе на него никто и не смотрел, а ему и не надо было. Ему и так хорошо было. В академии его звали, пытались вытащить на тусовки, девушки даже знаки внимания оказывали, а в нем это ничего не пробуждало. Пока все танцевали, пили и смеялись, Дубин на стрельбище ходил, борьбой занимался, рисовал и готовился. Хотел стать лучшим. И стал. Потом в отделение пришел и будто в другой мир попал. Старая жизнь там осталась, за дверью. И дело даже не в деле «Чумного доктора» было, после которого на него весь отдел, все оставшиеся знакомые и даже семья по-другому смотреть начали. Он здесь себя обрел. Смог наконец-то отпустить себя. Он в этой жизни новых друзей обрел, Юлю, Федора Ивановича с тетей Леной, он здесь Игоря обрел. Наставника, напарника, самого близкого человека. Он и не понял сразу, что Гром для него больше не друг. Он просто больше. Намного. Влюбился. Впервые. Сильно. Так как мечтал. «Дим, я тебя только об одном прошу. Не забывай интуиции своей доверять. Твоя чуйка не подведет» Написал ему Игорь, когда только первые три часа истекли. И чуйка Дубина не подвела. Когда он в клуб зашел, когда барыгу Андрея увидел и тот ему подмигнул и на дверь служебную показал — понял. Что-то не так. Волоски на руках дыбом встали, холод по шее пробежал. Все нутро кричало: опасность. Выхода другого нет только. Продолжать надо. Думал написать Грому, потом себя же остановил. Вдруг надумал? А если сейчас Игорю напишет, тот не будет дожидаться приказов, подмогу, сам сюда примчит и что дальше будет? Да бардак будет. И потом еще достанется от Прокопенко. Поэтому собрал всю волю в кулак и прошел в служебку, с новыми «знакомыми» поздоровался, резво купюры на небольшой пакетик обменял и в кабинет зашел. Четверо его ждали, троих знал, одного нет. Того, кто за столом сидел. Вот она — та самая золотая рыбка, которую они так искали. Дальше разговоры-разговоры-предложение на схрон поехать, чтобы оценить новую поставку, чтобы еще раз обсудить все условия, они готовы сотрудничать, им понравилось, как Дубин в оборот людей берет и как ловко продает. Дубин пока к машине шел, в карман руки запустил, хотел телефон достать, да Игорю написать, что что-то не так идет, что возможно помощь нужна. Телефон заметили в его руках и сразу отобрали, посмотрели вопросительно и пришлось снова что-то выдумывать. Дверь когда на складе за ним захлопнулась, сразу резкую вспышку боли почувствовал, а дальше темнота. Подумал только, что на часы не успел посмотреть. Сколько времени прошло с последней смс он уже не узнает.Глянул учитель во тьму наших мыслей пустых и в объятиях Руки раскинул, вздохнул, да, так и застыл на распятьях Плакали тучки свинцовые, в пламени центры торговые В них дети кричали: «Ну, дайте хоть каплю тепла!»
Сквозь шум в ушах стал слышать голоса приглушенные: — Да что, что с ним делать? Мент же, валить надо и самим валить отсюда! Мы хоть на тачке и оторвались от них, но они его искать будут, некогда ждать Серого. Сматывать надо. — Да не кипишуй ты. Здесь безопасно, время есть. Серый четко сказал — его дождаться. Без него никаких действий не предпринимать. Тем более, сам подумай, мы о менте говорим! Я на пожизненное не согласен. — Да черт с вами! Не завалим его, найдут еще быстрее. Он нас видел, он все знает. В клуб нам точно уже не вернуться. Ну, конечно, а чего он ожидал? Что они просто в заложники взяли? Зачем им это. Они поняли, что наркоконтроль рядом, поняли, что Дима подставной, увезли подальше, чтобы убить, забрать товар и бежать как можно дальше, отлежаться, а потом на новую точку выйти. В голове шепот Игоря зазвучал: Думай, думай, думай. Дима, думай! Интересно, сколько времени? Как долго он был в отключке? Сколько прошло с тех пор, как он не отозвался? Ищут ли его уже? Ищут, конечно. В том, что Игорь его искать будет он не сомневается. Успеет ли? Вопрос хороший. Рано паниковать, Дубин, говорит он себе и пытается для начала внутренним взглядом по телу пройтись, пошевелить конечностями, чтобы понять степень повреждений. Делает все, как Игорь учил. Руки связаны сзади за стулом, переломов нет никаких, голова раскалывается и что-то мокрое течет по виску. Ну неудивительно, раз его вырубило. Чувствует ножик за поясом. Странно, оружие забрали, не чувствовал пистолета в ножной кобуре, а нож оставили. Вот и прокол их сразу. Ладонями подвигал, глаза не открывая, и голову все еще держа опущенной, до ножа достать может, а значит сможет попробовать веревки перерезать, а дальше как пойдет. Нож с Игорем выбирали, чтобы компактный, но острый. А перед глазами уже выстраивается картина, что делать, чтобы с троими справится. У всех наверняка по стволу, надо попробовать отнять. С тремя еще можно попытаться справиться, не зря же столько рукопашным занимался, с Игорем по три раза в неделю спарринговался. Сможет. Выбора нет. Он вернуться должен, он Игорю наконец-то сказать должен. И маме, и сестре, и Юле. Всем сказать должен, что Игоря любит. Мысленно про себя секунды отсчитывает, минуты считает, пока пытается с веревкой справиться. Трое эти, что на складе с ним, все мельтешат, паникуют, ругаются, звонят куда-то, на него внимания практически не обращают. Ему и хорошо. Шея правда затекла, голову бы поднять, размять, да нельзя. Поймут, что очухался. Следом затекают руки, немеют, он чувствует, как веревка врезается в кожу, как режет, как кровь течь начинает, зубы крепко сжимает, губы кусает, но режет-режет-режет. 2100 секунд, 35 минут. Поддается. Хватает веревку, чтобы на пол не упала и не спалила его план. Тут слышит грохот двери входной, заходит четвертый. Дима вздыхает глубоко, черт. С тремя справиться еще как-то могло получится, а тут четвертый. Голову поднимает все-таки, смотрит. Встречается взглядом с тем главным, Серым, которого ждали. Тот ему улыбается и пушку достает. Внутри все сжимается, в голове Игорь буквально кричит: Дима, вставай, бей, бей, я скоро! Просто продержись! Кто он такой, чтобы Игоря ослушаться? Вскакивает и набрасывается, выбивает пистолет, а дальше просто держится. Кажется, что в голове тишина, просто кулаками бьет, ногами, туловищем, всем чем можно пытается отбиваться. Боли не чувствует, в ушах шум, звон. Чувствует только, что вот по ребрам заехали, сломали. Под дых бьют, воздух из легких вышибают, Дима на пол падает, но нельзя-нельзя. Встает и снова в драку лезет. Его хватают, но он юркий, вырывается и ногой бьет. Не знает, сколько времени прошло, сколько ему еще держаться надо, силы уже на исходе, кулаки сами разжимаются, адреналина катастрофически не хватает. А потом секунда и дверь открывается, гранату на полу видит и четко знает, что надо упасть как можно дальше и глаза с ушами прикрыть. Светошумовые же. Недавно новую партию получили. Отскакивает к самому углу, зажмуривается и уши закрывает. Ждет. Будто опять куда-то в бездну падает, приходит в себя, когда только первые прикосновения чувствует и запах знакомого одеколона в нос бьет. Нашел, пришел, успел. Отпускает, выдыхает и начинает ощущать. Как по нему будто поездом проехались, как тело болит и воет до самых кончиков, как кровь течет везде, как ребра ноют. Глаза еле приоткрывает, Игоря видит и выдыхает наконец-то: — Игорь? Смотрит в глаза Грома и видит в них столько страха, злости, агрессии, что самому страшно становится. Он что-то спрашивает, но Дубин не слышит, он все от глаз этих оторваться не может, думает, что надо успокоить, надо в чувства Грома привести. — Игорь, все хорошо, слышишь? Ты приехал, это главное, — не ожидал, что будет трудно говорить. Боль прошибает так, что слезы течь начинают непроизвольно. Он тогда чувствует ладони Грома на себе, пальцы на своих щеках, которые слезы стереть пытаются и хочет сказать Игорю, что это просто потому, что больно, что Дима сильный, Дима справится. Дима смог, Дима противостоял. — Дим, Дима, Димочка, пойдем в кино? Ты же предлагал, помнишь? Отпуск возьмем, на недели две, не меньше. В кино сходим, можем уехать на дачу от всех подальше? — Игорь говорит сбивчиво, тихо, шепчет где-то рядом с ухом и Дубин не сдерживается, улыбается. — С тобой? Конечно. И понимает, что теперь он в безопасности. Теперь отпустить можно, бороться больше не нужно. Глаза закрывает. Темно. Ему снится беспокойный сон. Видит маму, та что-то причитает, хлопочет по дому, недовольна чем-то. Сестра рядом сидит тоже головой мотает. Дима во сне на себя в зеркало смотрит и понимает: на нем места буквально живого нет. Вот и недовольны. — Дим, ну вот оно зачем тебе это все? Неужели сам не жалеешь? — спрашивает сестра, а Дима вдруг рядом чувствует присутствие кого-то еще, оборачивается, а там Игорь стоит и смотрит внимательно. Дима не задумывает даже и говорит: — Не жалею и не пожалею, — говорит твердо и уверено, чтобы у матери и сестры не осталось сомнений, чтобы Игорь спокоен был. Писк больничного оборудования, к сожалению, уже знаком. Часто приходится опрашивать потерпевших в больницах, к звуку мониторов привыкаешь. Дима просыпается, приоткрывает глаза, трудно сказать — день или ночь, в Питере белые ночи. Видит часы над собой: ночь, два часа. Пытается посчитать, сколько он в отрубе был, но ничего не выходит. Мыслительный процесс дается непросто. Потом голову в другую сторону поворачивает и видит. Игорь спит, голову положил на его койку, руку держит в своей. И на душе так спокойно становится. Да, воспоминания возвращаются одно за другим, тело все болит, столько вопросов в голове: что случилось, всех ли повязали, все ли он испортил, что делать? Но их гонит от себя, руку вторую поднимает и проводит по волосам Игоря. Игорь моментально вскакивает и глаза распахивает, несколько секунд уходит на фокусировку и Дубин видит, как Игорь плечи опускает и делает глубокий выдох. — Господи, проснулся. Как же ты меня напугал, — руку сжимает в своей еще сильнее, к губам тянет, целует. Дубин видит сбитые костяшки на Игоревых руках, только готовится спросить, что произошло, но не успевает, Игорь садится на кровать, тянется к Дубину, обнимает, целовать начинает везде, где нет синяков и куда дотянутся может. — Никогда, никогда больше. Не справлюсь, не смогу, слышишь? Без меня никуда, — и Дима замолкает, просто наслаждается, Грома обнимает тоже и тянется к его губам. У них все будет хорошо. Они со всем справятся.Черемуха белая переболит в груди Чего ж мы наделали? Сколько же лиц в крови? Вздохи под окнами, может быть, им нету цены Но до чего же жестокие, выучит здесь каждый свои Уроки любви