Хрупкость нашей реальности

      Тяжелые капли с силой ударялись о стекла и жалобно скрипящие карнизы высоких окон, смывая налипшую за день пыль в бурлящие желтой пеной стоки, что вечно забивались мусором и полусгнившими тушками потравленных мышей. Буря не стихала уже несколько часов, скалясь разрядами молний, окрашивающих черное небо белыми вспышками, выхватывающих из темноты изломанные силуэты чудовищ, сокрытых в человеческих страхах. В воздухе пахло свежестью, размоченной листвой, опадающей с вековых деревьев, жирной землей и чем-то еще... кисловатым, не похожим на запах воды, скапливающейся в поблескивающие лужи у порога детского дома. Этот привкус вызывал панику, будил страх и заставлял каждого, кто его чует, замирать в оцепенении, зажмуривая посильней глаза и боясь открыть их вновь. Он мешался с ароматом дождя, отравляя его и уродуя своей тяжестью, превращая в нестерпимый смрад разложения, что подхватывал легкие потоки прохлады и утягивал их в приоткрытую щель двери в погреб. Что-то таилось в непроглядной тьме на самом дне, смотря в подсвеченное вспышками молний небо и храня тишину.       Высоко над крышей детского дома прозвучали громкие раскаты грома, заставляя дребезжать стекла в старых окнах, едва не заглушив энергичный стук в дверь главного холла, что служил также и гостиной с переходом в широкий столовый зал.       — Ну, наконец-то, где можно пропадать в такую непогоду! — Услышав нетерпеливое постукивание костяшками наверняка озябших пальцев о косяк двери, одна из монахинь поднялась из-за стола и поспешила в гостиную.       Уже более получаса воспитанники детского дома при монастыре католической церкви Дорчестера сидели по обе стороны длинного стола из грубого сруба дуба, который был накрыт к ужину. Все присутствующие, смиренно опустив взгляды в пустые тарелки, ожидали того момента, когда костлявая рука главной настоятельницы местного монастыря, а по совместительству и директрисы приюта, опустится на выбитое на столешнице распятие, призывая к обязательной молитве перед трапезой. Строгие правила, установленные основателями детского приюта, не смел нарушать даже самый непокорный ребенок. Не смел нарушать дважды, потому что истерзанное кожаной плетью тело еще долго помнило невыносимую боль, проникающую во все уголки беснующейся души и впредь выжигающую в глазах страх. Эти практики над телом не считались чем-то греховным, даже несмотря на мучения детей, что воспринималось благодатью Господа, приближением к его жертве за все человечество. Сами монахини каждое утро и вечер придавались самобичеванию, произнося молитвы и усмиряя свою плоть во имя любви к Богу. Даже сейчас, сидя на грубо сколоченном стуле во главе стола, выпрямив спину и расслаблено положив руки на колени, настоятельница чувствовала, как плотно обхватывает лодыжку ее левой ноги скрытая под длинной черной рясой металлическая цепь с заостренными, направленными внутрь зубцами. Она наслаждалась этим неудобством и болью, смотря на безмолвных детей спокойными ледяными глазами, сжав тонкие губы в бледную полоску и ожидая, когда единственное пустое место займет отсутствующий за столом воспитанник.       — Ты отправила Оливера сменить вымокшую одежду, Гретхен? — обратилась она к вернувшейся в столовую надзирательнице, что теперь выглядела растерянной и чем-то напуганной.       — Нет, — женщина нахмурилась, оглянувшись назад так, словно кто-то следил за ней из полумрака гостиной, — я точно слышала стук в дверь, но на пороге никого не оказалось, словно демоны пытаются...       Меж тонких светлых бровей Элеоноры пролегла морщинка, а на ее каменном лице на мгновение появилось удивленное выражение, но женщина тут же взяла себя в руки и вновь стала спокойна.       — Присядь, — перебила ее настоятельница и властно указала на место за столом. — Просто непогода стучит в окна и двери, искушая наш разум на ложные видения, сестра.       Будто в подтверждение ее слов за высоким витражным окном под самым потолком вспыхнула белоснежным светом молния, а порыв ветра с ненавистью бросил в дребезжащее стекло тяжелые капли дождя, что медленно поползли по ликам святых, сложенных из красной мозаики витража, подобно темным каплям крови. Элеонора Лэмб спокойно посмотрела на стынущую еду, к которой никто не смел притронуться без ее разрешения, затем перевела холодный взгляд на сидевших за столом детей, что уже начинали нетерпеливо ерзать на своих местах и недовольно шептаться. Она не любила тайны, недомолвки и хитрость, но большую боль, чем от подвязки с шипами, ей приносила чужая ложь. Мысленно она возвращалась в то утро, когда нашли изуродованного Тимоти Скотта, труп которого так и не был отмолен, словно мальчишка заведомо являлся презренным самоубийцей, а не жертвой чьей-то животной жестокости. Прошла неделя, но под своими подрагивающими пальцами она до сих пор ощущала сухой холод натянутой кожи окоченевшего мальчика, жесткие пряди его волос на выпачканном запекшейся кровью затылке и ровный порез под самым посиневшим горлом, оканчивающийся за левым ухом. Расслаблено лежавшие на коленях руки нервозно вздрогнули, а узловатые пальцы с силой сжали складку черной рясы. Лицо настоятельницы при этом оставалось непроницаемо, ведь она понимала, что должна являть детям непоколебимое самообладание и жесткость, иначе Господь отвернется от них, а демоны вложат в неокрепшие умы семя зла. Смерть Тимоти признали несчастным случаем, но Элеонора всегда чувствовала, что в стенах приюта поселилось нечто. Что-то, шепчущее по ночам и вылизывающее ладони, когда руки касаются сакральных инструментов умерщвления плоти, а мысли ускользают в греховную бездну, стоит губам зашептать молитвы. Устремленные в обманчивой невинности взгляды детей лгали ее взору, шептали семью демонами в тишине, стараясь усыпить бдительность и простить еще одну смерть.       — Кто в последний раз видел Оливера сегодня? — она внимательно оглядела присутствующих, затем медленно вытащила руки из-под стола и сцепила их в замок, положив прямо перед собой. — Оливер Тредсон сегодня был заперт в своей комнате за непослушание и инцидент с утренней гостьей, но лишь сейчас мы обнаружили его пропажу и сломанный замок на двери.       — Замок сорван кем-то снаружи, Элеонора! — уточнила одна из монахинь, тоже подозрительно вглядываясь в бледные лица детей.       — Спасибо за уточнение, сестра, — женщина кивнула ей, попутно задержав взгляд на непривычно притихшем Джеке, обычно ведущем себя шумно и дерзко, но в этот раз забившегося почти что в самый конец стола. — Дети, если кто-то из вас помог Оливеру сбежать, то я хочу знать это. Чем быстрее мы найдем его, тем лучше будет для всех вас.       Какое-то время тишину нарушали лишь шум дождя да поскрипывание покачивающейся на массивной цепи люстры под самым потолком, но один из сидевших напротив Джека мальчишек все же, не выдержав гнетущего ожидания, неожиданно выпалил:       — Мы! Мы с братом видели его во дворе! Он прятался за углом, в саду!       — Тише, ты что несешь, придурок?! — зашипел на него сидевший рядом парень, грубо ткнув локтем в бок и затравленно уставившись на скрипнувшего зубами Джека.       — Тебе больше нечего нам сказать, Питер? — мягко спросила Элеонора, когда все взгляды с любопытством вцепились в перепуганного реакцией брата мальчика. — Я не хотела бы сегодня назначать вам с Итаном вечерние процедуры воспитания духа, поэтому их можно было бы избежать, будь ты искренен передо мной, как перед Богом.       На этих словах в глазах Итана, обозленного на излишне болтливого брата, мелькнула тень страха. Он поймал на себе предостерегающий взгляд взволнованного Джека, понимая, что выдай он его сейчас, как тут же окажется во врагах, а это было не лучшим исходом. Однако, с другой стороны, его не знающее пыток тело так и ныло при мысли о том, что ждет их с братом, задумай настоятельница заняться умерщвлением их плоти. Он согласился помочь Джеку проучить ненавистного психа Тредсона, запугать его и заставить не показываться приезжавшим в приют женщинам на глаза, но в итоге все вышло из-под контроля. Ему не хотелось кидать парня в еще не просохший от крови погреб, отдающий застоялой трупной вонью, не хотелось быть соучастником и уж тем более отправлять следом за Оливером еще и неизвестного ранее мальчишку, но лишь сейчас, сидя в теплой столовой и смотря на беснующуюся непогоду за окном, он раскаивался и хотел верить в то, что Оливер жив.       — Простите, это... — мальчик шумно сглотнул, ощутив пинок в колено под столом, но от того затараторил лишь быстрей: — Это была идея Джека! Мы с Питером не хотели издеваться над ним, лишь припугнуть, но нам пришлось скинуть его в погреб в саду за домом! Он еще там, простите нас!       — Трусливые ублюдки, — процедил сквозь зубы рыжий, прожигая их взглядом полным презрения, - я вас сам туда скину или закопаю поблизости...       Элеонора не расслышала злых слов мальчишки из-за поднявшегося в столовой гомона возбужденных этой новостью детей, однако ее цепкий взгляд уловил в его заострившемся, словно морда зверя, лице хищный оскал и искреннюю ненависть. Джек никогда не являл собою кротость и духовность, какую хотели бы видеть в нем основатели приюта, будь они живы, но такую всепоглощающую злость, что буквально плескалась за бездушными стеклышками бледно-голубых глаз, Элеонора видела впервые за все время своего пребывания здесь. Он поступил к ним в возрасте семи лет в ужасном душевном состоянии, почти не разговаривая от пережитого шока и опасаясь любых прикосновений, громких звуков, взрослых мужчин, которые напоминали ему об отце. Мальчик не мог даже уснуть на белых простынях, потому что ему постоянно казалось, что на ткани проступает и медленно расползается темное пятно крови — той самой крови, что окрашивала ночную рубашку его матери, когда лезвие отцовского охотничьего ножа вонзалось в ее живот. Ему стелили черные простыни из обрезков старой, оставшейся от пошива ряс ткани и по сей день. Настоятельница не знала, сколько злобы в Джеке накопилось с тех пор, но она знала точно с первого дня появления рыжего мальчишки в этом приюте: когда-нибудь он найдет ей выход. Как бы ей ни хотелось думать о непричастности Джека к смерти Тимоти, но стоило этой случайной мысли мелькнуть в голове, как перед глазами тут же вставали ужасные картины расправы в порыве той же бездумной ярости, какая сподвигла его запереть Оливера в темном погребе.       — Встань, Джек! — громко приказала Элеонора, перекрывая своим зазвеневшим сталью голосом спутанный гомон детей, что тут же испуганно стих. — Мы выслушаем твое раскаяние позже, а сейчас иди в погреб и приведи Оливера сюда, — повернувшись к одной из монахинь, настоятельница кивнула ей, обратившись: — Проводи его, Марта, проследи за тем, чтобы Тредсон вернулся невредим.       — Да, Элеонора, я прослежу, — услужливо пролепетала молодая девушка, не смея возразить, и поднялась из-за стола, поспешив в гостиную за оставленным у двери плащом. — Поторапливайся, негодник, из-за тебя бедный мальчик мог продрогнуть до смерти!       Рыжий лишь фыркнул, вставая, нарочито громко скрипнув ножкой стула, практически отшвыривая его в сторону и насуплено смотря себе под ноги, пересек столовый зал широкими шагами, вслед за монахиней.       — Лучше бы этот сгусток гнили вымерз до смерти, — прошипел он, проходя мимо сжавшихся на своих местах братьев, предавших его доверие, — иначе в следующий раз я брошу вас туда втроем, подлые хорьки, чтобы вы глотки друг другу...       — Неделя процедур усмирения духа, Джек. Думаю, тебе попытки единения с Богом просто необходимы, а сейчас поторопись, как бы все не обернулось новой трагедией, - перебила его Элеонора Лэмб, властно опуская покрытую морщинами и старыми шрамами ладонь на выбитое в столешнице распятие, тем самым призывая всех к молитве перед трапезой.       Раскаты грома еще долго звучали в ушах рыжего мальчишки, вторя его твердым шагам, которые казались почти что пыткой, потому что внутри все расслаивалось на куски, ныло от страха и опасения. Пальцы постоянно соскальзывали, взволнованно дрожа, когда он пытался застегнуть накинутый поверх майки дождевик, сгорбившись под выжидающим взглядом монахини, нависшей над ним подобно горгулье. Хотелось провалиться сквозь землю, рассыпаться в прах, только не выходить за дверь, где его ожидали непроглядная тьма и проклятый погреб. Джек всегда убеждал себя в том, что духов не существует, что все это обыкновенные страшилки, но именно сейчас он боялся по-настоящему, ведь Тим мог быть зол на него за этот поступок. Тело Тима увезли, и серые хлопья давно вылетели в трубу крематория где-то далеко на севере штата, но незримое присутствие неупокоенной души все же продолжало мучить всех в приюте, включая и его самого.       — ...она очень зла на тебя, Джек. И я, признаться, тоже зла, очень зла, потому что ты жестокий и бессовестный мальчик, а ведь о тебе заботятся здесь, дают шанс на лучшую жизнь...       «Ты зла, только потому что не имеешь своего мнения, подлиза и подпевала, — подумал рыжий, перестав слушать бесполезную болтовню молодой монашки. — Как же я ненавижу вас всех, как же вы похожи на мою глупую, вечно не замолкающую...»       Мысль сломалась под грубым натиском жутких воспоминаний о смерти матери, и Джек внезапно ощутил, как его тело бьет мелкая дрожь, а пальцы сами собой сжимаются в кулаки. Он опустил взгляд, утыкаясь им в черную размокшую грязь, хлюпающую под подошвами ботинок, стараясь отвлечь себя и избавиться от ощущения влаги попадающих на лицо дождевых капель, что казались сейчас зловонной слизью, облепившей все вокруг и не дающей вздохнуть. Где-то поблизости вновь звучал приглушенный голос отца, старательно зашивающего широкими стежками порез снаружи, лишая возможности сбежать из этого кошмара. Джек не помнил его лица в тот момент - глаза были закрыты, но звук скрипа нити, пропускаемой сквозь чужие омертвевшие ткани, навечно врезался в его память. Этот протяжный звук и глухой рев его собственных натянутых до боли связок.       "— ...я засуну твою рыжую башку в твои собственные кишки, Джек, а затем зашью толстой… — вспомнил брошенные Оливером слова он, замечая, как зрачки карих глаз на мгновение стали шире в тот момент, — прочной нитью… ты умрешь, задохнувшись от зловония собственных внутренностей…"       — Нет! Нет! Я не хочу, не хочу туда! Сдохни, Тредсон, я не вернусь в этот ад! — неожиданно сорвалось с языка, и Джек замер, сам испугавшись своего надорванного голоса, показавшегося совсем чужим — визгливым, до тошноты жалобным и надорванным.       Девушка остановилась рядом, испуганно прижав к груди руки, смотря на мальчика с беспокойством в широко раскрытых глазах. Она совсем недавно получила место в этом приюте и не имела опыта в обращении с травмированными детьми, а ей так не хотелось сейчас ударить в грязь лицом перед строгой Элеонорой Лемб, перед остальными надзирательницами, которые постоянно шептались за ее спиной. В уголке рта Джека запенилась слюна, но мальчик больше не кричал, лишь тяжело дышал, словно это причиняло ему боль.       — Успокойся, прошу тебя... — она неуверенно протянула руку к его плечу, но в последний момент все же одернула длинные бледные пальцы, испугавшись возможной реакции. — Оливера здесь нет, он ничего тебе не сделает, Джек, мы просто откроем ему дверь и отведем в приют. Я прослежу за тем, чтобы все...       "Тупая курица, замолчи! Замолчи! — бесновалось его перевозбужденное сознание, пока тело переживало панический спазм. — Закрой свой рот... ненавижу".       — Я в порядке, — выдавил он из себя и, слегка толкнув монахиню, зашагал вперед.       После случившегося восемь лет назад подобные всплески неконтролируемой ярости часто мучили Джека, хотя сам он скорее мучил ими окружающих, чем себя. Обычно злость быстро сбрасывалась на того, кто находился в этот момент поблизости, и лишь за редким случаем, как в этот раз, ему приходилось переживать подобное наедине с собой. Монахиня была не в счет лишь по причине того, что больше всего на свете Джек ненавидел своего отца, не желая быть похожим на него, поэтому насилие над женщиной было для него сродни отцовской жестокости, которую повторять не хотелось.       Ливень наконец прекратился, но небо еще продолжало сверкать разрядами молний где-то вдалеке, когда Джек подошел к приоткрытой двери в погреб и остановился, не решаясь заглянуть внутрь. Пронизывающий до самых костей ветер качал на ржавых петлях приоткрытую дверь, та натужно поскрипывала, раскрывая чернеющий вглубь зев, но снизу не доносилось ни звука. Джек нерешительно замер, всматриваясь в темноту, которая поглотила Оливера и его нового дружка каких-то пару часов назад, а теперь была готова сожрать и его, спустись он по расшатанной лестнице вниз.       — В чем дело? — спросила монахиня, нагнав его и переводя дух. — Скорей, спустись и помоги Тредсону выбраться, а я придержу дверь, пока ты не зажжешь лампу внизу, — ее взгляд изучающе скользнул по качавшейся на ветру двери, почти что распахнутой настежь. — Как странно, разве ты ее не запирал?       Джек молчал, лишь нервозно облизывая пересыхающие на ветру губы и не отрывая боязливого взгляда от поблескивающей в лунном свете разинутой медвежьей пасти на стальной ручке. Как ни старался, он не мог вспомнить, запирал ли тяжелую дверь, покидая это место. В тот момент он был слишком возбужден произошедшим, опьянен превосходством, одурманен властью над избитым и униженным Оливером, поэтому незначительные детали мало волновали его тогда.       — Я не... — он запнулся, — не спущусь туда!       — Спустишься, Джек, так хотела настоятельница, и я не позволю тебе ослушаться, — монахиня демонстративно скрестила на груди руки и шагнула ближе, оттесняя мальчишку к дверному проему.       — Я не вытащу его в одиночку... — голос дрогнул, когда он снова попытался возразить.       — Тебе нужно лишь немного помочь, он выберется сам. Оливер, ты там? Ответь, Оливер! Не бойся, сейчас мы тебе поможем.       Она распахнула дверь, заглядывая внутрь, силясь докричаться до мальчика внизу. Ее тонкие руки и длинные пальцы, цеплявшиеся за влажное кольцо в пасти стальной морды медведя, озябли от оставшегося после затяжного ливня прохладного дыхания ночи, но стайки мурашек, что пробегали по спине, были не от холода, а от недоброго предчувствия. Никто так и не откликнулся, как будто не слыша, пребывая в бессознательном состоянии или...       Девушка вздрогнула, почувствовав прикосновение к своему локтю, качнувшись над уходящей глубоко вниз лестницей, но устояла на ногах. Она обернулась, готовая уже отругать дрянного мальчишку за подобную выходку, которая едва не обернулась для нее падением, но, к ее удивлению, за спиной никого не оказалось. Марта всхлипнула от неожиданно пробравшего до самых костей спазма страха и прижала ко рту холодные пальцы, смотря на стоявшего в трех шагах от нее мальчишку.       "Но кто же тогда... — мелькнула тревожная мысль, — кто едва не столкнул меня вниз? Порыв ветра? Господь, спаси мою душу".       — Наверное, он просто не слышит меня, тут... ветрено, — неуверенно начала она, шагнув к топтавшемуся на месте Джеку. — Иди, спустись осторожно, зажги лампу, вот тебе спички. Я буду ждать здесь, поторопись.       — Но там не только... — пробормотал было мальчик, пытаясь сообщить монахине, что внизу не один Оливер, но еще и сопливый новенький, и он вряд ли утащит их двоих в одиночку, но девушка перебила его, раздраженно фыркнув:       — Поторапливайтесь, молодой человек, не желаю слышать никаких оправданий более!       Джек не стал спорить с ней, потому что иного выхода ему просто не оставалось, кроме как приблизиться к черному провалу в промозглый погреб и шагнуть на скрипнувшую под его весом ступеньку уходящей глубоко вниз лестницы. Он замялся лишь на мгновение, вдыхая затхлый воздух, который неприятно ударил в нос после грозовой свежести улицы, но затем взял себя в руки и двинулся смелее. "Чем быстрее доберусь до дна, тем скорее этот кошмар закончится... — размышлял рыжий, цепляясь за осыпающиеся известкой стены скованными от страха пальцами и пробираясь дальше практически на ощупь. — Ты специально молчишь, придурок больной, чтобы отомстить мне, чтобы притвориться беспомощной жертвой и..."       Он все еще считал свои шаги, когда нога неожиданно коснулась твердой поверхности пола и цепочка мыслей тут же оборвалась, вторя тишине вокруг.       — С тобой все хорошо? Ты нашел лампу? - визгливо крикнула сверху девушка, загораживая единственный источник слабого света в проеме.       — Да, сейчас! — ответил Джек, стараясь придать своему голосу уверенности.       Как бы ни раздражала мальчика глупая монахиня, все же ее присутствие немного успокаивало натянутые нервы, удерживая излишне живую фантазию на хлипком, но хоть каком-то подобии поводка. Джек был совершенно точно уверен в том, что подлый Тредсон прячется где-то в темноте, выжидая наилучший момент для того, чтобы напасть со спины, таким образом мстя за собственную боль и унижение. Он верил в это каких-то пять минут, пока не осознал то, что не слышит чужого дыхания довольно долгое время для подобной шутки.       "Неужели он действительно свернул себе шею при падении? Черт с этим ублюдком, но убивать новенького... Криса? Нет, убивать его я не хотел".       Мальчик испуганно охнул, запнувшись ногой о что-то лежавшее на полу, и ощутил, как по спине пробежала стая ледяных мурашек, а сердце заколотилось в груди с такой силой, что было готово проломить ребра. Наверху послышался шорох, и монахиня наконец-то отошла в сторону, перестав загораживать бледно-серый свет нависающей над садом луны. В густой темноте что-то блеснуло, проявившись стеклянным боком в паре метров от замершего на месте рыжего.       "Лампа! — мелькнуло в голове, давая ватным от страха ногам сигнал к немедленному движению. — Скорее, я должен зажечь ее раньше, чем мое сердце выпрыгнет на землю!"       — Почему ты так долго, Джек? Я теряю терпение, а нам еще нужно успеть к окончанию ужина, чтобы не разозлить настоятельницу!       Пару мгновений, пока отчаянно трясущимися пальцами он нащупывал скользкий коробок в кармане шорт, его не покидало стойкое ощущение чьего-то пристального взгляда за спиной, словно Оливер затаился всего в паре шагов от него и был готов ударить чем-то по затылку. Чиркнула спичка и погреб стал медленно наполняться оранжевым светом, отгоняя тьму в дальние углы. Мальчишка прикрыл заслезившиеся от неприятного покалывания глаза, привыкшие к непроглядной темноте, потом поставил щелкающую коптящим фитилем лампу на бочку с каким-то химикатом для протравки вредителей и грызунов, облегченно выдыхая. Первым, на что он обратил внимание, было так и оставшееся на полу частично выцветшее пятно крови, которое настолько сильно пропитало старые доски, что отмыть темный ореол так до конца и не удалось. В голове против воли вновь заскрежетало отвратительным звуком скребущих дощатый пол щеток в тщетной попытке отдраить черные разводы, обозначившие круг, где на трупно-посиневших коленях стояло тело Тима. С усилием сглотнув скопившуюся в горле вязкую слюну, Джек пару раз сморгнул, отгоняя представшее перед глазами жуткое видение, и медленно перевел взгляд в сторону, боясь увидеть там безвольно лежащий труп одного из сброшенных с лестницы парней. К его облегчению, там валялся какой-то старый мешок, из которого на пол частично рассыпался разнокалиберный хлам.       — Молодой человек, я не намерена играть в ваши глупые игры! Джек, немедленно помоги Оливеру подняться!       Ветер монотонно подвывал в приоткрытую дверь наверх, развевая полы длинной юбки монахини и касаясь ее белоснежного платка, скрывающего тонкую шею, с какой-то необъяснимой нежностью. Рыжий мальчишка болезненно скорчился, против собственной воли вспомнив такие же обманчиво нежные касания широких ладоней отца, что гладили белую тонкую ткань ночной сорочки матери.       "Перед тем... перед тем как..."       — Я в последний раз спрашиваю тебя...       — угрожающе понизила голос девушка, уже намереваясь спуститься по шаткой лестнице вниз и оттаскать дрянного ребенка за уши, но помедлила, услышав едва различимый хриплый смешок, затем и вовсе перерастающий в безумный хохот.       — Здесь никого нет! Оливер исчез! — сквозь злые слезы и смех бормотал Джек, хватаясь рукой за поручень лестницы и сгибаясь пополам. — Я же говорил! Говорил... что он демон, что он убил Тима...       — Как это нет? — монахиня испуганно охнула, отступив на шаг назад, словно боялась, что безумный мальчишка утащит ее вниз. — Успокойся, Джек, прошу тебя...       — Я знал, что призрак Тима утащит эту тварь за собою в ад! Ха-ха-ха! Тебе там самое место, выродок!       Горло драло хриплым смехом, но даже сквозь боль рыжий мальчишка сипел проклятия в адрес пропавшего Оливера Тредсона и не мог остановиться. Слепо проклиная его, Джек видел перед собою лишь образ ненавистного отца, и в ушах, заглушая собственный кашляющий смех, звучал пронзительный скрип толстой нити, проходящей сквозь обмякшее мертвое тело, подарившее ему жизнь однажды.

***

      — ...мне было не понять, так сложно нащупать в этом смысл до сих пор. Ты не первый, Кит, мне случалось и раньше видеть подобную агрессию в глазах мужчин, но она всегда была слепа и не оправдана...       Низкий вкрадчивый голос долетал до ослабленного шумом в голове слуха откуда-то сбоку, обрывался, иногда легко касался теплым дыханием кожи стянутых болью скул.       — ...психология женщины иная, она не дает ей расслабиться до конца, сделать необдуманный поступок. Женщина всегда анализирует, она собрана даже в момент истерического припадка, пусть это и не заметно из-за слез, нарушения речи, но все то, что женщина показывает в момент испуга — отвлекающий маневр, лживая игра, блеф. Ее психика может выдержать куда больше страданий, чем мужская — такова природа, поэтому нельзя верить в бессилие женщины...       Крис попытался сглотнуть застрявший в онемевшем горле кислый ком, пошевелиться, приоткрыть плотно зажмуренные глаза, но с ужасом обнаружил, что собственное тело его не слушается. Он мог только слышать обрывки лишенных всякого смысла рассуждений Тредсона, его едва слышные шаги, перекатывающиеся мягким поскрипыванием резиновой подошвы по кафелю в паре метров от него самого, ощущать присутствие мужчины совсем рядом и запах распитого вина в его дыхании, смешанного с горьковатыми парами одеколона на коже. Сознание то и дело отключалось, голос переставал звучать, утопленный в монотонном шипении черноты на внутренней стороне век, потом возвращался вновь, словно выныривая на поверхность из-под плотной толщи вязкого мазута за коротким глотком воздуха.       — ...мне безразлично, Уокер. Но ты своим животным безрассудством, неблагодарностью и грубостью разбудил во мне давние воспоминания. Я пытался забыть об этом, сконцентрировать все свое внимание лишь на женщинах, на поиске...       Крис неосознанно напряг слух, гадая, куда подевался обрывок фразы. Было не ясно до конца, замолчал ли безумный маньяк или же шаткое равновесие скачущего по временным границам сознания вновь было нарушено, но эта неожиданная тишина заставляла сердце беспокойно колотиться где-то в районе желудка.       — Ты первый мужчина, который удостоится чести познакомиться с Кровавым Ликом. Запомни этот момент, счастливчик, потому что он был предназначен вовсе не тебе.       Ватное тело пробрал озноб, Пайн буквально ощутил, как волоски на руках встали дыбом, а липкая испарина проступила на коже, стоило убийце произнести эти две фразы тошнотворно-доверительным тоном у самого правого уха. Крис не мог пошевелиться, заорать, хлопнуть себя по щекам, чтобы очнуться от этого кошмара. Он чувствовал себя еще живым мотылем, приколотым к столешнице длинной булавкой увлеченным коллекционером, решившим поместить его в ряд с уже давно высохшими редкими бабочками. Обостренные страхом рецепторы уловили едва слышный лязг цепей, его собственный глухой протяжный стон сквозь сжатые зубы, стерильный запах вокруг и холод стола под неподвижной спиной. Наконец-то тело вновь обрело хозяина и Крис смог разжать окаменевшие веки. Судорожно втянув неожиданно ставший затхлым воздух, он закашлялся от попавшей в горло взвеси пыли и песка, попытался приподняться на локтях, но со стоном упал обратно на пол, почувствовав резкий спазм боли в области ребер.       — Черт...       Перед глазами было черно, словно он ослеп вовсе, а пластиковый дух стерильности сменился на неясную мешанину из различных запахов: пыли, ржавчины, кисловатой вони каких-то химикатов. Поморщившись, парень попытался сесть, облокотившись плечом о скрипнувшее под его весом перила ведущей наверх лестницы. Вокруг мерно перекатывалась тишина, но возбужденное страхом детское сознание рисовало перед глазами смутные образы скрывавшихся в темноте чудовищ, выжидающе смотрящих из-под нависших фиолетово-синих век.       «Я здесь с Тредсоном заперт! — неожиданно вспомнил он, как именно оказался на дне погруженного во тьму погреба. — Нужно немедленно выбираться и бежать из этого дурдома куда глаза глядят! К черту эти херовы кошмары, я больше не могу так!"       Быстро ощупав все еще болезненно ноющее тело, Крис убедился, что ничего не сломал при падении вниз, только лишь ободранные колени и локти все еще продолжали неприятно кровоточить, да в голове гудело после удара затылком об пол. Былое рвение куда-то улетучилось, стоило взглянуть вверх и заметить едва выделявшуюся тонкую полосу белесого света в непроглядной темноте. Дверь, наверняка, была плотно заперта снаружи, а карабкаться наверх по опасно шатким ступеням вслепую грозило еще одним падением и в этот раз оно могло стать менее удачным.       «Черт! Где-то должен быть выключатель... или еще что-то способное осветить эту дыру».       Осторожно поднявшись на ноги, он вслепую нашарил стену, но спустя пару минут обследования ее обитой грубыми досками поверхности так и не наткнулся ни на что, хотя бы смутно напоминавшее выключатель. Меж щелей сыпался песок и взвеси пыли вырывались мелкими облачками под прогибающимися вовнутрь досками, но пальцы свободно скользили дальше. Тишина, прерываемая лишь скрипом половиц под его крадущимися шагами, напрягала, заставляя нервно дергаться от малейшего прикосновения сквозняка или неясного шороха. Крис знал, что Оливер где-то поблизости, возможно, потерявший сознание после сильного удара об пол, но все еще живой... он не мог умереть, ведь в предыдущей реальности этот повзрослевший серийный убийца праздно распивал с ним вино. Думать о том, что Тредсон пришел в себя раньше и теперь просто прячется где-то в темноте, следя за его опасливыми действиями, не хотелось. Одна мысль о чем-то подобном заставляла разбитые колени мальчишки дрожать от страха, поэтому он изо всех сил старался не думать об этом, сосредотачивая все свое внимание на поисках логичного, в его осовремененном понимании, источника света.       Обшарив стену по обе стороны от лестницы, он безнадежно вздохнул и осел вниз, тут же судорожно вздрогнув, когда нога ткнулась во что-то тяжелое и мягкое, лежавшее на полу неподалеку от него самого.       — Оливер? — голос мальчишки показался едва ли знакомым самому Крису, словно не с его собственных губ слетел этот сдавленный звук. — Это ты... Оливер, ты в порядке?       Послышался сдавленный стон, а затем кто-то зашевелился в темноте. Крис боялся приближаться к лежащему на полу телу, нервозно закусывая губу и стараясь вовсе не дышать, словно это могло спасти его от вновь накатившей ледяной волной тревоги. На полу опять кто-то завозился, невнятно бормоча и скребя по доскам ногтями. Создавалось ощущение, что Тредсон, упав менее удачно, чем сам Крис, теперь был не в состоянии самостоятельно подняться и ему нужна была помощь. Возможно, речь шла о переломе.       Судорожно сглатывая слюну, мальчик опасливо приблизился к бесформенной куче тряпья, со стороны которой доносились хриплые стоны боли. Пересилив себя, он коснулся дрожащими от страха пальцами округлого плеча, потянул на себя, помогая пострадавшему от удара Оливеру перевернуться, достаточно медленно и аккуратно, чтобы не навредить ему еще больше.       — Ты, наверное, сломал ногу или руку при падении... — Крис судорожно сглотнул, стараясь разглядеть в темноте лицо скорчившегося на полу человека. — Что у тебя болит? Давай, нам нужно выбираться отсюда.       Мальчик по-прежнему ничего не видел, лишь прерывистое дыхание и тихие стоны долетали до его напряженного слуха, но неожиданно все стихло — ни одного шороха, хрипоты, всхлипа. Крис медленно убрал свою руку от чужого плеча и весь внутренне подобрался, готовый вскочить на ватные от страха ноги и бросится прочь.       — Оливер? Ты меня слышишь? Оливер, ответь...       Голос сорвался так же поспешно, как заколотилось сердце в часто вздымавшейся груди под грязной посеревшей майкой. Тело на полу зашевелилось, молча выгнуло спину, хрустнув суставами. Тишина перекатывалась по полу, скользила неприятным сквозняком по покрывшейся мурашками коже, давя на глазницы и кадык ледяными пальцами сковавшего ужаса.       — Как же болит шея...       Услышал Крис приглушенный низкий голос, который то и дело срывался в отрывистый болезненный стон. Мальчишка мог бы поклясться, что этот голос ему незнаком, но обезумевшее от страха сознание все еще не оставляло надежд на то, что этот голос принадлежит Тредсону, а не кому бы то ни было еще. В этом чертовом погребе только они двое или...       — И горло булькает, слышишь?... — прозвучал сдавленный смешок, словно Оливер набрал полный рот воды. - Не хочу, чтобы голова вновь оторвалась, все же носить ее под мышкой неудобно.       Яркий свет вспыхнул так неожиданно резко, что Пайн просто не успел прикрыть лицо ладонью, из-за чего его глаза обожгло и теперь он часто моргал, пытаясь остановить слезный поток и восстановить зрение. Мало что видя за пляшущими перед носом световыми пятнами, мальчик мог только ощущать чужое присутствие совсем рядом с собой, слышать шорох по полу и потрескивание опутавшей все пространство изнутри старой газовой лампы паутины в пламени огня.       "Что он сказал? Чтобы... чтобы голова вновь не оторвалась? Что это за бред сумасшедшего?!"       Наконец, когда глаза перестало нестерпимо щипать, Крис с ужасом осознал, кого именно свет лампы выхватил из непроглядной темноты. Перед ним всего в паре сантиметров сидел трагично умерший в этом погребе воспитанник детского дома - Тим. Его слегка вылезшие из орбит бледно-водянистые глаза глупо таращились на сжавшегося в трясущийся комок мальчишку, а искусанные синие губы медленно растягивались в торжествующую улыбку на изуродованном смертью лице, когда тот, беспомощно хватая ртом воздух, неуклюже отшатнулся в сторону, пытаясь вскочить на ноги, но лишь скрипнул подошвой ботинок по доскам пола, поскользнувшись. Под затянутыми белесой трупной пленкой глазами мертвеца залегли тени, перетекая из фиолетового в землисто-серый цвет излишне натянутой на скуловую кость кожи. Впрочем, от этого гораздо больше отвлекал яркий рубец на тощей шее, из хлюпающей раны которого тянулось черное пятно когда-то остывшей запекшейся крови. Жертва кровавой расправы слегка нагнула к плечу голову, казавшуюся излишне большой и тяжелой для такой опасно вспоротой тонкой шеи, продолжая следить за судорожными метаниями перепуганного мальчишки, за его истерично подрагивающими расширенными зрачками.       — О, парень, они тоже притащили тебя сюда? Ты не хочешь узнать зачем? Не бойся, я могу держать тебя за руку, когда они станут отрезать твою голову, я буду рядом, тебе не придется терпеть это одному...       Из в миг пересохшей глотки Пайна вырвался вопль ужаса, болезненно раздирая раздраженную слизистую. Мальчишка бросился бежать в противоположную сторону от ужасающе реального призрака. Было не важно то, что убегать, по сути, было некуда, так как он был заперт с ним на дне этого проклятого погреба. Свет лампы освещал лишь полукруг в центре, но дальние углы по-прежнему оставались в густой тени и Крис больше по инстинкту самосохранения, чем реально осознанно, направился туда, надеясь спрятаться за одним из высоких стеллажей, заваленных различным покрытым пылью хламом.       — Черт! — услышал он возмущенный возглас прямо у своего уха за секунду до того, как столкнулся с кем-то, упав на пол и ударившись коленями. С болезненным шипением сквозь сжатые зубы мальчишка потер начавший неприятно нарывать ушиб на ноге, подняв на свое внезапное препятствие взгляд, расфокусированный от все еще одолевавшего его страха, и удивленно охнул.       Над ним, словно огромная черная птица, возвышался Тредсон. В тусклом свете, едва дотягивающемся до отдаленного угла, заставленного стеллажами со всяким хламом, резкие черты лица будущего серийного маньяка казались еще более заостренными и хищными: высокие скулы, впалые щеки, покрытая черной тенью одна половина худого лица, где пугающе отражал блик темный выразительный глаз. Бледные губы скривились в недовольной гримасе, а изучающий взгляд стал жестче, когда Крис попытался что-то промычать в свое оправдание, но Оливер не дал ему сказать, перебивая:       — Я не знаю, откуда ты взялся, но точно не обычным способом. В отличие от тупоголового Джека, я прекрасно знаю все правила и обязательные процедуры, — он понизил голос, выделяя это слово, — необходимые при приеме в этот детский дом.       — Оливер, там, возле лестницы, — забормотал Крис, опасливо оглядываясь через плечо, — я видел... видел...       — На твоей груди нет метки, — продолжал мальчишка, не слушая невнятное бормотание блондина, затем, резким движением задрав свою майку, перепачканную песком после недавней потасовки, он оголил торс, и Крис разглядел под его левым соском неаккуратно вытатуированное черными чернилами небольшое распятие, потом Оливер вновь одернул майку и продолжил: — да и не вижу в тебе ничего, что могло бы послужить причиной приема сюда. Как ты мог заметить... все тут с не совсем обычной судьбой.       — Проще говоря, совершенно повернутые... — прошептал одними губами призрак трагично умершего Тима, появившись за спиной продолжающего не замечать его Оливера, и покрутил у его виска пальцем.       Крис вздрогнул, задохнувшись от такого ужасающего зрелища; он выпучил глаза, не в силах поднять руку, чтобы указать дрожащим пальцем на забавляющегося призрака, казавшегося таким реальным, что мальчик чувствовал, как мелкие волоски на его затылке становятся дыбом.       — Откуда ты свалился, зачем ты здесь? Не успели перестелить постель в комнате Тима, как там появляешься ты... божий агнец! Я хочу знать, мы не уйдем отсюда, пока ты не расскажешь мне свою историю.       — Оливер... — выдавил из пересохшей глотки Крис, продолжая испугано таращиться за спину мальчика, — там... там он...       — Что? Хватит играть со мной! — разозлился Тредсон, сверкнув глазами и всплеснув руками. — Я не поверю в твою откровенно паршивую игру, подкидыш!       — Там Тим... он стоит за тобой! - просипел Крис, указывая подрагивающим пальцем на ухмыляющегося призрака.       Лицо мальчика тут же изменилось, он как-то весь побледнел и ссутулился, став менее уверенным и грозным, мгновенно превратившись из будущего опасного маньяка в обыкновенного ребенка. Было заметно, как слегка дернулось его плечо, у которого стоял мертвец, чуть наклонившись вперед и почти касаясь бледной щекой уха затаившего дыхание Оливера. С тощей болтающейся шеи тонкой струйкой заструилась черная подгнившая кровь, срываясь каплей прямо на майку мальчишки, и тот, почувствовав легкое касание, вздрогнул, опуская взгляд вниз, но не замечая пятна, которое видел Крис.       — Я не верю тебе... — прошипел Тредсон, сжимая зубы то ли в гневе, то ли от собственного страха, охватившего его от предчувствия на каком-то инстинктивном уровне.       Он резко обернулся и облегченно выдохнул, не увидев ничего перед собой, Пайн же молчаливо наблюдал, как призрак за секунду до этого просто шагнул в густую тень по левую руку от Оливера. Мальчишка повернул голову обратно, вновь буравя подозрительного незнакомца тяжелым, полным раздражения взглядом.       — Клянусь, он...       — Хватит! — гаркнул Тредсон, с неожиданной силой толкнув попытавшегося подняться на ноги Криса к одному из стеллажей за его спиной. — Говори, откуда ты взялся и почему был с Джеком, когда эти ублюдки притащили меня к погребу!       Пайн охнул от боли в затылке при неуклюжем ударе о покрытую толстым слоем пыли полку. Он не знал, что говорить этому испуганному и разъяренному от собственной беспомощности подростку, не представлял, как сможет объяснить ему, зачем здесь, откуда и с какой целью. Это просто было невозможно прояснить даже самому себе, в то время как боль постепенно отрезвляла, проясняя мысли, но по-прежнему не давая ответов на то, что ожидал от него будущий серийный маньяк.       "Что же это? — метался Крис от одной догадки к другой. — Зачем я здесь, в этой реальности? Что я должен сделать, рассказать обо всем этому ребенку со слишком умными для его возраста глазами, наверняка тяжелой судьбой... или попытаться убить этого монстра еще в зародыше? Что вернет меня в то утро, откуда я начал этот путь? Черт..."       Он отполз немного в сторону, нащупывая за спиной лежащий на нижней полке молоток и сжимая на его старой рукояти с давно облупившейся краской свои влажные холодные пальцы, готовый в любой момент замахнуться на мальчишку что есть мочи. Крис никогда в своей жизни не убивал, даже не задумывался об этом, но за свой смердящий смертью сон он навидался множества проявлений неприкрытой жестокости, и ему слишком хотелось обратно... назад в свою жизнь.       — Не молчи, мы не уйдем отсюда, пока ты не расскажешь мне.       Тредсон неожиданно приблизился и мягко опустился на пол рядом с Пайном, устало прислонившись спиной к скрипнувшим полкам. Он не заметил, как вздрогнул Крис и выронил из руки молоток, как мальчик опасливо взглянул на него, переводя дыхание. Оливер сидел рядом, почти соприкасаясь с ним плечами, прикрыв свои казавшиеся совсем черными глаза, словно не было той вспышки агрессии минуту назад.       "Остается последний вариант..." — подумал Крис, сцепив на согнутых коленях пальцы замком.       — Я из будущего, намного более далекого, чем ты можешь прожить... — он запнулся, сглотнув и прислушавшись к тишине, повисшей между ними. — В это сложно поверить, я и сам не понимаю, как оказался в этой ситуации, как найти из нее выход. Сегодня я просто обнаружил себя лежащим на кровати погибшего Тима, еще не зная ничего о его смерти и об этом месте в целом. А до этого утра я был...       — Слышал, что некоторые люди теряют память от сильных переживаний, - неожиданно перебил его Тредсон, выглядящий удивленным словами мальчишки.       На его бледных щеках выступили красные пятна, а взгляд темных глаз изучающе блуждал по лицу Криса, словно Оливер, не ожидавший такой истории, просто искал хоть что-то в образе незнакомца, чтобы объяснить его шизофрению.       — Я понимаю, что это звучит дико, но меня здесь быть не должно и я просто ищу свою задачу на этот раунд. Все происходящее, как переброс мяча в регби, как... не знаю, уровень в игре на приставке, когда для того, чтобы завершить ее, нужно выполнить определенный алгоритм, заложенный разработчиком и...       — Стой! Стоп, о чем ты вообще говоришь? Какие игры, что за... — Оливер нахмурился и сжал на висках пальцы, пытаясь переварить сбивчивую речь мальчишки, которая больше походила на бессвязный бред. — Ты больной, видимо, поэтому тебя сюда упекли твои родители, или ты все же сирота? Хотя не сказал бы, что ты похож на сироту. У тебя была мать? Ты помнишь ее запах?       На последних словах темные глаза вспыхнули нездоровым блеском, который означал искренний интерес, практически открыто маниакальный. Бесшумное ровное дыхание Тредсона заметно сбилось и теперь сипло перекатывалось на приоткрытых сухих губах. Этот вид пугал Криса, но мальчик старался не показывать своего страха и лишний раз не провоцировать будущего убийцу на агрессию.       — Я... э-э-э... — Пайн с трудом сглотнул застрявший в горле колючий ком, — была, конечно, как и у всех нас, но я ее не помню. Не в этой реальности. Но зато я помню тебя, Тредсон, и, кажется, я знаю, кто моя настоящая цель.       На секунду во взгляде юного маньяка мелькнуло опасение, он даже слегка отстранился от Криса, не прерывая при этом зрительного контакта. Сейчас опасен был тот, кто пару минут назад буквально выл от одной только мысли о том, чтобы остаться с Оливером наедине на дне темного погреба.       — Что ты имеешь в виду? Ты... ты демон? — затравленный взгляд метнулся в сторону правой руки Пайна, которую тот медленно завел за спину, вновь нащупывая оброненный на пол молоток. — Только демон мог избежать встречи с настоятельницей Элеонорой.       Настала та минута, когда нужно было совершить последний рывок, решающий удар, от которого зависело все, который мог положить конец всему, что происходило в другой реальности, где Крис потерял сознание в шикарной гостиной хладнокровного убийцы. Глубоко вдохнув затхлый воздух с едким привкусом ржавчины и старой гнилой доски деревянного пола, он все же решился, резко выдирая руку из-за спины с зажатым в побелевших от натуги пальцах молотком, замахиваясь прямо над головой шокированного ребенка. Всего лишь пара зыбких секунд — и блеснувший в тусклом свете острый конец гвоздодера мог бы с влажным хрустом проломить детский череп прямо в районе лобной кости, впиваясь сталью в нежную плоть незащищенного мозга. Одно мгновение, а рука Пайна успела нерешительно дрогнуть, готовая разжать влажные пальцы и позволить смертельному оружию упасть вниз, но неожиданная мысль, так заботливо подкинутая памятью, о десятках зверски убитых и изуродованных женщинах, педантично вклеенных в аккуратные папки, вновь придала дрогнувшему в сомнении сознанию былую решимость.       — Ты должен умереть, гребаный псих! — в сердцах выкрикнул Крис, со всей силы ударяя гвоздодером и неожиданно промахиваясь, когда в самый последний момент мальчишка инстинктивно отшатнулся в сторону.       Он замер, чувствуя, как тело начинает потряхивать, а молоток входит во что-то мягкое и застревает, упираясь в... кость?! Оливер истошно заорал, когда ржавые зубья гвоздодера распороли белокожее бедро, глубоко впившись в конвульсивно дернувшуюся ногу, теперь до черноты выпачканную хлюпающей в ране кровью. На минуту ошалевший Крис замешкался, упуская из вида то, что все еще дико страдающий от боли мальчишка все же успел тоже что-то ухватить с полки натужно скрипнувшего стеллажа и, замахнувшись, ударил Пайна в ответ в челюсть. Глухо охнув от неожиданности и боли, блондин покачнулся и упал. Уши заложило, и теперь чертыхания, а также скрип половиц под чужими шаркающими прерывистыми шагами слышались словно сквозь плотный слой ваты. Крис попытался встать на ноги, но голова закружилась, и он вновь осел, прижавшись затылком к холодному боку стеллажа. Перед глазами все плясало, качалось, однако боль постепенно стихала.       — Черт...       Стоило бы погнаться за Оливером, но мальчишка все равно не мог никуда сбежать из их пыльной тюрьмы, поэтому пара минут передышки ничего не решит. Крис тихо простонал от боли, сжал пальцы на висках, поморщился, прикрыв на секунду готовые вывалиться из орбит глаза от напиравшего кровяного давления. Он нащупал на полу отброшенный Оливером в сторону молоток, скользкий от его крови, но все еще хранящий решимость Пайна положить этому затянувшемуся кошмару конец.       "С каких это пор ты мыслишь как чертов маньяк, а?" — мысленно задал себе вопрос он, борясь с паникой и желанием немедленно бросить отвратительный предмет, расплакавшись, как какая-то девчонка, от взгляда на кровавые пятна по всему полу.       — Нет, я найду тебя, больной ты ублюдок... — Крис медленно поднялся на ноги, тут же вцепившись свободной рукой в полку стеллажа, чтобы не упасть снова, неудачно качнувшись. — Найду, Тредсон, а потом покончу со всем этим.       "Спокойно, это просто твоя новая брутальная роль с мальчонкой, удивительно похожим на мелкого Зака, по роли ты — герой, спасающий Мир... ну, как обычно".       Не успел Крис обдумать свои дальнейшие действия, как от этих мыслей его отвлек скрип ступеней, а затем и громкий хлопок двери. По лицу скользнул едва ощутимый поток сквозняка, мгновенно отрезвивший все еще блуждающий в мороке боли разум мальчика.       — Черт, сбежал! Нет, стой, Тредсон!       Он кинулся за беглецом к лестнице, в паре метров от которой ему явился призрак убитого воспитанника этого жуткого приюта. На полу по-прежнему потрескивала горящая керосиновая лампа, и Крис едва не налетел на нее, на секунду теряя равновесие от травмированной ударом координации, но в последний момент все же извернулся, огибая дрожащий кружок света. Еще пара шагов, и он бы уже взбирался по расшатанной лестнице, но на его пути неожиданно возник Тим. Мертвец появился из ниоткуда, преграждая мальчику путь и грубо толкая его в грудь.       — Что?... — выдохнул ошарашенный Пайн, заваливаясь назад и неуклюже падая на пол, на то же место, где и очнулся после жестокой выходки Джека.       — Знае-е-ешь... а ведь мы так и не договорили, — самодовольно заявил призрак, вальяжно спускаясь к нему по зловеще молчаливым ступеням. — Ведь, представь себе, оказывается, меня видишь лишь ты. Странно, правда?       Крис поджал колени к подбородку, настороженно следя за необъяснимо реальным трупом, который только что по-настоящему толкнул его, а теперь пытался даже завязать какое-то общение. Отвратительно мертвые белесо-голубые глаза таращились с интересом и легкой издевкой, а истощенная рука со сбитыми костяшками осторожно придерживала болтавшуюся из стороны в сторону голову за подбородок.       — Не подходи ко мне! - голос предательски дрогнул, чем вызвал на тонких серых губах призрака ироничную ухмылку.       — Я хотел напугать мерзкого слизняка Олли, но он меня совсем не заметил, что бы ему так скакать наверх? Может, виновато расковырянное молотком бедро, это ты ловко придумал, — Тим с одобрением кивнул. — Или меня и правда только ты и видишь, так это странно!       — Не более странно, чем твой призрак в этой реальности, черт, пусти меня, мне нужно догнать этого будущего маньяка и положить всему конец!       Попытавшись встать на ноги, Крис тут же был откинут назад оказавшейся неожиданно сильной для бестелесного существа рукой.       — Я не верю, что такой хлюпик, как Олли, может стать ужасным маньяком, да и вообще он скорее сгниет в этом безумном местечке, чем выйдет в большую жизнь, пф. А вот что уж точно интересно, кто ты такой и почему видишь меня, а остальные нет? И я, как уважающий себя неупокоенный дух, должен рассказать тебе свою историю, иначе зачем я здесь? Хотя я никогда особенно не верил в этого дядьку на небе, просто нас всех запугивает эта адская карга Элеонора...       — Мне не интересна история твоей смерти, Тим, я тут совсем по другой причине, и эта самая причина сейчас бежит прятаться под своей кроватью, лишая меня единственного шанса проснуться от этого чертового кошмара! — мальчишка раздраженно нахмурился, предпринимая попытки снова подняться на ноги.       — Заткнись!       И так тусклый свет неожиданно мигнул и стал еще менее различим в казавшейся огромной тучей тьме. Она надвигалась все больше, вырисовывая на белом лице призрака жуткие чернильные пятна, удлиняя тени, словно не это потустороннее существо находилось в реальности Криса, а сам мальчишка неожиданно нырнул в воспоминания Тима, и теперь все вокруг подчинялось чужим эмоциям. Вжавшись спиной в груду пыльных мешков, что неприятно пахли плесенью и ржавчиной, Пайн попытался просчитать возможный маневр в обход призрака, чтобы выбежать в дверь, как и Тредсон пару минут назад.       — Ты никуда не пойдешь, пока не выслушаешь мою историю, — белесые глазки мертвеца внимательно следили за каждым движением. — Если я выпущу тебя, не рассказав о причине своей смерти, то останусь тут выть в одиночестве на века.       — С чего ты взял, что это работает так?       — Слышал на проповедях про неупокоенные души...       — Ты же не веришь в Бога! — огрызнулся Пайн, готовый к побегу, но все еще сомневающийся на счет реакции мертвяка.       — Я и не верю... просто, а вдруг...       Крис был не уверен, но окружающая его действительность неожиданно пришла в движение, было ли то вызвано перевозбуждением его собственной нервной системы либо новыми играми разума, но он точно заметил, как свет стал каким-то белесым и холодным, по дощатому полу вдруг заструился бесшумный дым, а предметы, до этого момента крепко стоявшие на своих местах не один год, качнулись, слегка расплываясь.       — Что происходит? — даже собственный голос стал звучать словно через какую-то плотную мембрану. — Что ты сделал?!       — Я ничего не делал... я ничего...       Забеспокоившись, Тим словно побелел еще сильней, забыв от волнения прижать вечно опасно качающуюся голову, и едва не потерял ее вовсе, когда та отвисла в сторону, держась на тонком, чудом оставшемся целым, сухожилии. Сбежав по лестнице вниз, он придержал свое перепуганное лицо за подбородок и нервно оглянулся на дверь, из щелей которой стелился непонятный густой туман.       "Такие дешевые спецэффекты я видел в ужасах времен нуар, не пугает, когда смотришь такое по телику, однако тот еще трэш, когда все это происходит вокруг тебя..."       Плечи как-то сразу покрылись неприятными мурашками, а по коже заструился непонятно откуда взявшийся сквозняк. Крис отшатнулся, его голова закружилась, а перед глазами стремительно сменяли друг друга картинки уже виденного им погреба и впервые замеченной комнаты. Ее стены были обложены грубо обтесанным камнем, какие бывают в подземельях, а пол, увитый непонятной дымкой, заставлял колени коченеть.       — Кто здесь?! — крикнул Пайн, и лишь эхо стало ему ответом, вокруг не было ни души, даже призрак изуродованного мальчишки куда-то пропал. — Эй! Ответьте, я здесь!       Он неуклюже поднялся на негнущихся коленях, пнул раздражающий туман и проследил его путь по полу. Беззвучные барашки уходили вглубь тянущегося вдаль коридора, словно бы окрашивающего все вокруг в цвета старой нуаровской пленки. Чертыхнувшись, Крис пошел вперед, ощупывая серый камень стен и шаркая немного большеватыми детдомовскими ботинками по полу темного оттенка. До его обострившегося слуха долетали какие-то неясные звуки, но он не мог разобрать природу их возникновения, только лишь ускорял шаг, чтобы побыстрее увидеть, что же происходит там, за спуском вниз.       "Со мной ничего не случится, — успокаивал он себя, спускаясь по увитым дымкой ступеням. — Никогда же не случается, я просто должен найти Тредсона и убить его. Ничего сложного... да".       В лицо резко пахнуло теплом, и Крис поднял глаза, задохнувшись от ужаса увиденного. Из тускло освещенного круга в центре комнаты на него смотрели пять абсолютно гладких масок и расширенные в безумстве ярко-голубые глаза еще полностью целого мальчишки.       — Тим?... — сказал он и тут же испуганно зажал рот ладонью, боясь, что неизвестные люди в масках могли его услышать.       Факелы, коптящие потолок, едва касались гладкой поверхности женских безволосых масок, создавая на их поверхности причудливый орнамент из пляшущих теней и света. Белоснежные щеки были лишены морщин и дорожек слез, а черные провалы глаз смотрели на мальчишку с ужасающим спокойствием.       — Сегодня наш Бог выбрал тебя, юноша, — начала одна из масок, и голос ее был ровный и убаюкивающий, — сегодня важный день для нашего священного культа, для нашего божества — Кровавого Лика!       Тим взвыл, как раненый зверек, и дернулся в сторону, но был вовремя осажден твердой рукой стоявшей рядом женщины. Крис испуганно вздохнул, медленно отходя за одну из колонн, прячась в густой тени, чтобы своими собственными глазами увидеть казнь мальчика в угоду Кровавому Лику.       "Какое у него отвратительное имя! Боже! Надеюсь, этот сраный культ умер вместе с этими больными монахинями... Неужели они каждый раз творят что-то подобное, но зачем?"       — Сестра, держите его крепче! — предупредила маска, затем ласково наклонилась к мечущемуся по полу Тиму и стерла с его беззвучно раскрытого рта паутинку слюны. — Милый мальчик, с твоей кровью мы обретем благословение нашего Бога, а ты — вечную скорбь Элеоноры, помнишь малыша Стенли?       Мальчишка умоляюще заглянул в черные провалы маски, словно хотел достучаться до объятого стужей сердца женщины, но все было тщетно. Она лишь тихо хмыкнула, отпуская изящными пальцами его белоснежный подбородок и воздевая руки вверх.       "Началось, — подумал Крис. — Вот это и хотел показать мне призрак Тима".       — О, Великий! Господин! Я нашла этого агнца для Вас, я свергну все его дни и ночи, мечты и молитвы, во славу Вашу! Не будет и уголка его души в сохранности, с каждым ударом его призрачного сердца он будет знать лишь страдания, я не подведу Вас! Я не подведу! Дайте нам свою силу, подарите свое благословение, мы будем противостоять мужской энергетике и по сей день, вечная молодость, красота, живительная влага наших чресл, все это Ваше, Кровавый Лик!       Как один огнедышащий дракон, все факелы в зале вспыхнули ярче, освещая пятерых женщин и несчастно извивающуюся жертву. Мальчишка был нем, и только сейчас Крис заметил, почему. Из разинутого рта доносилось только нечленораздельное мычание, стекала подкрашенная кровью слюна, а короткий обрубок корня языка ходил ходуном, пытаясь дотянуться до неба, но лишь стукаясь о челюсти.       "Это все уже случилось... это не по-настоящему..."       Парень мысленно уговаривал себя, смотря на ужасные издевательства над несчастным ребенком и не решаясь вмешаться или хотя бы сбежать, чтобы не видеть эти ужасы воочию. Тем временем четверо жриц в длинных простого кроя платьях в пол, какие носили все монахини детского дома, воздели руки к потолку и хором зашептали какие-то неведомые обычному американцу слова. Латынь? Не похоже, но от их стройного шепота дымка постепенно рассеялась, а из ее белесых недр вдруг начала подниматься черная тень и тянуться вверх. Она расправляла могучие плечи, вертела по сторонам безликой головой, ища слепыми глазами сладкую жертву. Голоса женщин становились все громче, а пятая монахиня, впадая в состояние транса, закружилась в странном танце. Ее маска едва держалась на россыпи красивых рыжих локонов, а белокожие бедра так и выглядывали из неровных разрезов черной ткани платья. В тонких пальцах она сжимала чуть изогнутый стилет, который призывно и плотоядно ловил на свое лезвие блики от разгоревшихся с новой силой факелов.       — Приди к нам, Кровавый Лик! — вскричала женщина, и ее крик подхватили еще четыре женских голоса, повторяя имя ужасного существа в унисон.       "Чертовы ведьмы! Я умер бы уже от одного только страха!" — с ужасом осознал Крис, прижимаясь к холодному камню колонны всем телом, почти не замечая собственную дрожь.       Одна из монахинь перестала кричать и полоснула себя по бедру, из которого на пол возле скорченного Тима хлынула тонкой струйкой бордово-черная кровь и тут же была досуха выпита кем-то невидимым, что стоял совсем рядом с пляшущей женщиной. Остальные девы схватили мычащего парня и потащили его в центр круга, запрокидывая его отчаянно мотавшуюся из стороны в сторону голову.       — Возьми этот дар из наших рук, Господин! Прими эту жертву и дай нам свои чары!       С этими словами женщина встала за спиной переходящего на сиплый крик мальчишки, который умоляюще смотрел во тьму расширенными от безумного ужаса светло-голубыми глазами ангела. Она приставила уже обагренный ее кровью стилет к правому уху Тима и, сделав глубокий вдох, ровно повела лезвием по коже. Мальчишка взвыл от агонии боли, забулькал и захрипел проступившей кровью, но рука, сжимающая стилет, двигалась непреклонно и невыносимо медленно по выгнутой шее, вспарывая белую кожу, лишенную щетины, лопая напряженные вены, артерию, жгуты сухожилий, впиваясь глубже. Дрожащие слезы в стремительно тускнеющих глазах мальчика опали вниз, к коленям, где не успевало расползаться багровое пятно, как его кто-то выпивал, и пол оставался девственно чист.       "Вот и все... — Пайна едва не вывернуло на залитый бликами огня пол, но он сдержался, с отвращением отворачиваясь от ужасного зрелища и глубоко вдыхая прохладный воздух. — Значит, это был культ какого-то Кровавого Лика, но зачем? Зачем мне знать это? Разве эти ужасы коснулись Тредсона?"       За спиной Криса взвыло какое-то существо, и парень резко обернулся на звук, вскрикивая от неожиданности, когда перед его глазами возникло женское лицо без былой маски. Она была так близко, ее карие глаза с жадностью и любопытством впивались в опавшие внутрь щеки мальчика, бледные, лишенные косметики губы приоткрылись и обнажали ровные зубы в зверином оскале, рыжие локоны в беспорядке разметались по плечам, напоминая расплескавшийся по платью огонь.       — Ты! — шепнула она сиплым и низким голосом, по-прежнему находясь в трансе, а потом рухнула на пол в обмороке.       Крис зажал обеими ладонями рот и кинулся прочь из этого зала, не разбирая дороги, не оглядываясь назад. Он бежал сквозь туман, поднимая ноги, чтобы не зацепиться о возможные предметы на полу, а перед глазами стоял мертвый Тим и улыбался, придерживая свою голову одной рукой.       — Беги... беги... — шептал он и улыбался.

***

      Ноги вязли в грязи, ботинки хлюпали, а вокруг бушевала гроза. Тредсон шикал сквозь сжатые зубы, то и дело хватаясь за раненное бедро ноги, но продолжая бег подальше от этого места, дальше от ужасного незнакомца со светлыми волосами и таким пугающим потусторонним взглядом. Его дыхание срывалось в загнанный хрип, но его не было слышно за раскатами грома и шумом серой стены дождя.       "Еще чуть-чуть, еще немного, и я окажусь в безопасности... — успокаивал разрывающую ногу боль Оливер, уже видя перед собой тусклые очертания дверей детского дома. — Еще немного, ты сможешь!"       Он не оборачивался, боясь наткнуться на бешеный взгляд неизвестного мальчишки, нагоняющего его со спины с зажатыми в руке старыми ножницами безумного портного. Он не смотрел назад, но в шуме дождя и собственного бега по лужам ему казалось, что чужие шаги вот-вот станут отчетливей и громче. Наконец-то добежав до двери, мальчик дернул ее на себя и вбежал в гостиную, объятую холодной тьмой. У него не было времени на разглядывание помещения, но краем глаза Тредсон заметил, что в большой столовой горел свет, однако за длинным столом никого не было. Еда стыла в тарелках, не тронутая, но аккуратно разложенная по каждой, однако ни Элеоноры, ни кого-то из воспитанников не было.       "Странно, — подумал Оливер, быстро взбираясь по лестнице наверх, оставляя за собой тонкие дорожки и мелкие капли багровой крови, так и сочившейся из раны на распоротом бедре. — Сколько времени прошло? Где все?"       Подгоняемый адреналином в крови, мальчик пробежал по совершенно пустому коридору детского дома, взиравшего на него полуоткрытыми провалами дверей в комнаты. Почти что на ощупь найдя вход в свою спальню, Оливер вбежал внутрь и хлопнул дверью, запирая ту на все возможные замки. Таким был всего один шпингалет, ржавый и криво прибитый с одной стороны. Нервно дрожащими, мокрыми от проливного дождя пальцами он со второго раза задвинул щеколду и, упав на колени, заполз под скрипнувшую кровать.       Какое-то время были слышны только звуки бесящейся за окном непогоды, видны вспышки молний и качавшиеся на ветру тени ветвей, словно гроза хотела проникнуть внутрь комнаты Оливера и сожрать того, вытащив когтистой лапой из-под кровати. Мальчик всхлипнул, прижавшись спиной к холодной поверхности стены, словно та могла защитить его от возможного нападения. Он дрожал, сжимая пальцы на кровоточащем бедре и не понимая, за что с ним так обошелся новенький, почему из детского дома пропали все дети и женщины, куда ушел Джек и вся его свора. А вдруг... вдруг он уже мертв и это его нескончаемый кошмар?       Мальчик сглотнул подступивший к горлу ком и перевел взгляд на молчавшую дверь. Щеколда стояла на своем месте, не пытаясь выпасть из расшатанной петли, но несмотря на это, он все равно ощущал чужое дыхание снаружи, будто кто-то заглядывал своим глазом с лопнувшими от натуги сосудами в замочную скважину и готовился выбить хлипкую дверь. Тишина мешалась с грохотом дождя и грома, а Оливер, затаив дыхание, смотрел то на дверь, то на покоящуюся рядом с его головой коробку. Убедившись в том, что вход в комнату никто не собирался атаковать, мальчик осторожно подтянул к себе коробку с единственными скопленными сокровищами и откинул крышку. Рассматривание этих трофеев и возвращение к воспоминаниям успокаивали его безумно трепыхавшееся сейчас сердце, поэтому он провел подрагивающими пальцами по нескольким рядам разноцветных пучков женских волос, по истертой фотографии женщины без лица и кистей рук, наклонился и вдохнул аромат коробки, прикрыв ставшие почти черными глаза.       — Мама... ты всегда со мной, мамочка... — прошептали его пересохшие губы.       В дверь что-то стукнуло и Тредсон вздрогнул от неожиданности, больно ударившись затылком о край кровати. Он настороженно уставился на затихшую дверь, вжимаясь в стену спиной и не решаясь вылезти из-под кровати.       — Уходи... уходи!       Его голос потонул в шуме за окном, а в дверь опять что-то стукнуло, но уже сильнее, затем еще и еще раз. Щеколда держалась на последнем гвозде, рискуя сорваться вовсе, а Тредсон дрожал в луже крови под кроватью, не решаясь придержать дверь плечом.       — Открой дверь, Оливер! Мы должны закончить это! Я и сам не понимаю, что происходит вокруг, но это та самая ночь, я должен вернуться домой, Тредсон!       Мальчик вдохнул поглубже наполненный пылью и полуденной жарой воздух и в ту же секунду что-то шевельнулось на его кровати, он прижался к выкрашенному коричневой краской полу, переводя бешеный взгляд с трясущейся двери на полог кровати. Послышалось низкое утробное рычание и сверху свесилась мужская голова с абсолютно желтыми глазами.       — Вот ты где... — проговорил незнакомец и схватил взвизгнувшего Оливера за лямку майки своей когтистой рукой, вытаскивая из-под кровати, словно котенка.       Крис навалился плечом и выломал дверь, та распахнулась, стукнувшись о стену и впуская в затхлую комнату ночную прохладу и запах сырых досок. Мальчик настороженно оглядел помещение, перебирая пальцами два блестящих кольца старых ножниц портнихи, зажатых в руке. Он нашел их на полу, так кстати лежавшими прямо у него на пути, пока выбегал из осточертевшего подвала. Его совсем не смутила подобная случайность, ведь все и так шло наперекосяк, а главной задачей по-прежнему было лишь убийство. А Крис давно был готов к этому решающему шагу, который положил бы конец его безумным скитаниям. Он прошел вглубь, посмотрел в незашторенное окно с пляшущими тенями от ветвей, на полупустые полки с книгами в обтрепанных обложках, смятую кровать.       "Странно, мне казалось, он был здесь..."       Опустившись на колени, мальчик заглянул под полог и в ответ на него взглянула темнота. Под кроватью никого не было, лишь кровавое пятно на полу, немного размазанное по краю, напоминало о том, что Оливер был здесь.       — Куда же ты делся, черт тебя подери! — в сердцах сказал Крис, обшаривая пол под кроватью рукой и натыкаясь на раскрытую коробку.       Он нерешительно пододвинул ее ближе к себе, почти нехотя, боясь найти там что-то ужасное, хотя... сегодня он уже видел достаточно мерзости. Заглянув внутрь, Пайн с отвращением сунул руку и вытащил на свет пучок женских волос, бережно перевязанных грубой бечевкой. Рыжий локон таинственно блеснул в вспышке неумолимой грозы, и мальчик отбросил его, словно крысу, на дно коробки. Он не решался вновь копаться в содержимом, но его внимание все же привлекла фотография женщины.       — Что это за черт, Оливер... — он достал обгорелую фотокарточку какой-то незнакомки без головы и кистей рук, в красивом платье до ровных коленей изящных ножек. — Наверное, она улыбалась, больной ты ублюдок.       Крис повертел фото, но, не найдя на обороте никаких надписей, положил его обратно и закрыл крышку коробки. Он не мог найти Тредсона в этом безумном кошмаре, ему хотелось просто расплакаться, как ребенку, обессиленно бросив под остывшую кровать найденные в подвале ножницы. Мальчик просто не знал, куда ему бежать и что делать с увиденным и услышанным ранее. Убить хорька в раннем детстве он не мог, но для чего-то эта реальность была нужна, не могло быть иначе!       — Я узнал о культе, про отметины, коробку... ай! — Крис согнулся, выронив оружие из рук и схватившись за неожиданно разболевшуюся голову. — Что за... ай!       Он вскочил на ноги, прогремел гром и на поверхности стекла ему почудился образ взрослого Тредсона. Маньяк улыбался. Крис отшатнулся, хватаясь за висок, качнулся и упал, теряя сознание. Тьма накрыла его, почти заботливо подминая душное одеяло под окоченевшие ноги. Первым звуком был звенящий в лампе искусственный свет, потом чьи-то шаги, голос, звон цепей и тихий треск пилы. Тишина.

***

      — Тредсон! Оливер Тредсон, немедленно поднимайтесь!       Мальчик попытался разлепить глаза, потом еще раз, но тело будто полностью одеревенело и теперь едва ли слушалось хозяина. Стальная хватка чьих-то пальцев на оголенном плече показалась пыткой, его вновь окликнул требовательный женский голос, и кто-то потряс за руку. С трудом разлепив глаза, он уставился на разозленную монахиню, которая явно не знала, с чего ей начать.       — Молодой человек, я хочу объяснений вашей вчерашней пропаже с обязательного ужина, да еще и в такую грозу, погрома в вашей спальне, — она красноречиво обвела комнату тяжелым взглядом, — но после того, как вам забинтуют вашу рану! Бог мой, где вы взяли это старье?!       Оливер мотнул головой, сгоняя остатки дремы, и опустил осоловелый взгляд вниз. На пропитанной высохшей кровью простыне лежали старые ножницы портнихи, а его белокожее бедро имело кривой порез, словно бы он сам нанес себе эти увечья. Он вновь взглянул на женщину, упершую руки в боки и взиравшую на него с омерзением.       — Я все сделаю, Сестра. Простите меня, я отмолю этот грех.