***
Лёва не мог нарадоваться своему ученику: внимательный, способный, и слова наперекор не скажет, а уж какой вежливый — всё «Лев Николаевич» да на «вы». Не то, что тугодум Борька, один из его новеньких. Мать Борьки переживала, что сын даже английский алфавит не умеет читать в седьмом классе, и наняла репетитора, но самому Борьке нравилось после уроков стрелять по бутылкам из рогатки, а не корпеть над тетрадкой. На первом же занятии он покатился со смеху, когда Лёва ему представился: «Лев Николаевич, значит, да? Толстой, что ли? А в трусах у Вас толстый или нет? Ха-ха-ха!» Лёва терпеливо подождал, пока Борька посмеётся, а потом ласково объяснил, что ещё раз подобная шутка прозвучит, и тогда они будут убеждаться воочию и не только, толстый у Лёвы или нет. Убеждаться Борьке не хотелось, и он присмирел, больше не выдав ни одного каламбура. Другое дело Женя. Схватывал всё на лету, проглатывал, как птенчик, и улыбался. На третьем занятии он подготовил сочинение о выбранной будущей профессии: оказывается, на журналистику поступил, чтоб затем работать в одном крупном издательстве — писать статьи или вести свою колонку. Ещё мечтал издать книгу. — Я с литературой не расстаюсь всю свою жизнь, — добавил на русском. — Сколько себя помню, я, кажется, даже засыпал с книгой в обнимку, а не с игрушкой… Лёву мечтательный Женя очаровывал всё больше. Хотя, куда уж больше, как с первого дня увидел, так и лезли в голову всякие мысли. Но переступать черту было нельзя: Женя не давал ни единого повода, а в его комнате не было ничего, что намекало бы на нетрадиционную ориентацию. И Лёва, вздыхая, лишь украдкой глазел и облизывался на симпатичного парнишку, а по вечерам трахал с удвоенным желанием Митю. Но тут в один день его обязательный Женя вдруг сказал, что не сделал домашнее задание — выучить новые слова и три упражнения. Ну, ладно, не сделал, так не сделал, будет на следующий раз. Но на следующий он тоже ничего не выполнил. И через день. Женя отводил глаза: мол, много в институте задают, не успевает. Лёва со вздохом согласился: мало ли, вдруг грузят юного студента по полной, всего месяц прошёл с начала их уроков, ещё нагонит. Ситуация с домашними заданиями повторилась и на следующей неделе. Женя стал более молчалив на уроках, не выказывал былого интереса, да и слушал Лёву не очень внимательно. Усердного ученика словно подменили. Лёва терпел-терпел, потом решил узнать о причинах перемен. К Игнату идти не стал, решил дождаться пятничного занятия, чтоб устроить Жене допрос с пристрастием по всем канонам жанра, если не образумится до тех пор. Разгадка открылась внезапно, как раз в пятницу, но не так, как ожидалось. Лёва приехал на пять вечера, как обычно. Ворота долго не открывались, и Лёва хотел было позвонить Игнату по телефону, как вдруг сигнал сработал, и Лёва проехал. Лишь успел он открыть входную дверь, как из верхнего этажа послышался крик. Обрывок фразы долетел аж до Лёвы. — …ты решил?! Это как? Голос принадлежал Игнату. Лёва ещё ни разу не слышал, чтоб он повышал тон. На кого он мог кричать?.. И Лёва поспешил наверх. — Не позволю! — Крик раздавался из комнаты Жени. — Ты что удумал? Запру дома! Лёва быстро постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, почти ворвался внутрь. И чуть не врезался в спину Игната. — Ай!.. Извините, я… нечаянно… — отшатнулся Лёва. Он быстро окинул глазами комнату: Женя стоял недалеко, скрестив руки на груди. Подбородок упрямо вздёрнут, губы сжаты: Лёва удивился дерзкому выражению его лица — он-то подумал было, что парня тут спасать надо или что-то в этом роде. — Лев, голубчик, дорогой, хорошо, что ты пришёл, — кинулся к нему Игнат, горестно поднимая руки. — Вот, полюбуйся: мой сын выдал мне сегодня, что бросает институт и будет учиться играть на барабанах! Он хочет стать музыкантом! А что до этого с детства мечтал о литературе, то это оказалось так, игрушки! И поступил он, оказывается, ошибочно! Ну хоть ты скажи ему, Лев! Как его учитель скажи, чтоб он он одумался! — Папа, не вмешивай Льва Николаевича, — отозвался Женя. — Молчи! Чего это не вмешивать? Он твой учитель, пускай знает, по какой причине с этого дня он у нас не работает! — в сердцах выкрикнул Игнат и перевёл взгляд на Лёву: — Лев, я прошу тебя, вразуми хоть ты его! Сделай что-нибудь, а то я уже не могу! Битый час с ним спорю, вообще не узнаю своего сына, что происходит… — Игнат Степанович, давайте мы поговорим наедине. — Лёва легонько подтолкнул его к выходу. — Давайте-давайте, так будет лучше… Они остались с Женей одни. Лёва прикрыл дверь, молча подошёл к столу и взял Женину тетрадь с их уроков. За последнюю неделю Женя почти ничего не записал. Лёва обернулся к нему: — Женя, что случилось? Вопрос прозвучал мягко, даже почти нежно в тишине. Женя не ответил. Лёва задумался: давить на парня нельзя, неизвестно, что было причиной внезапного бунтарства, а от натиска чужого человека он мог и вовсе закрыться. — Ты больше не хочешь, чтобы я был твоим репетитором? Вопрос был провокационным. — Не в Вас причина, — после паузы тихо ответил Женя. — А в чём? — подошёл ближе Лёва. — Я просто больше не хочу учиться на журналистике, — ответил Женя, повернув глаза к Лёве, и у того дыхание перехватило. Сколько раз он мечтал, что сможет вот так просто смотреть в эти янтарно-карие глаза, не опасаясь быть застигнутым врасплох или истолкованным неверно. — Отчего же? — сглотнул Лёва, присев возле него на краешек дивана. — Расскажи мне. — Он потянул Женю за руку, и тот сел. — Ну… я… — стушевался Женя, нервно кусая нижнюю губу. Лёва ободряюще ему улыбнулся. — Я недавно познакомился с ребятами, у них группа… Они сами играют, сочиняют, всё так интересно… Они пока что вдвоём играют в подвале, но это временно, пока денег не скопят на нормальную студию… Им не хватает барабанщика, вот меня и пригласили. Сказали, что как научусь, то будем пробиваться на сцену. Сказали, что мне необязательно заканчивать музыкальное, я смогу и сам научиться… И что начинать мы будем с маленьких клубов или баров, а потом, как раскрутимся, то начнутся большие концерты… У них куча времени свободного, а у меня нет, — жалобно добавил Женя. — Я брошу институт, ребята поддержали… Лёва слушал Женю, рассказывающего о своих планах, а в голове обрисовывалась примерная картинка. Двое дармоедов считают себя крутыми музыкантами, скорее всего, не работают и не учатся. Они случайно цепляют парня из хорошей семьи, доверчивого и поддающегося влиянию. И дело в шляпе. Вытянут из лоха денег, сколько смогут, а потом поминай как звали… — Так, хорошо, — хлопнул ладонями по коленям Лёва. — Творчество, концерты, все дела. Я тебя понимаю, вот прям понимаю. — Женя оживился, глаза заблестели. — У меня к тебе одна просьба. — Какая? — Познакомь меня с этими ребятами. Хочу приобщиться к культурной молодёжи, так сказать. А потом я с отцом твоим переговорю, успокою его. Ну как, по рукам? — спросил Лёва. — Да, — радостно кивнул Женя. — Лев Николаевич, Вы… Вы такой… понимающий… — Ну-ну, я обычный. Так что, когда идём? — Завтра к шести собираемся. Я планирую до конца месяца доучиться в институте, в понедельник заявление напишу… — Отлично, — поднялся Лёва. — Значит, я буду где-то без четверти и вместе поедем. — Ага, — тоже встал Женя. — Тогда до завтра. — Лёва пожал маленькую ручку, задержав её в своей ладони чуть дольше положенного, и вышел. Игнат Лёвин замысел понял быстро. Он без колебаний доверился Лёве, одобрив его план, и пообещал не доставать сына своими наставлениями.***
На день, в субботу, небо с самого утра серые густые тучи, не оставив ни единого просвета для солнца, поздняя осень полностью вступила в свои права. Лёва внепланово позанимался с двумя своими учениками, сходил в тренажёрку, потом в кафе поужинал. Весь день его не покидали мысли о встрече с Жениными новыми друзьями, хоть бы сам не укатил к ним. В положенное время Лёва ждал Женю у ворот, заезжать не стал. «А мог бы так заехать за ним и увезти в кино или в кафе», — совсем некстати подумал Лёва и с досады аж ногой топнул. Женя вышел — в тёмной куртке и толстовке с капюшоном он казался совсем маленьким, светлые волосы от порывов ветра выбивались из-под капюшона. — Здравствуйте, — заскочил он в машину. Кинув взгляд на Лёву и от удивления у него отвисла челюсть: — А… Вы выглядите вообще не так, как обычно, — выдавил он. Его аккуратный учитель при костюмчиках сейчас был одет в потёртые свободные джинсы и чёрную косуху. На серой футболке виднелась какая-то размашистая надпись, а на шее и пальцах у Лёвы были внушительных размеров цепь и кольца. — Вы что, всегда так одеваетесь вне работы? — заморгал Женя. — Нет, конечно, это я, чтоб влиться в компанию, — подмигнул ему Лёва. В таком прикиде он словно помолодел. — А, ну да, так точно вольётесь, — закивал Женя, глядя во все глаза на своего учителя. Ехать было недалеко, всего минут двадцать. Вот только сворачивать нужно было не в сторону города, а к выезду из него. Женя сказал адрес, а Лёва нахмурился: он знал этот район, ездил к ученику туда однажды. Многоэтажки вскоре остались позади, их сменили старые постройки с побитыми углами стен, а вместо мощённых дорожек к домам вели искорёженные ямами кривоватые аллейки, неровно заросшие по бокам сорняками. Женя показал пальцем на серое двухэтажное здание с отвалившимся куском порога, и Лёва затормозил. — Это здесь, тут ребята снимают подвал, — направился к дому Женя. Они вошли в маленький подъезд и почти упёрлись в деревянную дверь, никогда не видавшую краски. Женя открыл её и на них повеяло запахом сырости, а из глубины едва доносились голоса и музыкальные басы. Рассматриваясь по сторонам, Лёва спустился вслед за Женей. В помещении было двое — свет, исходящий от единой лампочки на потолке с засиженным мухами плафоном, давал немного освещения, но его хватало, чтоб нормально разглядеть парней. Один сидел на стуле, держа в руках гитару, а шнур от неё тянулся к единственному комбоусилителю. Парень что-то бренчал, держа в зубах сигарету. Второй выглядел чуть старше, или же это так казалось из-за его небритой физиономии и длинных тёмных волос, свисающих на лицо. Он примостился прямо на полу, подложив под задницу несколько кусков сложенного картона. В его руках была акустическая гитара, он пытался играть в унисон с электро. Лёве увиденная картина не понравилась: слуха у второго явно не было, вот тебе и музыканты… — Привет всем. Костян, — Женя посмотрел на субчика с сигаретой, а потом и на патлатого: — Илай. Со мной друг пришёл, можно, он побудет с нами, послушает, как вы играете? Он очень хотел, — показал он на Лёву. — Лёва, — представился тот сам. — Ну чё, пацаны, как оно? Сыграете мне чё-нить? Я пивка привёз, — протянул пакет. Женя удивлённо обернулся. — О, наш чел, — оживился Костян и слез со стула. — Конечно, сыграем, только давай сначала выпьем за знакомство. — Окей, только я сегодня пас, за рулём, я завтра с вами хлебну, а сегодня я сочок потягивать буду, — присел на кусок картона Лёва. Рядом завозился Женя, и приволок свою картонку Илай. Глоток за глотком, одна бутылка, вторая — до дармовой выпивки «музыканты» были охочими, вскоре разговорились, и в ходе увлекательной беседы выяснилось, что помещение они снимают у одного бывшего якобы рокера, свалившего своё и не только старое музыкальное барахло в подвал. Барабанная установка с микрофонной стойкой стояли почти в углу, скрытые тенями. Старый оранжевый комбоусилитель с пятном спереди на сетке был явно одного с ними возраста, судя по виду и по звуку, исходящего из него. Из своего у парней были только гитары и шнур. Лёва слушал, поддакивал, вставлял реплики, а Женя за всё время даже полбутылки пива не выпил. Он всё посматривал на Лёву, словно желая убедиться, что это и есть Лев Николаевич, его репетитор по английскому. Ещё в машине Лёва сказал ему, чтоб не говорил ему на «вы», и Женя всего один раз обратился к нему при парнях, а после от волнения чуть не «выкнул». Так и помалкивал, лишь зыркая на весело смеющегося Лёву, быстро ставшего центром их маленькой компании. Полтора часа пробежали незаметно. После выпивки Костян и Илай (кстати, оказавшийся Ильёй, а звавший себя Илаем для выпендрёжа) сказали, что сейчас они дадут небольшой концерт из трёх песен специально для их нового кореша Лёвы. Смахнув пыль с микрофонной стойки, Костян, который был и на басухе, и вокалистом, встал в позу, и они с Илаем выдали около пятнадцати минут откровенно плохого исполнения каверов. Лёва, конечно, рок-музыку тоже слушал, но то, что сыграли парни, можно было не слушать, а лишь терпеть. И Лёва стоически вытерпел. Лишь одно ему было непонятно: неужели всё это нравится Жене? Эта недомузыка, эта обстановка, да и эти двое… Время «репетиции» подошло к концу. Бросив инструменты прямо на полу, парни взяли куртки, и Лёва с облегчением вдохнул свежий воздух: после затхлого и прокуренного подвального даже уличный был словно кислородная маска для лёгочника. Потоптавшись у входа, Костян наконец закрыв дверь на ржавый замок и подошёл к Жене, а тот без слов достал из кармана две бумажки и отдал их. Костян ухмыльнулся, похлопал его по плечу, а Лёва намотал на ус. — Ну что, Жека, до завтра? Дубарь какой-то… — спросил Илай, натягивая до ушей воротник своей куртки и переминаясь с ноги на ногу. — Ага, — кивнул Женя, натягивая капюшон: на улице резко похолодало. — Смотри, завтра уже надо будет пробовать сидеть за барабанами, осваиваться, там, привыкать, — молвил Костян. — Палочек, правда, нет, возьми из дому что-то похожее… — Я тоже приду, окей? — спросил Лёва, чуть не заржав, как услышал про палочки. — Окей, только пива захвати! — крикнул ему Илай, не оборачиваясь, и они с Костяном скрылись за углом соседнего дома. — Поехали, — коротко сказал Лёва, оглядываясь по сторонам. Ему хотелось поскорее увезти Женю из этого места, от этого подвала, который каждый раз разевает тёмную пасть с гнилыми дурно пахнущими зубами, чтоб поглотить на несколько часов его мальчика, чтоб осквернить его глупыми разговорами и пропитать дымом дешёвых сигарет. В машине было тепло. Женя снял капюшон, поправил волосы и достал бутылку с водой. Жадно отпил. — Тебе понравилось? — несмело спросил он и тут же спохватился: — Ой, Вам понравилось? Я забыл, извините… — Ничего, можешь мне говорить на «ты», мы не на уроке, — ушёл от ответа Лёва. — Что за деньги ты дал Косте? — А, это… Так это моя доля за аренду подвала, — пояснил Женя. — Я начал давать её на третий день. — И сколько? — спросил Лёва, предполагая двести рублей, но жопой чувствуя, что на тех двух бумажках было ещё по одному нолику. — Две тысячи, — подтвердил его догадки Женя. — Это в неделю? — Не-ет, это в день, — замахал головой Женя. — Костян говорит, что дед берёт дорого, а они платят посуточно, потому что не всегда приходят… Лёва чуть не сматерился. Две тысячи в день! Да за этот вонючий барак если за месяц брать пятихатку, то это будет роскошь. А тут две штуки в день… Мда, ребятки нашли отличный способ подзаработать, не выходя из положения сидя. Ну ничего, он это прекратит. Остаток дороги проехали молча. Говорить Лёве не хотелось, в нём боролись два желания: вернуться и накостылять тем двоим — видел, что пошли к ларьку во дворе, точно далеко не пойдут, засядут пить где-то рядом — или же высказать всё как есть Жене здесь и сейчас. Но в итоге не сделал ничего. Надо ждать, ещё рано, нельзя испортить отношения с Женей. — Спасибо, что пош…ёл со мной, — запнулся Женя и усмехнулся. — Я рад, что ты на моей стороне. Ты с папой поговоришь, да? — Поговорю, — ответил Лёва. — Спокойной ночи. — И тебе. Женя вышел. Лёва проводил его взглядом: тяжко, ох, тяжко будет отбирать у парня уверенность в том, что его мечта лишь призрачное недоразумение, что всё происходящее только временное наваждение, а мнимые друзья его просто используют.***
Лёва уже был на полпути к дому, как ему позвонил Митя и предложил встретиться. Не хихикал глупо в трубку, не кокетчинал, а спокойно так сказал, словно о походе в магазин договаривался. Планов у Лёвы не было и он согласился. Правда, серьёзный Митя немного не укладывался в голове. Обычно он, прежде чем согласиться, минут пять пошлил в трубку, типа: «А презиков у тебя хватит?» или «Ты соскучился по моей попке, да? Нет, ты скажи! Если нет, то я не приеду!». И всё в таком же духе. А тут два предложения и ни в одном из них не было про попку. Странно. Может, опять вживается в какую роль, решил Лёва. По пути захватил бутылку красного сухого вина, коробку конфет и около десяти Митя приехал: надушенный, в новой рубашке, весь выглажен и начищен. — Ну нифига себе, — присвистнул Лёва. — Ты что, свататься ко мне приехал? — В ответ Митя как-то натянуто улыбнулся. Лёва махнул рукой: — Идём в спальню, я вина налью, конфетки есть твои любимые… — А вино какое? — поинтересовался Митя, проходя в комнату. — Тоже твоё любимое, не волнуйся. Лёва почти не пил, не особо любил сухое вино. Митя выпил пару бокалов, первый ещё и залпом. Вообще, Лёве показалось, что он какой-то дёрганый. В этот раз Митя сам перешёл к активным действиям, не играя и не дурачась. Был сначала необычно нежен: обцеловал Лёву с ног до головы, минуя разве что пятки, потом облизывал его член, словно это был самый вкусный леденец на свете. А как дошло до секса, то был так страстен, что аж кровать ходуном ходила. Таким искренне отзывчивым его Лёва ещё не видел, куда и подевались шутки-прибаутки и порнушные стоны, которые любил Митя и терпел Лёва. Секс был отличным, Лёва два раза подряд не мог успокоиться, так завёл его Митя. А потом лежали вдвоём расслабленные, разнеженые, шевелиться не хотелось. Лёва уже почти заснул, как сквозь дрёму ощутил на своём лице пальцы. — Лёв, не спишь?.. Лёва-а… Тот с усилием разлепил веки и заморгал, пытаясь прогнать сон. — Я тут подумал… — продолжил гладить Лёвино лицо Митя. — Давай встречаться. Не так, как до этого, а по-настоящему. У тебя буду только я, а у меня ты… Лёва окончательно проснулся. Он сел на кровати, и Митя поднялся тоже, игнорируя сползающее одеяло. — Ты о чём это? — вымолвил наконец Лёва. — Ну, об отношениях. Давай попробуем, а? Да, я помню, что мы решили, но… — Хм. А с чего такие перемены? — Ну, я… — замялся Митя. Лёва выжидающе смотрел, и он сдался: — Полюбил я тебя. Последнее время как представлю, что ты ещё с кем-то, то аж… Словом, не хочу только секс. — А что же ты хочешь? — спросил Лёва, хотя уже и сам знал ответ на вопрос. — Хочу звонить тебе не только для секса, хочу в кино с тобой ходить, в магазины, готовить с тобой, завтракать и ужинать… — Митя перевёл дух, но Лёва молчал. — Может, даже жить вместе… потом. Лёва вздохнул. Ему нравился Митя. Нравилось с ним спать, иногда он оставался на ночь, тогда они утром собирались вместе кто куда. Но он совершенно не представлял Митю рядом с собой. И дело было не в характере или внешности — здесь Лёву всё устраивало. Ещё пару месяцев назад он бы согласился, но не сейчас, когда был Женя. Женя был во всём. Вот они вместе выбирают фильм: Женя улыбается, янтарные глаза блестят, а Лёва заваливает его на постель, и в кино они уже не идут. А вот они готовят завтрак — у Лёвы выходной. Женя смущённо стоит перед ним в одном фартучке, Лёва пожирает его глазами, а Женя краснеет от его взгляда. И Лёва медленно опускается перед ним на колени… Фантазии… Но вдруг они ещё смогут стать реальностью? Хотя бы чуточку. Хотя бы часть из них. Лёва согласен был даже на одну. Надежда опять блеснула после сегодняшних посиделок, когда Женя с таким восторгом на него смотрел, с таким доверием… — Извини, но я не могу. — Поднялся с постели Лёва и отошёл к окну, отодвинул занавеску. А оказывается, что отказывать не так-то легко. — Прости. — Ты не хочешь даже попробовать? — Нет, я не могу. Не хочу играть твоими чувствами. — Это из-за того пацана? — тихо спросил Митя. Было слышно, как он поднялся и зашуршал одеждой. Лёва хотел было соврать, сказать, что Женя тут ни при чём, просто он не готов, но неожиданно признался. Больше они не молвили ни слова. Митя собрался, и из прихожей раздался его голос: — Не звони мне больше. — И вышел. Лёва ещё какое-то время простоял возле окна, тупо глядя в темноту, где вдали мерцали городские фонари, а потом лёг спать. На душе кошки скребли, но Лёва знал, что завтра ему будет полегче. Намного легче, ведь всё к лучшему.***
Настроение с утра понедельника было паршивое. Нет, Лёва уже не терзался расставанием с Митей — поспал, как говорится, два утра вечеров мудренее. Но вот его квартира, казалось, сегодня восстала против него. Сначала перестал работать электрочайник — фиг с ним, подумал Лёва и вскипятил воду на газовой плите. Пожарил себе яичницу-глазунью, салат нарубил, решил стирку закинуть в машинку — сегодня занятий, кроме как с Женей, у него не было. Не прошло и получаса, как в дверь позвонили. Оказалось, что он затапливает соседей снизу. Лёва развёл руками, и они с соседом вместе долго заглядывали под ванную и во все отверстия, из которых льётся вода. Причину нашли в стиральной машинке — отходила какая-то трубка. Лёва выключил стирку, извинился перед соседом и вызвал сантехника. Ждал его до обеда. Для полноты картины квартирного апокалипсиса намертво заела задвижка на входной двери, а когда Лёва шёл за телефоном, чтоб вызвать ещё и мастера по замкам, так подскользнулся и в полёте оборвал вешалку в коридоре. Решив, что в его доме наступил конец света, он аккуратно прошёл в комнату и вызвал второго ремонтника. Занятия на сегодня пришлось все отменить — вдруг ещё чего случится. Стирка лежала мокрой горкой в ванной, машинку Лёва отсоединил и бездумно втыкал в фильм. Какой-то день проклятый, вроде, и не пятница 13-е, а огребает Лёва по полной. Починки обошлись Лёве в кругленькую сумму, вешалку он прибил заново. Полдня ушло на домашние дела, а оставшуюся половину Лёва решил посвятить прогулке в торговый центр: купить новый чайник и может ещё чего, вон, светильник хотел недавно настенный и коврики не мешало бы уже сменить у входной двери и в ванной. С покупками Лёва справился, и в шесть они с Женей снова поехали на сходку в подвале. В этот раз Лёва был каким-то нервным, лёгкого настроения никак не получалось. Весь день он то и дело вспоминал о Мите: хоть и не страдал от их разрыва, но всё же залез, гад, в душу, теперь вот ковыряет изнутри… Лёва в который раз вздохнул, не отрывая взгляда от дороги. Женя скосил глаза: напряжённое состояние Лёвы ощущалось, но спросить он не решался, стеснялся. Вместо этого начал разговор о другом. — Я сегодня заявление в институте по собственному написал, — несмело произнёс Женя. — Меня даже отговаривали. А потом приняли заявление и сказали, что теперь надо ждать. — Не поспешил? — спросил Лёва. — Нет, — серьёзно ответил Женя. — У меня так будет время на музыку, мне же надо заниматься. Вот Костян с Илаем каждый день занимаются, у них уйма свободного времени… «Сказал бы я тебе, кто твои Костян с Илаем», — сердито подумал Лёва, раздражаясь всё больше. Вот шпана, ну чем он только думает? Всыпать бы ему хорошенько да научить уму-разуму. Заявление он уже написал… — Уже приехали, — сказал Лёва, прервав рассказ Жени о его музыкальной карьере. И снова тот же подвал, те же лица в сигаретной дымке, тот же рычащий звук из колонки… Глупые шутки, пиво, хохот… Если вчера Лёве было забавно это наблюдать, то сегодня всё виделось в другом свете, куда более прозаичнее. Костян с Илаем уже не выглядели как два обычных бездельника, а вся ситуация — словно игра. Игры закончились. Женя сделал первый неверный шаг, способный разрушить его жизнь. Его Женя. Парень, который запал в душу, запал до самого дна и вытащить оттуда Лёва его уже не мог — слишком глубоко. Он смотрел на это светловолосое создание, которое не знало тягот жизни и было доверчиво, как месячный котёнок, и от понимания обмана, затягивающего трясиной в болото гнусности любимого, у Лёвы аж кулаки сжимались. За барабанную установку Женя в этот вечер так и не сел, и дело было не в палочках — в самой установке. Со светящимися от восторга глазами Женя опустился на стульчик и лишь ударил по тарелкам, как они просто отвалились, а одна из них ещё и треснула. Костян что-то мямлил про «починим», Илай чесал затылок и глупо ухмылялся, а Лёва вскипал. Медленно и опасно. Он видел, как поник Женя. Позже «музыканты» сыграли пару песен вместе, что-то бренчали по отдельности… И пока Лёва размышлял, фальшиво улыбаясь и кивая, пришло время расходиться. В этот раз Костян подошёл к Жене ещё в подвале, отозвав в сторону — Лёва не слышал, он поднимался по ступенькам, подгоняемый Илаем. Отъехал Лёва не сразу. Он посмотрел на Женю: вид у того был не особо радостный. — Что Костя хотел? — спросил Лёва, сжимая руль. Желание выйти из автомобиля и вытряхнуть всё дерьмо из парочки было таким сильным, что он вцепился в руль, чтобы и правда не выскочить. — Ничего, плату за аренду, как обычно, — сказал Женя, не поднимая глаз. — Врёшь. — Нет, — ответил Женя. Вышло неубедительно. — Скажи правду, Женя, — неожиданно мягко молвил Лёва. — Он… он просто взял плату, — запинаясь, ответил тот. — Но не две тысячи, а четыре — за нас двоих… Он испуганно замолчал. Такой ярости в лице учителя он не видел никогда. А Лёва вдруг газонул, и они сорвались с места. За десять минут приехали к воротам Жениного дома. — Выходи, — тяжело дыша, сказал Лёва. — Что-то не так? Я не понимаю, я чем-то тебя… Вас обидел? — дрожащим голосом спросил Женя. — Ничем, — ответил Лёва. — Просто мне нужно уехать сейчас же. — Вы поедете обратно, да? К Костяну и Илаю? — спросил Женя. Казалось, что он сейчас расплачется. — Я заметил, что сегодня Вы были недовольным. Это из-за меня, да? Я сделал что-то неправильно? Лёва повернулся к нему. Губы дрожат, в глазах стоят слёзы… Лёва выдохнул: — Ты… Я поеду к ним, да! Забрать твои деньги и вбить в их головы, чтоб они больше тебя не обхаживали. Женя, они же просто мошенники! Они тебя обманывают! Слова лились непрерывным потоком. Лёва наконец сказал всё, что думал, выдал всю правду-матку, не особо подбирая слов: и про деньги, и про дрянные инструменты, про всё. Женя молча слушал, лишь по щекам слезинки стекали. Лёва закончил, а Женя всё всхлипывал, и так горько было у него на душе, что хоть головой бейся, да и то не поможет. Он рванул ручку и выскочил из машины. У калитки Лёва его догнал. — Женя! Женечка, ну постой, — схватил он парня в кольцо крепких рук. — Я сказал чистую правду, клянусь! Неужели ты думаешь, что я хочу тебе навредить? Да я за тебя их порву, Женечка, за тебя, родной… Я хорошего тебе желаю, я тебя желаю, люблю тебя — сил нет… Люблю, слышишь… Люблю… Лёва безостановочно бормотал, затем развернул к себе брыкающегося парнишку и прижался к губам. Он и не думал, что ощутить губы любимого человека может быть настолько опъяняюще. Он сжимал Женю в объятиях, целовал губы, шептал о любви. И чуть не упал от радости, когда его шею обвили две руки, а горячей кожи на шее коснулись тёплые пальчики. Они целовались, стоя возле ворот, а ветер трепал Женины волосы. Внезапно Женя выскользнул из объятий и тотчас скрылся за калиткой. Лёва не стал догонять: пускай переваривает. Он ещё минут пять стоял, улыбаясь сам себе, как идиот, потом вспомнил про «музыкантов».***
— Да понял я, понял! — прохрипел Костян, протягивая Лёве кошелёк. Илай валялся неподалёку, скрючившись и держась за живот. — Больше не полезу… Возьми… там десять штук… нет больше… — А дома? — прорычал Лёва, вжимая его в стену. Он сжал пальцы, Костян захрипел сильнее, глаза выпучились. Он попытался мотнуть головой, цепляясь свободной рукой за запястье Лёвы, но лишь дёрнулся всем телом. Лёва отпустил. — Ещё раз услышу о вас или увижу рядом с Женей, размажу по этой самой стенке, — стукнул кулаком по осыпающейся штукатурке Лёва. — Усекли?.. Не слышу! — Да, — слабо отозвался Илай, Костян молча кашлял. — Вот и чудно, — Лёва кинул пустой кошелёк на землю. Завтра он вернёт деньги Женьке, а может, и поцелует его разок… Ещё надо об институте поговорить… Раздался короткий сигнал. Лёва достал телефон и открыл сообщение: «Приходи завтра на занятия, мне нужно многое догнать по английскому. И завтра я заберу заявление. Спасибо тебе, Лев». Лёва расплылся в улыбке. Тренькнуло ещё одно смс. «Ты мне тоже нравишься».