Позёр

Драко поймал её на выходе из Большого зала. Она сосредоточенно шагала по направлению к библиотеке. Его поведение на матче… Чуть не убился. Зачем?! Чертов снитч. Чертова игра. Чертов Малфой. Чертово сердце, которое екнуло. Три дня на койке, которые она провела рядом с ним. Когда его выписали упорно избегала и игнорировала. Надоело. Хватит. - Я умираю… , - он выступил из арки, его рука лежала на сердце, голова склонена, челка упала на глаза, а голос был театрально печален. - Ты просто клоун. Переигрываешь, - она дернулась, чтобы уйти, но он поймал её за руку и развернул к себе. - Ты из раза в раз игнорируешь меня… - он провёл пальцем по её запястью, вызывая мурашки. - Потому что не люблю клоунов, - она посмотрела на своё тонкое запястье в его большой сильной руке, чувствовала мозоли на ладонях и сухую кожу пальцев от метлы и постоянных тренировок. - Потому что…? - он хотел слышать её голос и готов был спрашивать любую ерунду и не хотел, чтобы она уходила. - Они насквозь фальшивые, - она снизошла до ответа. - Как и ты, - наконец, подняла глаза на него. Внутри все кипело. Сердце грохотало, грозясь выломать грудную клетку. Она внешне казалась спокойной, даже холодной, но если он захочет прислушаться к её пульсу на запястье, поймет, как волнует её. И, кажется, именно это он и делает. Перестает гримасничать и театрально вздыхать. Отпускает её руку. Она еле сдерживает тягостный вздох. Этого следовало ожидать. Ему, наконец, надоело это представление. Можно уйти и отдаться глубочайшему чувству жалости к себе. - Ты ужасная актриса, - его голос стал тих, он почти мурлычет. Она задерживает дыхание. Он наклоняется к ней, потому что высок, а она едва достает ему до плеча. Он кладет ладони на её скулы, большие пальцы неясно надавливают на нижнюю челюсть, чтобы она приподняла голову. Он накрывает её губы своими. Требовательно. От наигранности не осталось и следа. Он берёт. Берёт её, заставляя приоткрыться для него. Язык проскальзывает ей в рот, лаская. Она отвечает, потому что она слабая. Потому что она хочет его, несмотря на его паясничество. Хочет быть с ним, несмотря на то, что он переменчив, как английская погода. Она хочет быть его. Несмотря на протесты логики, разума и здравого смысла, в конце концов. Целиком и полностью. Он делает шаг к ней, прижимаясь всем телом. Закрывая её своими широкими плечами от любопытных взглядов, которые преследуют их до сих пор, от холода коридоров, от всего этого гребаного мира. Его руки сместились. Правая на затылок, зарываясь в локоны, а левая на лопатки, притягивая ближе к себе. Она встает на носочки, чтобы быть ближе к нему. Он не прерывает поцелуй, но губы изгибаются в победной улыбке. Она негодует от его самодовольства и хочет разорвать поцелуй, но он ей не дает, прикусывая её нижнюю губу и немного оттягивая. Её руки скользят по твёрдой груди, чтобы оттолкнуть, но вместо этого сминают рубашку и тянут ближе к себе. Когда она наконец отрывается от него, его глаза тёмные, а дыхание сбито. - Позёр, - она все еще не простила его. Ей все еще страшно за него и всегда будет. - Кто угодно, главное твой, - он прижимает её к своей твердой груди. Она расслабляется и, просунув руки под мантию, обнимает его в ответ. Его сердце стучит напротив её головы. И пока оно бьется жива и сама Гермиона.