Сезон искусства.

- Я просто не знаю, что ему подарить, - простонал Коннор. Всё было бесполезно - он прочесал Интернет, всё, что было в его базе данных, но это было невозможно. Придумать, что подарить Маркусу на день рождения, было невозможно. Ладно, может это была неточная дата его рождения. Лидер девиантов не был уверен, когда именно это произошло, и везде в Интернете эта информация была помечена как "конфиденциальная". Иерихон решил, что этого недостаточно, и выбрал день, ознаменовавший успех революции, как большой день. Они даже организовали вечеринку на своем новом месте жительства и пригласили Коннора с собой. Ему также разрешалось взять с собой кого-нибудь, если он того пожелает, и даже человека (если они знают правила, конечно, Норт позаботится напомнить о них). Хэнк согласился. - Ну, а что ему нравится? - Хэнк предложил свою помощь. - Какие у него хобби? Коннор поджал губы. - Я думаю, он любит демократию, революцию и права андроидов... - Что-то более осязаемое, Коннор. Как... чтение. - У него уже есть все книги. - Ч-что... Все?? - Карл Менфред владеет обширной библиотекой, и у него, кажется, их вполне достаточно. Хэнк тяжело вздохнул. - Господи. Хорошо. Есть ли у него… знаешь, вещь, - он развел руками, - У каждого есть вещь. Вещь, которая им нравится. Увидев растерянный взгляд Коннора, он вздохнул. - Как я люблю рок-музыку и смотреть спортивные передачи, а ты любишь собак. - Ах, да, - Коннор кивнул, теперь понимая. - Я люблю собак, - он моргнул, светодиод закружился в цвете, когда он обдумывал это. - Не знаю, любит ли Маркус собак. Он, похоже, не испытывает к ним неприязни, но я не уверен, что покупка ему собаки будет хорошо продуманным подарком. В любом случае, собаки - это не подарок. Они на всю жизнь. - Спасибо за рекламу благотворительности для животных, - Хэнк был невозмутим. - Я имею в виду не то, что ты любишь, а он. Его... его интерес, - мужчина быстро перефразировал. Коннор сделал паузу, снова обдумывая эту новую информацию. - Помимо его основных видов деятельности, я заметил, что Маркус любит рисовать. Однако у него уже есть малярные принадлежности с огромным запасом холстов и красок. - Хм. А как насчет того... - начал Хэнк, вставая с дивана, подходя к шкафу и роясь в нем, - как насчет того, чтобы ты дал ему то, чего он не может получить? Когда он повернулся, в руках у него был довольно большой холст, мольберт и несколько красок. - Звучит оптимально, - кивнул Коннор, понимая, к чему клонит Хэнк. - Но, возможно, сначала я потренируюсь в том, что создам на бумаге. Я не был предназначен для таких вещей. - Ты также не создан для того, чтобы быть занозой в моей заднице... и не смотри на меня так! Я знаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Просто нарисуй что-нибудь приятное для своего друга. Купив несколько листов бумаги, Коннор приступил к работе. Сначала он попытался набросать несколько идеальных изображений Маркуса. Хэнк, казалось, не был в восторге от них. - Просто похоже, что ты их распечатал. Это хороший рисунок, Коннор, но я не думаю, что это то искусство, которое понравилось бы Маркусу. Из того, что ты мне о нем рассказал, он любит все свободное и... ну, ты знаешь, - он демонстративно взмахнул руками. - Я тоже посмотрел кое-что из творчества Карла Манфреда. Это в основном абстрактно. - Я не понимаю, лейтенант. Как вы думаете, он бы оценил точную копию одной из тех работ? Хэнк покачал головой. - Это должно быть от тебя. От всего сердца. Коннор моргнул. Небольшое исследование показало ему, как искусство может быть формой самовыражения и эмоций. Возможно, Хэнк имел в виду именно это. Было бы действительно хорошим вариантом подарить Маркусу что-то, что действительно показало бы его девиантность, его человечность, особенно когда он был частью ключевой движущей силы, которая помогла ему измениться. Но что он мог нарисовать? Было так много вещей, слишком много вещей… Он покачал головой. Может быть, он мог бы последовать совету, который, по словам Маркуса, ему однажды дал Карл, чтобы по-настоящему излить свою душу на холст. Коннор закрыл глаза. Держа карандаш над бумагой, он делал длинные, размашистые штрихи. Открыл глаза. Дерьмо. Это было просто месиво графита, размазанного по бумаге. Это даже ни на что не было похоже. Он вздохнул. Искусство было трудным. Может быть, для него это действительно должно было быть что-то, о чем он мог думать, по крайней мере, в теории, а не в порыве эмоций над бумагой. Что могло вызвать у него такое желание творить? Он закрыл глаза. Но на этот раз он не опустил карандаш на бумагу, пока нет. Он прокручивал в голове воспоминания о времени, проведенном с Маркусом. Видя, как он говорит на этом экране, играемом из Стратфордской башни, рассказывая о надежде, об освобождении для своего народа, зажигая ту искру девиантности в его груди, которая только расцветала со временем, проведенным с Хэнком. Как он приехал в Иерихон и встретил его, стремясь только к выполнению своей миссии. Но Маркус сумел поднять для него эту красную стену, понять, что он был не на той стороне, и снести ее. Эмоции, надежда, всё вспыхивает в его груди, когда он смотрит на Маркуса и понимает, что он свободен. Осень, которая принесла ему нечто, наполненное новой надеждой, новой жизнью. Последовала зима, импровизированная рождественская вечеринка для недавно освобожденных девиантов, которым разрешили вернуться с первоначальной командой, с Джошем и Саймоном, Нортом и Маркусом, глядя друг другу в глаза и понимая, как сильно все изменилось за такое короткое время. Воспоминания о новой весне, о новом году, чтобы избавиться от ограничений, мешающих девиантам быть по-настоящему людьми, помогать Маркусу с его речами и сражаться на его стороне в команде. Лето. Свобода действительно пришла сейчас, потому что они сделали это. Все не идеально, но по закону они полностью люди, и Маркус все еще тут, они все тут, наслаждаясь снятой с их плеч ношей. Он открыл глаза. Пока они были закрыты, его тело, казалось, двигалось само по себе. Холст лежал перед ним с кистью в руке, и перед ним расцвела картина. Был прилив красок, чувств и эмоций. Изображение было разрезано на четыре квадранта, беспорядочные абстрактные фигуры, представляющие каждый сезон. А в центре были грубые фигуры всех их, из Иерихона. Он улыбнулся. Все выглядело нормально. - Срань господня, - пробормотал Хэнк у него за спиной. Коннор обернулся, увидев, что он стоял в дверях, вероятно, наблюдая за ним все это время. - Ты сделал это с закрытыми глазами? Он оглядел свою одежду. Ах, милый. На его одежде и немного на лице было несколько пятен краски. - Полагаю, что да. Прошу прощения, лейтенант, за беспорядок— Хэнк рассмеялся. - Меня это не волнует. Ну, ты все равно всё прибираешь. Но… Господи, это потрясающе. Если бы я рисовал с закрытыми глазами, думаю, в конечном итоге я бы рисовал на Сумо. Коннор нахмурился. - Он бы этого не оценил. Сенбернар, о котором идет речь, громко залаял в знак согласия. - Ему потребуется ванна. - Неважно, - пожал плечами Хэнк, похлопав его по плечу. - Ты живой, Коннор. И я думаю, Маркусу это понравится.

***

Маркусу это действительно понравилось. Получив его на своей вечеринке по случаю дня рождения, он ярко улыбнулся и обнял Коннора. - Это действительно показывает тебя, Коннор, и как далеко ты зашел. Я ценю, что вы присоединились к нашей миссии. Это не останется без внимания. Он слегка покраснел, когда Маркус взял его картину и повесил на стену в самом центре комнаты, над камином. - Я рад, что тебе понравился мой подарок, Маркус. - Нравится? Я люблю его! И это действительно первый раз, когда я слышу, что ты любишь рисовать? - Да, это первый раз, когда я рисую. - Тогда это не будет последним. Давай, я бы с удовольствием порисовал с тобой в будущем. Карл позволяет мне время от времени брать уроки живописи в его студии, если я не приношу никаких неприятностей. Коннор задумался. - Мне бы очень хотелось приехать. Однако мне сообщили, что я могу вызвать значительное количество сбоев. Маркус нахмурился. - Как так? - Ну, лейтенант Андерсон время от времени называл меня занозой в— Хэнк, стоявший неподалеку, чтобы посмотреть на картину Коннора, тут же поперхнулся своим напитком.