Её борьба

Норман изучает образ Айш. Трепетно как художник, скрупулёзно как учёный, с нежностью влюблённого. Айш — сплошная категоричность. Резкая прямая линия, твёрдая и холодная, уверенно-несгибаемая. Её волосы белы как снег, глаза светло-голубые как лёд и выражение в них такое же ледяное. Раньше она скрывала под чёлкой недостаток, из-за которого демоны, а до них, возможно, и её мать решили, что она недостойна жить — родимое пятно вокруг левого глаза. В мире людей она с гордостью выставляет его на всеобщее обозрение. Пятно алое и горячее на ощупь, и сердце у неё такое же горячее, способное вместить чужую боль — Норман уверен в этом. Питер Ратри открыл им страшную правду: большинство детей на фермы поставляли из мира людей. Матери убивали их в утробе, но детей спасали благодаря высоким технологиям, выращивали и отправляли в мир демонов, а дальше уже демоны решали, что с ними делать. Здоровых отправляли на фермы, тех, что с дефектами — утилизировали, что чуть не произошло с Айш. «Нате, выкусите! — написано на её лице, когда она идёт по улице под прицелом любопытных взглядов. — Думайте, жить достойны только красавцы? Думайте, вы боги, которым дано решать, кому жить, а кому умереть? Каждый день вы убиваете тысячи собственных детей. Иногда оправдывайте это тем, что спасайте их от тяжёлых диагнозов. Иногда свободой женщины. Иногда прямо говорите «моё тело — моё дело, хотела девочку, а получился мальчик — убью, имею право». Самое ужасное, что вы не понимаете, что в любом случае убиваете человека!» Её жизнь — сплошная борьба за жизни нерождённых детей. Акции, плакаты, разговоры в абортариях и по телефону, захоронение крошечных детей, море боли и крови. Физической — в ответ иногда прилетают побои, но больше моральной — непонимание, оскорбления, неудачи и невосполнимые потери. У Айш странные взгляды на жизнь. Выражает она их прямо и грубо, пулей в лоб. — Я тоже не хочу детей, но я и не трахаюсь. А борюсь за жизни нерождённых, чтобы восстановить справедливость. Все имеют право на жизнь! Норман не понимает, как она живёт во всём этом. Однажды он помогал Айш, Эмме и другим волонтёрам хоронить нерождённых детей. Эмма тоже пролайфер, но у неё иной подход. Если Айш говорит о кровавых ужасах, показывает фото и видео абортов, то она делает упор на радость материнства. Борьбу Эммы освящает христианство. Айш, если и верит в Бога, никогда не говорит об этом. Однако цели у них общие, так что они работают вместе. Нерождённые дети — крошечные, но совсем как живые, с ручками и ножками. Не сгусток клеток. Норман взял одного в ладони и вдруг заплакал. Вспомнилась Конни и другие отправленные, чистые невинные дети. Мёртвый, что лежал в его ладонях, был точно таким же. — Как вы это выдерживаете? — спросил он у Эммы. — Я тоже плачу, а вот насчёт Айш не знаю. Ей, похоже, проще держать боль внутри. Я раньше не знала, что так бывает, но, видимо, все люди разные, — она грустно улыбнулась. Эмма счастлива с Рэем, а Нормана угораздило влюбиться в холодную и неприступную Айш. Девушку, «демонического отца» которой он по незнанию убил, чтобы спасти её. Кто мог предположить, что демон способен полюбить человеческое дитя как родное? В первую же встречу ледяная дева забрала сердце Нормана. В мире людей чувства окончательно оформились и расцвели. Она отказалась от мести, но далеко не сразу простила его. Он долго лечился от последствий экспериментов на Лямбде, чуть не умер. Она за компанию с другими навещала его в больнице. Не из-за сочувствия. Скорее желала лицезреть восстановление справедливости. В её взгляде было написано: «Так тебе и надо». Норман не спорил. Но однажды она положила свою ладонь на его и сказала: «Достаточно ты настрадался. Хватит. Живи. Хотя бы ради тех, кто любит тебя». И после этого он пошёл на поправку. — Ты мне тоже нравишься, но я асексуальна и аромантична, — бросила она в ответ на его признание в любви. — То есть ни секса, ни даже поцелуев со мной не жди. Тебя это устроит? — Устроит. На практике это оказалось тяжело. Даже спала она в окружении верных псов, так что и ночью не подойдёшь. Со временем животные привыкли к нему, и Норман под покровом ночи заходил к ней в комнату, гладил Айш по голове, осторожно целовал. Иногда они спали рядом. Она говорила, что животные лучше людей. Они не убивают своё потомство, даже чужих детёнышей готовы взять на воспитание. В какой-то момент её поведение изменилось. Она стала ещё более замкнутой и раздражительной. Норман заметил, что её мутит от резких запахов, и всерьёз забеспокоился о её здоровье, но она сама дала ответ. — Мне надо кое-что тебе рассказать. Я беременна. Норман помотал головой, решив, что ослышался, но серьёзный взгляд Айш говорил об обратном. — Со мной, значит, ты асексуал, а с другими нет, — горько бросил он. — Могла бы прямо сказать, что встретила другого. Я бы понял. — Нет никакого другого. Меня изнасиловали. — Как, когда, кто?.. — Незнакомец. Я заявила в полицию, его уже поймали. У меня к тебе одна просьба: никому не рассказывай об этом. А теперь свободен, можешь собирать вещи. — Ты выгоняешь меня? — Нет, но ты сам не захочешь остаться после этого. Я каждый день отговариваю женщин от абортов. Мужчинам собственные дети иной раз не нужны, не то, что чужие. Тем более после такого. Я не виню тебя. Какая радость жить со мной, что я тебе даю? Думаю, ты будешь гораздо счастливее с другой девушкой, которая подарит тебе любовь и тепло. Ты их заслуживаешь. Знаешь, Норман, я раньше ненавидела тебя, но потом поняла, что ты отличный парень. Кто ещё в четыре утра согласится ехать со мной к кризисной беременной или хоронить малышей? Спасибо тебе за всё. — Я не собираюсь уходить. Я люблю тебя, Айш. Прости, что обвинил, не разобравшись. А ребёнок — это не проблема. — Да… — протянула она, думая о чём-то своём. — Он же ни в чём не виноват. Возможно, я тоже была на его месте. Я только боюсь, что не смогу стать ему хорошей матерью, я слишком холодная, но я постараюсь. Спасибо тебе. Я тоже тебя люблю. Прости, что не так, как бы тебе хотелось. Позже она сама рассказала страшную правду всей семье, хотя Норман собирался сказать, что ребёнок от него. — Чего мне стесняться? Я борюсь за право каждого на жизнь. В том числе за право тех, кто появился на свет в результате насилия. Буду следовать своим идеалам. Это действительно был как будто их общий ребёнок. Они вместе выбирали имя и обустраивали детскую. В их отношениях стало чуть больше прикосновений. Норман был счастлив и, кажется, Айш тоже, хотя она ни на мгновение не забывала правду. В больницу она пошла довольно поздно, знала, что там может быть, но избежать проблем не удалось. Врачи в своей обычной манере грозили жуткими патологиями и направляли на аборт убийство. — Несчастные люди, хуже зверей и демонов. Лишь бы убивать, — вздохнула Айш и махнула на них рукой. Она не боялась умереть вместе с ребёнком, для неё это было совершенно нормально, естественно. Тем более, умереть за ребёнка. Какая волчица бросит своего детёныша ради спасения собственной жизни? Айш часто не могла заснуть. Её мучили тяжёлые сны и воспоминания. Днём они прятались, а по ночам выползали из своего логова и набрасывались на неё. Человек с неприятным запахом, прижимающий её к стене. Волосатые руки, липкие и отвратительные, нагло разрывающие её одежду. Грубость, равнодушие, царапины и укусы. Её волосы он наматывал на руки и тянул так сильно, будто хотел снять скальп. Самое мерзкое — собственная беспомощность и слёзы, которые невозможно сдержать. Айш не могла вспоминать об этом спокойно. Её трясло, она жаждала мести. Убить, уничтожить, разорвать на мелкие кусочки, но ребёнок у неё внутри… Он такой же беспомощный, как она в тот момент. Ему тоже почти все желают смерти, как и ей, когда она была младенцем. Уже за одно это сходство она полюбила его. Её пугают, что он родится больным. Что ж, если это случится, пусть он умрёт у неё на руках, но хотя бы увидит свет. Она не будет его спасать и в чём-то упрекать врачей, пусть сработает естественным отбор. Природа лучше знает, что делать. Мысли о ребёнке заставляют её успокоиться. Он ведь уже живой и всё чувствует. — Не бойся, малыш, — тихо сказала она, поглаживая себя по животу. — Всё будет хорошо. Мы ждём тебя. Собаки как будто раньше самой Айш узнали о её беременности — аккуратно нюхали и лизали её живот. Это сразу показалось ей странным. Обычно они так себя не вели. Их поведение подтверждало её теорию, что животные более чуткие чем люди. Жаль, что она не родилась, например, волчицей. Айш поняла, что уже не заснёт. Она встала с кровати, велела собакам оставаться на месте и зашла в комнату Нормана. Он крепко спал. Они похожи, но, если она как лёд, он — тёплое молоко. Подуешь — и по поверхности волнами пройдёт мягкая пенка. Он такой же чуткий, откликается на любое дуновение, а она… мёртвый камень. И вроде бы самой хочется это изменить, да не получается. Айш осторожно коснулась его платиновых волос. Она молилась, просила, заклинала, убеждала себя, что носит его ребёнка, но знала, что это никогда не будет правдой. Может, она зря его к себе не подпускала? Он ведь любит её. Сильно, беззаветно, ничего не ожидая взамен. Даже готов воспитывать её ребёнка. Какой мужчина согласится на такое? Способна ли она любить также самоотверженно, каждый день отдавая себя, сгорая дотла и всё равно продолжая светить? Айш грустно усмехнулась. Настал день икс. Она подобно кошке, которой настала пора разродиться, металась по дому в поисках удобного места и отказывалась ехать в роддом. — Нет-нет, я лучше сама. Ааа, ох, чёрт! Норман, оставь меня! Я не хочу видеть этих врачей. Оставь меня, я справлюсь! Животные ведь как-то справляются сами. Он всё-таки уговорил её поехать в больницу и отправился вместе с ней, как изначально договаривались. Спустя несколько часов её мучений в мир явился новый человек. Ребёнок родился больным и слабым. Патологии, несовместимые с жизнью. «Он и дня не проживёт». Они остались в палате одни. Айш кормила младенца своим молоком, Норман молча сидел рядом. После родов она преобразилась. Холодные цвета сменились тёплые пастельными оттенками, резкие линии растеклись по холсту нежной акварелью. Айш светилась изнутри. В ледяных глазах расцветили незабудки. Она стала похожа на Мадонну с картин эпохи Возрождения, которые так любил Рэй. — Норман, позвони Эмме, — вдруг попросила она. — Пусть приведёт священника. Крестим ребёнка. Это единственное, что мы сейчас можем для него сделать. Эмма приехала через десять минут, подобно космической ракете преодолев все преграды. Ребёнка крестили в честь святого, чья память совершалась в этот день — апостола Варфоломея. Странное имя, но это совсем неважно. Священник должен был что-то сказать, Норман ждал проповеди, но услышал лишь тихое: — Помоги вам Господь. Он склонил голову перед Айш. Норману хотелось сделать то же самое. Даже больше — встать перед ней на колени. В его глазах она была живой иконой, святой, почти мученицей. — Пожалуйста, помолитесь, чтобы он выжил! — вдруг с отчаянной надеждой попросила она. Айш, которая вечно твердила о естественном отборе. — Конечно, мы будем молиться, Айш! — ответила Эмма и всхлипнула. Прислонившись к стене, она закрыла лицо руками. Палату огласили громкие рыдания. Норман прикусил губу. Две слезинки всё-таки сорвались с его ресниц. Одна Айш оставалась абсолютно спокойной. Она с нежностью смотрела в некрасивое личико своего ребёнка, не замечая ничего вокруг. Они вновь остались втроём. Ребёнок, раб Божий Варфоломей, умер на их руках. Айш не плакала и на коротких похоронах, но, вернувшись домой, зашла в детскую и упала на колени. Озёра в незабудковых глазах вышли из берегов. Из груди вырвался почти звериный вой. Её окружили верные псы. Они лизали ей руки и тоже тихонько подвывали. Норман сел рядом и молча обнял её. Он был готов к тому, что она может оттолкнуть, ударить, но Айш рыдала, уткнувшись ему в плечо. Оба понимали, что как раньше уже не будет. Что-то непоправимо изменилось. Звезда упала на землю, чтобы прожить всего несколько часов, и сдвинула планеты со своих орбит. — Странно, он прожил так мало, всего несколько часов, но полностью изменил нашу жизнь, — озвучила Айш общую мысль. — Знаешь, у меня было ощущение, что я держу на руках ангела. — Мне показалось, что ангелом стала ты. — Куда там, — усмехнулась она. Они оставили в детской всё как есть, как будто Варфоломей мог жить там. Эта комната стала их храмом. Оба замечали, что, когда приходишь туда после тяжёлого дня или с какой-то проблемой, на сердце становится легче. Впрочем, Айш чувствовала, что её ребёнок всегда рядом. Она навсегда останется его матерью, а он её ребёнком. Эта любовь вечна. Освящая всё вокруг, она меняла их с Норманом отношения. Его прикосновения больше не вызывали неприятия или равнодушия, появлялось что-то тёплое и светлое, мерцающее глубоко внутри. Айш даже решилась его поцеловать. Ответные поцелуи Нормана были аккуратными и нежными. Не та грубая пародия на любовь, которую она пережила во время изнасилования. Одна мысль об интимной близости вызывала стойкое отвращение, но ему, кажется, было достаточно одной романтики. — Норман, я хочу от тебя ребёнка, — осмелилась она сказать ещё через пару лет. — Сначала я женюсь на тебе. Если ты не против, конечно.

***

Норман и Айш идут по лесной дороге, держась за руки. Их опережает светловолосая девочка лет пяти, то и дело нетерпеливо оглядываясь назад. Её сопровождает верный собачий конвой. — Мама, папа, расскажите наконец, к кому мы идём? Для кого эти цветы? В руках Нормана четыре белые лилии. — Потерпи немного, скоро сама всё узнаешь, — мягко говорит мама. Девочка сердито надувает губы, но дальше не спорит. Они заходят на кладбище. Кругом кресты — белые, чёрные, деревянные, и статуи — печальные ангелы и скорбящие женщины. Грустная красота наполнена нерушимым покоем. Девочка вдыхает терпкий сосновый запах и вскидывает голову, услышав хриплое «кар!». Чёрные птицы кружатся в багровых небесах. Странное место. Родители подводят её к одному из белых крестов. — Познакомься, это твой братик, — говорит отец. — Он умер до твоего рождения, — добавляет мама. — Теперь он ангел. Девочка застывает с открытым ртом. Айш хмурится и бросает на Нормана встревоженный взгляд: «Может, стоило рассказать ей позже?» Он спокойно улыбается и поглаживает её по руке. — А как его зовут? — Варфоломей. — Вар-ф-л-мей, — пытается произнести она. — Крутое имя! Затем садится на корточки перед могилой. — Привет, Варфломей! Меня зовут Магдалена. Можно просто Магда. — Вар-фо-ло-мей, — повторяет по слогам Норман, чтобы она произносила правильно. — На, воткни в землю цветочек, — протягивает ей одну из лилий. — Зачем это? — Чтобы у братика было красиво, — объясняет мама. Пусть Магдалена пока мало что понимает, эта прогулка с родителями останется в её памяти светлым воспоминанием. С братом она будет разговаривать как живым, ведь он с Богом, а у Него все живы.