Turn

      На достаточно долгое время между ними повисает тишина. Наконец Блейз моргает и говорит:       — Как бы я ни любил хорошие рассказы, не могу понять… почему я?       Губы Гарри сворачиваются в слабой улыбке.       — Надеюсь, это станет понятно.       — Как загадочно, — бормочет Блейз, соединяя большие пальцы. — Тогда начинай.       Гарри делает глубокий вдох, зная, что сейчас бесполезно думать о мудрости решения раскрыть карты; отступать слишком поздно, хотя огромная его часть хочет подняться на ноги, выкатиться в приемную, пройти мимо любопытной секретарши Керенсы и исчезнуть в мороси и толпе. Еще раз заметив пристальный взгляд Блейза, он мысленно встряхивает себя.       — Хорошо. Ты веришь в параллельные вселенные?       Блейз сжимает губы и пристально смотрит на Гарри.       — Я верю в вероятность многих вещей. В конце концов, вещи, которые мы делаем не задумываясь, выглядят совершенно невыполнимо для маглов — но я также не верю, что мы знаем и понимаем все, что существует. Было бы крайне высокомерно предполагать, что чего-то не существует, если я не видел это лично. — Блейз делает паузу, задумчиво глядя на проливной дождь за окном. — Прости, мне говорили, что я немного ухожу от темы.       Гарри мягко смеется.       — Нет, не извиняйся… Я считаю, ты чертовски прав.       — Оу? — Блейз снова смотрит на него задумчивыми темными глазами, и его удивление хорошо видно.       Гарри вдохновлено продолжает.       — Да. Еще я испытал облегчение, что ты такой непредубежденный, потому что тебе это, возможно, понадобится. — Ерзая на стуле, он принимает удобную позу и начинает, не имея лучшей идеи, с самого начала. — В общем, вот в чем дело. Примерно за неделю до Рождества я помог старику перейти через дорогу… — Гарри делает паузу, заметив вскинутую бровь. — Было темно, а на дороге скользко, — говорит он в свою защиту. — В любом случае, после нескольких лишних напитков я рассказал ему немного о своей жизни… начал жаловаться на то, что я хотел бы изменить в прошлом… как и ты, думаю. Когда мы расставались, он сказал, что окажет мне услугу. И… проснувшись следующим утром, я оказался… где-то в другом месте.       — Где? — настаивает Блейз, немного наклоняясь вперед.       Комбинация его заинтересованности и того, что Гарри собирается сказать дальше, заставляет желудок скрутиться.       — В месте, в котором я бы очутился, если бы сделал другой выбор — если бы я сделал то единственное, о чем всегда думал, по-другому. Одно решение изменило все.       — Знаешь, это довольно захватывающе, — говорит Блейз с ухмылкой. — Что это за дело? Ты должен сказать мне, прежде чем я взорвусь.       Гарри жует губу. Блейз Забини — это Блейз Забини, где бы он ни существовал.       — Ты помнишь ночь, когда Пожиратели Смерти проникли в Хогвартс? Ночь, в которую Драко Малфой пытался убить Дамблдора?       — Конечно, — говорит Блейз более мягким голосом.       Гарри сухо сглатывает.       — В месте, куда я попал… ничего этого не произошло. Ничего не произошло, потому что ночью после того, как мы с Драко сражались в туалете… когда я использовал то ужасное заклинание… — Гарри колеблется, остановленный полным ужаса взглядом Блейза от воспоминания, и знает, что он этого заслуживает. — Это было отвратительно. Сейчас я это понимаю. Я не знал, как работает заклинание, но это не оправдание. — Гарри медленно выдыхает, решительно желая не запутаться в чувстве вины. — В проблеске — так это назвал старик — был мой шанс увидеть то, что могло случиться — я вернулся к Драко. Я извинился перед ним. Мы говорили всю ночь. Он пошел к Дамблдору и обеспечил защиту своей семье.       — Ты имеешь в виду, что Дамблдор выжил… в этой версии событий? — тихо спрашивает Блейз.       — Нет, — почти шепчет Гарри. — Но остальные да… из-за Драко. Благодаря тому, что он сделал — тому, что я сделал — тому, что сделал Борис.       — Боги, — медленно говорит Блейз. — Не знаю, что и сказать. У Драко была несчастливая жизнь. Я не вижусь с ним так часто, как должен, но иногда у меня складывается впечатление, что он продолжает жить только ради своего сына. — Блейз хмурится и смотрит на свои пальцы. — Наверное, мне не стоило этого говорить. Ужасно несдержанно с моей стороны.       — Все в порядке, я ему не расскажу, — уверяет Гарри, находя маленькую искреннюю улыбку для Блейза.       — Конечно, — бормочет Блейз, снова расширяя глаза. — Вы двое довольно дружны сейчас, да? Я почти забыл. Возраст — ужасная вещь, Гарри.       — Ты еще не старый. Если хочешь, можешь винить в этом замешательство от внезапного появления странного человека в своем кабинете.       Блейз ярко улыбается Гарри.       — Чрезвычайно щедро с твоей стороны. Думаю, я так и поступлю.       — Хорошее решение. И да, мы с Драко, полагаю, дружим сейчас, — соглашается он.       — Подожди — это и есть смысл? Этот Борис отправил тебя в другую вселенную, чтобы ты подружился с тем, кого ненавидел? — в замешательстве спрашивает Блейз.       — Не совсем, — слабо говорит Гарри.       — Тогда продолжай, — настаивает Блейз. — Ожидание плохо скажется на моем здоровье.       — Возможно, — соглашается Гарри. — Впрочем, ты очаровательно спокоен по поводу этого… не скажу, что сделал бы так же, если бы мы поменялись ролями.       Блейз приподнимает одно широкое плечо и изящно пожимает им.       — Человек, которого я не видел почти двадцать лет, приходит ко мне на работу с маленькой змеей и длинной историей. Как я вижу, у меня два варианта — я могу вышвырнуть его отсюда и попытаться не думать об этом и, возможно, провести остаток дней в любопытстве, или могу предложить ему напиток, присесть и выяснить, что ему от меня нужно.       — Ты мудрый человек, — наконец говорит Гарри, улыбаясь, несмотря на тяжесть в сердце. — И здесь, и в проблеске.       Блейз наклоняет голову.       — Спасибо. — Когда он снова встречается взглядом с Гарри, его глаза светятся от интриги.       — В проблеске мы были друзьями, — мягко говорит Гарри. — Очень хорошими друзьями. Мы с Драко постоянно с тобой виделись. Нас было четверо… мы с Драко и ты со своей женой. — Гарри колеблется, а затем продолжает с пересохшим горлом, сожалея, что у него нет лучшего способа сделать это. — Две пары, — добавляет он.       Блейз пялится на него, и Гарри видит, как меняется выражение его лица, слишком быстро, чтобы вычленить конкретную эмоцию. Наконец он долго и сосредоточенно выдыхает.       — Ты хочешь сказать мне, — бормочет он недоверчивым голосом, — что между тобой и Драко что-то было в этом… проблеске?       — Да… безумие, не так ли? — говорит Гарри, качая головой и ухмыляясь, и в его голосе появляется истерика, когда он продолжает: — Вместе семнадцать лет. Старая женатая пара, по сути. Кто бы мог подумать?       — Да, точно не я, хотя… — Блейз сжимает губы и отстраненно трет лицо.       — Хотя что?       — У вас всегда были довольно напряженные отношения, — признает он.       Гарри изумленно смотрит на него, когда Блейз наклоняется, чтобы заново наполнить чашку чаем, покачивая головой, пока ему не протягивают чайник. Это невероятно. Кажется, он не только верит Гарри, но и не слишком удивлен.       — Да, но… не так, — наконец говорит он, многозначительно жестикулируя. Мису у него в рукаве облизывает языком его кожу, и он чувствует успокоение.       Блейз странно улыбается, пока улыбка не скрывается за чашкой чая.       — Должен признать, я ожидал чего-то более невероятного.       Гарри фыркает, почти оскорбленный.       — Параллельные вселенные и… и… неожиданная гомосексуальность недостаточно невероятны для тебя? — настаивает он, решив, что ему все же нужна эта доза, и хватает чайник чуть более энергично, чем необходимо.       Ухмыляясь, Блейз ставит чашку на блюдце.       — Нет ничего невероятного или удивительного в гомосексуальности Драко Малфоя, — со смехом говорит он.       Озадаченный, Гарри ставит чайник и вдыхает ароматный пар, поднимающийся по спирали от чая. Как и многие из этих «серьезных» разговоров, этот тоже идет не так, как он планировал. Он не может понять, обеспокоен он, испытывает облегчение, развлекается или что-то совсем иное. Он вздыхает.       — Я думал, что это секрет.       В этот раз Блейз действительно хохочет, откинув голову назад и наполнив кабинет чудесно знакомым теплым рокочущим звуком.       — О боже, — бормочет он с неконтролируемым смехом. — Нет. Если говорить в общем, то возможно, но не для тех, кто шесть лет делил с ним спальню.       — Ах, — говорит Гарри, понимая немного больше, чем ему бы хотелось. — Ты… эм?..       Блейз снова смеется.       — Вовсе нет.       — Хорошо. Я не пытался клеветать или что-то вроде…       — Да пожалуйста, — Блейз пожимает плечами. — Не то чтобы я этим не баловался; почти все из нас так делали — действительно, это своего рода слизеринский обряд посвящения. Но мы с Драко познакомились еще до того, как научились ходить. Это было бы, как минимум, кровосмешением.       Гарри смеется; он не может сдерживаться.       — Кроме того, — задумчиво продолжает Блейз, — в те дни было принято искать партнеров за пределами своего факультета.       — Правда? — Гарри вздыхает и трет лицо. — Я никогда не знал, что Хогвартс был таким рассадником гейской… эм… страсти, — краснея, бормочет он. — Должно быть, я был совершенно невежественным.       — Он не был рассадником гейской страсти, — настаивает Блейз с дрожащими уголками рта. — В любом случае, тогда у тебя были другие приоритеты.       Гарри вскидывает бровь и откидывается на стуле с чашкой чая.       — Да, можно и так сказать.       — Должен признать, ты несколько более удивлен, — с любопытной полуулыбкой говорит Блейз.       Гарри фыркает.       — Для меня это было сюрпризом.       Блейз понимающе наклоняется к Гарри.       — Скажи мне, что я не первый, кто об этом слышит.       — Нет. В любом случае, дело не в моей ориентации.       Темные черты лица расслабляются с облегчением.       — Конечно… твой развод. Я так и думал.       Правда? думает Гарри, но вместо этого говорит:       — Впрочем, они не знают о Драко. Только ты в курсе.       — Это ответственность, — серьезно говорит Блейз, осушая чашку и приковывая Гарри взглядом к креслу.       — Знаю. Прости, — вздыхает Гарри. — Я осознаю, что втягиваю тебя в это, но я мучился этим несколько недель, и рассказать кому-то выглядит правильным решением. С моей стороны это эгоистично, я знаю, но… в проблеске у меня было с кем поговорить об этой безумной ситуации. Борис дал мне проводника… или что-то вроде… а затем отправил меня обратно, и я остался один. Это несколько нервирует. И я чувствуя себя немного одиноким, к слову, — признается он, чувствуя себя идиотом, но заставляя поддерживать зрительный контакт.       — Могу представить, — говорит Блейз. Он хмурится. — Я могу попытаться представить. Я… был твоим проводником в проблеске? Ты поэтому ко мне пришел? — спрашивает он, выглядя почти довольным этой мыслью.       Узлы в животе Гарри болезненно затягиваются.       — Нет, — наконец говорит он.       — Ох, — вздыхает Блейз, явно разочарованный. — Хорошо.       Гарри жует губу. Его сердце стучит. Просто скажи это, настаивает голос у него в голове, но он колеблется, зная, что это самые сильные слова.       — У тебя есть дети? — в итоге спрашивает он.       — Пока нет, — говорит Блейз, сконфуженно сведя брови. — Почему ты спрашиваешь?       Гарри глубоко вздыхает.       — Потому что… в проблеске моим проводником была твоя дочь.       Блейз резко вдыхает, обычная уравновешенность покидает его, когда он смотрит на Гарри, одна большая рука поднимается, чтобы прикрыть рот, другая с такой силой сжимает чашку, что на тонком фарфоре появляется трещина, и чай начинает вытекать на ткань его черных брюк. Гарри с сожалением поднимает руку и молча накладывает Репаро, чтобы починить чашку. Наверное, Блейзу лучше стоит разобраться со своими промокшими штанами.       — Моя дочь? — наконец говорит он, убирая руку от лица; глаза, которые смотрят на Гарри, яркие от шока. — У меня где-то есть дочь?       Гарри кивает.       — Она красавица. Ей семь. Ее звали… зовут Маура.       Блейз на секунду прикрывает глаза.       — В честь моей бабушки, — бормочет он.       — Я не знал, — признается Гарри.       — Не могу поверить, что у меня есть дочь, — говорит Блейз, медленно качая головой. — Где-то у другой версии меня есть маленькая девочка. Это невероятно. — Он смотрит на Гарри, и хотя его глаза все еще светятся от неожиданных эмоций, его улыбка искренняя и ослепительная. — Не могу в это поверить, — повторяет он. — Спасибо.       Сердце Гарри сжимается. Он не ожидал благодарности и по какой-то причине чувствует себя хуже.       — Не благодари меня… нечестно, что я провел с ней так много времени, а ты нет.       — Да, — признает Блейз, наконец замечая пятно от чая и вынимая палочку, чтобы убрать разлитую жидкость. — Это нечестно, но это не твоя вина. Она похожа на меня?       Гарри улыбается.       — О да, очень. Она очень умная — чаще всего умнее меня, и она добрая, счастливая и полная энергии… она любит есть очень странную еду, ей нравится шпинатный пирог и кусочки жуков, а ее любимый цвет красный… она невероятная. Я скучаю по ней, — со вздохом признает Гарри.       Блейз возвращает ему улыбку.       — Как замечательно думать, что я могу создать такого умного особенного ребенка.       — Тут особо стараться не нужно, — сообщает Гарри, и он так и думает. Маура во многом похожа на свою мать, но она еще и папина дочка.       — Что насчет ее матери… моей жены?       — Что насчет нее? — уклончиво говорит Гарри, внезапно пораженный ощущением, что находится на опасном пути.       Взгляд Блейза становится прямым, и Гарри понимает, что, как и, блять, всегда, его лицо его выдало.       — Что такое? Что ты мне не рассказываешь?       Пораженный резкой сменой тона и выражения лица, Гарри втягивает воздух и отворачивает свои предательские глаза от Блейза. С бешеным потоком мыслей он смотрит вниз на улицу, на крошечных человечков, носящийся там со своими крохотными зонтиками в попытке избежать ливня.       — Гарри, — просит Блейз. Край был перешагнут, и у Гарри нет выбора. В любом случае, он не знает, почему это так важно, за исключением того, что Джинни — последняя часть головоломки. Последняя часть истории, которая принадлежит только ему. Когда он откажется от нее, Блейз узнает все, и сейчас, когда он так яростно хранит секреты, мысль о том, чтобы полностью раскрыть всю информацию, кажется странной.       Еще он знает, что секреты опасные и разрушительные, но это не всегда приносит удовлетворение. Он вздыхает и снова смотрит на Блейза.       — Начни свой путь по непротоптанной дороге, — бормочет он про себя.       — Что?       — Что-то вроде персональной мантры, — признается Гарри. Колеблется, но лишь на секунду. — Твоей женой была Джинни Уизли. Или Джинни Поттер. Ты знал ее, как Джинни Забини, — бессмысленно добавляет он со слабым виноватым выражением от абсолютного шока на лице Блейза.       — Ты несерьезно, — шепчет он.       — Чертовски серьезно, — шепчет Гарри в ответ, не в силах себя остановить.       Блейз трясущимися руками берется за воротник.       — Ты выглядишь — заимствуя фразу — очаровательно спокойным от всего этого.       Гарри криво улыбается.       — Я думал об этом дольше, чем ты.       — Я чувствую, что должен извиниться перед тобой, — говорит Блейз, откидывая голову, чтобы посмотреть на потолок.       Гарри следит за его взглядом. Потолок, к слову, красивый — бледно-зеленый с серебристыми лентами, похожими на побеги, извивающимися по нему во всех направлениях — но он не может предложить ответы.       — За что? — говорит он, глядя на Блейза, пока тот не отводит взгляд от потолка.       — Она твоя жена, — просто говорит он.       — Больше нет, — указывает Гарри. — И не там. Мы никогда не были в браке. Я был с Драко.       — О, да. Я как-то продолжаю об этом забывать. — Вдруг Блейз морщится. — У нас с ней завтра встреча — не уверен, что смогу смотреть ей в глаза.       — Прости, — говорит Гарри, морщась в ответ. — Как бы там ни было, вы были прекрасной парой.       — Не могу сказать, что ожидал это услышать, — признается Блейз.       — Не могу сказать, что ожидал, что влюблюсь в Драко Малфоя, — парирует Гарри. Когда слова вылетели, он понимает, что ошибался раньше — Джинни не была последней частью головоломки. Вот она.       Долгие секунды они с Блейзом смотрят друг на друга с маленького расстояния. Затем Блейз трясет головой и ухмыляется Гарри, медленно обнажая дюйм за дюймом ярко-белые зубы.       — Это правда? Ты действительно его любишь. Странный человек, — сообщает он.       Гарри сильно краснеет, но у него получается подавить это, повиснув на ручках кресла и пытаясь выдать безмятежную улыбку.       — Виновен по обоим пунктам.       Если это возможно, ухмылка Блейза становится еще шире.       — Хорошо. Чай для этого не подходит, — объявляет он. — Хочешь джина?       — Одиннадцать утра, — слабо говорит Гарри.       Блейз останавливается на полпути от кресла.       — Как говорила моя мама, где-то всегда пять вечера.       Вероятно, это совпадение, но все же Гарри задается вопросом, все ли любители джина унаследовали эти странные утверждения от своих погибших матерей.       Блейз, очевидно, приняв его молчание за неодобрение, вздыхает и падает в кресло, его глаза большие и умоляющие.       — Не волнуйся, — бормочет он. — Не думай, что я заядлый пьяница. Просто… некоторые ситуации слишком странные, чтобы справиться с ними одним кофеином, разве нет?       — Это определенно правда, — признает Гарри. — Тогда немного.       Блейз ухмыляется и снова подскакивает, исчезая за столом и открывая ящики с какофонией дребезжащих, жужжащих и звенящих звуков.       — Подожди минуту… ты его изготовил? — с нарастающим подозрением спрашивает Гарри.       — Откуда ты знаешь, что я делаю собственный джин? — настойчиво интересуется Блейз приглушенным из-за громких поисков голосом.       — В проблеске… ты делал его в ванной. Я просто подумал.       Блейз ухмыляется.       — Ванная — прекрасное место, Гарри.       — Это я слышал. Тогда давай немного выпьем, — говорит Гарри. Утро понедельника. Осторожность ему поможет.       — Если ты настаиваешь, — вздыхает Блейз, появляясь из-за стола с запечатанной бутылкой. — Ужасно грубо с моей стороны, но я буду поражен, если вспомню, куда поставил стаканы, — говорит он, убирая остатки чая из обеих чашек и наливая в каждую из них впечатляюще умеренную дозу. Откинувшись на спинку кресла, он поднимает чашку и провозглашает: — За самое интересное в жизни.       Гарри улыбается, позволяя себе расслабиться, когда касается своей чашкой чашки Блейза. Он уже чувствует себя неизмеримо легче, но до сих пор есть, о чем говорить. Чувствуя на себе взгляд Блейза, он поднимает чашку и оптимистично делает глоток.       Через секунду он кашляет и брызгается, изо всех сил держась за чашку, и слезы болезненно наворачиваются на глаза.       — Блять, — морщится он.       Блейз смеется.       — Я знаю, он немного грубоват. Но это самая крепкая партия, которую я изготовил в этом году!       Гарри моргает и с глубоким недоверием смотрит на оставшуюся чистую жидкость в своей чашке.       — Этот год длится не так долго, хотя я прожил большую его часть дважды.       — Правда, правда. Новый год — новая страница, — говорит Блейз, сияя и выпивая остаток жидкости с легким вздрагиванием.       — Абсолютно, — говорит Гарри, его мысли полны празднованиями Нового Года, здесь и в проблеске. — Ты знаешь, мы…       — Мистер Забини, ваш посетитель на одиннадцать часов здесь, — объявляет Керенса, появляясь в огне.       Гарри замолкает и сидит очень тихо, надеясь, что его не заметят.       Блейз драматично вздыхает.       — Ты не можешь отменить?       — Не могу, — шипит Керенса. — Это мистер Уиклоу, — ее голос очень тихий, а глаза распахнуты, что создает у Гарри впечатление, что мистер Уиклоу не только очень важный, но и наблюдает за Керенсой, пока она звонит.       — Я забыл о нем, — стонет Блейз. — Хорошо, дай мне пять минут. Скажи ему, что я… не знаю. Скажи ему, что я пью чай с королевой. Скажи ему, что я делаю блинчики. Скажи ему что-нибудь— у тебя достаточно креативности.       Он отворачивается от камина и смотрит на Гарри.       — Прости, но, кажется, мне нужно вернуться к работе.       Гарри улыбается и с удовольствием оставляет свой ополовиненный напиток на подносе для чая.       — Не извиняйся, это я пришел без приглашения и настоял на встрече.       — Да, и она даже стала такой занимательной, — вздыхает Блейз, поднимаясь и провожая Гарри до двери. — Гораздо более занимательной, чем мистер Уиклоу, будь уверен.       — Я запомню твои слова, — говорит Гарри, улыбаясь и протягивая руку.       Блейз отвечает, его ладонь теплая и гладкая.       — Ты был очень неожиданным гостем.       — Приятно это знать, — говорит Гарри, когда они наконец разрывают рукопожатие. — Я могу отправить тебе сову?       — Я больше расстроюсь, если ты этого не сделаешь, — мрачно говорит Блейз.       Пока они с Мису едут в стеклянном лифте, проходят Керенсу и очень скучного на вид мистера Уиклоу, улыбка Гарри становится все шире. Когда выходит в дождь, он ухмыляется, как идиот.

**~*~**

      Не желая становиться частью толпы на Оксфорд-стрит, Гарри отступает, позволяя огромному медному зданию укрыть его от ливня, пока он думает. Его разум переполнен и чрезмерно возбужден облегчением от того, что он разделил свое бремя — или, по крайней мере, начал — так что он может только представить, что чувствует Блейз в своем кабинете с ужасным мистером Уиклоу. Гарри вытягивает шею и ищет окно на двадцать пятом этаже, виновато морща нос. Когда он это делает, большая холодная капля дождя скатывается с подоконника несколько этажей выше и влажно падает на лоб Гарри.       — Карма, — говорит он Мису, вздыхая и почесывая кожу рукавом кардигана.       — Звучит вкусно, — сонно говорит Мису. Она высовывает голову из манжета и смотрит на него с интересом.       — Для тебя все разговоры о еде, не так ли?       — Еда очень важна, — сообщает Мису, переворачиваясь и демонстрируя свой переливающийся живот, прежде чем снова залезть в кардиган Гарри от запаха дождя.       — Не любишь воду? — спрашивает он, вспоминая любовь Фрэнка к ваннам.       — Очень люблю, — с энтузиазмом отвечает она, высунув кончик морды из рукава. — Но не когда она падает мне на голову.       — Довольно честно, — признает Гарри. Он не может сказать, что мечтает промокнуть больше, чем Мису, но дождь не показывает признаков утихания, и с тех пор, как Блейз пробудил воспоминания о новогодней ночи, он не может забыть, что ему нужно навестить кое-кого еще. Кое-кого, кто завершит список приглашенных на вечеринку. Кое-кого, кого никогда не следовало терять.       Гарри делает глубокий вздох, прижимает Мису к груди и аппарирует, краем сознания думая о том, что наколдовать заклинание Зонтика — секундное дело, но в то же время оно не чувствуется правильным. Он понятия не имеет, почему, но в периоды неопределенности лучшее, что можно сделать, — довериться своим инстинктам.       Ворота кладбища скрипят, когда он толкает их, и его рука пачкается ржавчиной и грязной водой. Он беспечно вытирает ее о брюки, опечаленный, когда замечает усыпанную сорняками тропу и длинные неопрятные травы вокруг старых могил. Влажный воздух полон забытия, а дождь, который прижимает волосы Гарри к голове и змеится под очками, стекает по щекам в рот, с привкусом соленого мха. Некоторые надгробия отполированы и хорошо ухожены, украшены живыми цветами и мерцающими свечами, покрыты Антидождевыми чарами, но многие другие раскрошены и забыты, имена и даты скрыты мхом и лишайником.       Гарри не помнит, когда был здесь в последний раз, что, как он полагает, говорит само за себя. Грудь болит, пальцы немеют от холода, он идет по тропинке; по крайней мере, он помнит дорогу.       — Это место для мертвых, — говорит Мису, кладя голову на заднюю сторону ладони Гарри.       — Да, — отвечает он, накладывая Импервиус на свои очки, так, чтобы видеть, куда идет.       — Пахнет грустью, — с неописуемым отчаянием говорит она. — Возможно, грустью по мертвым, но, возможно, грустью мертвых.       Гарри вздрагивает от ее слов и длинной влажной травы, касающейся его икр, когда он уходит с тропы и направляется к корявому тису вдалеке.       — Ты думаешь, мертвые все еще здесь? И они грустят? — спрашивает он, пытаясь представить, что его бывшее «Я» — строгий уставший глава Аврората — подумало бы о том, чтобы обсуждать смерть с кукурузной змеей. Вскоре он осознает, что больше не помнит, как мыслить подобно тому человеку, и сдается.       — Куда еще они могут уйти? — спрашивает она с вернувшимся любопытством.       — Я не знаю, — признается Гарри, пробираясь сквозь клубок мокрой травы. — Что змеи делают со своими погибшими?       — Не это, — через секунду говорит Мису, а затем замолкает.       Мрак кольцом сжимает сердце Гарри. Его шаги медленные и тяжелые, когда он приближается к тису и останавливается; встречающий его вид стирает страх одним красивым красочным махом. И пока он стоит там с горящими глазами и сжатой в кулак свободной рукой, он чувствует себя ужасно нелепым идиотом от того, что хотя бы на секунду вообразил, что Уизли позволили бы могиле Фреда достигнуть душераздирающего состояния.       — Прости, — шепчет он, глядя на отполированный мрамор с именем Фреда, датами его короткой жизни и словами, которые всегда вызывают у Гарри улыбку: Шалость Удалась.       Теперь он улыбается, приседая на мокрую траву, чтобы рассмотреть огромное множество живых цветов в маленьких золотых горшочках — он почти ничего не знает о цветах, несмотря на годы уроков Гербологии, но все цветы красные, и он думает, что Фреду бы это понравилось. По краям множество крошечных свечей мерцают и вспыхивают от дождя, одна, в частности, выпускает миниатюрные огненные шары каждые несколько секунд, временно освещая серое небо. Гарри без труда угадывает, кто это принес, и смеется, хотя этот звук болезненным эхом отдается в груди.       — Прости, что прошло столько времени, — говорит он, просто на случай, если Мису права и какая-то часть Фреда находится здесь, ожидая ужасных извинений своего старого друга. — Моя жизнь была… интересной, но я должен был найти время. Ты в наших мыслях, надеюсь, ты это знаешь. Даже сейчас. Ты не… забыт, — с трудом говорит он, в горле сухо. Мису крепко оборачивается вокруг его запястья, и Гарри знает ее достаточно хорошо, чтобы узнать в этом жест солидарности.       — Хорошая девочка, — шепчет он, и она касается языком его кожи. — Уверен, ты слышал о Роне, — продолжает он, глядя на цветы и предполагая, что кто-то — скорее всего, Молли и, возможно, Артур и Джордж — был здесь в последние несколько дней. — Глава Аврората, не меньше. — Гарри улыбается. — Твоя мать невероятно гордится, конечно, и так и должно быть. Не думаю, что я когда-либо был правильным человеком для этой работы.       Гарри делает паузу, наблюдая за танцующими огоньками свечей и пытаясь представить ответ Фреда.       «Они дали работу Ронникинсу? Ох, черт, мы все умрем меньше чем через неделю!»       Гарри ухмыляется, на момент закрыв глаза и смакуя голос Фреда у себя в голове. Он знает: неважно, что скажет, он, как и все, будет гордиться своим младшим братом.       — С ним все действительно хорошо. Как и со всеми, кстати. Даже Джинни… уверен, ты и об этом слышал, — вздыхает он. Слишком легко вызвать образ Молли, яростно переставляющей цветы и изливающей свои горести по поводу развода Гарри и Джинни кому-то, кто не будет пытаться ее урезонить. — С детьми все в порядке… скоро они приедут домой на пасху. И Джин… она правда в норме. Думаю, она найдет кого-то лучше, чем я.       За его спиной кто-то издает странный звук, наполовину кашель и наполовину фырканье. Гарри хмурится и оборачивается, но на кладбище пусто. Он медленно поворачивается обратно к Фреду.       — В любом случае, я думаю…       На этот раз внимание Гарри привлекает резкий треск ветки. Он не один.       — Прости, — бормочет он надгробию, поднимаясь на ноги и медленно шагая сквозь непослушную траву, сердце учащенно бьется, глаза бегают, изучая землю, ища… — Борис?!       Гарри останавливается, скрещивает руки на груди и твердо смотрит в точку, где старик пытается — безуспешно — спрятаться за деревом. Он определенно достаточно худой, но его клеенчатый плащ громоздкий, а борода торчит из-за ствола, как лохматое щетинистое облако. Даже в разгар негодования Гарри обнаруживает, что задается вопросом, почему тот, кто, по сути, может управлять временем и пространством, не способен более эффективно маскироваться.       Когда Борис не выходит из-за дерева, Гарри теряет терпение.       — Я вижу тебя, неуважительный мудак! — кричит он, делая несколько неловких шагов ближе. — Я не знаю, что ты делаешь, шатаясь между могил, но тебе лучше выйти и сказать мне прямо сейчас. — Его не волнует, как это звучит; он чувствует, как будто прервали очень личный разговор, нарушили таинство и, чтобы усугубить эту травму, его умственными способностями пренебреги. И он промок. И замерз. И это не имеет значения. — Борис! — кричит он, гораздо громче, чем должен.       — Хорошо, хорошо, — ворчит Борис, выходя из-за дерева и неуверенно идя по траве к Гарри, который, несмотря ни на что, готов метнуться вперед и поймать его, если он вдруг соберется слинять.       — Ты отвратительно прячешься. Что ты тут делаешь? — настаивает он, когда Борис на расстоянии пары футов от него.       — Мне нужно кое-что с тобой обсудить, и, видишь ли, думал, что найду тебя на пути отсюда, — говорит старик, раскидывая руки и щурясь на Гарри. — Я вовсе не хотел подслушивать, парень.       Несмотря на все, Гарри убеждается в серьезном выражении на усатом лице и вздыхает.       — Я почему-то тебе верю. Но у тебя и правда есть привычка появляться в неудачный момент.       — Это происходит, если ты занимаешься тем, чем занимаюсь я, — признает Борис, влажная клеенчатая ткань скрипит, когда он пожимает плечами в знак признания. — И я искренне извиняюсь, парень. Я просто хотел с тобой поговорить.       — Хорошо, — говорит Гарри, убирая с лица мокрые волосы, и задает вопрос, несмотря на то, что чувствует, что уже знает ответ. — В чем дело?       Широкие брови Бориса скептически дергаются.       — Думаю, тебе уже это известно.       Чувствуя тошноту, Гарри старается сохранять нейтральное выражение лица.       — Не могу сказать, что да.       Борис ходит по тонкому краю почти с беспокойством.       — Ты нарушил правила, — бормочет он.       — Нет, — настаивает Гарри, скрещивая руки так сильно, как может, не раздавив при этом Мису. Он не знает, почему это его так беспокоит, правда, но он не может до конца поверить, что сумасшедший старик собирается отругать его на кладбище под дождем. Он просто не может позволить себе оставаться спокойным.       — Ты можешь отрицать, как тебе угодно, парень, — теперь весело говорит Борис, — но я слышал тебя.       Гарри слабеет. Капля дождя неприятно течет у него по спине.       — Ну конечно. Где ты, блять, находился?       — Неважно, где я находился, — загадочно говорит Борис. — Твой друг мистер Забини теперь все знает, не так ли? Что стало с «никому не говори», парень? Я думал, ты понял.       — Да, но… проблеск окончен — я могу делать все, что захочу, — импульсивно парирует Гарри, несмотря на то, что ему это кажется бессмысленным.       Борис молча смотрит на него несколько секунд, как будто не замечая текущие по бороде ручейки воды. Заговорив, он выглядит меньше и даже старше, чем ранее.       — Я это знаю, парень, — тяжело говорит он.       Гарри издает слабый удивленный звук.       — Оу. Хорошо. Тогда… получается, я не нарушил правила?       Борис кряхтит и смотрит на него раздраженными молочными глазами.       — Да, технически, нет, — признает он. — Тем не менее. Я сохраняю право изменять воспоминания любого лица или лиц, несанкционированно осведомленных о проблеске, если я считаю, что такие знания неуместны, опасны и необоснованны для благополучия компании, ее филиалов или самого клиента.       — Хорошо, — слабо говорит Гарри, охваченный желанием рассмеяться, несмотря на беспокойство. — Да, это звучит серьезно.       — Очень серьезно, парень, — уверяет его Борис, надуваясь, словно подбадриваемый своими официальными словами.       Гарри кивает, чувствуя холодный дождь, и вздрагивает.       — Полагаю, тогда решать тебе. Но ты должен знать, что Блейз не сделает ничего, чтобы навредить… эм… индустрии проблесков… и всем ее филиалам. Как и я, кстати. Я просто хотел поговорить с кем-то — не так-то просто справляться со всем этим одному.       — Я знаю, — говорит Борис, и в его голосе есть мягкая задумчивая нотка, которая наталкивает Гарри на размышления.       Его быстро отвлекает другая, более насущная мысль.       — В любом случае, почему ты все еще следишь за мной?       — Стандартная процедура.       — Тебя никогда не утомляют эти процедуры?       Борис криво улыбается и плотнее закутывается в клеенку, но ничего не говорит.       Гарри вздыхает. Небо над ними темнеет еще более зловеще, и он думает, что пора отсюда уйти, пока у него все еще есть время вытереться и переодеться, прежде чем пойти к Угрюмой.       — Что ты собираешься делать? — спрашивает он с чувством странного смирения.       — Что бы ты сделал на моем месте, парень? — вызывающе спрашивает Борис, с ожиданием глядя на него.       Гарри спокойно смотрит в ответ.       — На каком месте?       Борис хрипло смеется, обнажая все свои золотые зубы. Звук слишком громкий для кладбища, но Гарри так рад, что не может заставить себя позаботиться о приличиях.       — Рад был снова тебя видеть, парень, — хрипит он от смеха. — Веди себя хорошо.       Он отворачивается и неравномерно, но быстро идет по траве. Гарри наблюдает за ним, его грудь полна странным чувством тепла, пока старик достигает дорожки и исчезает за деревьями.       Веди себя хорошо. Кажется, можно попробовать.

**~*~**

      Вести себя хорошо — тяжелый труд.       Несмотря на свои самые лучшие попытки, Гарри на десять минут опаздывает к Угрюмой, где Драко сидит за их обычным столиком, пьет чай и со смутным интересом наблюдает за угрюмой официанткой, которая балансирует на стуле, когда пишет на доске новые специальные предложения.       — Идет дождь? — бормочет Драко, поворачиваясь на скрип стула Гарри.       Гарри озадаченно хмурится. Небо посветлело, и он думает, что достаточно хорошо высушил свою одежду. Поднимая руку, чтобы провести по волосам, он открывает рот, чтобы спросить у Драко, о чем он говорит, а затем останавливается. Он как-то забыл про волосы, в которых теперь проваливается пальцами, от чего прядки с мокрыми шлепками падают на лоб. Он вздыхает, мысленно дает себе пощечину и убирает их с лица, пока они не прилипают, образуя беспорядочную мокрую челку.       — О, очень стильно, — с игривым взглядом говорит Драко.       Гарри фыркает.       — Это пошло от тебя, — сообщает он, глядя на аккуратные прилизанные волосы.       Светлые брови взметаются вверх.       — Извини?       Гарри плюхается на стол, опираясь всем весом на предплечья. Слишком поздно брать слова обратно, и теперь Драко смотрит на него, и в серых глазах обида сменяется любопытством.       Когда Гарри ничего не отвечает, Драко опускает чашку, наклоняется ближе и настаивает мягким, но опасным тоном:       — Ты имеешь в виду, что с моими волосами что-то не так?       — Эм… — начинает Гарри, но умолкает, отвлеченный безошибочным хихиканьем официантки. Она стоит к нему спиной, но ее плечи трясутся, когда она вытирает испачканные мелом руки о фартук, а когда поворачивается к стойке, ее глаза жмурятся от веселья, и одна рука быстро взлетает, чтобы прикрыть рот, не совсем вовремя, чтобы помешать смеху вырваться.       Совершенно неконтролируемая улыбка появляется на лице Гарри, когда он снова обращает внимание на Драко.       — Не знаю, что смешного, — рявкает Драко, выглядя настолько расстроенным, что Гарри приходится снова стиснуть зубы, стараясь не тянуться к нему, чтобы взъерошить волосы и поцеловать жесткую линию рта.       — Ничего, — осторожно отвечает Гарри. — Может, у меня проблемы с опрятностью.       Драко смотрит на него с критическим весельем.       — Очевидно.       — Ты уже получил бумаги? — спрашивает Гарри, увлеченно меняя тему, прежде чем навлечет на себя еще большие проблемы.       Драко улыбается.       — Да, они прибыли в воскресенье утром. Я подписал и немедленно отправил их.       — Тогда ты не получил финальный документ?       — Нет, но я получил очень странное письмо от Скорпиуса прошлой ночью, — говорит Драко, поднимая чашку и глядя на Гарри поверх нее нечитаемым взглядом.       Гарри жует губу, необъяснимо встревоженный. Мису сонно вертится у него в кармане, и он вспоминает, что нужно дышать.       — Оу? — легкомысленно говорит он. — И что он сказал?       — Сам посмотри, — говорит Драко, доставая сложенное письмо из кармана жакета и вручая его Гарри, не глядя; его глаза сосредоточены на официантке, когда он говорит «кофе» в ее направлении и смотрит на свободный столик позади Гарри.       Гарри смотрит, как она кивает, и облокачивается на спинку, прежде чем обратить внимание на письмо. Нет ничего неожиданного в том, что почерк Скорпиуса гораздо аккуратнее, чем у Ала, но успокаивающе видеть, что в некоторых местах его правописание столь же креативно.       Дорогой папа,       Прости, что не писал тебе почти неделю! Мы были очень заняты, и ты не представляешь, сколько домашнего задания нам нужно сделать!       Гарри фыркает.       — Домашнее задание? — спрашивает Драко.       — Да, но я помню, что думал абсолютно то же самое в свой первый год, — признает Гарри.       Роуз показала мне свой Ежедневный Пророк в понедельник, потому что там был ты, ты знал? Ты всегда говорил, что в газетах полно мусора, так что я не был уверен. В общем, там было твое фото с Гарри Поттером на матче по квиддичу. Это было мило, пап, ты выглядел чуть-чуть счастливым. Правда, что у мистера Поттера есть змея? У меня не было возможности ее увидеть.       В общем, я должен кое-что у тебя спросить. Ты знал, что мистер Поттер ГЕЙ?       Гарри дрожит, сердце падает вниз и ужасно стучит там, когда он снова и снова перечитывает последнее предложение.       Ты знал, что мистер Поттер ГЕЙ?       Он с трудом сглатывает, пытаясь заставить себя мыслить логически. Конечно, Ал рассказал своим лучшим друзьям все о разводе родителей, и с первого дня в Хогвартсе Скорпиус Малфой был в их числе. Все хорошо, говорит он себе, и это действительно так. Он никогда не говорит Алу держать информацию при себе, в конце концов, и он потерял счет темам, которые обсуждал с Роном и Гермионой, которые точно не должен был.       Это не то. У него во рту пересохло, шея ужасно краснеет, и он подозревает, что никогда больше не сможет посмотреть на Драко. Вместо этого он просто пялится на слова, пока эти три заглавные буквы не отрываются от бумаги и обвинительно не танцуют перед ним.       ГЕЙ ГЕЙ ГЕЙ ГЕЙ ГЕЙ.       Хотя он должен читать дальше, он не может не думать о том, что выделение заглавными буквами — плохой знак. Это не просто «мистер Поттер гей», это «мистер Поттер ГЕЙ!» Что это вообще значит?       — С ним все в порядке? — спрашивает кто-то, и Гарри слышит слова, как будто бы они звучат издалека, отзываясь эхом сквозь ветреный туннель.       — С ним все в порядке. Он просто слегка удивлен, думаю, — говорит Драко, и его голос звучит отчетливей.       Гарри одергивает себя и поднимает глаза, все еще сжимая пергамент. Запах кофе проникает в ноздри, и он озадаченно обнаруживает огромную дымящуюся чашку возле своего локтя. Угрюмая официантка стоит рядом со стулом Драко, возится с завязками фартука и смотрит на Гарри с чем-то подозрительно похожим на беспокойство на лице.       — Вам не нужен целитель? — спрашивает она. — Вы действительно выглядите ужасно.       Оскорбление выводит Гарри из ступора, и он смотрит на нее с мрачной улыбкой.       — Я в порядке, спасибо.       Она вздыхает.       — Как знаете. Я буду здесь, если понадоблюсь вам.       Гарри смотрит, как она возвращается к стойке, в попытке избежать взгляда Драко.       — Тебе стоит прочитать остаток, — советует Драко, и Гарри не думая смотрит на него.       — Что заставило тебя подумать…       — Я просто знаю, — перебивает Драко. — Закончи читать письмо, выпей кофе и перестань, блять, смотреть так взволнованно.       Гарри хочется спорить, но что-то в тоне Драко и его стальном взгляде заставляют его заткнуться и наконец сделать то, что велят.       Он делает огромный обжигающий глоток кофе и возвращается к пергаменту.       В общем, я должен кое-что у тебя спросить. Ты знал, что мистер Поттер ГЕЙ?       Я не был уверен, знаешь ты или нет, но Ал сказал мне. Поэтому его родители развелись, что-то вроде того. Почти как вы с мамой, разве нет? Я просто поразмыслил… ты не думал пригласить мистера Поттера на свидание, пап?       Гарри останавливается, чтобы подавиться вторым глотком кофе. Несмотря на облегчение, он начинает думать, что Роуз Уизли, Альбус Северус Поттер и Скорпиус Малфой — очень опасная комбинация.       Еще он начинает думать, что ужасная краснота, скорее, распространяется, чем уходит.       Это будет очень здорово. Мы все не против, пишет Скорпиус, и Гарри весело фыркает.       Если нет, тебе, возможно, стоит не позволять, чтобы вас фотографировали вместе. Люди будут думать, что вы вместе, хотя это не так. В любом случае, надеюсь, ты в порядке! Мне нужно идти, потому что почти настало время для Шахматного клуба, и Ал прыгает рядом, говоря, что мы опаздываем.       Я скоро приеду домой! С нетерпением жду встречи, пап.       С любовью,       Скорпиус Воланс Малфой       Некоторое время Гарри смотрит на подпись, рассеянно размышляя о том, что, если он когда-либо беспокоился о диковинности имени Альбус Северус, то… он улыбается, складывает письмо и все еще решительно не смотрит на Драко.       — Он странный мальчик, да? — наконец говорит Драко.       — Не страннее, чем я ожидал, учитывая, кто его родители, — признает Гарри.       Драко вздыхает.       — Признаю, что ты попал в точку, если перестанешь быть идиотом и посмотришь на меня.       Гарри поднимает глаза, не в силах удержаться от того, чтобы не попасть на наживку. Драко наблюдает за ним, подперев подбородок одной рукой, приподняв бровь и изогнув рот в тихом веселье.       — А, вот и ты. Я начинал волноваться.       — Вовсе не начинал, бессердечный мудак, — все еще обеспокоенно хрипит Гарри.       Драко смеется.       — Я думал просто пересказать тебе его слова, но решил, что этим способом будет веселее.       Гарри мучительно и разгоряченно смотрит на него.       — Для тебя.       — Для меня, — признается Драко, а затем выражение его лица становится тверже, и Гарри набрасывает инстинктивное Муффлиато, прежде чем Драко говорит что-то еще. Он осматривается, пытливо изгибает бровь, а затем продолжает. — Во-первых, должен признать, что я вовсе не удивлен.       — Почему все это говорят? — настаивает Гарри. — Я похож на гея?       Драко морщит брови.       — Понятия не имею, как ответить на этот вопрос.       — Это обнадеживает, — бормочет Гарри, ставя локти на стол и роняя лицо в ладони.       — Боюсь, обнадеживание — не то, в чем я одарен.       — Неужели, — вздыхает Гарри в ладони, но прячет улыбку.       — Итак, — игнорируя его, продолжает Драко. — Должен сказать, что «мы больше не любим друг друга» было чем-то вроде преуменьшения. — Он отодвигает пустую чашку и соусницу и испытующе смотрит на Гарри.       Озадаченный тем, что Драко запомнил его слова, сказанные несколько недель назад, Гарри убирает руки от лица и несколько секунд молча смотрит на Драко.       — Я не врал, когда говорил это, — наконец произносит он.       Драко вскидывает бровь, явно озадаченный.             — Я знаю. Ты ужасно лжешь. — Не уверен, как мне стоит на это реагировать.       — Как хочешь; это просто наблюдение, — мягко говорит Драко, и тепло от его неожиданной улыбки течет по животу Гарри. — Почему для вас все либо комплимент, либо оскорбление? Это сводит с ума. Знаешь, мир не разделен четко на черное и белое.       Гарри моргает. Что-то в этом утверждении кажется смутно знакомым, как будто он слышал это раньше, но не может точно определить, где. Вместо этого он просто подкалывает Драко.       — Что именно ты имеешь в виду под «вас»? — настаивает он, скрестив руки.       Драко украдкой оглядывается по сторонам, а затем наклоняется, заговорщицки понижая голос, как будто готовясь раскрыть какой-то великий секрет.       — Гриффиндорцев, — бормочет он, на секунду распахнув глаза в театральном ужасе.       Гарри гримасничает и откидывается на спинку стула, прежде чем тепло и чертовски фантастический запах цитрусов заставит его сделать то, что он не должен. Сейчас, по меньшей мере, он предполагает, что Драко не будет так уж удивлен, если его схватят и поцелуют в любой момент, но недостаток удивления вовсе не значит, что действие будет воспринято позитивно. Он вздыхает.       — Ты все еще думаешь обо мне как о гриффиндорце?       Рот Драко дергается.       — Не говори мне, что ты им не являешься.       Гарри прячет виноватое выражение лица в своей кружке кофе так долго, как может. Он вполне может быть прав, но тот факт, что Драко, видимо, так хорошо знает его, вызывает трепет удовлетворения, который более чем компенсирует это.       Он пожимает плечами.       — Это не про меня.       Драко смеется.       — Это так же про тебя, как и про кого-либо другого. Самое странное, я думаю, то, что мы с тобой делили один и тот же секрет долгие годы.       — Да, — мягко говорит Гарри, отталкивая массу бесполезных воспоминаний из проблеска и пытаясь игнорировать неизбежную боль в груди. — На самом деле, — говорит он, светлея, — я не знал, что храню секрет в течение… давай просто скажем «смущающе долгого времени».       Глаза Драко блестят от интереса.       — О, правда?       — Да, правда, — говорит Гарри, невольно имитируя изысканный тихий тон. — Судя по словам Джинни, она знала это за годы до меня, и я настроен ей верить.       — Как и я, — говорит Драко, вынимая кубики сахара на стол и собирая из них аккуратную маленькую пирамидку. — Она умная женщина.       Гарри наблюдает за ним, пытаясь найти хоть какое-то оскорбление. Вместо этого он просто согласно бормочет и делает пару крошечных флажков из зубочисток и кусочков бумажной салфетки. Когда он предлагает их Драко, тот поднимает глаза, хмурится, принимает их, вежливо кивает и тяжело вздыхает. Через мгновение или два он переделывает свою пирамиду, чтобы сформировать небольшой замок, и устанавливает сверху флаги Гарри.       — Нельзя ставить флаги на пирамиду, — говорит он, вытирая кристаллы сахара с пальцев и глядя на Гарри с таким твердым выражением, что все, что может Гарри, сохранять невозмутимость.       — Почему нет? Она твоя, ты можешь делать с ней все, что угодно, — пожимая плечами, говорит он.       Глаза Драко теплые, а его маленькая улыбка пошатывает мир Гарри. В течение долгих секунд они только смотрят, и это мучительно. Время от времени напоминая себе, что нужно дышать, Гарри прямо смотрит в ответ, схватившись пальцами за край стола, и снова и снова прокручивает в голове два слова, надеясь, что ответ придет, если он просто будет достаточно надеяться: Что теперь?       Это не совсем расслабленный послекризисный дружеский вечер пятницы, но и не внезапная неловкость раннего утра; это что-то новое и незнакомое, и это ужасно, потому что Гарри больше не имеет представление, чего хочет Драко и хочет ли он чего-нибудь вообще.       Движение на периферии зрения привлекает Гарри, и ему удается отвести взгляд от Драко на достаточно долгое время, чтобы заметить официантку, которая начинает медленно кружить вокруг их стола, поджав губы и нахмурив брови. Осознав, что за ней наблюдают, она поднимает глаза, встречается с Гарри взглядом и беззвучно говорит:       — Что это?       — Прости, — так же отвечает Гарри, вдруг чувствуя себя очень грубым. Он убирает заклинание и ощущает, как обычные шум и разговоры в кафе возвращаются к жизни вокруг.       Официантка качает головой и трет уши, как будто пытается избавиться от мухи или нежелательной воды после купания. Она морщит нос и постукивает салатово-зелеными ногтями по блокноту, с обвинением глядя на Гарри.       — Вы меня слышите? — зовет она, немного громче, чем нужно.       — Определенно, — бездыханно бормочет Драко, пряча пирамидку из кубиков сахара рукой.       — Прости, — повторяет Гарри, осушая чашку и глядя на Драко, который смотрит на официантку с непостижимым выражением лица. Напряжение спало, но его остатки все еще покалывают грудь, запястья и кончики пальцев. — Это было всего лишь заклинание Приватности, честное слово. Волноваться не о чем.       Официантка с явным сомнением скрещивает руки.       — Раньше вы так не делали, — обвиняет она.       — Нет, — соглашается Гарри, озадаченно осознавая, что они сейчас постоянные посетители. Постоянные посетители от слова «постоянно». Он думает, что сможет с этим смириться; он всегда очень верил в традиции. — Мы просто разговаривали кое о чем… личном.       Драко издает тихий странный звук, но когда Гарри смотрит через стол, он невинно рассматривает свой сахарный замок, поправляя его стены указательными пальцами.       — Если вы собираетесь сплетничать, вам следует, по крайней мере, делать это достаточно громко, чтобы этим смогли насладиться остальные, — говорит официантка, выглядя такой разочарованной, что Гарри не может не улыбнуться.       — Вам когда-либо говорили, что вы невероятно грубы? — спокойно говорит Драко, не отрываясь от своего дела.       — Вам когда-либо говорили, что большие мальчики не играют с едой? — ужаленно огрызается официантка.       Драко поднимает глаза, его взгляд сверкает весельем.       — Моя мама часто это говорит. И, если вы позволите мне закончить, я собирался сказать, что люди, которые настаивают на сплетнях, должны, по меньшей мере, обеспечить достойное печенье.       Официантка смотрит на него несколько секунд в замешательстве, прежде чем повернуться к Гарри с немой просьбой.       — Я… не вмешиваюсь, — вздыхает Гарри и смотрит на Драко. — У нас есть время на еще одну чашку кофе?       Глядя на часы, Драко гримасничает.       — Нет, мне нужно вернуться к работе. На это утро у меня назначено несколько ужасно занимательных встреч.       — Удачи, — слабо говорит официантка, принимая чаевые Гарри и отступая, когда они встают, берут свои вещи и выходят на улицу.       Смена в погоде явно продолжается, но воздух настолько влажный, что Гарри сомневается, что успеет вернуться в мастерскую до того, как начнется дождь. На тротуаре Драко натягивает пальто и подозрительно смотрит в небо. Слабый солнечный свет окрашивает его светлые волосы и попадает на мокрый булыжник под ногами Гарри, и он смущенно шаркает, сбитый с толку и одурманенный желанием.       — Так что ты собираешься делать? — говорит Гарри, сохраняя мягкий тон. — Пригласишь меня на свидание или будешь держаться от меня подальше на случай, если нас сфотографируют вместе?       Драко смеется и аппарирует.       Когда Гарри делает перерыв несколько часов спустя, он выходит из мастерской, чтобы увидеть сову, терпеливо ждущую на рекламном щите на соседней двери. Инстинктивно зная, что она ждет его, он берет письмо и открывает его. Что-то маленькое и легкое выпадает в ладонь, и он берет это воспаленными, покрытыми волдырями пальцами.       Он медленно улыбается, разворачивая крохотную палочку из зубочистки и позволяя ветру развевать маленький флажок из салфетки.       На самом пергаменте Драко написал только: НИ ТО, НИ ДРУГОЕ.

**~*~**

      Этой ночью Гарри легко засыпает под успокаивающее бессмысленное бессознательное бормотание Мису, до последнего пристально глядя на крошечный флажок у кровати. Он парит в тумане тьмы, беспорядочные образы дня сливаются воедино и скользят друг по другу, пока все, что он может видеть, — это мокрые булыжники, сияющие серебром глаза и целое поле развевающихся на ветру крошечных флажков.       Безмятежный, усталый и в безопасности, Гарри позволяет себе провалиться в сон.       Наверху лестницы горит свет.       Пальцы прижаты к резному дереву. Теплый пряный воздух, осторожные шаги и шелест простыней.       — Кто здесь? — Резкое прерывистое дыхание и резкие слова. — Я не хочу с тобой говорить. Пошел нахуй.       — Слушай. Слушай. Слушай. Слушай.       Испуганные серые глаза, бледная кожа, почти прозрачная в лунном свете. Полосы, кровати и проблемы, оставленные на холодном твердом полу. Черное небо, переходящее в розовое, золотое и синее.       Напряженная бледная рука выцарапывает слова крошечным огрызком карандаша на клочке пергамента.       — Почему я, Поттер?       Смех, подавленный и неконтролируемый, впервые раздался в этом странном месте.       Шепот, тяжелый от веселья.       — Она ушла.       — Тебе это понравилось. — Ненастоящее обвинение и сгибание скованных конечностей под тканью.       Глаза настороженные, но теплые и любопытные.       — Не глупи.       Взгляд на небо, сердце ускоряется. Зная риск и чувствуя его, все равно делает шаг.       — Если мы собираемся уйти, нам нужно уйти сейчас. Прежде, чем кто-то проснется.       Бледные пальцы сжимают простыни; он задерживает дыхание, и Гарри ловит этот ритм.       — Я не могу.       — Можешь.       — Я не…       — Чем бы это ни было, Драко, ты это ты. И нам нужно идти прямо сейчас.       Слова превращаются в беззвучные перья, когда они поднимаются, пересекая холодный пол, вместе шагая по безмолвным коридорам. Бок о бок. Плечи почти соприкасаются, напряжение разделяется, а неуверенность связывает их вместе.       Бормотание, каменная решетка и винтовая лестница.       — Я явно схожу с ума.       Гарри вздрагивает от слишком знакомого удара змеи о стекло. Он приоткрывает один глаз, и, конечно же, Мису сонно шевелится на дне своего аквариума, упав с высокой полки во сне, как она делает почти каждую ночь. Через мгновение или два она кладет голову на свои кольца, будто принимая новое положение, и снова погружается в сон.       — Тебе стоит спать в ложке, — советует она Гарри.       — Ты будешь спать в ванной, если будешь плохо себя вести, — бормочет он, отворачиваясь, взбивая подушку и с легкостью проваливаясь в бессознательность с легкой улыбкой на лице.

**~*~**

      Следующим утром он спит долго, и его будит странный скрип окна спальни. Потянувшись и нахмурившись, Гарри нащупывает свои очки и приподнимается, чтобы полюбоваться сюрреалистичным видом гигантской совы с необычными глазами, пытающейся протиснуться через крошечную щель в окне в спальню.       — Этого не случится, — бормочет он, не заботясь о том, чтобы скрыть зевок.       Сова поворачивается на звук его голоса, успешно глядя на него одним оранжевым глазом. Тихо ухая, она отважно борется еще несколько секунд, прежде чем сдаться и начать безутешно клевать оконную раму. Чувствуя, что спасательная операция необходима, Гарри вылезает из постели и подходит к окну, упираясь рукой в теплые перья, и полностью распахивает старую скрипучую раму.       Сова садится на спинку стула, и Гарри на мгновение наклоняется, вдыхая теплые влажные запахи весеннего утра и наслаждаясь легким прохладным ветром на лице и обнаженных плечах.       Мягкий удар головы совы о его бедро заставляет его вернуться к делу, и он с удивлением осознает, что сова уселась на стул, медленно моргая и чувствуя себя как дома. У него есть странное чувство, что, если бы представилась возможность, сова бы с радостью заснула и осталась в его спальне до конца дня. И когда открывает письмо и видит подпись, все, что он может сделать, это улыбнуться. Он полагает, что какой хозяин, такая и сова.       Дорогой Гарри, читает он, отстраненно гладя сову по голове и направляясь в ванную, чтобы почистить зубы, держа письмо при этом подальше от потенциальной угрозы зубной пасты.       Пожалуйста, прости мне мое рвение, старик, но меня охватывает желание снова встретиться с тобой — чтобы убедиться, что вчерашний разговор не был галлюцинацией, очень странным сном или чрезвычайно изворотливой партией печенья. Надеюсь, ты поймешь.       Керенса уверяет, что у меня правда была встреча с Гарри Поттером вчерашним утром, но я уверен, ты поймешь, что я не буду верить человеку, который говорит мне минимум раз в день, что я «дряхлею». Молодежь может быть очень жестокой, не так ли?       Гарри фыркает в знак согласия и случайно вдыхает зубную пасту. Закончив кашлять и ругаться, он продолжает читать, нос полон мятной свежести.       Я уверен, что ты очень занят, хотя не уверен, что мы обсудили то, чем ты теперь занимаешься, когда (несколько мудро, по моему мнению) дал Министерству пинка. Впрочем, я надеюсь, что у тебя будет время встретиться со мной — боюсь, у меня много вопросов. Приходи в Забологию в семь часов в пятницу, я знаю небольшое хорошее место для ужина неподалеку. Великолепные фрикадельки и чудесное отсутствие фотографов и писак. Если для тебя это время неудобно, дай мне знать, и я попытаюсь вырвать свой ежедневник из рук Той Внизу, Кому Надо Подчиняться.       Надеюсь, ты проводишь отличный день. Это правда должна была быть короткая записка.       Твой и в ожидании,       Блейз Забини.       Гарри откладывает письмо, чтобы включить душ, и, пока умывается, одевается, пьет кофе и отправляется на работу, он обдумывает слова и решает, что у него нет абсолютно никаких причин — или оправданий — не встретиться с Блейзом и не ответить на его вопросы. Он должен этому человеку, по крайней мере, за то, что ввалился к нему на работу и излил все свои нелепые проблемы. К тому времени как он достигает Косой аллеи, решение принято, и он отправляется на почту, чтобы быстро и утвердительно ответить Блейзу, а потом забегает в Драгондейл на завтрак и, наконец, открывает мастерскую.       Несмотря на соблазн задуматься над перспективой ужина с Блейзом и всеми неизбежными и трудными вопросами, у Гарри слишком много дел. Он еще не назначил точную дату открытия мастерской для покупателей, но смирился с тем, что это должно произойти в ближайшее время. Ему нужно просто стиснуть зубы и покончить с этим ужасающим делом; впустить людей в свое маленькое уютное пространство и надеяться, что им не только понравятся его вещи, но они также будут готовы за них заплатить. Не то чтобы ему нужны были их деньги, но это проблема другого дня — того, где у него не будет сотни списков, которые нужно составить, или роя детей, которых нужно забрать, или дороги, которую нужно преодолеть. Строго говоря, сейчас не его очередь, но он не может оспаривать факт, что ему намного проще добраться до Кингс-Кросс и обратно посреди дня, чем Рону, Гермионе и Джинни, и даже если бы это было не так, остаточное чувство вины за переворот в жизни его детей заставило бы его быстро искать ключи от кошмарного внедорожника Артура.       В три часа он вырывается из лавины пергамента, берет Мису и аппарирует в Нору, где находит Молли по локоть в миске с чем-то похожим на тесто и веселых Лили с Хьюго, которые, доучившись до пасхальных каникул, похоже, празднуют это, устраивая как можно больше беспорядка на волосах, коже и одежде друг друга. Лили хихикает, давая Хьюго блестящие фиолетовые очки, а он в свою очередь, похоже, превратил ее в какой-то гибрид змеи и кошки.       — Гарри, дорогой, здравствуй, — кричит Молли сквозь звуки детского веселья с кухни.       Он улыбается и слабо машет, наслаждаясь Лили, которая, кажется, забыла, что взрослая.       — Ключи на столе, — говорит Молли, виновато глядя на свои руки в муке. — Я думала, краски для лица развлекут их на пять минут… не переживай, это можно убрать с ее блузки обыкновенной стиркой.       — Я не волнуюсь, — признается Гарри, и испуганное выражение лица Молли смягчается. — Я могу мириться с беспорядком. — Он берет ключи и вздыхает. — Мы лучше пойдем.       Молли сочувственно морщит нос. За все эти годы она не научилась водить, и Гарри не может ее винить. Если бы это не было самым эффективным способом доставить четверых детей и их вещи от дома до Кингс-Кросс и обратно, он бы тоже не стал учиться. Готовясь к хаосу на дорогах впереди, он прощается с Молли, объясняет сверкающему и разочарованному Хьюго, что ему нужно остаться с бабушкой, и отправляется по проселочной дороге с Лили. Она снимает Мису с запястья Гарри и гладит маленькую головку, сверкающее лицо задумчиво хмурится.       — Она растет, пап, — наконец говорит она, улыбаясь, когда Мису высовывает язык.       Гарри толкает рычаг переключения передач вперед и вздрагивает, когда двигатель вибрирует несколько секунд, но каким-то образом не глохнет, и он поворачивается, чтобы взглянуть на Лили, которая забралась с ногами на сиденье и немного косит глазами, когда держит Мису и пытается установить с ней зрительный контакт. Она удивительно похожа на маленькую женщину, даже на маленькую женщину с синими усами и прижатым к подбородку раздвоенным языком.       — Как и ты, — говорит он с глубоким вздохом, включает поворотник и выезжает на главную дорогу.

**~*~**

      В конце концов они добираются до Лондона целыми и невредимыми, преодолев непонятную дорожную разметку и потоки разочарованных водителей, чтобы найти, кажется, последнее свободное парковочное место во всем городе. Еще более впечатляюще то, что Гарри удается не ругаться, и Лили только однажды чувствует необходимость сказать ему «Расслабься, папа!» В целом, Гарри чувствует себя довольно неплохо, когда они с Лили проходят через барьер и попадают на заполненную паром платформу, куда только что прибыл Хогвартс-экспресс, извергая детей, багаж и разных животных возбужденным шумным каскадом.       Рядом с ним Лили вдыхает запах дыма и школы с таким задумчивым видом на разрисованном лице, что Гарри импульсивно прижимает ее к себе говорит:       — Совсем скоро.       Она улыбается, и он дарит ей ответную улыбку, даже при том, что какая-то его больная часть хочет, чтобы она перестала мечтать об отъезде.       И тут же чувствует себя старым.       Ал и Роуз выходят первыми, и Гарри понимает, что ищет Скорпиуса, хотя знает, что Драко снова организовал для него специальную поездку из-за своего рабочего графика и очевидного отказа Астории от родительских обязанностей. Гарри хмурится при этой мысли, и никакие напоминания самому себе о том, что Скорпиус проведет большую часть лета со своей матерью, не могут рассеять его раздражение, но затем Ал и Роуз с энтузиазмом обнимают его, и все, что он может сделать, это улыбнуться и сжать их в ответ.       — Папа! — кричит Ал, отклоняясь назад, чтобы посмотреть на Гарри яркими зелеными глазами. — Ты пахнешь домом!       Гарри ухмыляется и ерошит его волосы.       — Дядя Гарри, что ты сделал с Лили? — спрашивает Роуз, посмеиваясь, когда отстраняется из объятий.       — Я ничего с ней не сделал, — настаивает он.       — К слову, это был твой брат, — говорит Лили, пока обнимает Ала с удивительной силой. Он кашляет.       — Боже, надеюсь, ты ему отомстила, — фыркая, говорит Роуз.       Лили просто смеется в ответ.       — Где Джеймс? — спрашивает Гарри, вытягивая шею и щурясь, пытаясь разглядеть сына сквозь пар.       Ал переглядывается с Роуз.       — Разговаривает со своей девушкой, — в унисон говорят они, а затем смеются.       — У Джеймса есть девушка? — настойчиво спрашивает Гарри, улыбаясь, когда машет встревоженной, но дружелюбной Ханне Аббот, когда она проходит мимо со своей болтающей дочерью с косичками. Снова повернувшись к Алу и Роуз, он понимает, что спокойно относится к тому, что у Джеймса есть девушка. Это даже немного его подбадривает. Он просто… немного расстроен из-за того, что Джеймс не сказал ему об этом.       — Не по-настоящему, — морща нос, наконец говорит Ал. — Но ему бы хотелось.       — Они все время флиртуют, — услужливо говорит Роуз.       — Флиртуют, флиртуют, флиртуют, — поет Ал, ставя подбородок на плечо Роуз и гримасничая.       Чувствуя облегчение, Гарри корчит гримасу в ответ, а через несколько секунд Джеймс неторопливо подходит к группе в расстегнутой кожаной куртке поверх школьной рубашки, несмотря на теплый день, с осторожно равнодушным выражением лица. Неудивительно, что он не бросается к Гарри, чтобы обнять его, но позволяет легкой улыбке пробиться через маску скуки и слегка кивает, приветствуя отца.       — Привет, пап.       — Привет, Джеймс, — говорит Гарри, умеряя веселье достаточно, чтобы добавить: — Твой семестр прошел хорошо?       Джеймс пожимает плечами.       — Неплохо.       Ну, он не стал волшебным образом более многословным за последние несколько недель, но кажется достаточно счастливым и отвечает на яростные объятия Лили, и для Гарри этого достаточно.       — Идемте, — зовет он, проводя их обратно через барьер, — давайте выберемся отсюда, прежде чем я получу парковочный штраф.       — Что такое тарковочный штраф? — спрашивает Ал, мучясь со своим багажом, пока Гарри молниеносно не накладывает Облегчающее заклинание.       — Парковочный штраф, глупенький, — исправляет Роуз, толкая его в ребра. — Это штраф, который ты получаешь, если оставишь машину в неположенном месте.       — Или если оставишь машину в положенном месте слишком надолго, — добавляет довольная собой Лили.       — Оу, — говорит Ал, жуя губу. — Но зачем это делать?       Гарри вздыхает и не отвечает на этот вопрос.       — Итак, кто хочет увидеть мой новый дом?

**~*~**

      Ответ на этот вопрос, как он должен был догадаться, — абсолютно все. Изначально он планировал вернуть Роуз и машину в Нору, прежде чем отвести остальных в свой новый дом, но вскоре становится ясно, что она так же хочет увидеть дом, как и Ал, и он никак не может ей помешать. Так что пока Лили, повернувшись на переднем сидении, рассказывает всем о парковке в Лондоне, Гарри возвращается в поток транспорта и наслаждается фактом, что — в первый раз — на заднем сидении нет ссор.       Неудивительно, что ему приходится втискиваться в пространство в нескольких улицах от дома, и он позволяет Лили, Роуз и Алу бежать впереди, пока идет рядом с Джеймсом, не сводя глаз с залитого солнцем тротуара и выбирая подходящий момент.       — Так… эм… у тебя появилась девушка?       Наступает молчание, и Гарри не нужно смотреть на Джеймса, чтобы знать, что он хмурится.       — Нет, пап.       — О, ладно, — мягко говорит Гарри, а затем замолкает.       — Она из Слизерина, — говорит Джеймс через минуту, и теперь Гарри смотрит на него.       — И?       — И это не сработает. Ее друзья не хотят, чтобы она встречалась со мной.       Гарри вздыхает, многочисленные правила подростковых отношений продолжают сбивать его с толку. Пытаясь игнорировать бессмысленные вещи, он сосредотачивается на том факте, что его сын на самом деле как бы просит его совета — он может это сделать.       — Слушай… если ты ей правда нравишься, мнение ее друзей не будет иметь значение.       — Папа, это хрень, и ты это знаешь.       Гарри смеется. Он не находит силы воззвать к Джеймсу на его языке, в основном потому что он прав — судя по тому, что он видел, девочки-подростки с гораздо большей вероятностью будут слушать своих друзей, чем какого-нибудь парня-идиота, который, кажется, влюбился в нее. Тем не менее, он полагает, что его обязанность — дать хотя бы лучик надежды.       — Да, возможно, так и есть, но это не значит, что ты должен сдаться. Если у нее есть чувства, она увидит, что ты более чем достаточно хорош для нее, — решительно говорит он.       — Пап, — говорит Джеймс со сдвинутыми в оцепенении бровями, — ты странный.       — Я тоже тебя люблю, Джеймс.       Джеймс тяжело вздыхает. Гарри фыркает.       — Давай, пап! — кричит Ал, его голос отчетливо слышен за сто ярдов от них. — Роуз нужно по-маленькому!       — Вовсе нет! — настаивает Роуз, прыгая с одной ноги на другую.       Закатив глаза, Джеймс ускоряет темп вместе с Гарри, и вскоре они врываются в дом, издавая разные одобрительные звуки, оглядывая свежеокрашенный коридор. Лили направляет Роуз в ближайшую ванную комнату, а затем берет на себя экскурсию для братьев по первому этажу, с гордостью показывая все украшения, с которыми она помогала, и безделушки, которые она выбирала.       — Какой большой дом! — сообщает Ал.       — Я выбирала, — весело говорит Лили.       Когда Роуз возвращается, они все идут вверх по лестнице, чтобы Ал смог восхититься огромными окнами, а Джеймс — оценить свой вид в зеркальной стене, притворяясь, что он ничего такого не делает. Хотя он старается не проявлять энтузиазм, как Ал, его напускные небрежные вопросы о Лондоне и близости дома к важным местам города легко выдают его истинные чувства для Гарри, который счастлив знать, что этот горемыка интересуется чем-то, кроме квиддича и девочек. Хотя он не может не подозревать, что в Лондоне Джеймс найдет много последних.       — Можно это будет комната Роуз, пап, когда она приедет погостить? — спрашивает Ал, повиснув на дверном косяке пока еще свободной комнаты и высовываясь в холл с полной надежды улыбкой.       Гарри идет за ним в комнату, где находит Роуз, высунувшуюся из старинного створчастого окна и смотрящую вниз на улицу, пока ветер треплет волосы у лица. Он удивлен, что только теперь ему напомнили о необходимости устроить спальню для его четвертого ребенка.       — Конечно, у нее будет комната, — наконец говорит он, и Ал с Роуз обмениваются ликующими взглядами. — Возможно, впрочем, вам придется красить ее самостоятельно, я сейчас очень занят.       — Отлично, — говорит Ал, вращаясь в процессе размышления. — Ты можешь выбрать цвета вашего дома, Роуз, или… или… дракона!       — Или дракона в цветах моего дома! — предполагает Роуз, слезая с окна и глядя на потолок. — Мы можем повесить звезды на потолок.       — Отличная идея, — мечтательно вставляет Лили. — Вот бы мне до этого додуматься. Возможно, мы сможем повесить звезды и на моем потолке!       — Никто не слушал о том, что я занят, — бормочет Гарри, пытаясь вызвать суровое выражение лица, но безуспешно. Ему все равно, сколько спален ему нужно покрасить, когда он так по ним скучал и сейчас может провести с ними немного времени.       — Если это поможет, я не хочу никаких звезд на своем потолке, — сухо говорит Джеймс.       — На самом деле хочет, — шепчет Лили, и ее тихие слова раздаются эхом в пустой комнате.       Джеймс мягко гладит ее по голове.       — Если ты повесишь хоть одну звезду на моем потолке, я покрашу всю твою комнату в черный, — шутит он.       — Ты собираешься покрасить свою комнату в черный? — настаивает Лили, морща веснушчатый нос. — Пап, скажи ему, что так нельзя!       — Это его комната, он может делать с ней все, что ему нравится, — говорит Гарри, не без причины, думает он, пряча улыбку после драматичного вздоха Лили. — Кто хочет чай и сэндвич с беконом? — предлагает он, надеясь прервать бессмысленный спор.       Несмотря на всеобщее согласие, болтовня о цветах спален продолжается всю дорогу до кухни. Гарри позволяет им это.

**~*~**

      Через несколько часов Гарри удается убедить Роуз, что ее родители, возможно, тоже хотят ее увидеть, и аппарирует вместе с ней в Холлибраш, пока остальные изучают их новую территорию под внимательным присмотром Лили и развлекаются. Он оставляет их болтать над его коллекцией пластинок, решив держаться выше насмешек и делая мысленную пометку спрятать «Вейл, Нимф и Сквибов», прежде чем они начнут исследовать мастерскую на следующий день.       Отправившись в постель этой ночью, он находит записку, приклеенную к двери новой спальни Ала.       Папа — много рук легко делают работу, но много ног запинаются друг о друга, читает он, улыбаясь, когда заходит в собственную комнату и кладет записку к остальным, которые собрал за годы в семейном доме. Он не может не думать, что это хороший знак и хороший совет.       Однако к девяти часам следующего утра мастерская Гарри переполнена жизнью, вопросами и большим количеством людей, чем когда-либо вмещала маленькая комната. Кари и Дариусу удается укрощать свое любопытство примерно десять минут, прежде чем они оставляют отца работать за прилавком и скользят по булыжнику с завтраками и свежим соком, которые с энтузиазмом съедаются. Несмотря на то, что все трое детей поели, прежде чем уйти из дома, они сметают кашу, тосты и остатки бекона Гарри. Гарри приходит в голову, что ему придется активнее покупать продукты, если он хочет иметь возможность накормить малышню, когда они возвращаются со школы.       — Вау, — выдыхает Ал, переводя взгляд со своей выпечки на Кари, глаза широко распахнутые, а пальцы липкие от меда. — Ты делаешь это сама?       — Я умею их делать, — говорит Кари, предлагая ему еще немного и выглядя довольной. — Но эти сделал мой отец. Он вроде как специализируется на этом.       — Я делаю самые вкусные, — говорит Дариус, пожимая плечами с такой знакомой наигранной небрежностью, что следующие слова Джеймса вовсе неудивительны.       — Я знаю тебя, — говорит он, приподнимаясь с одного из верстаков Гарри. — Ты был в Хогвартсе в прошлом году!       — Да, — говорит Дариус, неожиданно сонный. Кари твердо на него смотрит, и он продолжает: — Не сдал ЖАБА, пришлось делать это заново по почте.       — Ага, — вздыхает Кари, глядя на Джеймса, а затем на Ала, вытирающего липкую руку о штаны. — Учитесь хорошо, мальчики. И ты, Лили.       Джеймс ничего не говорит, но Ал серьезно кивает, а Лили сияет на Кари с яркими глазами.       — Я собираюсь сдать двенадцать ЖАБА, — объявляет она.       — Не глупи, Лил, ты не сможешь сдать двенадцать ЖАБА, — устало говорит Джеймс.       — Она сможет сделать все, что захочет, — слабо говорит Гарри, думая об уме, который Лили унаследовала от своей матери, и упертости, которую получила от него, и зная, что если кто-то и может это сделать, то это будет его маленькая девочка.       — Она попадет в Пуффендуй, — бормочет Джеймс, и по его лукавому выражению лица ясно, что он решительно настроен раззадорить сестру.       Гарри вздыхает.       — Я была в Пуффендуе, — говорит Кари, ярко улыбаясь Лили. — Это нормально.       Лили благодарно ей улыбается и показывает брату язык.       К тому времени как Кари объявляет, что пора готовиться к обеденной суете, и возвращается в Драгондейл с Дариусом, уже середина утра, и мастерская залита светом. Он теплый и красивый, освещает пыль на полках и полу Гарри, а также ту, что прилипла к некоторым из его скопившихся стеклянных предметов. По углам снова накапливается паутина, и он знает, что у него недостаточно запасных материалов для дня открытых дверей.       Он действительно не преувеличивал свою занятость. С тех пор, как он выкупил мастерскую, он пользовался возможностью, когда никто не дышит ему в шею, чтобы должным образом развить свое мастерство, стать художником и как можно больше узнать о стекле. Однако становится ясно, что, хотя обучение и развитие являются постоянными проблемами, ему необходимо сосредоточиться — по крайней мере, на данный момент — на том, что можно продать. Это незнакомая концепция, но он должен заставить себя думать о работе с другой точки зрения.       Он не ожидает, что кто-то сделает крупную инвестицию, но ему нравится думать, что они могут купить небольшую чашу или наполненный светом шар в подарок или для своего дома. Имея это в виду, глядя на своих детей и едва прислушиваясь к их добродушным спорам, он решает не терять ни минуты.       — Не хотите немного помочь мне с выдуванием стекла? — спрашивает он у комнаты, надеясь, что кто-то — возможно, Ал — ответит ему.       Конечно же, слышится схватка и восторженное «Да», прежде чем Ал появляется рядом с ним, практически вибрируя от энергии.       Джеймс ничего не говорит, явно балансируя между естественным любопытством и желанием казаться отстраненным. Лили вздыхает, долгие секунды наблюдая за конфликтом на его лице, прежде чем, похоже, теряет терпение.       — Джеймс, просто попробуй. Это действительно весело.       — Хорошо, — соглашается он, снимая кожаную куртку и ища подходящее место, куда ее можно повесить, прежде чем наконец аккуратно накинуть ее на чистую часть стойки для охлаждения.       Лицо Лили освещает торжествующая усмешка, когда она наблюдает, как брат бродит по мастерской и изучает полки, держа руки глубоко в карманах. Гарри смотрит, как она наблюдает за ним, согретый осознанием, что Лили — самая младшая и чаще всего мешающая — наконец та, у кого есть все ответы.       — Кто это сделал? — спрашивает Джеймс, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Гарри с закрученной разноцветной вазой в руках.       Лили фыркает.       — Это сделал папа, глупенький.       Глаза Джеймса округляются, а затем он хмурится.       — Да, но… я имею в виду… ты же не сделал это все, — настаивает он, и хотя это не вопрос, Гарри слышит, что это отчаянно должно быть им, и он улыбается.       — Их все, боюсь. И мне нужно сделать еще.       — У тебя заканчивается свободное место, — говорит Ал, прыгая рядом с полками и неуверенно бегая вокруг Джеймса, когда тот отказывается уходить с дороги.       Джеймс ставит вазу и берет аккуратную маленькую стеклянную колбу.       — Пап, — бормочет он, позволяя Гарри на долю секунды вспыхнуть изумлением, от которого у него удивительно стучит сердце. Он впечатлен и не может сказать или сделать ничего, что могло бы убедить Гарри в обратном.       — Спасибо, — говорит Гарри, а затем, поворачиваясь к Алу: — Надеюсь, у меня не закончится место. Я собираюсь начать продавать их… надеюсь.       — Круто, — сообщает Ал, останавливаясь перед печами. — Мы собираемся использовать эти печи? — с надеждой спрашивает он, чертя пальцами линии на блестящих ручках и кнопках.       — Я собираюсь использовать эти печи, — поправляет Гарри, аккуратно отодвигая Ала от печей. Это правда, что он стал более расслабленным в отношении некоторых аспектов безопасности с тех пор, как вернулся из проблеска, но всему есть предел, а Ал слишком хаотичен, чтобы получить доступ к различным ящикам, содержащим горящее под разными градусами пламя. — Однако, если ты вытащишь поднос из-под нижней полки, ты сможешь выбрать несколько кусочков стекла. Любых цветов, какие хочешь.       Разочарование Ала улетучивается, когда они с Лили вытаскивают стеклянный поднос и начинают тихую серьезную дискуссию, перемежающуюся знакомым звоном и стуком блестящих предметов.       Джеймс медленно идет, шаркая ботинками по камню. Он становится рядом с Гарри, оперевшись на ближайшую печь и делая короткий вдох, как будто бы неуверенный в своих словах.       — Пап… я могу кое-что у тебя спросить?       Непривычный к этому мягкому-мягкому подходу, Гарри кивает.       — Конечно.       — Я не знаю, как сказать это по-другому… так что… откуда, черт возьми, это все взялось?       Гарри смеется.       — Ты имеешь в виду это? — предполагает он, осматривая мастерскую.       — Нет, этот зеленый — другой! Острее… острее… вот! — кричит Ал где-то неподалеку.       Джеймс морщит нос.       — Да, но… не только это? Все изменилось.       — Я знаю, — мягко вздыхает Гарри. — Я знаю, что для вас это трудно. Прости.       — Не трудно, — хмурится Джеймс, ковыряя носком ботинка трещину в полу. — Просто немного странно. Я знаю, что вы с мамой не были счастливы вместе, но все остальное было несколько удивительным. Я и правда не понимаю, почему ты хочешь делать это вместо того, чтобы быть Главой Аврората… я имею в виду… без обид, пап, но это достаточно крутая работа. Но я хочу… как бы… всего хорошего для тебя, понимаешь? — заканчивает он, слегка краснея и пристально глядя на плиты.       — Понимаю, — слабо говорит Гарри, достаточно удивленный этой добровольно произнесенной речью. Он не до конца уверен, что стоит сказать, но желание обнять Джеймса почти непреодолимо. Вместо этого он протягивает руку и несмело сжимает его плечо, и на мгновение Джеймс позволяет себе улыбнуться.       — Так… что насчет стекла? Стекло — это достаточно скучно, пап, — говорит Джеймс, поднимая глаза. В его глазах искра юмора, и Гарри чувствует себя свободно.       — Я не знаю, — признается он. — Я буду полностью честным с тобой: это все было сделано импульсивно. Но я не жалею. Знаю, ты думаешь, что я старый и скучный, но это не значит, что я хочу потратить время на то, чтобы заниматься скучными вещами. Если выбор между этим и возней с документами… Серьезно, Джеймс, ты должен делать то, что делает тебя счастливым. У тебя всего одна жизнь, так что если тебе нужно измениться… сделай это. — Гарри улыбается своему озадаченному сыну и поднимает палочку. — Отойди немного — я зажгу их, и мы посмотрим, сможем ли переубедить тебя.       Вскоре мастерская наполняется запахом горячего стекла и меди, когда Гарри плавит стеклянные кусочки, выбранные Алом и Лили, а затем позволяет каждому по очереди по его осторожным инструкциям подуть в тонкую трубку и покрутить ее, чтобы создать слегка деформированные закрученные лампочки, которые очень напоминают их первые попытки с Артуром. Когда печи нагревают маленькую комнату, шарфы, кардиганы и джемперы отбрасываются в сторону, и Мису радостно греется в дополнительном тепле на своей полке.       Вместе они изготовляют целую коллекцию маленьких предметов, переходя к обеду от лампочек к маленьким мискам, все трое работают как, на удивление, хорошая команда — у Джеймса есть твердость рук, которой Гарри завидует, а Ал начинает приседать в конце верстака на одном уровне с готовящимся произведением и кричит «Один полный поворот вправо!», «Полный круг, давай, давай, давай!» и «Дуй сейчас!», пока Джеймс не перестает подчиняться и начинает смеяться. Пытаясь не ободрять его, Гарри смотрит на Лили, которая внимательно следит за печами, доставая следующий набор красочных предметов. Кажется, она зациклена на холодных оттенках — зеленом, зелено-синем и серебряном — и он счастлив с этим согласиться.       Работа продолжается после обеда, как и вопросы. На самом деле пачка чипсов и стакан тыквенного сока, кажется, пробуждает любопытство Ала. К тому времени как Джинни приходит забрать детей после работы, усталая, но счастливая и со свежим влажным запахом улицы, впитавшимся в ее мантию, Гарри ответил (или уклонился от ответа) на вопросы о своей личной жизни, техниках игры в Плюй-камни, людях за стеной, личной жизни, одежде, драконах, личной жизни и «мистере Малфое», и в этот момент Ал, по крайней мере, несколько постеснялся.       Он следом за Джинни и детьми выходит из мастерской и отправляется домой, благодарный за почти полное отсутствие неловкости в этой первой попытке устройства их новой жизни, в которой Гарри будет видеться с Джеймсом, Алом и Лили примерно половину каникул, а вторую половину они будут у Джинни. Даже когда он входит в свой новый коридор через несколько минут после того, как покидает их, все уже кажется слишком тихим. Тем не менее, он знает, что увидит Драко завтра, и этот факт превращает узел в животе в теплое жидкое ожидание.       Усталый и грязно-липкий, он направляется на кухню и садится за стол с большой чашкой чая, листая странный журнал, который оставил Джеймс, в то время как Мису счастливо плавает в огромной кружке рядом с ним.       — Судя по этому, я «серьезно не крут», — признается Гарри, поднимая свой напиток и глядя на Мису. Которая, кажется, оказалась чашкой чая. Сбитый с толку, он смотрит в кружку на отражение своих губ, из которых появляется блестящая от воды Мису, щелкающая языком и явно не впечатленная попыткой Гарри выпить ее.       — Ты невнимателен, — упрекает она. — Отпусти меня. Что не круто?       Гарри ставит ее кружку и берет чашку чая.       — Без понятия.

**~*~**

      Озабоченный всем, что ему еще предстоит сделать, Гарри просыпается рано, и они с Мису прибывают в мастерскую с восходом солнца. Он кладет Мису на ее полку, зажигает лампы и печи и распахивает окна, чтобы впустить свежий утренний воздух, сверяясь со своими бесчисленными списками и пытаясь понять, чем нужно заняться в первую очередь. Возможно, думает он, стоя перед настенным календарем и жуя карандаш, ему нужен крайний срок. Что-то такое, что, так сказать, засунет ему в задницу Инсендио.       Он вздыхает, так сильно прикусывая карандаш, что тот трескается между зубами, наполняя рот вызывающими воспоминаниями о вкусе дерева и графита. Две недели? Три? Все, что он знает, это то, что ему просто нужно сделать это, просто прыгнуть, просто расслабиться и перестать беспокоиться о том, что подумают другие.       — Просто продолжай делать это, задница, — строго бормочет он себе под нос, и, прежде чем успевает сделать что-либо разумное, выдергивает испорченный карандаш изо рта и обводит первую дату, которая бросается в глаза. Это пятница. Следующая пятница. — Ладно, — говорит он в никуда. Мису с любопытством свешивается со своей полки, чтобы осмотреть большого жука, даже не поднимая взгляд. Хорошо. Он все равно разговаривает не с ней.       Раздраженно сметая списки на пол, Гарри погружается в работу, пока она не убирает дрожь в животе и не успокаивает бег мыслей в голове. Он делает еще больше крошечных чаш, изящных стеклянных сфер с цветным пламенем, несколько наборов изогнутых подсвечников, коллекцию маленьких вазочек, украшенных виноградными лозами, которые медленно разрастаются вокруг них, и целую кучу других вещей, отправленных на свалку, готовых к переплавке и повторному использованию.       К середине дня он потягивается, выключает печи и безрезультатно потирает пятна гари на манжетах и кончиках пальцев, зная, что Драко ужаснется от этого зрелища. Когда знакомая сова влетает в открытую дверь, его сердце замирает.       Гарри,       Боюсь, я не смогу сегодня прийти к Угрюмой. Мама решила повести Скорпиуса на прогулку, так что я сижу с отцом, пока она не вернется.       — Люциусасмотритель, — вздыхает Гарри, глядя на Мису.       — Это плохо? — спрашивает она, поднимая голову, чтобы посмотреть на него.       — Судя по всему, — мрачно говорит Гарри.       — Жаль. Это звучит как еда.       — Это тревожная мысль, — бормочет Гарри, выуживая один из крошечных кусочков бекона, которые он сохранил после обеда, и протягивая. Его выдергивают за долю секунды, и Мису никак не реагирует на это замечание; она слишком занята сворачиванием в аккуратный клубок, чтобы смаковать закуску. Заметив наконец, что сова Драко еще ждет, сидя на открытой двери с осуждающим выражением, Гарри возвращается к письму.       Это какая-то дьявольская ирония в этой ситуации, пишет Драко. Я взял отгул на работе, чтобы позаботиться о сыне, а вместо этого слежу за отцом.       Гарри морщится, почти чувствуя черный юмор Драко и покорность в написанных пером строках.       С позитивной стороны (боже), в моем распоряжении сейчас есть мои финальные, окончательные документы о разводе, и я планирую отпраздновать исчезновение этой гнилой гарпии из моей жизни, вытащив бутылку вина Бортега из корзины с овощами и произнеся тост за счастливый путь.       Гарри смеется; представление миниатюрного празднования Драко, кажется, смывает большую часть его разочарования из-за отмены встречи, настолько, что он почти пропускает последнюю строчку письма.       Буду рад, если присоединишься. Отправь ответ с Артемидой, чтобы я сказал Билби открыть ворота.       Ухмыляясь, Гарри переворачивает пергамент и царапает своим разгрызенным карандашом: «Похоже на план — увидимся чуть позже». Сова, как обычно, кусается, но его переполняет такое теплое чувство благополучия, что он почти этого не ощущает.       Тучи начинают сгущаться, когда они с Мису подходят к воротам, но воздух еще достаточно теплый, чтобы сделать прогулку по дороге приятной. Тревога от предыдущих посещений отсутствует до тех пор, пока Гарри с легким уколом стыда не осознает, что на этот раз его действительно пригласили.       — Должен, — бормочет он, пытаясь обнаружить своего внутреннего слизеринца, но вместо этого упираясь в стену чистой совести. Он вздыхает, убирая ее с некоторым усилием и концентрируясь на хрусте гравия под ногами, когда в поле зрения появляется дом. Что бы сделал Драко? размышляет он, и его губы растягиваются в ухмылку. Все, что ему нужно.       — Что ты делаешь? — внезапно спрашивает он, чувствуя, как Мису пробирается сквозь его волосы через равные промежутки времени ударяясь своей тупой головой о кожу его головы, ища свой путь.       Вылезая из беспорядочной челки, она болтается перед его глазами и щелкает языком по носу.       — Изучаю, — предполагает она. — Хочу унюхать все запахи.       Гарри смеется.       — Это хорошо, но я не уверен, что должен зайти в Мэнор со змеей на голове. Это, возможно, ужасное нарушение этикета.       — Этикет забавный, — выражает мнение Мису, формируя разноцветную повязку на его голове. — Придает столько важности неважным вещам.       — Змеи, получается, не следуют этикету? — весело спрашивает Гарри.       Мису просто смеется, мягко вибрируя на его коже.       — Ты ждешь, чтобы увидеть другого.       — Можно и так сказать, — признает Гарри, и Мису услужливо скользит к нему за воротник, когда они подходят к дому и Драко, который сидит за большим мраморным столом в нескольких ярдах от портика. Рядом с ним находится почти полный кофейник и чашки, и пока он сидит там в опасно близко к расслабленной позе, несколько пробивающихся сквозь облака солнечных лучей блестят на его волосах и воротнике рубашки. На мгновение Гарри колеблется, не желая вторгаться в то, что кажется редким моментом хрупкого спокойствия, но затем Драко отрывается от газеты и улыбается ровно настолько, чтобы вывести Гарри из равновесия.       — Кофе? — предлагает он, поднимая чайник.       Гарри кивает, приводя конечности в движение и приближаясь к Драко.       — Ходишь по краю, да?       Драко приподнимает бровь.       — Не больше, чем обычно, почему ты спрашиваешь?       Гарри замечает темнеющее небо и принимает дымящуюся чашку чего-то черного, насыщенного и ароматного от Драко.       — Спасибо. Видимо, скоро пойдет дождь.       — А, да, — сухо говорит Драко. — Я напуган.       Гарри гримасничает и пьет кофе.       — Ох… вкусно.       — Разумеется. И я не растворюсь, ты понимаешь.       — Что ж, это облегчение. Но ты можешь испортить прическу, — отмечает Гарри.       Драко в недоумении хмурит брови.       — Что за чертово увлечение моими волосами?       Гарри чешет свою быстро нагревшуюся кожу затылка.       — Тебе кажется, — слабо говорит он. — Так что ты сделал со своим отцом?       Драко ставит чашку и мягко потягивается, поворачиваясь, чтобы посмотреть на дом.       — Он сейчас спит, но я поставил улавливающее движение заклинание на его кровать. Если он проснется, я должен буду пойти и посмотреть, что он делает.       — Очень разумно. А чем занимаются твоя мать и Скорпиус? — спрашивает Гарри, изображая любопытство в попытке удержаться от идиотских фраз в духе «Странно сидеть с тобой на улице при дневном свете» или «Сколько черных жилетов нужно одному человеку?», или «Я начинаю считать, что они довольно сексуальны, и не уверен, что с этим делать». Гарри с трудом сглатывает и умудряется не пролить на себя кофе только потому, что Мису все еще обвивается вокруг его шеи, и нет ее вины в том, что он неуклюж, бесполезен и чертовски влюблен.       — …так что я просто позволил ей заняться этим, это лучший вариант, — говорит Драко, и Гарри понимает, что полностью пропустил ответ на свой вопрос. Он не думает, что это имеет значение — он все равно на самом деле не интересовался этим.       Он кивает, пытаясь изобразить понимающую улыбку.       — Спасибо, что ненадолго вытаскиваешь меня из мастерской. Я сойду с ума, пытаясь рассортировать все к открытию. Меня беспокоит то, что с каждым днем становится все яснее, что я совершенно не понимаю, что делаю. — Гарри трет волосы и откидывается назад, отрывая передние ножки стула от земли.       — Это, похоже, никогда не волновало тебя раньше, — говорит Драко, и прежде чем Гарри отвечает, добавляет: — И, пожалуйста, не делай этого. У меня нет навыков целителя или страховки, чтобы разобраться со сломанным черепом.       — Хорошо, хорошо, расслабься, — бормочет Гарри, позволяя маленьким железным ножкам вновь соприкоснуться с землей.       — Сейчас ты еще более беззаботный, чем обычно, — радостно сообщает ему Драко, откидываясь назад, скрещивая ноги и покачивая чашкой.       — Эй, по крайней мере, я на одной волне с детьми, — пытается Гарри, сморщив нос от унижения, когда слышит свои слова.       Драко весело смеется, и всего на секунду или две стены у него внутри перестают существовать, и все, что Гарри может сделать, это не потянуться к нему через стол.       — Продолжай это повторять, — вздыхает Драко, все еще улыбаясь. — А я буду продолжать безжалостно издеваться над тобой.       — Звучит как честная сделка, — говорит Гарри. — Думаю, я подцепил это от Лили, маленький кошмар.       На лице Драко появляется сочувственное выражение.       — Я не понимаю и половины того, что говорит Скорпиус, с тех пор как он отправился в Хогвартс. Это заставляет меня чувствовать себя ужасно старым.       — И меня. Возможно, лучше вообще об этом не думать, — мрачно говорит Гарри.       Драко наливает себе вторую чашку кофе и задумчиво на нее смотрит.       — Мне нормально. Так что же тебя сегодня волнует? Стекло сопротивляется? Печи взрываются?       — Пока нет, но спасибо за идеи для кошмаров, — говорит Гарри, наблюдая за весельем в глазах Драко. — Я просто не готов.       — К чему?       — К открытию всего этого дерьма для покупателей в следующую пятницу, — признается Гарри.       Драко стучит пальцами по подлокотникам во внимательном ритме и смотрит на Гарри с нарастающим весельем.       — Гарри.       — Что?       — Не думаю, что все это время ты был готов.       Гарри ничего не говорит, лишь позволяя своим губам растянуться в улыбке, когда запрокидывает голову и вдыхает тяжелый аромат грядущего ливня.       — Я знаю, — наконец говорит он. — И принимаю.       Драко фыркает.       — У компании уже есть название?       Гарри продолжает смотреть в небо, гадая, сколько насмешек он вытерпит из-за этого. Не то чтобы это имеет значение. Два слова из, так сказать, сна во сне — единственный вариант для столь блестяще причудливого начинания. Ничто из того, что скажет Драко, не изменит его мнение, так что он может высказаться.       — Пурпурная Рыба.       — Почему?       Гарри наконец смотрит на него. Улыбается.       — Почему бы и нет?       Драко медленно улыбается в ответ.       — Это опасное утверждение.       Сердце Гарри стучит.       — Это вопрос.       — Нет.       — Драко?       — Что?       — Идет дождь.       — Нет.       Гарри просто усмехается ему через стол, когда маленькие колючие капли дождя начинают падать ему на волосы и кожу. Это приятный теплый дождь, и он не против промокнуть, поэтому может в полной мере насладиться раздраженным лицом Драко, когда одна-единственная капля попадает ему между глаз, медленно скатывается по острому аристократическому носу, мгновение болтается на кончике, а затем аккуратно падает в его чашку с кофе.       Он вздыхает, поднимает глаза к небу и открывает рот, чтобы что-то сказать, когда странный жужжащий звук привлекает их внимание к палочке, лежащей рядом с кофейником, которая теперь яростно вибрирует.       — Это мой отец. — В течение доли секунды Драко колеблется, положив руки на бедра и закрыв глаза, как будто собираясь с силами и готовясь к возможной конфронтации, а затем встает со стула и шагает по гравию с прямой спиной и невероятно величавым видом, пока ливень начинает усиливаться, реветь и грубо биться о камень, гальку и мрамор.       — Тебе нужна помощь? — кричит Гарри, вставая и держась за спинку стула, не решаясь последовать к входной двери за Драко.       Драко поворачивается, сжимая одной рукой дверную ручку.       — Спасибо… но нет. Не стесняйся укрыться от дождя, — говорит он, глядя на все более мокрое лицо Гарри.       Гарри не нужно просить дважды, и он бежит к портику, где становится прямо на краю, убирая с лица капающие волосы и быстро понимая, что дождь, теперь косо падающий с неба под странным углом, заливает его новое укрытие так же быстро, как предыдущее.       — О, это не может быть хорошо, — бормочет Драко.       Гарри поворачивается.       — Что?       — Я думаю, — говорит Драко сквозь стиснутые зубы, пока с силой толкает дверную ручку обеими руками, а затем отступает и быстро набрасывает на двери несколько Отпирающих чар, — что он блокирует дверь.       — Чтобы ты не вошел? — спрашивает Гарри, присоединяясь к нему около двери и тоже пытаясь наложить Отпирающее заклинание.       Драко качает головой и приседает, прищурившись, пытаясь разглядеть что-то в замочной скважине.       — Сомневаюсь. Но все же чтобы не пускать кого-то или что-то. — Он устало смотрит на Гарри. — Это не впервые.       — Как он пришел сюда так быстро? — недоумевает Гарри, наблюдая, как Драко опускается на одну руку и колено, хмурится и осторожно прощупывает нижнюю часть двери.       Он вздыхает.       — Папа! — кричит он, повышая голос и перекрывая настойчивый рев дождя. — Папа, это Драко. Не мог бы ты впустить меня?       Гарри не улавливает пробормотанный ответ, но, похоже, это раздражает Драко, который на мгновение тяжело прислоняется к двери. Он стучит пальцами левой руки по резному дереву, а правой — по камню под ним. На первый взгляд его разочарование очевидно, но Гарри почти видит страх и зарождающуюся панику, и он прикусывает губу, достаточно сильно, чтобы стало больно, неспособный помочь. Его пальцы касаются прохладного камня портика, и он полностью прижимает ладонь к шероховатой поверхности, цепляясь за обнадеживающую твердость, пока слушает попытки Драко урезонить своего отца.       — В последний раз он припер дверь огромным сундуком, — признается Драко, прижав ухо к замочной скважине. — Но сейчас здесь ничего нет… это что-то другое.       — Но не Запирающие чары, — вздыхает Гарри.       — Нет. Не думаю, что это возможно — по понятным причинам у него нет палочки — но это все еще первое, что я пробую… просто на всякий случай.       — Есть смысл пробовать войти в другую дверь? — предлагает Гарри, чувствуя себя глупо, но отчаянно желающий помочь.       — В последний раз это не закончилось добром, — отвлеченно бормочет Драко, поднимаясь и снова глядя в замочную скважину. — Послушай, все хорошо, честное слово, — зовет он спокойным, но твердым голосом. — Здесь ничего нет. Тут безопасно. Ты можешь просто… Билби, это ты?       Заинтригованный, Гарри подходит ближе, и когда Драко не протестует, опускается позади него, чтобы посмотреть в другую замочную скважину. Он почти видит бордово-красный бархат мантии Люциуса и сморщенную полоску его пижамы, и, конечно же, прячущегося под его ногами встревоженного Билби.       — Билби очень жаль, мастер Драко, правда, очень жаль, — хнычет он.       Драко медленно выдыхает и прижимается лбом к двери.       — Магия домовых эльфов.       — Это… достаточно умно с его стороны, к слову, — говорит Гарри, размышляя вслух и сразу же об этом жалея, но слабая печальная улыбка Драко напоминает ему, что у него на самом деле странное черное чувство юмора по отношению ко всему, что связано с Люциусом. Вокруг них дождь продолжает стучать по земле, посылая в портик прохладный туман и чудесный землистый запах, который воспламеняет чувства Гарри и наполняет его неприятным осознанием того, что желание этого человека стало постоянным фоном для каждого нелепого события в его жизни, включая вполне реальную возможность проникнуть в Малфой-Мэнор дождливым днем четверга.       — У него свои причуды, — бормочет Драко. — Билби, ты не мог бы, пожалуйста, открыть дверь?       — Билби не может, мастер Драко, — пищит эльф.       — Конечно Билби не может, — бормочет Драко, поворачивая беспокойные глаза к Гарри, который может только пожать плечами. — Билби дали прямой приказ. Чертова магия домовых эльфов.       Гарри смотрит на Билби через замочную скважину, металлические углы дискомфортно прижимаются к его брови. Когда он наблюдает, как эльф заламывает руки и съеживается у ног Люциуса, ему в голову приходит мысль.       — Драко?       — Да? — через секунду говорит Драко.       — Он уверен, что то, что его преследует…       — Дементоры, — подсказывает Драко.       — Отлично. — Желудок Гарри автоматически сжимается, хотя он знает, что дементоры только в воображении Люциуса. — Он не думает, что дементоры причинят нам вред — точнее, тебе — раз держит нас снаружи?       — Нет, — говорит Драко, наполовину удивленный и наполовину усталый. — Они не хотят меня. Только его.       — Ах, — мягко говорит Гарри, вспомнив, что это далеко не первый случай для Драко.       — Пожалуйста, мастер Люциус, не делайте этого, — вопит Билби, когда на пол вестибюля падает что-то металлическое.       — Ох, черт… блять, — рявкает Драко, вставая на ноги и вытаскивая палочку. — Мама будет очень расстроена.       — Почему? — спрашивает Гарри, его нервы покалывают, когда он тоже поднимается.       — Мы вынесем дверь.       Гарри смотрит на него.       — И эта дверь…       — Ей почти тысяча лет, — говорит Драко со слабой мрачной улыбкой.       — Чудесно. — Гарри достает палочку, сердце бешено колотится от странного возбуждения. — Вместе?       Серые глаза встречаются с его, и они обмениваются заговорщицкими взглядами.       — Вместе. На счет три.       — Раз, два…       — Отойди, пап — прямо сейчас!       — Редукто! — кричит Гарри, когда Драко бросает сильный, но контролируемый Диффиндо, и эта комбинация превращает тяжелые дубовые двери в груду дымящихся обломков с таким ужасным грохотом, что в ушах Гарри звенит еще добрых десять секунд. Он смотрит сквозь дымку на изумленных Люциуса и Билби, с облегчением видя, что оба прижались к лестнице на безопасном расстоянии от того, что раньше было входной дверью.       — Это было несколько драматично, не думаешь? — бормочет Драко, поворачиваясь к Гарри с сухой улыбкой.       — Нет, просто эффективно, — защищаясь, говорит Гарри, пряча палочку в задний карман. — Ничто не сравнится с Редукто по действенности.       Драко фыркает.       — Авроры, — вздыхает он, держа палочку при себе, когда переступает обломки и заходит в холл.       — Я больше не аврор, — настаивает Гарри, но не знает, почему это так его волнует.       — Здесь нет дементоров, посмотри, — говорит Драко, мягко касаясь плеча отца и показывая на улицу, пустую, за исключением хлещущего дождя. — Все в порядке.       — Ты уверен? — шепчет Люциус со страхом. — Они ушли? Я видел их, Драко… Я слышал их…       — Да, папа, они ушли, — мягко говорит Драко, и что-то до боли сжимается в груди Гарри, когда он делает шаг назад, теребя рукава и надеясь, что его не заметят. У Драко, очевидно, другие планы. — Гарри прогнал их, — беспечно лжет он, указывая на Гарри и одновременно делая какой-то сложный жест в сторону Билби. Эльф кивает и слегка подпрыгивает, ожидая дальнейших указаний.       — Гарри? — тихо говорит Люциус и впервые за много лет — по крайней мере, в этой реальности — эти холодные серые глаза поворачиваются, чтобы приковать его к месту. Где-то среди истощенного лица, растрепанных волос и ауры замешательства виднеется старый, острый как бритва Люциус Малфой, и Гарри тяжело дышит, наполняя ноздри запахами дыма, дерева и рассеивающейся магии.       — Здравствуйте, мистер Малфой, — пытается он со смесью почтения и уверенности. Подозревая, что у него не совсем получается.       — Гарри Поттер, — повторяет Люциус, продолжая смотреть, сведя брови. Вдруг он поворачивается к Драко и шепотом настаивает: — Почему Гарри Поттер в моем доме? Чего он хочет?       Развеселившись, Гарри поднимает руку, чтобы почесать нос и скрыть улыбку.       Драко вздыхает.       — Наверное, будет лучше, если ты не будешь об этом переживать.       — Ты должен быть осторожным, — шепчет Люциус, ненадолго повернувшись, чтобы остро взглянуть на Гарри. — Есть явная вероятность, что он опасен.       — Все в порядке, пап. Он мой друг, — уверяет Драко так мрачно, что улыбка Гарри исчезает, чтобы смениться медленной теплой болью внутри.       — Ты уверен? Если бы ты просто передал мне мою палочку… Кажется, я ее потерял. — Люциус в полном замешательстве осматривает вестибюль, обломки входной двери и своего сына. — Я мог бы быстро прикончить его, просто чтобы убедиться…       — В этом нет необходимости, — говорит Драко, беря отца за локоть и направляя его к одной из многих дверей, ведущих из вестибюля, и одновременно жестикулирует Билби. — Возвращайся в свою комнату, Билби принесет тебе чаю с пирожным. — Эльф следует за ними, оставляя Гарри в одиночестве.       — Я действительно люблю пирожные… — голос Люциуса слышится несколько секунд, а затем дверь за ними с щелчком закрывается.       На несколько минут над Гарри нависает тишина, и он стоит совершенно неподвижно, глядя через разрушенные двери на промокший, обдуваемый ветром двор, пытаясь избавиться от тревог. Нет сомнений в том, что на этот раз он был к этому готов — к Люциусу — но не может представить, что когда-нибудь сумеет по-настоящему привыкнуть к вспышкам бешенства, ужасу и помешательству мужчины, который, хотя никогда ему и не нравился, когда-то был устрашающим, гордым и влиятельным. Возможно, это наказание за сделанный им выбор, но Гарри не понимает, почему оно затрагивает и Драко. Полный внутренних конфликтов, он поддается холодному ветру и обнимает себя, дрожа от ледяного бриза, пронизывающего влажную рубашку и обжигающего кожу.       — Какой бардак, — радостно говорит Мису, высунув голову из-под воротника и осматривая повреждения.       — И правда, — соглашается Гарри, медленно шагая по мраморному полу и с чувством вины исследуя последствия своего Редукто. Ладно, возможно, он немного переусердствовал, но беспокоиться об этом уже поздно.       Оглядевшись, чтобы убедиться, что он все еще один в холле, он вытаскивает палочку и садится возле дверного косяка, кусая губу, вливая свои концентрацию и энергию в очень сложное Строительное заклинание, о котором он читал во множестве столярных книг, но никогда не использовал. В надежде на лучшее, едва дыша, он медленно водит палочкой по деревянным обломкам, усеявшим пол; они дюйм за дюймом поднимаются к его ногам, и он зачарованно наблюдает, как обломки взлетают в воздух и начинают скользить обратно на свои места, прикрепляясь к немногим частям, оставшимся на косяке.       Он держится ровно, палочка слегка дрожит, и к тому времени, как края обеих дверей становятся на место — витиеватые замочные скважины целы, хотя расположены немного не по центру — он совсем забывает о дожде, его лоб становится влажным и горячим от напряжения. Он отступает с длинным облегченным выдохом, чтобы опустить палочку и оценить свою работу.       — Это было очень умно, — с энтузиазмом говорит Мису, ползая по его волосам в явном восторге.       — Спасибо, — отвечает Гарри, хоть и не совсем уверенно. Двери, хоть и целые, не выглядят… абсолютно так, как раньше. Он хмурится, потирает разгоряченное лицо и отступает, чтобы лучше разглядеть. Некоторые стыки хорошо видны, и у него есть скрытое подозрение, что некоторые части поменялись местами. Каким-то образом. Он снова отступает, прищурившись, и врезается во что-то твердое. Что-то твердое и теплое, и, о боже, фантастически пахнущее.       — Блять, извини, — бормочет он, сердце идиотски подпрыгивает, когда он разворачивается и отходит от Драко, пораженный больше, чем должен быть некто, оказавший кому-то услугу.       Драко криво ему улыбается.       — Да, правильно. У меня был чудесный повод избавиться от этих ужасных старых дверей, а теперь ты снова их починил. — Он вздыхает.       Гарри съеживается и тянется, чтобы схватить Мису, которая услужливо свешивается у него перед глазами и качается взад и вперед.       — Правда?       — Господи, нет. — Улыбка Драко становится теплой. — У меня есть занятия получше, чем возиться с дверями. Ты, по сути, оказал мне услугу.       Гарри облегченно выдыхает.       — Они не совсем… — Он оборачивается, неопределенно жестикулируя палочкой. — Не совсем идеальны, скажем так.       — Самая переоцененная добродетель, — мягко говорит Драко, и когда Гарри поворачивается, чтобы встретиться с ним взглядом, то, что он там находит — только на краткое мгновение — перехватывает у него дыхание. — Пошли. Мне есть, что тебе показать.       Он поворачивается на каблуках и уходит, стуча ботинками по мрамору. Гарри смотрит ему вслед, а затем спешит за ним по знакомым коридорам, пока вскоре не приходит в кабинет. Драко зажигает огонь небрежным взмахом палочки, а затем ныряет за стол, роется в нижнем ящике и бормочет себе под нос. Здесь, в углу огромного предмета мебели, находится мягко сияющее в свете камина извинение Гарри. Он улыбается.       Наконец Драко открывает ящик и достает четыре кожаные папки, которые кладет на стол перед Гарри.       — Я думал, это тебя заинтересует.       — Что это? — спрашивает Гарри, касаясь самой верхней папки. У него есть подозрения касательно содержимого, но он не позволяет надежде возродиться.       Драко криво улыбается.       — Разумеется, доказательства лживости и коррупции.       — Драма, драма, — шепчет Гарри, ухмыляясь ему.       — Это очень драматичное дело. — Драко пожимает плечами, обходя стол и становясь в паре дюймов от Гарри. — Совсем не как мир финансов.       — М-м, — говорит Гарри, с некоторым усилием приспосабливаясь к внезапной близости. — Определенно.       Драко просто приподнимает бровь и берет папки, не отводя взгляд от Гарри.       — Лжецы… отъявленные лжецы… властолюбивые идиоты… и ядовитые ублюдки, — объясняет он, передавая каждую из них Гарри по очереди. — Важно распределить по категориям, — добавляет он, заметив озадаченное лицо Гарри.       — Понятно, — признает Гарри, пытаясь скрыть улыбку. Он не думает, что ее хорошо воспримут. — Разве лжецов и отъявленных лжецов нельзя было как бы… объединить в одну категорию?       — Возможно. — Драко пожимает плечами. — Но всегда лучше иметь четыре, чем три.       — Конечно, — бормочет Гарри, прежде чем останавливается. Конечно, троек следует избегать любой ценой. Его небольшое удовлетворяющее волнение быстро сменяется паникой, когда Драко смотрит на него любопытными, слегка подозрительными глазами. — Я имею в виду… конечно, в этом есть смысл… четыре — четное число… сбалансированное число, так что… да. В общем… можно мне посмотреть?       — Думаю, так будет лучше, — говорит Драко, бросая на него еще один испытующий взгляд, прежде чем устроиться в кресле с высокой спинкой у камина и беззвучным жестом пригласить Гарри присоединиться к нему.       Сильно прикусив нижнюю губу в попытке сдержать дальнейшие глупые комментарии, Гарри падает в другое кресло и открывает первую папку. В течение нескольких минут единственные звуки в кабинете — треск огня за решеткой и решительный хлест дождя по окну. Драко терпеливо ждет, высушивая манжеты у огня, пока Гарри перелистывает страницы с фотографиями, газетными вырезками и небольшими аккуратными пометками, собранными с тщательностью, которая напоминает альбомы Драко в проблеске с записями об их совместной жизни.       Наконец он вздыхает и поднимает глаза, скользя пальцами по блестящей фотографии элегантно одетого бородатого волшебника, младшего сотрудника Министерства.       — Здесь много людей, которых я знаю, — говорит он, одновременно удивленный и не удивленный тем, что встретил так много бывших коллег. И это всего лишь вторая папка из четырех.       — Наверху много коррупции, Гарри, — говорит Драко, и хотя сами слова бойкие, его голос звучит мягко, а выражение лица близко к сочувствию.       — Я знаю, — вздыхает Гарри, уже думая, когда найдет Фицуильяма. Это определенно не вопрос «если». Он отставляет Отъявленных лжецов и берет Властолюбивых идиотов. — Итак, — говорит он, пытаясь отвлечься от ноющего чувства разочарования в животе, — каков план? Ты узнаешь, что они все виновны, а потом… что? Просто позволяешь им продолжать?       — Что ты предлагаешь мне сделать? — рявкает Драко, явно ощетинившись. — Отправить мои записи в Департамент Магического Правопорядка, чтобы они могли закопать их… и, возможно, меня тоже?       Гарри фыркает.       — Нет, конечно, нет. Раскрой их сам, — говорит он, зная, что чересчур все упрощает, и не заботясь об этом.       — Мне кажется, это уже было, — вздыхает Драко, поднимая руку, чтобы потрогать свои влажные волосы.       — Что я могу сказать? — ухмыляется Гарри. — Я настойчивый.       — Ты сумасшедший.       — Как ты и говорил.       — Это правда, — настаивает Драко, сидя в своем кресле и глядя на Гарри, как на что-то очень странное. — Я думаю, ты скучаешь по Аврорату. Думаю, ты пытаешься поймать плохого парня вроде меня. По сути, да… — Драко откидывается назад, триумфально скрестив руки, — это косвенное раскрытие преступления. Я бы не удивился, если бы это было узнаваемым психологическим состоянием.       — Ты закончил? — мягко спрашивает Гарри.       Драко смотрит на огонь и пожимает плечами.       — Сейчас да.       — Хорошо тогда, — говорит он, тоже глядя на огонь. Если честно, он настолько счастлив, что цепляется за причудливую теорию Драко; не то чтобы он может признать, что из Драко выйдет отличный следователь, но, вероятно, было бы неплохо найти какое-то оправдание своему живому интересу к карьере Драко. Он вздыхает. — Может, мне просто кажется, что ты в этом заинтересован… а не в своей работе.       Серые глаза смотрят на него.       — Ты действительно хочешь утянуть меня за собой, да?       Гарри ничего не говорит, просто смотрит на папку у себя на коленях, поджав губы. Он неторопливо пролистывает несколько страниц, мозг работает слишком быстро, чтобы уделять внимание словам и картинкам, пока его не привлекает пара знакомых бледно-зеленых глаз. Гарри смотрит с колотящимся сердцем, и Франц Фицуильям глядит на него в ответ, окруженный вырезками и заметками, как и все остальные участники галереи негодяев Драко.       — Ты в порядке? — внезапно спрашивает Драко, и Гарри поднимает взгляд, полный решимости.       — Я в порядке. А этот мужчина… — Он переворачивает папку и зло показывает пальцем на Фицуильяма. — Это как раз тот идиот, который должен получить чертово возмездие.       Драко хмурится.       — Да, хорошо. Единственная причина, по которой он покинул папку «Ядовитые ублюдки», заключается в том, что он далеко не так умен, как думает.       — Могу поверить, — говорит Гарри. — Что ты знаешь о нем?       — Все основное прямо перед тобой.       — У меня болит голова, — говорит Гарри, и это, скорее, преувеличение, чем откровенная ложь. — Расскажи мне.       Драко пристально на него смотрит, вызывает Билби и требует у него сообщить о Люциусе, а затем отправляет на поисковую миссию за Бортегом. Только после того, как стаканы наполняются, а эльфа отпускают, Драко отвечает на просьбу Гарри.       — Фицуильям помешан на деньгах, — объясняет он, балансируя тяжелый стакан на ладони. — Это однозначно единственное, что его волнует. Насколько мне удалось выяснить, он связан с несколькими европейскими… эм… организациями — подпольными, жестокими и крайне скользкими.       — Požar Riba, — бормочет Гарри.       Если Драко удивили его слова, он это не показывает.       — Среди прочего, да. — Он делает глоток и выдыхает длинный шлейф дыма. — Эти… связи, если хочешь, позволяют ему заключать небольшие сомнительные сделки, которые приносят невинные суммы денег Министерству и огромные убытки ему самому.       — Он опасен?       Драко пожимает плечами.       — Когда как. По сути, нет. Я следил за ним несколько раз и не думаю, что он способен причинить какой-либо вред самостоятельно, но могу только представить вещи, которые его маленькие друзья проворачивают за спиной у Министерства. Они опасны.       Гарри сухо сглатывает.       — Как ты следил за ним? — спрашивает он, уже зная ответ.       — Оборотное, — признается Драко со сверкающими глазами. Его рот растягивается в небольшой гордой улыбке, и Гарри улыбается в ответ.       — Здорово, — одобряет он.       — Знаешь, я думаю, что привыкаю к твоим комплиментам, — размышляет Драко.       — Сейчас я знаю, что все возможно, — говорит Гарри, поднимая стакан, смакуя теплый жалящий огневиски и при этом задаваясь вопросом, как он может поддержать разоблачения Драко, не создавая видимости, что он знает слишком много. — Знаешь, о Фицуильяме ходили слухи.       Драко стучит пальцами по стакану, прищурившись.       — Я удивлен, что слышу это именно от тебя, — наконец говорит он.       — Что ты имеешь в виду под «именно от тебя»?       — Его бывший помощник, — бормочет Драко, приподняв бровь.       — Я определенно не был его помощником, — защищаясь, говорит Гарри. — Я работал на него, вот и все!       Драко усмехается.       — Знаешь, тебя удивительно легко вывести из себя.       — Да пошел ты, — бормочет Гарри, осушая стакан, и, несмотря на раздражение, борется с улыбкой. — Только ради этого я постараюсь потратить следующие полчаса как минимум, чтобы уговорить тебя сделать-что-то-с-этим, — твердо говорит он, одну за другой складывая папки на коленях Драко.       — О, хорошо. Мне это понравится, — вздыхает Драко. — Еще огневиски?

**~*~**

      — Ты никогда не говорил мне, — говорит Гарри через час или больше, — как, черт побери, он перемещается так быстро?       Драко медленно и печально улыбается.       — Как я уже сказал, по очевидным причинам у него нет палочки, но он всегда обладал потрясающими навыками аппарации. Ты не поверишь, но нам с мамой пришлось поставить охрану вокруг дома, когда он впервые вернулся.       — Могу представить, — говорит Гарри, протягивая руки к тлеющим в камине углям.       Дождь перешел в ленивую морось, и солнце снова начало пробиваться сквозь облака, посылая мягкие завитки света в кабинет и на мягко мерцающие залитые дождем стекла. Гарри комфортно, тепло и приятно, внутри шипит от смеси огневиски-из-ящика-специй и компании Драко, и он начинает думать, что был бы вполне рад остаться в этом кресле до конца своей жизни…       К сожалению, его планы разрушаются шагами в коридоре. Они с Драко переглядываются, но палочка на столе лежит тихо, что говорит о том, что Люциус все еще в безопасности в своей комнате. Один тихий стук, шелест бумажных пакетов и тихий обмен словами, и в кабинет входит Нарцисса, за ней следует Скорпиус. У обоих розовые щеки и слегка взъерошенные волосы, они закутаны в длинные легкие мантии и держат сумки для покупок. На Нарциссе снова элегантные брюки и ботинки, которые идеально сочетаются с искусно задрапированной шалью, закрепленной на ее плече блестящей брошью в виде ящерицы. Она тепло улыбается сперва сыну, потом Гарри.       — Здравствуй, дорогой. Здравствуй, Гарри.       — Привет, мама, — говорит Драко, ставя стакан и вскидывая бровь в сторону Гарри, будто выясняя неожиданную фамильярность. Гарри просто улыбается. Она запомнила.       — Здравствуйте, миссис Малфой, — говорит Гарри, выравниваясь и улыбаясь Скорпиусу, который с интересом смотрит на него, стоя за своей бабушкой. Что-то в его почти непостижимом выражении лица заставляет слова письма вспыхивать в памяти Гарри.       Гей, гей, гей. Мистер Поттер гей. Ты знал, что мистер Поттер ГЕЙ?       Ебаный ад. «Это только кажется уместным, что тебя раскрыл мой сын… Меня раскрыл мой отец, — сказал Драко не более двадцати минут назад. — Приятно, когда все остается в семье».       — Привет, пап! Здравствуйте, мистер Поттер! — весело говорит Скорпиус.       У Гарри получается сказать «привет» и слабо улыбнуться, а затем он неловко скребет все еще влажные волосы и смотрит на огонь. Сейчас он кажется самым безопасным местом.       — Бабушка купила мне полный набор Плюй-камней, а потом мы обедали в Рембрандте, а потом мы видели, как капитан Уимбоурнских Ос покупал одежду! — объявляет Скорпиус, опуская сумки на боковой стол Драко. — А вы что делали? — с ухмылкой добавляет он.       Гарри прикусывает губу, чтобы не улыбнуться.       — Ничего интересного, честное слово, — говорит Драко, вставая и позволяя Скорпиусу крепко обнять себя, кладя одну бледную руку на спину сына, а другой поглаживая его растрепанные волосы. — Просто обсуждали скучные взрослые вещи. Ты точно ничего не пропустил.       — М-м, — бормочет Скорпиус в жилет Драко.       — Что случилось с входной дверью? — спокойно спрашивает Нарцисса, палец за пальцем снимая кожаные перчатки.       Драко ангельски улыбается.       — Здесь было небольшое происшествие, но все уже хорошо.       Нарцисса очень знакомо вскидывает бровь, и у Гарри возникает такое чувство, что она точно знает, что случилось, пока ее не было. В конце концов, маленькие заморочки Люциуса для нее не в новинку.       — Она другая, — осторожно говорит она.       Драко отпускает Скорпиуса и пожимает плечами.       — Мне нравится.       — И мне, — сообщает Скорпиус, невольно копируя жест отца.       Голубые глаза Нарциссы зажигаются весельем, и всего на секунду она смотрит на Гарри, включая его в загадочную беседу. Согретый этим, он садится на место и просто слушает, зная, что ни у кого не будет нервного срыва из-за покореженной двери. Видимо, Малфои выносливее, чем кажутся.       — Ты видел мои азалии, Драко?       — Да, мама, — говорит Драко, и Гарри чувствует усталость в его голосе. — Я видел их прошлой ночью.       — А сегодня? — настаивает она.       Скорпиус со смехом поворачивается к Гарри.       — У бабушки особые отношения с ее азалиями, — признается он, понизив голос. — Они ей как дети.       — Я начинаю это замечать, — говорит Гарри, неохотно вставая и бросая задумчивый взгляд на свое кресло. Он сует руку в карман, чтобы погладить теплую спящую Мису. Ей нужно что-нибудь поесть, и ворчание в его животе говорит о том, что и ему тоже. — Я лучше вас оставлю. Обещаю, миссис Малфой, взглянуть на азалии по пути вниз — обязательно скажу вам свое не экспертное мнение о них.       — Я пойду с вами, — говорит она, аккуратно ставя сумки и открывая ему дверь.       — О… хорошо. — Гарри озадаченно кивает. Он улыбается Скорпиусу и прощается с Драко, чувствуя, что у него что-то украли, но не в силах объяснить, что. — Я отправлю тебе сову, — кричит он, выходя в коридор, и что-то в выражении лица Нарциссы заставляет его чувствовать себя полным идиотом.       Они не разговаривают, пока идут бок о бок по коридорам через вестибюль и выходят во двор. Нарцисса больше не упоминает о дверях, и хотя ему любопытно, знает ли она о том, какое отношение он имеет к этим изменениям, спросить он не решается. Ветер чудесно свежий, и Гарри наслаждается тем, как он приподнимает челку со лба. Светлые волосы Нарциссы струятся позади нее, когда она идет, и она прячет ладони без перчаток под руки, чтобы согреться, умудряясь одновременно выглядеть ужасно царственно и ужасно обыкновенно.       — Надеюсь, что происшествие, как охарактеризовал его Драко, не заставило вас думать о нас слишком плохо, Гарри, — наконец говорит она.       — Это не заставило меня думать о вас плохо, — доверительно говорит Гарри.       Рот Нарциссы дергается. Она не смотрит на него, вместо этого фокусируясь на розово-белых цветах вдали.       — Вы интересный человек, Гарри.       — Когда вы говорите «интересный», вы имеете в виду «странный»? — спрашивает Гарри.       Нарцисса мягко смеется.       — Мы все по-своему странные, Гарри.       — Полностью согласен, — говорит Гарри, следуя за ней и уходя от дорожки из гравия к лужайке. Трава мокрая и быстро пропитывает низ брюк, когда он подходит к клумбе и смотрит на любимые азалии Нарциссы. — Странные и красивые, — бормочет он, наблюдая, как странные маленькие звездочки дрожат на ветру.       — Они выросли с прошлого раза, не так ли?       Гарри кивает. Она подходит к нему и осторожно наклоняется, чтобы рассмотреть особенно необычный экземпляр; смешанные ароматы Косой аллеи исходят от ее одежды и волос и уютно обволакивают его.       — Понимаете, это вопрос достоинства, — говорит она, серьезно глядя на него.       — Да, — тихо отвечает Гарри, у него в груди что-то сжимается.       — Насчет Люциуса. — Она достает палочку и осторожно очищает землю от мусора, оставленного ливнем. — Я не хочу драматизировать, что считаю, что мужчина, за которого я вышла замуж, скорее умер бы, чем страдал от этого. Он предпочел бы умереть, чем позволил бы внешнему миру узнать об этом.       — Я знаю, — говорит он, и когда она снова на него смотрит, ее хрупкость настолько очевидна, что Гарри хочет прижать ее к себе и сказать, чтобы она отпустила все это хотя бы ненадолго. Он держит руки по бокам. — Я не собираюсь никому рассказывать о том, что видел. Драко теперь мой друг, я бы не стал причинять ему такой вред.       Нарцисса медленно кивает, и все, что он может сделать, это надеяться, что она ему верит. Он очень хорошо знает, что бесполезно пытаться заставить такую женщину принять то, что она не хочет.       — Я думаю, ты хорош для Драко, — наконец говорит она.       Желудок Гарри приятно скручивается.       — Надеюсь, что это так. Сейчас у нас много общего.       Нарцисса пристально смотрит на него, поднимая руку, чтобы убрать с лица волосы.       — Я думаю, вы хороши друг для друга, — поясняет она тяжелыми словами с очевидным смыслом.       Лицо нагревается, Гарри пытается удержать зрительный контакт.       — Миссис Малфой… между мной и Драко ничего нет… мы просто… — Он замолкает из-за внезапного стального выражения на ее лице.       — Гарри… я знаю своего сына. Я знаю его лучше, чем он сам. Я хочу, чтобы он был счастлив, а за последние несколько лет у него было мало поводов для счастья. Похоже, вы близки, так что я уверена, что он рассказал вам хоть что-то о своем браке. — Она делает паузу.       — Немного, да, — отвечает Гарри, в равной степени напуганный и заинтригованный. — Достаточно, — поправляет он.       — Она подарила ему отличного сына, — говорит Нарцисса, заметно смягчаясь при упоминании Скорпиуса. — Я не могу это отрицать. Но Драко нужен партнер… настоящий. Ему нужен человек, который будет его поддерживать, будет с ним тогда, когда я не могу. Надеюсь, вы понимаете?       Гарри понимает. Он понимает, так хорошо, что ему кажется, будто Нарцисса наложила Жалящие чары ему на лицо, но он не совсем уверен, что верит, что какая-то часть этого разговора вообще происходит.       — Не думаю, что Драко из тех людей, кто нуждается в ком-то, — говорит он, криво улыбнувшись Нарциссе.       — Я не верю, что вы так думаете, мистер Поттер.       — Гарри.       — Простите. Нам всем нужны люди, Гарри.       — Даже вам? — смело говорит Гарри.       Нарцисса долго ничего не отвечает, просто накручивая свою мятежную прядь волос на руку и запястье.       — Всем нам, — твердо говорит она.       На этот раз Гарри действительно прикасается к ней; он протягивает руку и касается кончиками пальцев тыльной стороны ее свисающей сбоку руки. Она позволяет ему это. Ее кожа гладкая и тонкая, как бумага, она туго натянута на суставы, более узловатые, чем кажутся, ее холодные кольца с острыми краями касаются его пальцев. Ее взгляд скользит по азалиям, а затем она почти улыбается Гарри. Он отпускает ее и глубоко вдыхает влажный воздух.       — Насчет меня все так очевидно? — не впервые за последнее время спрашивает он.       — Мне не нужно, чтобы это было очевидным, — говорит она, снова поворачиваясь к азалиям и тихо вздыхая. — Умеренность… тепло… хрупкая страсть, — произносит она, как будто это заклинание. Впервые Гарри задумывается об особом значении цветов в ее жизни, и по венам медленно растекается сладкая печаль.       — Берегите себя ради меня, — рассеянно говорит он.       Нарцисса закрывает глаза, бледные ресницы контрастируют с такими же бледными щеками. Она улыбается.       — Вы сделаете это.

**~*~**

      Утром пятницы мастерская Гарри вновь полна детей. Рон, что неудивительно, застревает на куче встреч, и Гермиона настояла на том, что она назвала «девчачьим утром» с Джинни, что, насколько Гарри смог установить, включает в себя чай, торт, жалобы, возможно, некоторые ненужные и болезненно звучащие штуки с лицами. На его взгляд, им это необходимо, потому что он знает: они обе заслужили перерыв.       Во всяком случае, он не против; он счастлив присматривать за Роуз и Хьюго так же, как и за собственными детьми. Они умные, счастливые, хорошо воспитанные дети, и с помощью Ала и Лили они наполняют мастерскую абсолютно заразительной энергией.       Гарри вытирает грязные руки о фартук, ставит последнюю партию миниатюрных мисок на решетку для охлаждения и на мгновение останавливается, чтобы посмотреть на них. Четверо из них сконцентрированы, собравшись на полу вокруг большой буковой плиты, которую они выбрали как основу для новой вывески Гарри.       Неудивительно, что Лили взяла бразды правления в свои руки, назначив себя своего рода креативным директором и давая подробные инструкции остальным, которые, похоже, не возражают. Уже покрытый краской Хьюго становится рядом с ней на колени с широко раскрытыми глазами и кистью в руке, в то время как Роуз и Ал по очереди с помощью самого большого молотка, который они смогли найти, отбивают полоски мягкого металла в форме слегка кривой рыбы. Гарри с тревогой парил над ними первые несколько минут, пока Ал не указал (довольно точно), что наблюдение за ними не поможет предотвратить почерневшие ногти или сломанные кончики пальцев, и, кроме того, «ты всегда бьешь себя всякой всячиной, папа!»       Тем не менее, он следит за ними, как и Джеймс, который, как и обычно, выглядит сонно и прижимается к стене, его волосы падают на один глаз.       — Все в порядке? — спрашивает Гарри, прижимаясь к стене рядом с Джеймсом и пиная его ногой.       — Да.       Гарри улыбается.       — Хорошо.       — Он не хочет помогать, — вставляет Роуз, забирая у Ала молоток и радостно стуча по металлической рыбе.       — Ты меня ни о чем не просила, гений, — отвечает Джеймс, строя кузине гримасу.       — Это неправда! — скандальным тоном кричит Лили. Она просительно смотрит на Гарри. — Это неправда, пап.       — Так и есть, — услужливо говорит Ал, сидя на пятках и наблюдая за прогрессом Роуз. — Она с самого начала спросила, что ты хочешь делать. Ты можешь взять молоток, если хочешь, — предлагает он. — Я имею в виду, после Роуз, — исправляется он после его твердого взгляда.       — Нет, спасибо, — вздыхает Джеймс. Он смотрит на Гарри. — Когда придет мама?       — Не знаю. Когда избавится от всех морщин на лице? — предполагает Гарри, надеясь вызвать у сына улыбку.       Джеймс ничего не говорит, но выражение его лица становится заметно менее кислым, когда Лили через несколько минут просит его помочь вынести табличку на улицу. Выйдя на булыжник, Гарри поднимает один конец вывески — магией облегченный для удобства, но все еще громоздкий — и Роуз решает вскарабкаться на скрипучую стремянку и поддержать другой конец, позволяя остальным отойти и оценить.       — Итак, каков вердикт? — кричит Гарри.       — Очень мило, — говорит Кари, опираясь на дверной косяк Драгондейла с полосатым кухонным полотенцем через плечо. — Могу ли я спросить, какое значение имеет пурпурная рыба?       — На твоем месте я бы этого не делал, — сухо говорит Джеймс.       — Это из сна, — объясняет Лили, загадочно шевеля пальцами.       Кари смеется.       — Выглядит замечательно.       — Здесь? — спрашивает Гарри, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Ала и Хьюго, осматривающих знак, склонив голову набок. — Разве он не ровный?       — Отсюда все в порядке! — кричит Ал, прикрывая глаза от полуденного солнца.       Джеймс фыркает.       — Ты серьезно?       Гарри одной рукой прижимает свою сторону вывески к стене и смотрит на сына.       — Что с ней не так, Джеймс? Помоги мне, ладно?       — Это просто… все неправильно, — драматично вздыхает Джеймс. — Для начала, она неровная.       — Ровно — это скучно, — вставляет Ал.       — Я могу немного подтянуть ее с этой стороны, — предлагает Роуз, перемещая свою часть вывески и заставляя Гарри почти потерять равновесие.       — Смотрите, — сердито говорит Джеймс, скрещивая руки на груди и подходя ближе. — Вы можете повесить ее прямо или косо, но это неважно — просто похоже, что вы сделали работу наполовину… Я имею в виду… наполовину незаконченно… просто хреновая работа, понятно?       — Следи за языком, Джеймс, — советует Роуз через плечо. — Мама говорит, что Хьюго сейчас как губка.       — Вовсе нет, — возражает Хьюго. — Я как крокодил.       Гарри смеется. Все начинается с небольшого веселья, но потом Роуз прислоняет вывеску к стене и беспомощно хихикает, а затем Ал, Лили и Кари, и вскоре вся группа задыхается от хохота. Вскоре даже Хьюго начинает хихикать и одновременно настаивает на том, что «это не смешно, я действительно крокодил!»       С неохотной усмешкой на губах Джеймс руководит размещением вывески жестами и много кричит, пока наконец не удовлетворяется и показывает Гарри и Роуз большой палец. Гарри достает палочку и прикрепляет вывеску к стене, и, с облегчением вздохнув, благодарит Роуз и протягивает ей руку.       — Вы все хорошо поработали, — говорит он, отойдя в сторону и рассматривая деревянную и металлическую доску, которая каким-то образом превращает мастерскую в блестящее место для бизнеса. Все немного грубовато; чеканный металл неровный, а надпись ПУРПУРНАЯ РЫБА, выполненная в ярких сливовых оттенках, немного подтекает и хаотична, но ему нравится. Ему очень нравится.       — Я чувствую, что помогла, — ухмыляется Кари, схватив кухонное полотенце и исчезая в гастрономе, когда Гермиона и Джинни сворачивают на мощеный переулок.       — О, очень мило, — одобряет Гермиона, улыбаясь Гарри и мягко сдерживая Хьюго, когда он, заляпанный пурпурной краской, пытается прижаться к ее модной одежде. — Мне не нужно спрашивать, кто помогал с рисованием.       — Он проделал очень хорошую работу, — серьезно говорит Лили.       Джинни взъерошивает волосы дочери и приветствует Гарри расслабленной улыбкой. От нее слегка пахнет цветами, и ее лицо светится благополучием. Это так хорошо и приятно видеть, что Гарри на мгновение не может понять, как держится на ногах.       — Похоже, у вас было отличное утро, — наконец говорит он.       — О да. Теперь мир окончательно пришел в порядок, — говорит Джинни, и Гермиона смеется.       — Да, никто не остался необсуждаемым. Даже ты.       Гарри морщит нос.       — Отлично. Я чувствую себя… включенным.       — Ничего плохого, — уверяет его Джинни, почти шепотом, когда трогает его руку и отходит, чтобы поприветствовать Ала и Джеймса, которые собрались под новой вывеской, чтобы внимательно изучить ее со всех углов.       Ничего плохого, говорит она, и Гарри ей верит.       Гермиона ярко улыбается.       — Ну, я думаю, маска для лица из водорослей смыла, по крайней мере, последние две недели нелепых встреч.       — Морские водоросли? — недоуменно повторяет Гарри.       — О да, — кивает Гермиона, копаясь в своей набитой сумке и вытаскивая листовку. — Тебе стоит попробовать, Гарри, это так расслабляет. Энтони завидует, наблюдая за каминами, пока я развлекаюсь.       Конечно.       — Энтони? Энтони Голдштейн?       — Да, верно. Почему ты спрашиваешь?       Гарри берет листовку и держит ее между пальцев.       — Потому что Невилл с ним встречается. Ты знала?       Гермиона вскидывает брови.       — Нет. Но я так долго не видела Невилла… мы все собираемся встретиться, а потом Хьюго болеет, или появляются проблемы на работе…       Гарри вздыхает, думая о близкой дружбе, которая была у них в проблеске.       — Да, я знаю. Ты не думаешь, что Нев достоин большего? — шепчет он, прежде чем останавливает себя.       Гермиона мягко смеется.       — Ты говоришь, как моя мама. Уверена, он может сам принимать решение.       Хорошо слышать это от тебя, думает Гарри.       — Да, но он… в порядке? Разве он не придурок?       Гермиона снова смеется.       — Энтони? Он… нет. Он немного впечатлительный, но нормальный.       — Поверю тебе на слово, — говорит он, глядя в честные темные глаза и позволяя остаткам бессмысленных сомнений улетучиться. Если Гермиона говорит, что он нормальный, значит, он нормальный, вот и все.       — Вот-вот, — говорит она со странным слабым фырканьем. — Я очень хорошо сужу о характерах.       Гарри ничего не говорит, но чувствует себя чудесно расслабленным, прощаясь с Джеймсом, Алом, Джинни, Роуз, Хьюго и Гермионой. Единственное, что омрачает его удовлетворение — перспектива провести послеобеденное время с Лили. С Лили, ее подругой Жанеттой и неумолимым льдом. Он вздыхает, наблюдая, как Лили сидит на стене и поправляет косы, желая, чтобы здесь была Мису, которой можно пожаловаться. Она дома в своем аквариуме, потому что, несмотря на ее просьбы, Гарри не думает, что каток — лучшее место для змеи, особенно для сонной змеи, которая вот-вот сбросит кожу.       Конечно, все не может быть так плохо, как он себе представляет.

**~*~**

      Все так плохо, как он себе представлял.       Его просьбы, просто понаблюдать со стороны, остаются неуслышанными, когда две девочки зашнуровывают его в синие пластиковые ботинки и тянут на лед. К тому времени как в третий раз падает на четвереньки, он начинает сомневаться в своем решении попробовать фигурное катание вместо того, чтобы повести Джеймса и Ала за новой школьной формой, но Жанетт — которая, если это возможно, еще более властная, чем Лили — не позволяет ему этого.       — Вам просто нужно продолжать, мистер Поттер, — настаивает она, схватив его руку в перчатке, и без особых усилий скользит задом наперед; она тащит его за собой с ужасающей скоростью, длинный хвост болтается за спиной. — Если вы продолжите останавливаться, лучше не будет!       Лили восторженно восклицает, хватает его за другую руку, катится рядом с Жанетт и каждые несколько секунд смотрит на него через плечо. Она пока не может кататься задом наперед, но способна к вращению и небольшим прыжкам, и, что более важно, она остается на ногах, и Гарри гордо усмехается между моментами паники и холодной хрустящей боли.       К тому времени как они уходят он весь дрожащий, мокрый и слегка прихрамывающий.       — Обещаю, — говорит он Мису, развалившись в кровати и опираясь на свои старые кости, — тебе бы это ни разу не понравилось.       — Неважно, — бодро говорит Мису, высунув голову из открытого аквариума и волной скользнув на прикроватный столик Гарри. — Забудь! Смотри! Я сбросила кожу!       Гарри улыбается, поднимая ее себе на грудь и любуясь яркими блестящими цветами ее новой чешуи.       — Как ни крути, везде красиво, — бормочет он. — Хочешь пойти со мной на ужин?

**~*~**

      Блейз все еще в своем кабинете в семь часов, оставив Гарри и Мису сидеть в огромном атриуме под беззастенчиво любопытным взглядом секретарши Керенсы. Все тело болит от многократных контактов со льдом, он просто мило улыбается и старается сохранить максимальную неподвижность. Когда Блейз через несколько минут выходит из лифта, ему удается подняться на ноги, не морщась, и он весьма гордится своим самообладанием.       — Гарри! — кричит он, ухмыляясь и с энтузиазмом сжимая больную руку Гарри. — Рад тебя видеть. — Он поворачивает голову, чтоб посмотреть на своего секретаря. — Керенса, иди домой, пока твой парень не забыл, как ты выглядишь. — Он краешком рта добавляет для Гарри: — Трудоголик.       Гарри усмехается.       — Уверен, ты понимаешь.       Блейз смеется.       — Да, в самом деле. Тогда пошли — в бой, — объявляет он, выводя Гарри в прохладный вечер, ведя его мимо магазинов и домов и наконец вниз по слабо освещенному переулку, где над окном находится старинный красный навес, увитый лозами и объявляющий: Джузеппе — 1935, пока ты не насытишься. Острый аромат чеснока и орегано поражает Гарри до того, как дверь полностью открывается, и его рот начинает наполняться слюной от предвкушения. Мису высовывает голову из кармана рубашки и радостно щелкает языком.       Когда они занимают места за маленьким шатким столиком в углу, Блейз начинает разговор на быстром итальянском с седым официантом, и Гарри одновременно впечатлен и поражен; где-то в глубине его подсознания находится смутное воспоминание о том, что отец Блейза — итальянец, и теперь Гарри задается вопросом, как долго он посещает это странное местечко. Он оглядывается, рассматривая потрескавшиеся фрески, капающие свечи и лес растений — некоторые из них с любопытством машут и смотрят через плечи посетителям — и задается вопросом, как много здесь изменилось с тысяча девятьсот тридцать пятого года. Немногое, подозревает он, и это прекрасно.       — Прости за это, — говорит Блейз, когда официант кивает и удаляется. — Здесь меня знают довольно хорошо, и у многих из старших есть небольшая миссия — заставить меня жениться и завести много детей. Антонио, вот, хотел знать… ну, ты ли причина того, что у меня нет жены.       Гарри фыркает, искренне позабавленный.       — И что ты ему сказал?       — Я сказал ему не лезть не в свое дело и принести мне винную карту, старый он ублюдок. — Он ухмыляется.       Гарри вскидывает бровь.       — Правда?       — Правда. Но не беспокойся, он уже привык ко мне. Они выберут для меня женщину к концу ночи, — говорит Блейз, забирая винную карту от вернувшегося Антонио и тепло и по-дружески ему улыбаясь. — Все всегда пытаются меня свести. Даже твое подсознание.       — Это не мое подсознание, — бормочет Гарри. — Это был Борис, оператор проблеска.       Блейз смеется.       — Как насчет красного? — спрашивает он, размахивая винной картой.       — Хорошо. Если честно, я немного невежественен, когда дело касается вина, — признает Гарри.       — Без проблем. Они знают, что делают, и это главное. Что касается твоего человека из проблеска… Я рассказал своему психотерапевту гипотетическую, зацензуренную, «это случилось с другом» версию событий, и она записала меня еще раз на этот месяц, — вздыхает Блейз. — Что думаешь?       Гарри отвлекается от игры с бокалом.       — У тебя есть психотерапевт?       — У всех сейчас есть психотерапевт, Гарри, — говорит Блейз, как будто бы это очевидно.       Гарри кивает, думая, что он делает что-то не так.       — Итак, расскажи мне о… — начинает Блейз и останавливается, отвлеченный чем-то на периферии зрения. — А, вот она идет.       Озадаченный, Гарри следит за его взглядом и видит крошечную седую женщину, целенаправленно пробирающуюся к ним между столиками. Ее морщинистое лицо решительно, маленькие черные глаза светятся радостью, когда она щурится на Блейза.       — Сильвия! — кричит он, вставая и позволяя маленькой женщине крепко обнять его, так сильно хлопая по спине голыми красными руками, что она опасно раскачивается из стороны в сторону вместе со своей длинной серебристой косой.       Из вежливости Гарри тоже встает, весело наблюдая, как Блейзу щиплют щеки и поправляют пиджак. Сильвия выглядит так, будто весит примерно на треть меньше, чем Блейз, и она настолько хрупкая, что может сломаться в любой момент, но когда она болтает, сжимая его огромные руки в своих, становится ясно, кто главный, и это не Блейз. Гарри понятия не имеет, о чем спрашивают его нового друга, но в стиле допроса есть что-то знакомое, и он внезапно видит, какой будет Гермиона, когда постареет.       — Сильвия, — говорит Блейз, вздыхая и мягко поворачивая ее. — Это мой друг Гарри.       — Гарри Поттер! — с широкой морщинистой улыбкой объявляет Сильвия, протягивая ему руки. — Гарри Поттер… прекрасно! Друг Блейза, да?       — Да, — соглашается Гарри. — Определенно. Рад знакомству. Ваше заведение очаровательно.       — Твой ресторан, — бормочет Блейз, улавливая ее замешательство.       — А! — Она сияет. — Спасибо, спасибо! Хороший мальчик! — Она хлопает Гарри по плечу, на этот раз он совсем не готов. Ему не удается не вздрогнуть, и Сильвия хрипло смеется, отправляясь обратно в кухню.       — Она вернется, — сообщает Блейз. — Не говори мне, что у нее вышло сделать тебе больно.       — Мне уже больно, — говорит Гарри в свою защиту, когда они садятся обратно.       Блейз с любопытством на него смотрит, пока Антонио приносит и разливает вино.       — Рассказывай, — наконец говорит он.       Гарри вздыхает, чувствуя себя идиотом.       — Я повел Лили на каток.       — Звучит весело! — ярко говорит Блейз, и Гарри фыркает. У него ужасное предчувствие, что Блейз действительно так считает.       — Я думал, это будет лучше, чем альтернатива — убедить Джеймса и Ала примерять двенадцать сотен наборов новой формы.       — И это тоже звучит весело, — признается Блейз, попивая вино и удовлетворенно вздыхая. — Я люблю шоппинг.       — За школьной формой? — с сомнением нажимает Гарри. — С двумя мальчиками, которые предпочли бы оказаться где-нибудь еще?       — Звучит так, как будто бы это лишает части удовольствия, — признает Блейз. — И ты хочешь, чтобы я всегда был начеку, Сильвия! — обвиняет он, и, как предполагает Гарри, повторяет свои слова по-итальянски, когда маленькая женщина снова появляется за столом с корзиной чудесно пахнущего хлеба.       Она радостно хихикает. Гарри удается уловить «Ах, Блейз!», прежде чем разговор становится непонятным, и вместо этого он поворачивается к Мису, которая медленно тянется к хлебу. Гарри хватает ее, прекрасно понимая, что теперь, когда она сбросила кожу, она будет еще более зациклена на еде, чем обычно. Это все хорошо, но он не считает, что змеи должны находиться в хлебных корзинах.       — Тебе это не понравится, — тихо говорит он. — Можешь съесть немного моего мяса, когда оно будет.       — Какого мяса? — спрашивает Мису, глядя вместе с ним на меню, хотя она не может прочитать слова. По крайней мере… он не думает, что может.       — Я пока не знаю, — говорит Гарри, мысленно выбирая фрикадельки по рекомендации Блейза и пытаясь выбрать между каннеллони верди и ризотто с уткой.       — Ой! — кричит Сильвия, и Гарри отрывается от меню. — Змея! — Она отступает от стола, явно взволнованная, и прижимает руки к груди.       — О… извините, — бормочет Гарри, хватая Мису и запихивая ее в карман брюк, пряча из виду. Благодаря ее постоянному присутствию и хорошему характеру легко забыть, что не все считают, что проводить время со змеей замечательно.       Блейз привлекает внимание старушки и мягко и быстро говорит с ней таким низким и успокаивающим голосом, что Гарри расслабляется вместе с Сильвией; его самообвинение ослабляется, пока он не начинает думать только о красивом ритме слов, которые не имеют для него совершенно никакого смысла.       — Да, — наконец говорит она, осторожно глядя на карман Гарри и кивая. — О, Гарри Поттер, — вздыхает она, похлопывая его по плечу и убегая, но через несколько секунд возвращается с кусочком курицы в узловатых пальцах. Она кладет его рядом с вилкой Гарри и кивает Мису, которая высовывает голову от запаха мяса. — Для змеи… ладно? Хорошо. — Она уходит, но ее место занимает официант, который принимает их заказы и в перерывах весело смотрит на Гарри.       — Ну давай, — говорит Гарри, когда они снова остаются одни, и Мису хватает курицу и тащит ее обратно в карман. Он потягивает вино, наслаждаясь вкусом, и смотрит на Блейза. — Что ты ей сказал?       — Я просто объяснил, что змея дружелюбна… безопасна. Так сказать, твой фамильяр, — говорит Блейз.       — Я никогда не думал об этом так, — признается Гарри, ерзая на стуле, когда Мису прижимает кусок курицы к его бедру, чтобы проглотить его. Странное ощущение.       Блейз криво улыбается ему.       — Ты странный парень, Гарри Поттер.       Гарри пожимает плечами.       — Я смирюсь с этим.       — Действительно, это единственный способ. Мы должны научиться сосуществовать с нашими странностями, — говорит Блейз, складывая огромные руки на скатерти. Выражение его лица становится любопытным, когда он наклоняется к Гарри. — Расскажи мне, чем ты занимаешься с тех пор, как бросил Аврорат — Керенса очень зациклена на мысли, что ты пишешь книгу, но у нее есть и другие забавные идеи на этот счет. — Красивое лицо Блейза хмурится, и он вздыхает. — Мне действительно стоит расширить круг общения… эта девушка становится хуже жены.       Гарри усмехается.       — Уверен, ты бы не справился без нее, — говорит он, думая о Хельге и на мгновение отчаянно скучая по ней. По крайней мере, теперь у нее есть Рон; она, наверное, совсем не скучает по нему, несчастному старому придурку.       — Так и есть, — мрачно говорит Блейз. — Она единственная, кто понимает мою файловую систему, если это можно так назвать. В любом случае — перестань уклоняться от вопроса.       — Нет, — смеется Гарри. — Боюсь, я не пишу книгу.       — Ха! — ухает Блейз, выглядя так, словно бы он уже готовится к победе над Керенсой.       — Спасибо, — шепчет Гарри, когда Антонио ставит перед ними тарелки с огромными фрикадельками, соусом и салатом, предлагает сыр пармезан, машет огромной перечницей и суетится вокруг их стола, пока Блейз не отмахивается, ухмыляясь, и берет нож и вилку. Если это только начало, думает он, ему стоит заранее извиниться перед своей пищеварительной системой. — Я работаю со стеклом, — признается он, прежде чем Блейз взрывается любопытством. — У меня есть небольшая мастерская, и я делаю… маленькие… декоративные вещи, я полагаю. Чашки, фонарики, скульптуры… что?       Блейз смотрит на него через стол с широко распахнутыми глазами и ухмылкой, кусочек фрикадельки останавливается на полпути ко рту.       — Ты полон сюрпризов?       — Вселенная полна сюрпризов, — поправляет Гарри, засовывая в рот порцию идеально приправленной говядины. — Это вкусно.       Ответ Блейза звучит так гордо, как если бы он сам приготовил это блюдо.       — Старинный семейный рецепт, — сообщает он, поливая соусом кусочек хлеба. — Совершенно секретный. Продолжай.       — Ну, другой «Я» был кем-то вроде художника, — признается Гарри. — На самом деле талантливым, своего рода мастер-плотник. Я не надеялся угнаться за чем-то подобным, — говорит он, думая о фиаско с маленьким столиком и решая позже поделиться этой историей с Блейзом, возможно, после еще одного бокала вина, когда он уже не будет так беспокоиться о том, что выглядит как идиот. — Он… ну, я начал экспериментировать с выдуванием стекла, и, предполагаю, нашел свое дело.       — Как великолепно, — бормочет Блейз, глаза светятся искренним восторгом. — И я думаю о твоих пальцах… теперь все имеет смысл.       Гарри хмурится и рассматривает свои руки.       — А что с моими пальцами?       — Они покрыты небольшими ожогами, — смеется Блейз, хватая Гарри за большой палец и показывая на россыпь крошечных ожогов и пятен новой блестящей кожи, которые усеивают подушечку и внешние края. — Если не возражаешь, такое не встречается у чиновников высшего ранга.       — Вовсе нет… по крайней мере, не теперь, когда я больше не бюрократ, — признает Гарри, возвращаясь к еде, когда Блейз отпускает его.       — Скатертью дорожка дрянному мусору, — объявляет Блейз, поднимая свой бокал и осушая его одним глотком. — Когда я могу приехать и лично увидеть это интригующее предприятие?       — От тебя это звучит более впечатляюще, чем есть на самом деле, — насмешливо говорит Гарри. — Это просто я и маленькая комната, полная странных вещей из стекла.       — Тебе придется научиться самоуверенности, если собираешься вести собственный бизнес, — парирует Блейз, снова наполняя бокалы и сурово глядя на Гарри.       — Всему свое время, — уверяет Гарри, зная, что Блейз прав, и если он собирается прислушаться к чьим-то советам, то это должны быть советы человека, построившего свой бизнес с нуля. — Я устраиваю небольшой праздник в связи с открытием на следующей неделе — пожалуйста, приходи, если у тебя будет время.       Блейз сияет.       — Я буду в восторге от маленьких мятных шариков, Гарри. Хочешь, я что-нибудь принесу?       Гарри смеется.       — Просто прийти будет нормально. Или с Керенсой, если ты можешь ненадолго ее пощадить.       — Не знаю, — насмешливо размышляет Блейз. — Я бы не хотел, чтобы она развлекалась.       — Ну тогда нет. Это может создать опасный прецедент.       Блейз кивает, а затем его ухмылка превращается в тревожную хмурость.       — Неделя с сегодняшнего дня — это не так и много… у тебя все на месте?       — Да, да, — лжет Гарри, снисходительно размахивая куском хлеба. — Все рассортировано. — Нет, конечно, но ему есть над чем подумать. — Тогда увидимся?       — Конечно. А теперь… — Блейз делает паузу, позволяя Антонио убрать тарелки, а затем складывает руки на столе и нетерпеливо наклоняется к Гарри. — Расскажи мне о Мауре. Все, что ты можешь вспомнить.       Гарри колеблется. Он не знает, почему, но слова, кажется, застревают у него в горле, охваченные волной эгоистичного горя, и все, что он может сделать — горящими глазами смотреть на Блейза. Вот, для чего он сюда пришел — он это знает. Чтобы ответить на вопросы, чтобы удовлетворить все то любопытство, которое, как он знает, появилось у Блейза с тех пор, как Гарри Поттер вошел в его кабинет и начал распинаться. Он должен Блейзу, и более того, он ему нравится. Он хочет быть его другом, не только в проблеске, но здесь, в месте, где жизнь только начинает складываться. Ему просто нужно открыть рот.       — Гарри, пожалуйста, — мягко говорит Блейз. — Я не могу перестать думать о ней с тех пор, как ты мне рассказал.       Эти слова — тот самый стимул, который нужен ему, чтобы избавиться от неуверенности, и пока они ждут основные блюда, Гарри говорит, говорит и говорит о Мауре. Он рассказывает Блейзу все, что приходит ему в голову, о ее любви к квиддичу, еде и всему блестящему; о ее ярких глазах, веснушках и дерзкой улыбке, ее шапке, мудрости и удивительной терпимости к человеку, который не был ее дядей Гарри. Он рассказывает Блейзу об уме и сверкающем настрое его дочери, о ее платье с улитками, которое Блейз тайно купил в Твилфитт, и о том, что она его так обожала, что надела на фотосессию с Гарри.       Он продолжает говорить, пока подаются блюда, едва пробует каннеллони, но чувствует уверенность, что это лучшее, что он когда-либо ел. Блейз постоянно ест, но не сводит глаз с Гарри, впитывая каждую деталь, которую он может предоставить, бросая вопросы, комментарии и залпы смеха, которые заставляют посетителей за другими столиками удивленно оборачиваться. Когда Блейз хочет услышать больше о Джинни — здесь и в проблеске — и о Драко, и обо всех, о ком только может подумать, Гарри подчиняется, позволяя словам и признаниям вытекать из него подобно воде. Это легко, и он подозревает, что это лишь частично связано с вином.       Его было… много. К десерту Гарри пьяный, сонный и начинает потеть, в то время как Блейз, который, по всей видимости, имеет телосложение быка, счастливо откидывается на спинку стула, опираясь одной рукой на свой набитый живот, а другой обнимая бокал с вином, с праздным удовольствием расплескивая жидкость.       — Вообще-то я нанял твоего друга — Невилла Лонгботтома.       — Он получил работу, — радостно вздыхает Гарри. Он должен признать, что не так уж удивлен, несмотря на пессимизм Невилла. — Это замечательные новости.       — Он был, безусловно, самым сильным кандидатом, — заговорщицким тоном признает Блейз. — Мне нужен был человек с настоящим природным чутьем к растениям — я бизнесмен, а не травник. У меня такое чувство, что мы сработаемся.       — Думаю, так и будет, — говорит Гарри, прикрывая зевок и с поражением отталкивая последний кусок тирамису. Он осторожно заглядывает в карман, чтобы проверить Мису, и обнаруживает, что она крепко спит, а кусок курицы Сильвии образует заметную выпуклость в ее животе. Как обычно, ее глаза намного больше, чем живот, и он думает, что знает, что она чувствует. Оглядываясь на стол, он озадаченно моргает, и ему требуется мгновение, чтобы понять, что Блейз поменялся с ним тарелками и теперь наслаждается последними кусками десерта Гарри.       — Не хотел, чтобы это пропало зря, старик, — виновато говорит он. — Сильвия бы ужасно обиделась.       Гарри фыркает.       — Действуй. Знаешь, вы с Невиллом работали вместе в проблеске.       — Правда? — Блейз со стуком кладет вилку и снова откидывается назад. — Как чудесно. В Забологии?       Гарри кивает.       — Конечно. Мои решения не так уж сильно повлияли на ваши жизни.       — На самом деле, думаю, что повлияли, — мягко говорит Блейз, и Гарри смиряется.       — Извини.       — Не стоит. Возможно, не только тебе нужно было попробовать, как оно могло сложиться, — размышляет он.       — Может быть, — говорит Гарри, находя улыбку для Блейза. Идея, что этот проблеск может помочь другим, привлекательна, даже если на самом деле он не должен так поступать. — Понимаешь, я не должен был никому рассказывать…       Блейз вскидывает темную бровь.       — Этой конкретной информацией ты со мной не поделился, — совершенно беззаботно говорит он.       — Нет. Извини. Но все в порядке, — заверяет Гарри. — Мой оператор проблеска немного отступник.       Блейз смеется и качает головой.       — Превосходно. Ах, Сильвия, Сильвия! — восклицает он, поворачиваясь, чтобы поговорить со старушкой, которая появляется со счетом. Гарри оглядывается и с удивлением понимает, что это маленькое заведение пусто, не считая их столика. Он понятия не имеет, как долго они с Блейзом сидят здесь, спрятавшись в своем углу, но начинает подозревать, что компания Блейза искажает обычный ход времени.       Им требуется еще несколько минут, чтобы фактически уйти, в течение которых Сильвия еще несколько раз трогает Гарри, а Блейз категорически не позволяет ему положить хоть один кнат в счет, настаивая на том, что это он отправил приглашение на ужин, поэтому не хочет даже слышать, чтобы Гарри рылся в карманах.       — Ты можешь заплатить в следующий раз, если решишь пригласить меня, — с ухмылкой говорит Блейз, когда они выходят в ночь.       — Думаю, второе свидание на очереди, — бормочет Гарри, слегка покачиваясь на холодном ветру. Ему кажется, что внутри он теплый, наполненный и неуравновешенный, и равновесию совсем не помогает то, что ему приходится выгибать шею, чтобы взглянуть на Блейза.       — Замечательно, с нетерпением этого жду. — Блейз останавливается посреди пустынной улицы, застегивает пальто и выглядит, насколько это понимает Гарри, более спокойным и прямолинейным, чем нужно. — Послушай, я… я хотел спросить… ты хочешь, чтобы я помог тебе с Драко? И если да… как?       — Я не знаю, — бормочет Гарри, чувствуя себя неловким подростком, всего в паре шагов от того, чтобы попросить Блейза сказать «Ты нравишься моему другу!» или что-то вроде того.       Блейз вздыхает.       — Ты знаешь, какая он заноза в заднице? Серьезно, Гарри, он очень трудный человек. Я знаю. Ты в курсе, что он однажды не разговаривал с Асторией три дня, потому что она пыталась переделать его кабинет?       — Нет, но мне нетрудно в это поверить, — признается Гарри. — Я не прошу тебя стать свахой, но знаешь… если он спросит тебя, что ты обо мне думаешь, доброе слово точно не помешает.       — Что ж, если ты действительно полон решимости, у меня есть много хороших слов о тебе… начиная с этих: это был чудесный вечер, но я думаю, вам лучше лечь спать, сэр, — заявляет Блейз, желая хлопнуть Гарри по его больному плечу, а затем, от души посмеявшись, в последний миг убирает руку.       Гарри улыбается, его глаза уже наполовину закрыты.       — Спокойной ночи, Блейз, — слабо говорит он, наблюдая, как огромная темная фигура исчезает в ночи, и, кажется, яркая белая улыбка задерживается на секунду или две, пока Гарри не остается один на улице.       Позади него доносятся шорох и лязг, и Гарри оборачивается и видит у окна Сильвию, которая машет ему рукой и поднимает большие пальцы, когда задергивает шторы.       — Доброй ночи, мистер Поттер! — желает она, и он машет в ответ.       — Давай, Мису, — бормочет он, засовывая руку в карман и нежно поглаживая ее по голове. — Блейз прав — нам пора спать. Завтра у нас много дел.

**~*~**

      Суббота — не единственный беспокойный день для Гарри (и, в меньшей степени, Мису, чей основной вклад, похоже, состоит в том, чтобы постоянно комментировать его организационные попытки и «проверять» его вазы и подсвечники, втискиваясь по очереди в каждый новый предмет). На самом деле, по мере того, как время до его добровольного крайнего срока истекает, он, кажется, занят больше, чем когда-либо, обнаруживая необходимые и иногда беспокоящие новые задачи с тревожной скоростью.       Намереваясь превратить мастерскую в приятное место для клиентов, Гарри снова моет окна и скребет каменные плиты на четвереньках так интенсивно, что с них можно есть (что Мису и делает, подхватывая кусочек бекона, выпавший из бутерброда Гарри на завтрак). Он сметает всю паутину и осторожно перемещает своих пауков в безопасные места под подоконниками и внутри шкафов, чтобы их не раздавили, затем размещает гирлянды крошечных лампочек вдоль полок и в темных углах, пока вся мастерская не светится и не сияет, свет отражается от выставленных стеклянных предметов и создает атмосферу, которая, по его мнению, неземная и прекрасная.       Несмотря на все его усилия избежать вопрос ценообразования, тот чудесным образом не исчезает, и, в конце концов, Гарри стискивает зубы и делает все возможное, чтобы как можно быстрее составить прайс-лист всего за несколько минут до того, как выбежать на встречу с Драко в Угрюмой.       — Напомни мне еще раз, почему ты должен сделать это за два дня? — спокойно спрашивает он с раздражающе безмятежным видом, помешивая свой чай и воруя одно из печений Гарри.       Гарри думает, что свидетельством его высокого уважения к этому человеку является то, что он не заколдовал его прямо здесь и сейчас, посреди кафе, при угрюмой официантке и ее коллегах в качестве свидетелей.       Когда он возвращается в магазин, Кари сидит на стене и ест бутерброд, поджав под себя одну ногу, а ее фартук в беспорядке валяется рядом.       — Привет, незнакомец, — бормочет она с набитым хлебом ртом. — Прости, — добавляет она, поспешно сглатывая. — Мы так спешили утром, и я искренне думала, что могу умереть от голода.       Гарри усмехается. Он смотрит на свою дверь секунду или две, а затем поддается искушению и опускается на стену рядом с Кари.       — Извини, что не заходил некоторое время.       — Ты тоже был занят. Я видела тебя в окно — ты измотаешься так.       — Слишком поздно, — вздыхает Гарри, посылая ей усталую улыбку.       — Все еще на пятницу? — спрашивает она, отрывая корочку от своего бутерброда и задумчиво грызя ее. — Ты все еще хочешь того же, о чем мы договорились?       — Ага… но, послушай, ты действительно должна позволить мне заплатить тебе за это, — настаивает Гарри. — Ты и так уже кормишь меня бесплатно, а это… ну, это в гораздо большем масштабе. Пожалуйста, Кари, — обращается он, изображая, как он надеется, очаровательное лицо.       Она качает головой.       — Абсолютно точно нет, я не хочу об этом слышать. Особенно учитывая… — она вздыхает.       — Учитывая что? — давит Гарри, ее нерешительность заставляет его волноваться.       — Я хотела сказать тебе, прежде чем ты сам это увидишь, — признается она, кладя свой бутерброд на колени и глядя на Гарри извиняющимися темными глазами. — Помнишь ту фотографию, которую ты сделал с нами, когда покупал это место?       Гарри бросает взгляд на свою мастерскую и улыбается, вспоминая суетливость старика, когда он устроил всех к своему удовольствию для фото и, наконец, встал перед Гарри — с Кари и Дариусом по обеим сторонам — и улыбнулся всем своим сморщенным старческим лицом, наполненным гордостью.       — Я помню. И что?       Кари вздыхает.       — Папа поставил его в рамку. Он повесил его над прилавком с безвкусной маленькой табличкой, на которой написано: «Знаменитый Гарри Поттер любит гастроном Драгондейл!» — Несмотря на явный ужас, Кари, похоже, не может удержаться от смеха. Она смотрит на Гарри и фыркает. — Мне действительно жаль, Гарри.       Гарри не уверен, что и думать, но вскоре ловит ее хихиканье, а это замечательно работает от стресса.       — О боже, — удается выдавить ему, обхватив пальцами грубый камень под собой и переводя дыхание. — Зачем он это сделал?       Кари пожимает плечами.       — Хотела бы я понять, как работает его голова. Очевидно, ты хорош для бизнеса.       — Какая странная мысль, — размышляет Гарри. Он не может сказать, что возражает, на самом деле. Семья Кари заботилась о нем с того момента, как он появился здесь, и если ее отец хочет нажиться на дурной славе своего соседа, то… Гарри полагает, что сможет справиться с этим.       — Ты расстроен? — спрашивает Кари, судорожно ковыряясь в остатках своего бутерброда. — Я, вероятно, смогу убедить его снять фото, если ты действительно хочешь.       — Нет, это не так. Немного смущен, но… хэй, что тут нового? — Гарри пожимает плечами, губы кривятся в самоуничижительной улыбке.       Кари наклоняется вперед, темные волосы падают ей на лицо, когда она кладет локти на колени.       — Я так рада… Дариус заставил меня наполовину поверить, что ты сойдешь с ума и откажешься больше жить по соседству с нами. — Она смеется. — Сейчас я чувствую себя немного глупо.       — Не надо, — говорит Гарри, подталкивая ее локтем. — Но… на самом деле я не живу в мастерской… неужели я действительно провожу здесь так много времени?       Кари поднимает глаза.       — Довольно много, — говорит она. — Все это будет стоить того, когда ты продашь свой первый товар Пурпурной Рыбы, — предполагает она, запихивая в рот остаток сэндвича и поднимаясь на ноги. — Ланояпшла, — бормочет она, машет рукой и отряхивает фартук, возвращаясь к работе.       Гарри спускается на булыжник, заходит в мастерскую и оглядывается.       Он надеется, что она права.

**~*~**

      — Может, ты перестанешь так нервничать? Ты заставляешь меня нервничать, — жалуется Джинни, глядя на Гарри, когда берет две верхние коробки из стопки в руках Кари и начинает помогать ей расставлять горы маленьких греческих закусок на одном из верстаков, накрытом блестящими серебряными тарелками, готовыми для гостей Гарри.       — Я не нервничаю. Я в норме, — бормочет он. Это, конечно, ложь, но он не уверен, что его больше нервирует — перспектива распахнуть двери Пурпурной Рыбы для покупателей или провести день в окружении самых горячих, самых серьезных женщин в его жизни одновременно. Кари и Джинни уже заключили неожиданный союз, который, похоже, в основном основан на их взаимном подозрении, что он не знает, как позаботиться о себе, а еще ему приходится отключаться от Гермионы и Молли, которые иногда поглядывают за дверь и ведут не слишком тихую дискуссию о своих мужьях и детях.       — Я не смогу упросить их остановиться, — хнычет Рон, прикрепляя палочкой свободный конец цепочки огней к стене и поворачиваясь к Гарри с мольбой в голубых глазах.       — Кажется, у тебя горят уши, — смеется Гарри. — Просто попробуй подумать о чем-нибудь другом.       Рон фыркает.       — Ну, они не очень-то тихие, как тут думать?       — Да, — соглашается Гарри, но смеется над страданием на лице своего друга. И, несмотря на неловкость, которая, кажется, вполне уместна на любом собрании семьи и друзей, он испытывает облегчение и удовольствие от того, что они все здесь. Ни одного человека даже не пришлось просить о помощи; даже Хьюго бросился в бой, помогая Дариусу, которым он мгновенно загорелся, раскладывать салфетки и вилки аккуратными маленькими стопками. Артур суетится где-то, настраивая Чары от воров (Гарри не может видеть его, но слышит фальшивое мычание, которое означает, что мужчина явно наслаждается делом), и по мере приближения часа Икс повсюду появляются дети, которые забегают в мастерскую и выходят из нее, собирают предметы, переставляют их с максимальной выгодой и дают друг другу инструкции.       — Тебе сова, дядя Гарри, — зовет Роуз, проскальзывая мимо мамы и бабушки и пересекая мастерскую с пальцем во рту. — Я пыталась достать письмо, но она меня укусила.       — Я же говорил тебе не делать этого, — указывает Ал, стуча по плитам позади нее. — Это сова мистера Малфоя. Она немного обидчивая — я это знал; она пытается откусить от меня кусочек почти каждое утро за завтраком.       — Хорошо, всезнайка, — вздыхает Роуз, поворачивается и выгоняет Ала обратно на улицу, прежде чем Гарри успевает сказать хоть слово.       Гарри следует за ними более спокойным шагом и умудряется забрать письмо у совы, не получив серьезных травм. Он знает, что грядет, но все еще чувствует укол разочарования, когда читает записку Драко с извинениями. Тем не менее, он уверен, что Драко подвел его не нарочно, а разъяренный, бросающийся стульями Люциус определенно имеет приоритет над всем, что Гарри делает сегодня. Выудив из кармана карандаш, он быстро царапает ответ:       Не волнуйся, здесь полно людей, которые путаются у меня под ногами. Дай мне знать, если я что-нибудь смогу сделать.       Гарри.       Зная, что это прискорбно неадекватно, но не зная, как написать лучше, Гарри вздыхает и смотрит, как сова по спирали поднимается в чистое небо, пока не превратится в точку, а затем возвращается внутрь. Закусив губу, он прислоняется к верстаку и наблюдает, как Лили играет с блестящей, перевозбужденной Мису. Он был бы рад, если бы Драко был здесь, конечно, но, возможно, это будет не самое худшее в мире, если он не будет ужасно отвлекаться весь день. А Драко действительно ужасно отвлекает.       Лили издает тихий звук нетерпения, и Гарри понимает, что она пытается измерить Мису его металлической измерительной лентой, но Мису — что неудивительно — отказывается лежать смирно.       — Я не боюсь металлической змеи! — настаивает она, извиваясь и раскачиваясь из стороны в сторону.       — Не двигайся, — бормочет Гарри. — Она только пытается увидеть, насколько ты выросла.       — Я огромная! Колоссальная! Гигантская! — заявляет Мису, драматично раскачиваясь, а затем плюхаясь на верстак совершенно прямой линией.       — Конечно, ты такая, — бормочет Гарри себе под нос, улыбаясь, когда Лили поворачивается и благодарно улыбается ему.       — Спасибо, папа! — Она осторожно протягивает ленту вдоль верстака и отмеряет, чтобы посмотреть длину Мису. — Теперь в ней целых девятнадцать дюймов, — объявляет она, поднимая ленту. — Ну, девятнадцать дюймов с небольшим. Какой она была, когда ты ее купил, папа?       — Я не знаю, — признается Гарри. — Я не измерял ее. Хотя знаю, что она очень выросла.       Лили вздыхает.       — Ты должен измерять, как делаешь со мной и Алом.       — Хорошо, — сдается Гарри, улыбаясь суровому лицу своей дочери. — Приложи ленту, и мы сделаем пометку на этом верстаке, — говорит он, царапая дерево карандашом на девятнадцати с небольшим дюймах. — Когда ты снова измеришь ее, мы сможем поставить другую отметку, как мы делали с тобой на кухонной двери. Хорошо?       — Да, пап. — Лили крепко обнимает его. — Здесь действительно красиво. Похоже, ты продашь кучу вещей.       Гарри сжимает ее в объятиях.       — Спасибо. Люблю тебя, Лил.       — Здесь эта жуткая продавщица из магазина грампластинок, — говорит Гермиона от двери как можно тише.       Риченда. Конечно, она узнала об этом. Эта женщина знает все обо всем, что делают все, не так ли?       — Хорошо, — кивает Гарри, отпуская Лили и с тревогой оглядываясь по сторонам. — Все… прекратите дурачиться, возьмите стаканы и сделайте вид, что вам нравится!       Шквал смеха немного сбивает с толку — он определенно не пытался быть смешным, — но создает фантастически теплую атмосферу, в которую входит Риченда. Она сияет, принимает бокал игристого вина и пару маленьких канапе и направляется прямиком к Гарри.       — Как чудесно, — бормочет она, огромные серьги покачиваются и блестят, когда она оглядывает полки, полные светящихся стеклянных предметов. — Мистер Поттер, какой триумф. Я надеюсь, Селестина помогла вам в пути, — добавляет она почти шепотом, в глазах светится дьявольский огонек.       Слегка покраснев, Гарри улыбается и надеется, что никто не подслушивает; надежда, конечно, бессмысленна, потому что все в мастерской внимательно слушают разговор Гарри с его первым клиентом.       — Определенно, — говорит он, отказываясь от своей гордости. — Она была чрезвычайно вдохновляющей.       — Замечательно! За вас, мистер Поттер! — объявляет Риченда, поднимая свой бокал, и когда все следуют ее примеру, в происходящее, кажется, вкрадывается ощущение праздника.       — Молодец, дядя Гарри, — торжественно произносит Хьюго, чокаясь своим стаканом с имбирным пивом о стакан Лили, и последние опасения Гарри улетучиваются. Он будет наслаждаться этим, даже если это его убьет.       И в основном так и есть. К середине дня он принимает Невилла и Энтони, Блейза и многострадальную Керенсу, а также больше Уизли, чем может сосчитать. Владельцы и помощники из окрестных магазинов и кафе собираются в полном составе, и несколько покупателей с Косой аллеи заглядывают, и команда поддержки Гарри затаскивает их внутрь и угощает напитками и пирожными, пока они что-нибудь не покупают. Даже Хельга появляется, уходя с набором изумрудно-зеленых подсвечников и признанием, что, возможно, ему все-таки не суждено было стать Министром Магии.       — Что он здесь делает? — шепотом спрашивает Джинни, наконец-то пробираясь к Гарри и указывая на Блейза, который болтает с Невиллом рядом со стопкой стеклянных шаров осенних цветов.       Гарри вздыхает. Он избегал ее большую часть дня — фактически с тех пор, как приехал Блейз. Заметив ее испуганное выражение лица и многозначительные взгляды в его сторону, Гарри ухитрялся держаться на приличном расстоянии между ними и заводил разговор с ближайшим человеком всякий раз, когда ей удавалось приблизиться к нему. Однако сейчас… сейчас он один, в углу и должен что-то придумать.       — Кто? — уклоняется он.       Джинни тяжело вздыхает.       — Блейз, черт возьми, Забини. Ты знал, что Невилл устроился к нему на работу?       — На самом деле, знал. И он здесь, потому что… потому что я выполняю кое-какую работу для его компании, — лжет Гарри, избегая ее взгляда. — Я познакомился с ним через Драко Малфоя, — добавляет он, что, как он полагает, так или иначе правда.       — Оу, — коротко говорит Джинни, и что-то в ее тоне заставляет Гарри взглянуть на нее. Ее глаза прикованы к затылку Блейза, и она довольно сильно сжимает ножку своего бокала.       Гарри легонько подталкивает ее локтем, забавляясь, несмотря на огромный потенциал странностей, которые таит в себе ситуация.       — В чем дело?       Джинни фыркает, явно взволнованная и раздраженная.       — Ни в чем. Просто кажется, что в данный момент он везде, куда бы я ни посмотрела.       — О-о? Он хорошо себя ведет? — спрашивает Гарри, потягивая свой напиток.       — Что ты хочешь этим сказать? — спрашивает она.       — Я просто хотел узнать, хороший ли он клиент, — невинно говорит Гарри. — Приходит ли на встречи вовремя, что-то в этом роде.       — Гарри, — бормочет она, пойманная где-то между весельем и раздражением, — если ты не начнешь вести себя как нормальный бывший муж в ближайшие десять секунд, мне придется наступить тебе на ногу.       Гарри обдумывает это, лениво слушая Хьюго, который болтает с Керенсой о крокодилах.       — Полагаю, в моем расписании есть место для того, чтобы звонить тебе поздно вечером и хвастаться своими победами, — размышляет он.       Джинни смеется и наступает ему на ногу, и он знает, что с ними все будет хорошо. Они прошли через это, но она здесь, с нетронутым чувством юмора и неудобными чувствами к Блейзу Забини, и Гарри не может отделаться от ощущения, что у него все получается намного лучше, чем он того заслуживает.

**~*~**

      С наступлением темноты Гарри, наконец, отправляет последнего из своих помощников с бурными благодарностями и обещаниями ответных услуг. Он смотрит на усыпанный крошками пол и стол, заваленный грязными стаканами, устало направляется к метле и останавливается. Чувствуя себя бунтарем, Гарри выключает свет, запирает дверь и оставляет уборку на завтра, направляясь домой с Мису на победный чай с беконом.       Вопреки его ожиданиям, все получилось абсолютно нормально. Он продал множество маленьких красочных предметов, и это чудесно, хотя он знает, что во многом это связано с тем, что каждый Уизли и доброжелатель забрал домой хотя бы один предмет. Это хорошее начало, и он чувствует осторожную уверенность, направляясь в мастерскую в субботу утром. Когда он заворачивает за угол и у его двери нет очереди нетерпеливых клиентов, он не слишком возражает. В конце концов, сейчас только половина девятого утра.       Когда к полудню появляется всего три покупателя, каждого из которых прислала «та чудесная леди из магазина грампластинок», Гарри начинает беспокоиться. Тем не менее, он продолжает работать, отвлекаясь от тишины, погружаясь в создание больших, ярких произведений. Запах горячего стекла успокаивает, и он, кажется, привлекает еще пару клиентов, которые смотрят на все и обещают рассказать своим друзьям, но уходят ни с чем.       В два часа Гарри переворачивает табличку в форме рыбы на своей двери на «Закрыто» и покупает большой кофе у сонного Дариуса, затем направляется в цветочный магазин и выбирает самый яркий букет, который может найти, чтобы отправить Риченде. Чувствуя себя немного более обнадеженным, он возвращается в мастерскую и устраивается на вторую половину дня. К сожалению, все почти так же, как и утром, и к тому времени, когда он закрывается на ночь, его беспокойство превращается в тихую, парализующую панику.       Двери открыты; часы расписаны так, чтобы все могли видеть, и все же… он не знает, что и думать. Он знает, что требуется время — на самом деле, он почти слышит, как Драко в его голове вздыхает и говорит: «Где твое терпение Поттер? Неужели ты действительно рассчитывал построить процветающий бизнес за один день? Боже». Он уверен, что ведет себя совершенно нелепо, но, когда второй и третий дни проходят так же медленно, как и первый, он не может отделаться от ощущения, что на самом деле проблема в том, что его искусство никому не нравится. Он не настоящий художник — он просто играет в художника, и все это знают.       Все это время он опасался негативного приема. Ему не приходило в голову, что, возможно, никакого приема вообще не будет, и почему-то это бесконечно хуже.       Злясь на себя, он садится на запасной верстак и выковыривает занозы из пальцев. Он знает, что ведет себя слишком мелодраматично — определенно слишком мелодраматично для вечера понедельника, и ему на это наплевать.       — Кто-то идет, — объявляет Мису откуда-то из-под ног Гарри.       Гарри хмурится. Он уверен, что поставил табличку «Закрыто», но доверяет острой чувствительности Мису к вибрациям по сравнению с его очень средним слухом. Он бросает взгляд на дверь, и, действительно, через несколько секунд раздается резкий стук. Соскользнув на пол, он переступает через Мису и открывает дверь. Он не так уж и удивлен, увидев Драко, но два дымящихся бумажных стаканчика в его руках — приятный сюрприз, и о-о-о… черт возьми, подавленный Гарри не готов к тому, как хорошо выглядит Драко, когда стоит на пороге с теплыми глазами, слегка взъерошенными волосами, расстегнутым воротником рубашки, обнажающим дюйм или два бледной кожи. На этот раз на нем нет пальто, но из-за мягкого серого шарфа на шее он без особых усилий выглядит стильно, чему Гарри — даже с его новым и улучшенным гардеробом — никогда не сможет подражать.       Не то чтобы он хотел этого. На нем строгий, формальный пошив и монохромная палитра выглядела бы нелепо, как будто он сбежал из одного из тех древних черно-белых фильмов, которые любит миссис Фигг; но на Драко…       — Боже, что случилось?       Рот сушит, кровь набирает скорость в жилах, Гарри моргает.       — Э-э… ничего. Ты войдешь?       — Ты очень плохой актер, — сообщает Драко, следуя за ним в мастерскую и ставя чашки на стол. — Ты выглядишь несчастным. И немного похоже, что тебя ударили по голове.       — Я в порядке, — бормочет Гарри, вытирая лицо и молча проклиная ту силу, которая настаивает на том, чтобы он превращался в полнейшего идиота каждый раз, когда Драко осмеливается выглядеть особенно привлекательным… что случается часто.       Драко с сомнением поднимает бровь.       — О, правда?       — Дела идут немного медленно, — признает Гарри, решив, что, насколько можно судить, это меньшее из двух зол.       Драко хмурится и смотрит в свой кофейный стаканчик.       — Ну, я еще не видел статьи в Пророке или твоей рекламы в принципе, если уж на то пошло. Почему так долго?       Вероятно, из-за того, что я не подал объявление, думает Гарри, уныние медленно переходит в панику, когда он смотрит на макушку Драко и понимает, что, возможно, он был довольно небрежен в саморекламе. И что это может быть просто преуменьшением года. И как только Драко поймет, что он слонялся без дела и ждал, когда к нему придут клиенты, он обвинит его в этом, а не в том захватывающем беспорядке, который не дает ему спать по ночам.       Гарри кашляет, с трудом отгоняя эти бесполезные мысли.       — Не знаю, — говорит он, пытаясь быстро что-то придумать. Оглядывается по сторонам, чтобы отвлечься. — Я показывал тебе новые канделябры? — спрашивает он, поворачиваясь, чтобы достать набор новых вещиц с ближайшей полки, надеясь, что яркие цвета каким-то образом отвлекут Драко от рекламной проблемы.       Дело в том, что… самореклама никогда не была для него естественной. Вероятно, и никогда не будет. Ладно, он невежественен. Ужасающе. Забывчив и все такое прочее. Но он не может не задаваться вопросом, когда берет холодное стекло и несет его к запасному рабочему столу, почему его друзья и знакомые, которые не лишены деловой смекалки, не могли напомнить ему, что… что? Что, если начинаешь бизнес, полезно давать рекламу?       — А еще, Гарри, они могли бы научить тебя правильно надевать штаны, — бормочет он себе под нос. Драко прав, а он еще ничего не ответил. Тем не менее, он пока не собирается отказываться от своей попытки отвлечься. Он поднимает глаза. — Драко?       Драко поворачивается, и Гарри сразу видит то, из-за чего тот так долго молчал.       Он поднимает длинный лист пергамента, чтобы Гарри мог его увидеть.       — Что это? — спрашивает он мягким тоном, сигнализирующим об опасности.       Гарри облажался. Он знает это. Он вздыхает.       — Мой прайс-лист?       — Ты спрашиваешь меня или говоришь? — требует Драко.       Защищаясь, Гарри скрещивает руки на груди.       — Кем ты себя возомнил, МакГонагалл?       — Гарри.       — Да, это мой прайс-лист. Что с ним не так? — устало спрашивает Гарри, хотя уже очень хорошо понимает, в чем дело.       Драко смотрит на него бледными глазами, полными недоверия.       — Что с ним не так? Ты хоть представляешь, как ужасно недооценил свои товары? С таким же успехом ты мог бы их раздавать! Гарри… что, черт возьми, с тобой не так?       Смятение Драко почти комично, но обвинение в некомпетентности застает Гарри где-то слишком близко, и он хмурится.       — О, ты же эксперт, да? — огрызается он.       — Нет, конечно, нет, но у меня есть кое-какие знания об искусстве, которых явно больше, чем у тебя, — едко говорит Драко, окидывая критическим взглядом оскорбительный список. — Я даже не собираюсь начинать с этих больших работ, на создание которых, очевидно, ушло несколько дней… вот это… эти подсвечники? — требует он, тыча пальцем в коллекцию перед Гарри. — Ручная работа… качественное стекло… встроенные заклинания… пять ебаных галеонов?       — Да, хорошо, — бормочет Гарри, противоречивый двусмысленный комплимент и абсолютный гнев на лице Драко, когда он бросает прайс-лист и сердито смотрит на него. — Прежде чем ты взорвешься… я собирался поставить десять, но это показалось мне немного непристойным.       — Десять? — недоверчиво повторяет Драко. Он поднимает руку, чтобы ущипнуть себя за переносицу, и на мгновение закрывает глаза. Когда он открывает их снова, внутри разливается осторожное терпение, которое Гарри уже видел раньше, и, о, хорошо, это выражение лица Драко, когда он имеет дело со своим безумным отцом. — Либо ты художник, либо экс-аврор, который возится со стеклом, Гарри. Кто ты?       Гарри смотрит на него обиженно, озадаченно и пристыженно одновременно.       — В чем, блять, твоя проблема?       — Моя проблема в тебе, — грубо говорит Драко, и его притворное терпение растворяется в ничто, оставляя только жгучую, неустойчивую интенсивность, которая проходит по телу Гарри и вызывает покалывание на коже. — Почему ты настаиваешь на том, чтобы не продавать себя?       — Мне не нужны деньги, Драко. Я их не хочу.       Драко вздыхает, раздраженно наморщив лоб. Он прислоняется к рабочему столу рядом с Гарри и обхватывает пальцами края с ямками.       — Я знаю, что ты этого не хочешь, — говорит он, пугая Гарри.       — Знаешь?       — Конечно. Я знаю тебя, хотя иногда совсем тебя не понимаю. Дело в том, однако, что ты не можешь недооценивать себя. Это не благотворительность — это бизнес. Если ты просишь пять галеонов за оригинальное произведение искусства, ты говоришь, что оно стоит всего пять галеонов. А это не так. Помимо настоящего мастерства, я не могу представить, что с такими ценами ты выйдешь хотя бы в уровень безубыточности. Я прав?       Гарри рассеянно пожимает плечами.       — Я не знаю, правда, я просто придумал цену.       Драко стонет.       — Мне кажется, я сейчас заплачу. Почему, во имя всего святого, ты не попросил меня о помощи? У меня правда есть определенный опыт в финансовых вопросах, — говорит он, и слабая нотка обиды в его голосе сдавливает Гарри грудь.       — Мне это не пришло в голову, — говорит он, и это правда. Он был так занят, играя со стеклом и пытаясь придать месту красивый вид, что все остальное ускользнуло от его внимания. — Прости. Неужели уже слишком поздно? — спрашивает он, пытаясь обнадеживающе улыбнуться.       — Я полагаю, что нет, — говорит Драко, задумчиво постукивая пальцами в такт. — Тем не менее, придется полностью пересмотреть твою структуру ценообразования.       — Полагаю, я могу с этим смириться, — говорит Гарри, уже представляя себе долгие вечера, проведенные за изучением столбцов цифр с Драко рядом, аккуратно закатанными рукавами и суровым лицом. — Я все еще не уверен, как отношусь к прибыли… подожди… что ты говорил о благотворительности?       — Я сказал, что это не благотворительность, — сухо говорит Драко, один уголок его рта дергается.       — Верно, но мы могли бы отдавать лишние деньги — то, что у нас останется после того, как мы заплатим за материалы и прочее — мы могли бы отдавать это на благое дело. Голодным белкам или что-то в этом роде, я не знаю… что ты об этом думаешь? — Гарри выжидательно жует губу, ожидая ответа Драко.       Долгие секунды он молча смотрит на Гарри.       — Как это мило с твоей пуффендуйской стороны, — наконец говорит он.       Гарри фыркает.       — Заткнись.       — Со всей серьезностью, если это заставит тебя чувствовать себя лучше, устанавливая приличные цены, то я полностью за это.       — Хорошо.       — Голодные белки? — спрашивает Драко, ухмыляясь.       — Я что-нибудь придумаю, — заверяет Гарри. — Это может быть очень серьезной проблемой, насколько ты знаешь.       — Мне нечего сказать на это, — заявляет Драко, подтягиваясь, чтобы сесть на край рабочего стола.       Гарри оставляет свои подсвечники и тоже садится, глядя на Драко через несколько футов каменного пола, свесив ноги и стерев разочарование. Откидывается на руки и наслаждаясь теплым чувством облегчения и тоски, которые разливаются по его телу.       — Ты не разместил рекламу, да? — внезапно говорит Драко, нарушая уютную тишину.       — Нет, — признается Гарри.       Драко в ужасе смотрит на него.       — Как ты одеваешься утром без посторонней помощи?       Гарри смеется, решая не делиться с Драко жутко похожей мыслью, которая пришла ему в голову всего несколько минут назад.       — Это загадка. Ты хочешь помочь мне составить текст, о, Всезнающее Существо?       — Не прямо сейчас, — признается Драко. — Звучит как задача для Угрюмой.       Гарри кивает и берет свой забытый кофе. Напиток тепловатый, но он все равно пьет его, стараясь не зацикливаться на перспективе добровольного появления в Пророке. Теоретически, реклама, текст которой они с Драко будут полностью контролировать, должна быть безопасной, но он не доверяет этой газетенке или любому из придурков, которые над ней работают. Фактически, единственной их статьей, которой он когда-либо был доволен, была статья, опубликованная в проблеске. Ларс Клируотер и его верный фотограф Карло были самыми непохожими-на-Пророк сотрудниками Пророка, которых Гарри когда-либо встречал.       Конечно. Вероятно, они все еще есть.       Гарри выпрямляется, сердце громко стучит, когда идея складывается воедино. Ему нужен Ларс, он доверяет ему и думает, что, возможно, даже знает, где его найти.       — Хочешь еще выпить кофе? — с надеждой спрашивает Драко, когда Гарри спрыгивает с рабочего стола.       — Нет. У меня есть идея получше. Ты на ужин свободен?       — Сейчас?       — Сейчас, — подтверждает Гарри. — Я знаю отличное местечко.

**~*~**

      — Так, где Скорпиус? — спрашивает Гарри, засовывая руки в карманы пальто и дрожа от внезапного холодного ветра. До Карнаби-стрит недалеко, но он уже предвкушает, как выберется из холода и окунется в ароматное тепло Вертлявой Ящерки.       — С твоим сыном и маленькой мадам Уизли, — весело говорит Драко. — Они проводят какой-то эксперимент с кемпингом в саду за домом. Разве ты не знал?       Гарри кивает.       — Теперь, когда ты упомянул об этом, Ал действительно задавал много вопросов о палатках в выходные.       — Они сумасшедшие. Здесь холодно, — говорит Драко, хмурясь, когда пряди волос падают ему на лоб.       — Уже недалеко, — обещает Гарри, ускоряя шаг. Он надеется, что Ларс тоже будет часто посещать Ящерку в этой вселенной, и нет веских причин, почему бы ему этого не делать. Если он там, Гарри надеется, что его недостаточно используемые навыки общения сохранились, а если нет, то они, по крайней мере, хорошо поедят.       Когда они прибывают, Гарри с радостью видит, что все в точности так, как он помнит, — и, конечно, так оно и есть, но, каким бы иррациональным это ни было, все равно приятно видеть свисающие бумажные фонарики в оттенках нефрита и бирюзы, аквариумы с яркой, мечущейся рыбой и подносы с восхитительно пахнущей едой, переносимые официантами и официантками в передниках, украшенных ящерицами. Возвращение сюда с Драко почему-то кажется правильным, и так легко продолжать их бессмысленные препирательства, что они выбирают столик, заказывают напитки и начинают ковыряться в закусках, прежде чем Гарри понимает, что они с Драко никогда раньше не ужинали вместе.       По крайней мере, не в этой жизни.       — Итак, что именно мы здесь делаем? — спрашивает Драко, разглядывая крошечный рыбный пирог между палочками.       — Ужинаем, — небрежно говорит Гарри, пользуясь его невнимательностью, чтобы оглядеться в поисках Ларса. Пока ничего, но еще рано.       Очевидно, не найдя никаких недостатков в рыбном пироге, Драко кладет его в рот и вытирает пальцы салфеткой.       — Я не уверен, что верю тебе.       Гарри пожимает плечами.       — Я смогу жить с этим.       Драко издает тихий разочарованный звук и смотрит через плечо Гарри, обводя взглядом другие столы. Он хмурится.       — Это место магловское или волшебное?       — На самом деле немного то и другое, — говорит Гарри. — Владелица-ведьма замужем за маглом. Теоретически они вроде как обслуживают всех.       — Откуда, черт возьми, ты это знаешь? — спрашивает Драко, переводя взгляд на Гарри.       — Я кое-что знаю, — загадочно говорит Гарри, улыбка становится шире, когда он протягивает руку, чтобы наколоть на вилку маленький хрустящий сверток. — Почему ты спрашиваешь?       — Если тебе так нужно знать, я предположил, что это место немагическое, но потом увидел пару человек из моих папок участи и разгрома.       — О? Где? — шепчет Гарри, заинтригованный. Он наклоняется вперед через стол, и Драко тоже наклоняется.       — Столик между баром и маленьким круглым аквариумом, — бормочет Драко, осторожно указывая палочками для еды. Гарри роняет салфетку и бросает взгляд на стол, когда наклоняется, чтобы поднять ее. — Мелкие мудаки из Профессиональной Квиддичной Ассоциации.       Гарри усмехается.       — Только не квиддич!       Драко фыркает.       — Ты бы ни капельки не удивился, насколько там все на самом деле нечисто.       — Знаешь, у меня такое чувство, что ты был бы очень разочарован, если бы в мире не было никакой коррупции, в которой ты мог бы покопаться, — говорит Гарри, широко улыбаясь при виде выражения притворной обиды на лице Драко. Однако через секунду или две она превращается в озорную улыбку.       — Что ж, это определенно делает жизнь интересной, — признает он, сверкая глазами.       Желудок Гарри переворачивается, и он слишком сильно прикусывает язык.       — Итак, правильно ли я понимаю, что ты думаешь о том, что я сказал о разоблачениях?       — Не знаю… правильно ли я понимаю, что ты думаешь о том, что я сказал о твоем ужасном деловом чутье? — бросает в ответ Драко, поднимая свой стакан и ухмыляясь.       — Полагаю, я должен был этого ожидать.       — Абсолютно точно должен был.       Гарри копирует чрезвычайно взрослое лицо Драко и крадет последнюю палочку сатая. Драко спокойно складывает салфетку и пинает Гарри в лодыжку своим дурацким остроносым ботинком.       Когда приносят основное блюдо, Гарри приступает к нему, накладывая лапшу, овощи, мясо и соус на свою тарелку и с удовлетворением вдыхая смесь пряных ароматов. Он так голоден, что несколько минут не замечает тарелку Драко, но когда замечает, то понимает, что это не только первый раз, когда он ужинает с Драко — это первый раз, когда он видит, как Драко ест что-то, кроме пирожных или печенья, и у него, кажется, довольно своеобразный способ делать это.       Разительно контрастируя с красочной мешаниной на тарелке Гарри, ужин Драко так же точен, как и он сам — каждый предмет, от риса до рыбы и зеленого соуса карри, лежит отдельно в аккуратных маленьких горках. Еще более интригующе то, что он понимает, что Драко оставил палочки для еды, чтобы насадить на вилку небольшое количество того, что лежит на тарелке, глаза бегают по посуде, как будто проверяя, все ли там в порядке, прежде чем он наконец ест.       Сочетание вкусов должно быть почти одинаковым, думает Гарри, глядя на свою тарелку, так что уже не в первый раз единственное объяснение — баланс.       Гарри улыбается, чувствуя странную привязанность к слову, которое показалось бы бессмысленным до проблеска… до Драко. Но не сейчас.       — Ты всегда так ел? — спрашивает он, надеясь, что его смелость будет оценена по достоинству.       Драко делает паузу, накалывая на вилку крошечный кусочек курицы.       — Как? — тихо спрашивает он.       Гарри колеблется.       — Как будто пытаешься сделать каждую вилку одинаковой, — говорит он, продолжая. Все равно он уже наполовину открыл банку с червями.       — Да. — Драко заканчивает собирать полный комплект на вилку и внимательно его осматривает. — С тех пор, как был ребенком, — добавляет он и засовывает вилку в рот.       Гарри некоторое время наблюдает за ним, прежде чем решить, что взгляд на рот Драко отнюдь не способствует сохранению логики, и вместо этого смотрит на свою еду. Задумавшись, он вертит лапшу на вилке и понимает, что не удивлен тем, что узнал. Он слишком легко может представить себе крошечного Драко, шатающегося по огромному поместью, беспокойно ковыряющегося в своей еде в этой внушительной столовой, в то время как его родители спорят, высказываются и шепчутся о вещах, которых он не понимает. Гарри не эксперт, он это знает, но слишком легко понять, откуда у Драко патологическая потребность в контроле.       — Почему? — все равно спрашивает он, просто чтобы что-то сказать.       Драко поднимает бровь.       — Почему я ем как зануда? Почему ты ешь как баклан?       Гарри смеется.       — Кто?       — Баклан. Это птица, которая очень быстро съедает много пищи, — сообщает Драко, начиная очередной раунд сбора еды.       — Да, спасибо, — говорит Гарри. — Я ем быстро, потому что я очень занятой человек… по крайней мере, раньше я таким был. Очевидно, от старых привычек трудно избавиться, — вздыхает он, глядя на свою полупустую тарелку и решая притормозить. — Я думал, может быть, дело в балансе, — пытается он, встречаясь глазами с Драко.       Наступает долгая пауза, во время которой Гарри жует хрустящий кусочек моркови и прислушивается к болтовне других обедающих и мягкому гудению, доносящемуся из аквариумов. Наконец Драко глубоко вздыхает и откладывает вилку.       — Все дело в балансе, Гарри.       Гарри улыбается.       — Жизнь довольно несбалансирована… как ты справляешься с этим?       — Создавая баланс вокруг себя. Тот факт, что мир по сути своей хаотичен, делает нахождение равновесия столь важным. Мы действительно можем контролировать только ту малость, которая существует непосредственно вокруг нас, и то не всегда. — Драко берет свое вино и медленно пьет его, глядя на Гарри поверх края бокала.       — Разве люди не замечают, что ты делаешь… чтобы найти равновесие? — шепчет Гарри, сердце бешено колотится.       — Обычно нет, — медленно произносит Драко, и его глаза пригвождают Гарри к стулу.       Он с трудом сглатывает.       — Прости, — говорит он, прежде чем успевает остановиться, и отчаянно хочет вернуть это слово; он не хочет извиняться, он хочет сказать Драко, что все в порядке, что ему не нужно подавлять свои ритуалы, суеверия и механизмы преодоления, что в другой жизни, в той, где ему больше не нужно носить смирительную рубашку Малфоя, все по-другому. Он хочет сказать Драко, что его «Я» из проблеска временами было придирчивым, но не настолько; Драко из проблеска обедал с друзьями по крайней мере раз в неделю; у него было столько выходов для своих неврозов, сколько было нужно; он не стыдился своих причуд; он любил свою работу. Он любил Гарри.       — Ты не должен извиняться за то, что замечаешь всякое, — говорит Драко.       — Вероятно, нет, учитывая, что мне это удается так редко, — соглашается Гарри, пытаясь разрядить атмосферу слабой шуткой, но осторожной теплоты в глазах Драко слишком много, и он чувствует тяжесть и боль, в одном шаге от безумия.       Рот Драко кривится в печальной полуулыбке.       — Есть более интересные вещи, на которые стоит обратить внимание.       — Не думаю, что это тебе решать, — говорит Гарри, тихо ужасаясь грубости своего голоса. Он подозревает, что все, что ему нужно сделать, чтобы восстановить контроль, — это отвернуться от Драко, и очевидно, этого не произойдет в ближайшее время.       — О? Как ты пришел к такому выводу? — давит Драко.       — Потому что, мистер Проблемы С Контролем, это зависит от меня, нахожу ли я вас интересным, — бросает Гарри, лицо пылает, а руки инстинктивно скрещиваются перед ним.       Драко моргает. Он медленно выдыхает — черты его лица напрягаются от очаровательной неуверенности — и проводит рукой по волосам. Он взволнован, выведен из равновесия, и даже когда несколько секунд спустя он восстанавливает баланс, берет вилку и возобновляет трапезу, Гарри чувствует, что исполняет нетвердый маленький победный танец в своем кресле. Драко взволнован, и это так до смешного приятно.       Драко молчит несколько минут, аккуратно все раскладывая на своей тарелке, но Гарри все равно. Он просто ковыряется в еде, почти не ощущая ее вкуса, и смотрит. Бледная кожа Драко слегка розовеет, его руки заметно менее изящны, когда он орудует вилкой, бокалом вина и салфеткой, а его волосы, растрепанные ветром, ароматным паром и нервным движением пальцев, спадают на лоб, мгновенно смягчая резкие черты и заставляя сердце Гарри биться быстрее, одобрительнее, когда он вспоминает, как эти волосы, влажные и тяжелые от пота, касались его лица, шеи, груди, бедер…       Гарри внутренне стонет и сильно кусает внутреннюю сторону щеки, чтобы остановить неконтролируемый звук, который может вырваться и предупредить Драко о направлении его мыслей. Хотя он не знает, почему беспокоится; Драко должен быть крайне рассеянным, чтобы упустить тот факт, что Гарри полностью потерян для него. Он пойман в ловушку и разоблачен, и все же он сделал бы почти все для этого запутавшегося, вспыльчивого эксцентрика.       — У тебя на лице немного имбиря, — указывает Драко.       Ну конечно. Гарри вздыхает и убирает его, намеренно не глядя на ухмылку Драко.       К тому времени, как приносят печенья с предсказаниями, разговор за столом возвращается к своему обычному уровню. Гарри испытывает огромное облегчение от бессмысленного поддразнивания, колючего юмора и добродушной перебранки и бросается в это с головой, отталкивая свой дискомфорт и тоску и пытаясь запереть их в какой-то отдаленной части своего разума.       — Риск очень похож на крокодила, — читает Драко, нахмурившись. — Опасный, но в конечном счете полезный.       — На самом деле это одно из самых разумных предсказаний, которое я здесь слышал, — говорит ему Гарри.       — Какая часть крокодила полезна? — требует Драко, уставившись на маленький листок бумаги и переворачивая его снова и снова, как будто тот может выдать свои секреты.       — Я не знаю, — признается Гарри. — Тебе следует спросить моего племянника, он, кажется, сроднился с ними.       Он откидывается на спинку стула, чтобы потянуться, и видит, что там, у бара, болтая с одним из официантов, на высоком табурете сидит человек, которого он ждал. Гарри усмехается.       — Готов идти? — спрашивает Драко, со вздохом отказываясь от своего предсказания.       — Подожди минутку, мне нужно кое с кем поговорить, — говорит Гарри, поднимаясь на ноги. Он указывает на разломанные половинки печенья-предсказания Драко. — Тебе нужно съесть хотя бы немного, иначе не сработает.       — Что не сработает?       — Магия печенья с предсказанием, — говорит Гарри, смеясь и отворачиваясь. — Очевидно.       Когда подходит к бару, он слышит сухой смех Ларса, а его яркие, четкие интонации такие же, как всегда.       — Дэвид, я не имею ни малейшего представления, для чего я в настроении — мне бы хотелось, чтобы ты выбрал за меня.       — По крайней мере, дайте мне подсказку, — говорит официант Дэвид тоном человека, который очень хорошо знает маленького пружинистого репортера, и Гарри ловит себя на том, что задается вопросом, ест ли Ларс здесь каждый вечер теперь, когда не зарабатывает на жизнь написанием рецензий на рестораны.       — Ну… на улице холодно, да? Как насчет чего-нибудь вкусного и острого? — предлагает Ларс, сверяясь со своими карманными часами без всякой видимой на то причины.       — Вы правы, — говорит Дэвид, вежливо кивая Гарри, когда замечает его, а затем исчезает на кухне.       Гарри ловит момент.       — Извините… Мистер Клируотер?       — Да? — Он поворачивается на табурете, загорелое, морщинистое лицо открытое и дружелюбное. Однако, когда он узнает Гарри, улыбка искреннего восторга вспыхивает на его лице. — Боже мой, Гарри Поттер!       — Э-э, да. Мистер Клируотер, я ваш большой поклонник, — говорит Гарри, протягивая ему руку для пожатия.       — Вы? Действительно? Как замечательно, — с энтузиазмом говорит Ларс, легко спрыгивая со стула и крепко сжимая руку Гарри, прежде чем отпустить его. — Знаете, это ужасно хороший ресторан, — сообщает он, понизив голос, как будто раскрывает государственную тайну.       — Знаю, — говорит Гарри. — Мы с моим другом только что закончили ужинать… — Ларс поворачивается, чтобы посмотреть на Драко, который наблюдает за ними со странной улыбкой на лице; он поднимает ладонь, и Ларс с энтузиазмом машет в ответ, прежде чем снова поворачивается к Гарри. — Я увидел вас и решил, что должен подойти и перекинуться парой слов.       — Чудесно! Как идут дела, мистер Поттер? — спрашивает он, сияя. — Я был ужасно удивлен, услышав новость о том, что вы покинули Аврорат, должен признаться, — продолжает он, не дожидаясь ответа. — Но, конечно, каждый должен делать то, что хочет! Был настоящий фурор, когда я ушел из Еды и Напитков, знаете, так что…       — На самом деле, я действительно рад, что вы перешли в Искусство и Культуру, даже если в основном по собственным эгоистичным причинам, — признается Гарри, не в силах сдержать улыбку, когда глаза Ларса почти комично расширяются за очками в проволочной оправе.       — Пожалуйста, расскажите, мистер Поттер.       Гарри делает глубокий вдох, думая о Драко и о том, что, если бы он сейчас стоял у бара, он бы сказал Гарри, чтобы тот, блять, рекламировал себя.       — Ну… я недавно открыл небольшой магазинчик по продаже стеклянной посуды, и я был бы очень польщен, если бы вы как-нибудь зашли ко мне. Обычно я не очень хорошо отношусь к интервью, но верю, что вы… ну, не смутите меня, правда.       — Боже мой, — выдыхает Ларс, роясь в карманах куртки, кажется, просто так. — До меня дошли слухи, но ничего официального… Мистер Поттер, это было в моем списке дел, уверяю вас!       Гарри улыбается.       — Не волнуйтесь… давайте просто скажем, что до сих пор я не очень хорошо рекламировал себя. Вы бы хотели это сделать? Это действительно очень помогло бы мне.       — О, никогда не было и речи о том, чтобы не сделать этого! — кричит Ларс. — Карло будет так взволнован, — признается он, еще раз роясь в карманах и снова проверяя часы, прежде чем берет блокнот и карандаш ему в тон. — Когда вам будет удобно? Я освобожу свое расписание, если понадобится!       Одной мысли о том, что Карло чем-то взволнован, достаточно, чтобы заставить Гарри усмехнуться, когда он качает головой и говорит Ларсу, что определенно не нужно будет менять расписание. Они выбирают взаимно удобное время для встречи и расстаются как старые друзья. Драко догоняет Гарри у двери, наматывая шарф на шею и с опаской вглядываясь в холодную, сверкающую ночь.       — Ты знаком с человеком из Искусства и Культуры? — спрашивает он шепотом.       — Теперь да, — говорит Гарри, наслаждаясь его удивлением. — Я думал, ты будешь гордиться мной — я занимался нетворкингом.       — Ты не представляешь, как странно слышать, как ты произносишь это слово, — говорит Драко, следуя за ним на улицу.       — Спасибо, это так мило, — говорит Гарри, пытаясь нахмуриться, но легкая улыбка Драко заставляет его плыть по течению, и внезапно становится трудно вспомнить, из-за чего он пытался разозлиться.       Улицы тихи, когда они идут бок о бок, лениво разговаривая и погружаясь в комфортное, сытное, полное еды и всего лишь пары напитков молчание. Раз или два Гарри задается вопросом, куда они идут — им с Драко нужно двигаться почти в противоположных направлениях к своим домам, а сейчас они, похоже, повторяют свое путешествие к мастерской Гарри. Он не может сказать, что его это волнует, хотя бы потому, что пальцы Драко продолжают касаться его, когда они идут, и не потому, что он продолжает смеяться, и смех этот, глубокий, теплый и мерцающий, Гарри впитывает всей кожей.       Внезапно откуда-то сзади раздается гул молодых мужских голосов и топот бегущих ног; Гарри поворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть пятно яркой спортивной одежды и причесок, которые одобрил бы Джеймс, и уловить запах тестостерона и дешевого дезодоранта, который доносится до него, когда несколько подростков несутся по улице.       — О, Каллум, ты придурок! Отдай! — кричит один из них.       — Сначала тебе придется поймать меня, чувак! — смеется мальчик по имени Каллум, который мечется между Гарри и Драко, сжимая в руках то, что является причиной проблемы.       — О боже, мама убьет меня, — стонет первый, набирая темп.       — Нет, если сначала мы убьем Каллума, — выдыхает другой и проносится мимо Драко, даже не замечая его, на скорости толкая в плечо и отправляя на Гарри, а Гарри влетает в припаркованный фургон так, что у них обоих перехватывает дыхание. — Черт, извини, чувак! — раздается крик с середины улицы, а затем топот ног, когда парень снова бросается в погоню за Каллумом.       Гарри стонет, пытаясь отдышаться и пошевелиться, но ничего не выходит. Во-первых, потому что спина прижата к машине, и во-вторых, потому что большая часть веса Драко все еще прижимает его.       — С тобой все в порядке? — спрашивает он, сжимая пальцы на плечах Драко и с теплом осознавая, что автоматически вскинул руки, чтобы поддержать Драко, а не защитить себя.       Драко приподнимается еще немного, упираясь руками в фургон по обе стороны от головы Гарри. Все его тело больше не прижимается к Гарри, что одновременно приносит облегчение и разочарование; он скучает по контакту, но, по крайней мере, теперь может дышать.       — Что ж. Это было как раз то, что мне нужно после обильной еды, — вздыхает Драко.       — Ты же не собираешься блевануть на меня, правда? — с тревогой спрашивает Гарри.       — Нет, — говорит Драко, выпрямляясь и отрывая руки от фургона, он кладет их на плечи Гарри, когда изучает его лицо. — Ты поранился?       — Я в порядке, — удается выдавить Гарри. — Я представляю, как моя спина будет протестовать утром, но ничего серьезного. Интересно, не оставил ли я вмятину в фургоне, — размышляет он вслух, отвлекаясь от напряженного осмотра Драко.       — На самом деле меня это не заботит, — говорит Драко, наклоняясь ближе, чтобы осмотреть несуществующую шишку сбоку на голове Гарри. Черт, он хорошо пахнет. Гарри закрывает глаза и подавляет стон. — Открой глаза, я хочу посмотреть, нет ли у тебя сотрясения.       — Я в порядке, — настаивает Гарри, но все равно подчиняется. Он тут же жалеет об этом, потому что пальцы Драко в его волосах, прищуренные глаза Драко осматривают его, а дыхание Драко, сладкое от вина, специй и печенья с предсказанием, обдает его губы и щеки тепло-мягко-дрожаще, и этого всего слишком.       — Ты уверен? — шепчет Драко, и тело Гарри так сильно скручивает от желания, что он думает, что может разлететься в любой момент.       — Уверяю тебя, бывало и хуже, — настаивает он с пересохшим ртом.       — Гарри, — начинает Драко, а затем замолкает, осторожные пальцы замирают, глаза блестят в темноте.       И это безумие. Теперь безумно очевидно, что их влечет друг к другу, что Драко тоже хочет его. Все это читается в его глазах, в том, как он едва может дышать, в том, как мир, кажется, исчезает, и если бы Гарри мог пошевелиться, он думает, что хотел бы найти того неуклюжего подростка и пожать ему руку.       — Да? — наконец выдыхает он, пальцы скользят по мягкой ткани шарфа Драко, страстно желая прикоснуться к его коже. Всего в нескольких дюймах друг от друга, все, что ему нужно сделать, это наклониться немного ближе…       — Если ты в порядке, мне лучше уйти, — говорит Драко, напрягаясь, когда отходит на тротуар и поправляет свой шарф.       Ошеломленный, Гарри встряхивается и поднимается с фургона.       — Что?       — Я должен идти, — повторяет Драко, и в его голосе нет холодности — на самом деле, он почти улыбается — но как будто момент, который они только что разделили — почти-момент — был только в голове Гарри. Это просто обычное дело, и Гарри не знает, хочет ли он заколдовать его, или упасть к его ногам, или швырнуть его на чертов фургон, пока не появятся идеи получше.       — Есть какая-то особая причина, по которой ты спешишь?       — Уже поздно… Мне нужно изучить файлы, — беспечно говорит Драко. — Увидимся завтра.       — Хорошо, — вздыхает Гарри, решая, что на самом деле все, что он хочет сделать прямо сейчас, это пнуть его. Сильно.       Однако, прежде чем у него появляется возможность что-либо добавить, Драко аппарирует.

**~*~**

      В ту ночь Гарри почти не спит.       Лежит без сна и смотрит в потолок, слушая глухие удары и бормотание из аквариума Мису, он пытается представить, что, блять, собирается делать дальше. Притворство, что все хорошо и что ничего не изменилось, может сработать для Драко, но чувства Гарри, похоже, только усиливаются с течением времени, которое они проводят вместе, и он сомневается, что пройдет так уж много дней, прежде чем станет невозможно сосредоточиться на чем-либо другом. Любой здравомыслящий человек сказал бы ему, насколько все это нездорово, и он был бы прав, но опять же, Гарри не представляет, что многих здравомыслящих людей бросали в центрифугу, как его в этом году.       Да, он усвоил уроки — на самом деле их была целая куча, но как Борисы этого мира ожидают, что их жертвы испытают смехотворную, абсолютную влюбленность, а затем удержат все это в себе, когда их отбросят обратно в реальность, где эти чувства неудобны, неуместны и, вполне возможно, нежелательны? Вероятно, думает он, раздраженно ударяя кулаком по подушке и плюхаясь на живот, все это просто испытание его терпения. Было бы неплохо иметь кого-нибудь, у кого можно было бы спросить. Может быть, группа поддержки.       — Привет, я Гарри, выживший из проблеска, — мычит он в подушку и чуть не расплывается в улыбке, когда думает о кружке из пластиковых стульев в комнате, полной людей в таком же замешательстве, как и он, и чаем с печеньем в конце.       Что-то должно произойти, думает он, проваливаясь в беспокойный сон, когда начинает всходить солнце.       Гарри не удивляется, когда на следующий день Драко встречает его в Угрюмой в обычное время, пьет свою обычную чашку чая, играет с приправами в своей обычной манере и ведет себя так же обычно, как и всегда, черт возьми. Гарри работает с этим — потому что еще остается делать? — но все это время он чувствует, как будто над ним нависло что-то тяжелое и одурманивающее, превращая все, каждую маленькую улыбку и взаимодействие, во что-то более сложное.       Он, кажется, никак не может избавиться от навязчивой мысли, что Драко играет с ним; хотя такое поведение, кажется, больше подходит злобному школьнику, а не человеку, которого он знает, оно засело у него в голове и заставляет желать просто встать и уйти. Но он этого не делает; он подавлен, парализован и зол на самого себя.       К счастью, Блейз — источник мудрости в этом вопросе. Он стал таким частым посетителем с тех пор, как мастерская открылась, что Гарри подумывает о том, чтобы купить для него стул — он кажется слишком большим и величественным, чтобы сидеть на верстаке, как все остальные, хотя это, похоже, его нисколько не смущает.       — Гарри, он не строит из себя недотрогу, — говорит он в следующую пятницу утром, когда пьет суп из чашки и смотрит, как Гарри работает.       Гарри щурится сквозь дым и медленно поворачивает медную трубку.       — И откуда ты это знаешь? — спрашивает он, не глядя на Блейза.       — Потому что я его знаю. Потому что ему тридцать семь лет. — Блейз вздыхает. — Просто его… на самом деле трудно добиться.       Гарри фыркает.       — Ну если посмотреть на это с такой стороны.       — Ему очень трудно доверять людям. Ты должен это понять, — мягко говорит Блейз.       — Да. — Гарри дует в трубку, размышляя и наблюдая, как стекло набухает и меняется. — Я думал, он мне доверяет, — наконец говорит он.       — Если он вообще впустит тебя в свою жизнь, это будет огромный скачок доверия для Драко, — говорит Блейз. Он выуживает из супа что-то похожее на половинку лаврового листа и с гримасой кладет его на стол. — Но ты должен помнить, что все это для него в новинку — у него не было проблеска о том, каким должно быть его будущее.       — Могло бы быть, — тихо поправляет Гарри. — Его проблеск, вероятно, был бы чем-то совершенно другим.       — Кто-то действительно сегодня в депрессии, — бормочет Блейз, очевидно, больше обращаясь к Мису, чем к Гарри. Она свернулась калачиком на его массивных коленях, наслаждаясь теплом и запахом еды, и ей слишком удобно, чтобы двигаться, даже когда к ней обращаются.       — В данный момент моя жизнь очень странная, — сообщает Гарри, выворачивая маленький зеленый шарик на охлаждающую стойку и произнося заклинание, чтобы очистить конец медной трубы.       — Я знаю. Прости, но это лучше, чем пьеса или хорошая книга… На самом деле, это даже лучше, чем слушать о романтических связях Керенсы, — признается Блейз, виновато скривив рот, но темные глаза блестят.       Гарри смеется и качает головой.       — Ободрил.       — Ты когда-нибудь пытался… откровенно сказать ему о том, что чувствуешь? — внезапно говорит Блейз.       — Эм… ну, не то чтобы, нет, — признается Гарри, занятый тем, что листает маленькую книжечку, которую Драко дал ему для бухгалтерии.       — Может быть, это было бы началом, старина.       — Ты ведь не эксперт, да? — огрызается Гарри, хотя и знает, что слова резкие, и, что более важно, знает, что Блейз прав.       — Я знаю, — вздыхает Блейз. — Похоже, будто слепой ведет слепого. Мне позвать Керенсу? У нее всегда много парней — может быть, она знает, что делать.       Губы Гарри кривятся в неохотной улыбке.       — Давай посмотрим, сможем ли мы обойтись без нее.

**~*~**

      Несмотря на все усилия Блейза, в течение следующей недели или около того все остается по-прежнему, и Гарри решает во что-нибудь броситься, чтобы отвлечься.       Солнечным субботним утром он во второй раз встречает Ларса и Карло в своей мастерской. Оба мужчины такие же, какими он их помнит, работают вместе с теплой, отработанной фамильярностью, накопленной за годы сотрудничества. Все это заставляет его ужасно скучать по Мауре, но на этот раз у него есть команда помощников в виде Лили, Ала, Роуз и Мису, которые обычно сглаживают все острые углы и дают гораздо более интересные ответы на вопросы Ларса, чем Гарри когда-либо мог придумать.       Даже Джеймс, который, видимо, пострадал от «катастрофы с волосами», появляется, надвинув шляпу прямо на глаза, и несколько минут болтает с репортером, но только при условии, что его никто не фотографирует. Гарри чрезвычайно любопытно узнать о природе этой катастрофы, но Джеймс отказывается снять шляпу даже после того, как Ларс и Карло благополучно выходят за дверь.       К счастью, ему не приходится ждать слишком долго. На следующий день после обеда все отправляются в Нору на традиционный воскресный обед Молли, Ал и Джеймс с метлами, перекинутыми через плечи, потому что Чарли приехал на выходные, а дядя Чарли дома равно квиддич. Гарри тоже несет свою метлу, уже наслаждаясь перспективой подняться в воздух и забыть обо всем остальном.       — Дядя Чарли был лучшим ловцом на свете, — заявляет Ал, прыгая по тропинке и едва не ударяя всех по коленям своей метлой.       — Очевидно, — говорит Джеймс, все еще теребя края своей шляпы.       Гарри вздыхает и улыбается Лили, которая хватает его за руку и сжимает ее. Он знает, что Чарли очень крут и что он не может даже надеяться, что его сравнят с ним, но какая-то часть его хочет напомнить Алу и Джеймсу, что он вообще-то тоже был довольно хорошим ловцом.       Зайдя за Нору, они находят Чарли, Сергея, Роуз и Артура, который балансирует на метле на высоте крон деревьев и наколдовывает сеть чар, чтобы скрыть игры.       — Посмотрите на дедушку! — восклицает Лили, прикрывая глаза от солнца и восторженно махая Артуру. Она наклоняется, чтобы поднять своего кота. — Смотри, Фрэнк!       — Очень впечатляет, — соглашается Гарри и машет рукой, втайне задаваясь вопросом, должен ли мужчина в возрасте Артура так опасно балансировать на метле на высоте тридцати с чем-то футов в воздухе.       — Привет, Лили! — кричит Артур, хватаясь одной рукой за ручку метлы, чтобы не упасть. — Гарри, ты можешь мне помочь?       Гарри не нужно спрашивать дважды. Он стартует в воздух и оставляет Чарли, Сергея и детей за оживленной дискуссией о лучшей марке гоночной метлы, мчась к деревьям и стараясь не выглядеть взволнованным, когда подлетает к Артуру.       — Что мне сделать?       — О, ничего особенного, — говорит Артур, внезапно выглядя немного смущенным. — Я просто хотел проверить, все ли с тобой в порядке. Джинни упомянула о том… ну, что ты сам не свой.       Гарри вздыхает, волосы падают ему на лоб, когда он смотрит на Нору, где Джинни, без сомнения, болтает со своей матерью и говорит ей, что он плохо ест или оставляет мытье посуды до следующего утра.       — Неужели сейчас? — бормочет он, поворачиваясь к Артуру. — Я в норме.       Артур засовывает палочку под мантию и потирает лицо рукой в перчатке.       — Гарри… Надеюсь, ты не решишь, что я вмешиваюсь, но я просто подумал, не пошло ли что-то не так… знаешь… с молодым человеком, — говорит он, понижая голос до такого уровня, что Гарри едва слышит его из-за ветра.       — Нет, нет… послушай, все в порядке, — уверяет он, весьма тронутый заботой Артура и неортодоксальной попыткой проявить благоразумие. — Я просто немного устал. — Он пытается улыбнуться, но у него такое чувство, что это больше похоже на истерическую гримасу.       Неудивительно, что Артур не выглядит убежденным.       — Никто из нас не хочет, чтобы ты пострадал, Гарри.       — Я знаю, — тихо говорит Гарри. Мне не больно. Я просто запутался и боюсь, что могу быть абсолютно влюбленным в человека, которому не нужен… в этой вселенной. Это нисколько не сбивает с толку.       — В последнее время так много изменилось — я бы солгал, если бы сказал, что не беспокоился о тебе.       Гарри находит улыбку — на этот раз настоящую.       — Прости. От моего внимания не ускользнуло, что я был немного трудным… очень трудным.       — Не извиняйся, — говорит Артур, слегка покачиваясь на метле, когда вокруг них проносится особенно сильный порыв ветра. — Это наша работа.       — Беспокоиться?       Артур усмехается.       — Я знаю, ты чувствуешь то же самое по отношению к своим детям, — мягко говорит он, и Гарри улыбается, глядя туда, где он оставил Лили, Ала и Джеймса, но там никого нет.       — Давай же, папа! — кричит Ал, проносясь мимо них и смеясь. — Ты играешь, дедушка?       Артур не отвечает; он просто улетает вслед за Алом и оставляет Гарри наносить оставшиеся Защитные чары. К тому времени как он заканчивает, игра начинается вокруг него, и он смотрит минуту или две, втягивая холодный воздух глубоко в легкие, а затем бросается с головой в забаву.       Неудивительно, что Чарли по-прежнему очень хороший игрок, а Сергей оказывается полезным вратарем, несмотря на протест, что никогда раньше не играл.       — Я думаю, ты не хочешь, чтобы этот мяч пролетел мимо меня, — говорит он Джеймсу, ухмыляясь, и Ал хрипло смеется над братом.       — Мы еще посмотрим, — кричит Джеймс, с впечатляющей скоростью кружась из стороны в сторону, делая обманные выпады то туда, то сюда с их самодельным квоффлом под мышкой, выглядя ловким, пока ветер, который трепал его одежду, не переключает свое внимание на его шляпу; ее выхватывают в одно мгновение, и никакое количество пальцев в волосах не может скрыть катастрофу под ней.       — Что случилось? — спрашивает Гарри, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало веселья.       — Папа. Даже не спрашивай, — огрызается Джеймс. Он оглядывается на своих родственников, ни один из которых даже не потрудился сдержать смех, и крепче сжимает квоффл.       Гарри откидывается на метлу, поднимает одну руку, чтобы провести молниеносным движением по губам, и наблюдает, как Джеймс бросается к воротам и злобно забивает, легко проходя мимо Сергея, возможно, потому, что тот согнулся пополам от смеха.       Гарри не может сказать, что винит его. Он не знает, что случилось с волосами Джеймса (хотя почти уверен, что позже сможет вытянуть эту историю из Ала), но то, что он видит, довольно показательно. Левая сторона обычно мягкой шевелюры Джеймса подстрижена очень коротко, причем несколько неравномерно, а другая половина представляет собой странную смесь оранжевого и выцветшего бирюзового. Он выглядит как что-то из дурного сна, и Гарри почти — почти — чувствует жалость.       К тому времени, как все вдоволь поиздевались над Джеймсом, Роуз уговаривает Лили сесть на метлу, так что она закрепляет длинный серебристый поводок Фрэнка вокруг дерева, а потом присоединяется к ним в воздухе.       — Хорошая девочка, Лил! — кричит Гарри, наблюдая, как она медленно нарезает круги, набираясь уверенности, прежде чем занырнуть в игру. — Подними немного хвост — вот так!       Один за другим Рон, Джордж и Джинни выскальзывают из задней двери со своими метлами и взмывают в воздух, выкрикивая приветствия и выбирая команды, пока небо не заполняется пикирующими, закручивающимися спиралью рыжеволосыми пятнами. Когда из дома начинают доноситься восхитительные пикантные запахи, Гермиона и Хьюго тоже выходят, сжимая дымящиеся чашки и садясь у подножия дерева, чтобы наблюдать. Гермиона развязывает поводок Фрэнка, и тот сворачивается калачиком у нее на коленях, взмахивая хвостом и удивляясь, как воображает Гарри, что, черт возьми, делает его человек, носящийся там на летающей палке.       — Черт, — бормочет Ал, когда Гарри поворачивается на метле и легко блокирует его.       — Язык, — автоматически отвечает Гарри, ухмыляясь сыну.       У него такое чувство, что он будет скучать по ним еще больше, чем обычно, когда они на этот раз вернутся в школу, и, конечно же, когда они с Молли высаживают их три дня спустя, он чувствует себя странно опустошенным. Поскольку у Лили уже началась летняя четверть, в мастерской снова тихо… или, по крайней мере, там нет детей. Тишины довольно трудно достичь при частых визитах Блейза, Кари и Драко, а также при постоянном шипении полезных комментариев Мису, но Гарри не возражает. На самом деле ему это нравится; он всегда находил полную тишину слишком гнетущей.       Теперь все, что ему нужно, — это чтобы бизнес набрал обороты, и с приближением статьи Ларса Гарри испытывает осторожный оптимизм. Когда она появляется субботним утром, Гарри и Лили тщательно анализируют ее за завтраком, хихикая над фотографиями Ала и Роуз и указывая на интересные места липкими от мармелада пальцами.       — Смотри, Мису, это ты, — говорит Лили, поднимая раздел «Искусство и Культура», чтобы Мису, которая болтается у нее на плече, смогла увидеть свою фотографию — там она обернулась вокруг запястья Гарри, когда он сам качает головой и смеется над какой-то забытой шуткой.       — У нас с тобой есть наша фотография в газете, — переводит Гарри, отодвигая Мису от своей чашки.       — Зачем? — весело спрашивает Мису.       Хороший вопрос, думает Гарри, но выбирает разумный, взрослый ответ.       — Чтобы все видели нас и приходили покупать много-много моих стеклянных вещей. Теоретически.       Драко ждет их, когда они прибывают в мастерскую, сидит, скрестив ноги, на стене и жует поджаренный рогалик с субботним Пророком на коленях.       — Привет, мистер Малфой, — легко говорит Лили, и на долю секунды Гарри ловит себя на том, что жалеет, что не настолько же привык к Драко. На самом деле, однако, он сомневается, что когда-нибудь привыкнет.       — Доброе утро, Лили, — говорит Драко. Его взгляд скользит по Драгондейлу, а затем по Гарри. — Ты был там? Там как будто твоя маленькая святыня. Глубоко тревожно.       — Не драматизируй, — журит его Гарри, втайне надеясь, что отец Кари на самом деле не решил добавить в свою рекламу Гарри Поттера. Он не думает, что сможет что-то с этим сделать, если так оно и есть. — Что думаешь о статье?       — Приемлемая, — пожимает он плечами, отрываясь от стены. — Фотографии довольно приятные.       — Я же говорила! — восхищенно восклицает Лили. — Я думаю, что люди увидят эти фотографии и сразу же побегут сюда, чтобы что-нибудь купить.       — Разве ты не маленький оптимист? — бормочет Драко, его глаза блестят от веселья, когда он присоединился к Гарри и Лили в дверях, зажав газету под мышкой с выжидающим выражением лица. Когда дверь открывается, он следует за ними в мастерскую, как будто это самая естественная вещь в мире, и Гарри, как всегда, разрывается между мимолетным удовольствием и разочарованием, настолько глубоко укоренившимся, что это угрожает сломить его самообладание и заставить его накричать на Драко и спросить его, что с ним, черт возьми, не так.       — Мне нравится ваш жилет, — говорит Лили, привлекая внимание Гарри к совершенно чудесной темно-зеленой полоске, проходящей вдоль обычной черной ткани. И правда, цветной элемент. Он приподнимает бровь.       — Спасибо, — серьезно говорит Драко. Он бросает взгляд на Гарри. — Значит, в конце концов ты решил не вкладываться в голодающих белок?       Гарри фыркает.       — Ты был бы удивлен, узнав, как трудно найти приличную благотворительную организацию для белок. Я подумал, что вместо этого попробую помогать людям, — говорит он, улыбаясь снисходительному закатыванию глаз Драко. Он никогда не узнает о значении благотворительной помощи бездомным, которую в итоге выбрал Гарри и в которую он будет вкладывать львиную долю своей прибыли, и это нормально. Гарри доволен тем, что деньги помогут наполнить много-много холщовых мешков упаковками по уходу, которые будут розданы такими добрыми людьми, как Джулия в шляпе-слизняке и впервые увиденная им Сиела. Это поможет согреть тощих молодых женщин в подъездах с голодными котами по имени Чарли.       — Если все остальное не удастся, это привлечет их, — говорит Драко.       Гарри смотрит на дверь и вздыхает.       — Думаешь?       — Дверь, за которой наблюдают, никогда… не вскипит, — говорит Драко, уголки его рта подергиваются. — Ты должен включить свою ужасную музыку и заняться чем-нибудь.       Лили хихикает и ныряет за проигрывателем.       — Давай, папа, мы можем сделать еще несколько таких забавных маленьких шариков с подсветкой, — говорит она, и ее тон не допускает возражений.       — Все уже закончили мной командовать? — ворчит Гарри, но соглашается с предложениями Драко и Лили, и вскоре его первый клиент открывает дверь. За ним следует еще один, и еще один, и небольшая группа состоятельных дам с хозяйственными сумками и сверкающими украшениями, и хотя это скорее ручеек, чем поток, этого достаточно, чтобы поднять Гарри настроение, и к вечеру он начинает получать удовольствие.       Многие из новых клиентов хотят поговорить о статье, и у некоторых из них даже есть вопросы о смене карьеры Гарри, но каждый из них вежлив, приветлив и искренне интересуется стеклянными изделиями, и, более того, почти каждый делает покупку. Гарри продает не только мелкие предметы; одна из богатых дам тратит отвратительную сумму денег на огромную разноцветную чашу, все время расспрашивая Гарри о его связях с благотворительностью и настаивая на том, чтобы оставить буклет с подробным описанием деятельности ее женского клуба по сбору средств, который Драко берет и изучает с веселым интересом, как только она и ее друзья уходят.       — В реальной жизни ты выглядишь намного красивее, дорогой, — говорит синеволосая пожилая леди, сияя Гарри, когда он заворачивает для нее тонкую вазу, а Лили выуживает мелочь.       — Э-э, спасибо, — говорит Гарри, возвращая ей улыбку, несмотря на то, что чувствует, что где-то там спрятано оскорбление.       — Здесь очень тусклый свет, — сообщает Драко, ухмыляясь, как акула.       — А ты выглядишь намного лучше, когда улыбаешься, молодой человек, — говорит старая леди, пристально глядя на Драко острыми маленькими глазками.       На этот раз очередь Драко вздрагивать, и это чертовски приятно.       С помощью и моральной поддержкой Драко и Лили остаток дня проходит тихо, интересно и, к огромному облегчению Гарри, совсем не спокойно. Благодаря статье Ларса, фотографиям Карло и финансовым советам Драко бизнес продолжает набирать обороты, и с наступлением апреля, теплого и дождливого, в мастерской «Пурпурная Рыба» всегда есть жужжащие посетители. Неожиданный побочный эффект этого успеха заключается в том, что у Гарри почти не остается времени, чтобы мучить себя размышлениями о том, что может происходить, а может не происходить в голове Драко.       По большей части.       Когда он сидит за их теперь уже обычным столом в Вертлявой Ящерке, ковыряя рисовые крекеры и лениво рисуя закрученные вазы на салфетке, у него есть много времени, чтобы обдумать все, не в последнюю очередь потому, что Драко опаздывает уже на двадцать минут. Раздраженно вздохнув, он еще раз бросает взгляд на дверь, в которую вбегают две молодые женщины, смеясь и складывая зонтики.       Послать сову было бы хорошо, бунтующе думает он, когда двадцать минут переходят в тридцать, и он вынужден заказать второй напиток. Его беспокоит не сидение в одиночестве; Ящерка — теплое, фантастическое место, где можно провести час или два. Он голоден и устал, и чем скорее приедет Драко, тем скорее он сможет поесть, поворчать и начать чувствовать себя лучше. Встреча с Драко, без сомнения, тоже улучшит настроение, но лучше не слишком задумываться об этом.       Когда Гарри смотрит на часы и понимает, что ждет уже почти час, холодная волна беспокойства начинает пробираться под кожу. Драко обычно довольно пунктуален, а это уже выходит за рамки модного уровня опозданий. Возможно, у Люциуса случился какой-то припадок, или Нарцисса заболела, или Драко просто забыл, что они договорились встретиться, но чем дольше Гарри сидит там, тем больше другая, более зловещая идея проскальзывает в фокусе его мыслей.       Он пытается оттолкнуть ее, но бесполезно. Он встает из-за стола, сует в руки официанту горсть монет и торопливо выходит под дождь. Он быстро оглядывается в поисках свидетелей-маглов, но ливень очистил улицы от людей, так что Гарри, не раздумывая, аппарирует.       У ворот Мэнора дождь хлещет с такой силой, что он дважды чуть не роняет палочку, прежде чем успешно отправить своего светящегося Патронуса галопом вверх по подъездной дорожке, влажные, холодные пальцы сжаты в кулаки, пока он ждет. Мису, которая мирно спала в кармане рубашки, извивается и щелкает языком, вероятно, чувствуя его напряжение.       — Все в порядке, — лжет он, прижимая успокаивающую ладонь к груди, пока она снова не засыпает. Конечно, это не так; он не может вспомнить, когда в последний раз был настолько не в порядке.       — Давай же, — шепчет он, дыша быстро и неглубоко. — Давай же, Драко.       Фигура, которая появляется минуту или две спустя, прячась под плащом с капюшоном и заклинанием Зонтика, высокая и светловолосая, но безошибочно женская. Гарри сильно закусывает губу.       — Это вы, мистер Поттер? Гарри? — зовет Нарцисса, поднимая зажженную палочку, чтобы осветить его лицо.       — Да, миссис Малфой, это я. Можно мне войти?       — Конечно, — говорит она озадаченно. Сложным взмахом волшебной палочки она открывает ворота и отступает, пропуская его. — Билби простудился, — объясняет она, когда Гарри ныряет под ее сухой маленький навес и выжимает воду из своей мокрой челки. — Я не смогла заставить себя отослать его, когда так промозгло на улице.       Гарри едва слышит ее сквозь барабанящий бой дождя и панический стук в голове.       — Миссис Малфой, где Драко? — спрашивает он, явно нарушая приличия.       Она останавливается и поворачивается к нему, нахмурив брови.       — Я понятия не имею. Я предполагала, что он с тобой до недавнего времени.       — Нет. Он должен был встретиться со мной за ужином около часа назад, — тихо говорит Гарри.       Нарцисса смотрит, бледно-голубые глаза горят тревогой.       — За мной, мистер Поттер, — говорит она через мгновение, хватая Гарри за руку, и, прежде чем он успевает ответить, она аппарирует к передней части дома и тянет его за собой. Он делает неуверенный шаг назад, сглатывая, несмотря на то, что желудок скрутило от неожиданной аппарации.       — Нужно проверить его кабинет, — говорит она, поднимаясь по каменным ступенькам с Гарри в непосредственной близости.       — Точно, — бормочет он, хлюпая по коврам, которыми устелены коридоры, и пытаясь успокоить тихий голос в голове, который говорит, что произошло что-то плохое. Это бесполезно, и ему определенно не нужно сейчас, чтобы страх затуманивал его суждения; ужасающего подозрения, что все, что произошло, — его вина, вполне достаточно, чтобы страх разрастался. — Когда вы видели его в последний раз? — спрашивает он, наблюдая, как Нарцисса пытается придумать, какое отпирающее заклинание использовать на двери кабинета.       Через несколько долгих секунд он теряет терпение и произносит короткое заклинание, от которого дверь распахивается на петлях.       Нарцисса натянуто улыбается, когда они входят в комнату. Там пусто.       — В обеденное время. По-моему, он сегодня работал дома. Мы вместе выпили чаю, и он сказал, что ужинает с тобой в каком-то заведении под названием «Вертящаяся Ящерица»… или что-то в этом роде.       — Вертлявая Ящерка, — рассеянно поправляет Гарри, обводя комнату взглядом в поисках признаков потасовки, но все выглядит так же, как всегда. С учащенным пульсом он ныряет за стол, и то, что открывается взгляду, заставляет его выругаться себе под нос.       Все четыре папки в кожаных переплетах лежат на столе, но только одна из них открыта.       Гарри смотрит на страницы, и холодные глаза Франца Фицуильяма смотрят прямо на него.       — В чем дело? — спрашивает Нарцисса, но он не отвечает. Его взгляд натыкается на клочок пергамента, исписанный аккуратным почерком Драко, и он поднимает его.       Бассейн на Маршалл-стрит, Сохо. 4 часа дня. Горан.       — Гарри, — резко говорит она.       Он поднимает глаза, вцепившись в кусок пергамента так крепко, что чуть не разрывает его.       — Простите.       — Скажи мне, что происходит. Я не глупая, — говорит она, ее лицо застыло от беспокойства и малфоевской бравады.       — Я знаю, что нет. — Он делает глубокий вдох и заставляет себя посмотреть ей в глаза. — Думаю, Драко умудрился попасть в опасную ситуацию из-за меня, так что теперь я пытаюсь понять, что, черт возьми, собираюсь с этим делать.       Четыре часа, думает он, наблюдая, как эмоции мелькают на лице Нарциссы. Он собирался вернуться к ужину. Может быть, чтобы рассказать Гарри все о том, чем занимался, что узнал, или, может быть, чтобы никто не узнал о его попытке шпионить за Фицуильямом и сомнительных действиях.       — Что за ситуация? — давит Нарцисса.       — О… просто немного любительского шпионажа в отношении высокопоставленного сотрудника Министерства, который почти наверняка коррумпирован, — говорит Гарри, вытирая влажные волосы и пытаясь контролировать истерическую часть себя, которая хочет разразиться смехом.       — О, — тихо говорит Нарцисса. — Понятно.       — Ладно, — говорит Гарри, что бессмысленно, но, по его мнению, лучше, чем трясти Нарциссу и кричать: «Какого хрена мне, блять, теперь делать?!»       — Возможно, это имеет отношение к делу, — говорит Нарцисса, наклоняясь, чтобы поднять с ковра маленькую серебряную фляжку. Она замечательно справляется с тем, чтобы сохранять спокойствие, но Гарри видит страх в ее позе и немного учащенном дыхании, и он уверен, что и сам отражает то же самое.       Она откручивает крышку и нюхает жидкость внутри. Ее нежный носик морщится, и она передает фляжку Гарри, у которого появляется неприятное чувство, что он знает, что внутри, и если это тут, то Драко в большей беде, чем он думал.       — Чрезвычайно неприятно, — говорит Нарцисса, подходя ближе к столу.       Гарри принюхивается как можно осторожнее, но все равно морщится от кислого, гнилостного запаха.       — Думаю, это Оборотное. — Он зажмуривает один глаз и пытается дышать ртом, заглядывая во фляжку, покручивая содержимое туда-сюда, чтобы лучше разглядеть.       — Почему он оставил маскировку дома? — спрашивает Нарцисса вполне обоснованно.       Гарри опирается о стол, когда волна холодной тошноты накатывает на него.       — Он бы не оставил. Эта фляжка не совсем полная.       Бледно-голубые глаза встречаются с его взглядом во вспышке понимания.       — Он выпил достаточно, чтобы превратиться… а потом бросил ее тут?       Гарри кивает.       — Думаю, да. Вы можете аппарировать отсюда? Я имею в виду, Драко может?       — Только Люциус ограничен чарами, — тихо говорит она.       — Так я и думал, — вздыхает Гарри. Он закрывает фляжку и крепко сжимает ее, обхватывая пальцами холодный металл, в то время как разум мчится впереди него. Абсолютно невозможно откинуть тот факт, что Драко в опасности, а Гарри несет ответственность за поощрения… извел совершенно безопасного финансового консультанта настолько, что тот бросился в такую передрягу.       — Что мы будем делать? — шепчет Нарцисса, костяшки ее пальцев белеют, когда она сжимает складки своей мантии.       Гарри глубоко вздыхает.       — Свяжитесь с Роном Уизли из Аврората и скажите ему, чтобы он встретил меня здесь, как только сможет, — говорит он, протягивая клочок пергамента Нарциссе. — Оставайтесь тут. Я пойду за ним.