А сердце ни одной твоей вины не видит и с глазами не согласно

*Мои глаза в тебя не влюблены- Они твои пороки видят ясно. А сердце ни одной твоей вины Не видит и с глазами не согласно. Ушей твоя не услаждает речь, Твой голос, взор и рук твоих касанье, Прельщая, не могли меня увлечь На праздник слуха, зренья, осязанья. И все же внешним чувствам не дано - Ни всем пяти, ни каждому отдельно, Уверить сердце бедное одно, Что это рабство для него смертельно. В своём несчастье одному я рад, Что ты -мой грех и ты - мой вечный ад. У. Шекспир (Перевод С. Маршака)

“Ты не должна об этом думать! Ты не можешь этого хотеть!”,- Женя из раза в раз повторяет как мантру эти две фразы, то одну за другой, то каждую в отдельности, но в отличие от разума, сердцу не прикажешь, а сердце ждет, когда холодная блондинка, стоящая по другую сторону от бортика ледовой “Айсберг-арены” в Красноярске, отведет взгляд от троицы, активно катающийся на льду, и посмотрит в сторону Женьки Медведевой. Столько лет она была для этой женщины “моя Женька” и, как оказалось, ничего не стоило отказаться и смотреть на нее, как на неодушевленный объект, если смотреть больше было некуда, а, если было куда, то ей и вовсе взглядов не перепадало. И вроде бы, чего еще ждать? После всего, что было сказано о ней, Жене, в том числе жестокого, несправедливого, а то и вовсе грубо перевранного и измененного. И уж тем более, чего можно ждать, когда было сказано ей все то, что было сказано. Милейшая Этери Георгиевна списала свою любимицу в утиль и не поморщилась. “Зачем ей смотреть на тебя, Женя? Тебя для нее больше нет.” Разум все оценивал точно и правильно. А сердце не хотело верить. Сердце ждало того самого внимательного взгляда, которым ее тренер всегда провожала ее по тренировкам. Его, Женя была уверена, она почувствует даже спиной. Три олимпийки лежали на бортике, и штаб Тутберидзе прижимал их локтями, следя за своими спортсменками. А Женькину курточку держала Трейси. И стоило бы интересоваться ее мнением о собственном катании и мнением Брайана, а вот же прилипло поймать совсем ненужный взгляд теперь уже совершенно посторонней женщины. Именно этой мыслью Медведева отталкивается в лутц. Всем телом ощущает приземление. Потом слышит противный хруст и больно падает. В теле “охает” давно сращенный перелом стопы, который однако напоминает о себе при экстремальных нагрузках то и дело. “Сломала ногу!”,- думает спортсменка и именно в этот момент остро, как ожог, ощущает взгляд, который ждала всю тренировку. Поднимает глаза и видит напряженное лицо той, кто ее предала. Нужно помнить об этом. Даже сейчас, когда она так смотрит, что создается впечатление, будто готова рвануться к тебе. Аккуратно поднимается, слушает тело и осознает, что перелома нет, зато ботинок на ноге болтается весьма характерно. Второй раз пролетает: “Сломала!”... И дальше: “Лучше б ногу!” Как бы дико это ни звучало, но при той грызущей ее толпе, которая выросла после олимпиады над ее жизнью как девятый вал, сломанная нога, была бы лучшим вариантом. Уважительным для народных масс. А что делать со сломанным ботинком, на котором обыватель даже не увидит повреждений? И все же, стоит попробовать, может, справится и так? Она берет разбег вдоль бортика, и, пролетая мимо бывших тренеров, ясно слышит: “Не дури!”,- тем самым знакомым голосом, который не слышала с марта прошлого года. И, Женя уверена, что это “доброе" напутствие именно ей, хотя рядом проскальзывает Трусова, улетающая в четверной тулуп с легкостью новогоднего фейерверка. И Медведева соглашается “не дурить”. Тихо подъезжает к калитке и выпрыгивает за ледовый овал. Знакомый взгляд спокойно провожает ее, кажется, ей даже одобрительно улыбаются. Пока они идут от калитки, и Брайан с Трейси твердят, что нужно попробовать восстановить ботинок, а Женя сосредоточенно кивает, она все еще чувствует тот самый взгляд, который нужен и которого нельзя хотеть. Этери Георгиевна смотрит в упор, стоя в полоборота к бортику, и, когда команда Крикета оказывается вплотную к штабу Тутберидзе, не отводя взгляда от спортсменки, коротко говорит: - Пятьсот восемнадцатый номер,- и разворачивается снова всем телом в сторону льда, сосредоточиваясь на нем. Брайан недоуменно поворачивает голову, на что фигуристка произносит: - Этери Георгиевна выразила свое сочувствие. Ей кажется, что от этого “перевода” синхронно усмехнулся весь штаб, хотя никто даже не повернулся в их сторону. **** В девять вечера, когда закончилась вторая закрытая тренировка и стало ясно, что новые ботинки никуда не годятся, хотя предположить это можно было еще при покупке, она и предполагала, хотелось только одного - забвения. И совершить что-то, что сделает этот день не слишком пропащим. Короткий стук в 518 стал частью превращения дня из ужасного в не слишком пропащий: “ Не догоню, так хоть согреюсь”,- со свойственным чемпионским оптимизмом решила Женя. И первое, что она сделала, когда открылась дверь, буквально прыгнула на хозяйку номера и впилась губами в губы. Никто на ее поцелуй не собирался, похоже, отвечать, поэтому девушка отстранилась и подняла глаза на блондинку в дверях. Лицо последней выражало разве что удивление: - Вот даже так?- озадаченно сказала Этери и, ухватив девушку за кофту на груди, втащила в номер. Женщина захлопнула дверь за спиной спортсменки, прижала ее вытянутой рукой к этой двери и тихо произнесла: - Пожалеешь, Медведева. Женька лишь ухмыльнулась: - Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть. - Ну тогда начинай,- сказала тренер и приблизилась вплотную. - Делать?- руки девушки обняли блондинку за талию - И жалеть,- насмешливо ответила Этери, наклоняясь к губам бывшей ученицы. И то, что происходило, стоило того, чтобы рисковать последующими сожалениями. И поцелуи, о которые обжигались губы, а еще больше душа. И прикосновения, что навсегда оставались в памяти тем тавро, которым тебя присваивает эта горячая ледяная женщина, и вкус тела, который теперь никогда не забыть и ничем не заменить. И собственной взрыв восторга, забирающий волю и силу. И наслаждение спазмами экстаза, которые выгибают в подчиняющуюся твоим рукам дугу ту, что всегда была главной в вашем дуэте. И то, как нежно ее пальцы бежали по позвоночнику и обводили контуры ягодиц, пока девушка, расслабленно лежала на животе посреди кровати. - И что же ты надумала, Женечка?- негромко спрашивает Этери. - Буду стартовать,- расслабленно мурлычет под ее руками фигуристка. - Хреновая идея, Медведева,- довольно резко бросает Тутберидзе. Девушка переворачивается на спину, вытягиваясь довольной кошкой по диагонали матраса. - Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть! Женщина невесело смеется: - Ну, тогда начинай! - Делать?- насмешливо спрашивает Женька. - В первую очередь - жалеть,- Этери вздыхает,- сожрут тебя фанатики. - Я умею регенерировать,- со свойственной юности самоуверенностью замечает Женя. - Ну, если что, приходи,- задумчиво отвечает на ее запальчивость Этери. - В номер 518?- все так же шутливо подначивает Женька. - Да теперь куда придется. Для тебя двери открыты,- и нежно прикасается губами к юным улыбающимся губам. Через 3 дня в списке сообщений Женя прочтет: “Показательный номер был забавным. Шнурки - особенно. Начинай регенерировать… И знай, мы дома тебя всегда ждем. Э” ---------- * In faith I do not love thee with mine eyes, For they in thee a thousand errors note, But 'tis my heart that loves what they despise, Who in despite of view is pleased to dote. Nor are mine cars with thy tongue's tune delighted, Nor tender feeling to base touches prone, Nor taste, nor smell, desire to be invited To any sensual feast with thee alone: But my five wits, nor my five senses can Dissuade one foolish heart from serving thee, Who leaves unswayed the likeness of a man, Thy proud heart's slave and vassal wretch to be: Only my plague thus far I count my gain, That she that makes me sin, awards me pain.