Ничем не отличается от остальных

Это было вечером пятого дня, когда Мустанг бросил полотенце. Раны, которые он нанес Хоукай, быстро заразились и стремительно ухудшались. Она не хотела обращаться к врачу и настаивала, что ей станет лучше, если они просто дадут ей время. Он дал ей время. Звонил на работу под предлогом болезни, чтобы ухаживать за ней днем и ночью. Мустанг мало что мог для нее сделать, кроме как использовать влажные тряпки, чтобы попытаться снизить температуру, и кормить ее супом и подслащенной водой, чтобы поддержать ее силы. Первые несколько дней он держал раны перевязанными, но больше не осмеливался ее трогать. Бинты все равно не помогли. Мустанг продолжал дезинфицировать ее раны, теперь ежечасно, хотя это заставляло девушку шипеть и всхлипывать от боли, но он знал, что в данный момент это бесполезно. Все это было бесполезно. Он понятия не имел, почему вообще думал, что они справятся с этим в одиночку. Почему он вообще согласился причинить ей боль. — Хоукай, посмотри на меня, — Мустанг опустился на колени на пол так, чтобы его глаза были на уровне глаз девушки. Она лежала на его кровати, повернув голову набок. Когда ей станет лучше, у нее будет чертовски болеть шея. Если ей станет лучше. Ему было невыносимо думать о другом варианте. Хоукай открыла глаза и, прищурившись, посмотрела на него. Мустанг подождал мгновение, пока ее глаза сфокусируются, прежде чем сказать: — С меня хватит. Ты больна. Тебе нужен врач. — Нет. Мы не можем… — Ее голос был невнятным и слабым, но в нем слышались нотки вызова. Он пытался оставаться упрямым: — Ты не в том состоянии, чтобы спорить со мной. Я могу просто отвезти тебя в больницу без твоего согласия. — Ты этого не сделаешь. Она была права. Ее татуировка теперь была неразборчива, но он не удалил все доказательства ее существования. Даже если бы он это сделал, ее ожоги потребовали бы объяснений, а ни у одного из них их не было. У Мустанга не было оснований спорить с ней. Его вина была в том, что он злоупотребил силой, которую она ему дала. Он не мог заставить ее раскрыть свой секрет. — Все будет хорошо, — глупо пыталась успокоить его Хоукай. — Нет, не будет. Ты умираешь, — горло Мустанга сжалось при этих словах. Она могла бы отрицать это, но он — нет. Он уронил голову на руки. — Если я найду врача, который примет тебя, не задавая никаких вопросов и никому ни о чем не скажет, ты согласишься на это? — Никаких вопросов, — повторила девушка. — Я позабочусь об этом, — пообещал Мустанг, — И меня тоже не раскусят, — в его голове формировался план, как подпольно оказать ей надлежащую медицинскую помощь. — Ладно, — устало сказала Хоукай. Ее глаза были полуприкрыты, а ресницы трепетали, когда она изо всех сил пыталась не заснуть. — Хорошо, — нельзя было терять времени. Он заменил тряпку, охлаждающую шею Хоукай, на свежую и поднялся на ноги. — Я скоро вернусь, — он сжал ее руку. — Держитесь, лейтенант. Это приказ. Хоукай пробормотала что-то неопределенно-утвердительное. Мустанг неохотно выпустил ее пальцы из своих и направился к выходу. Он сделал две остановки перед домом доктора Нокса — одну, чтобы снять деньги, а другую, чтобы купить бутылку ликера. Он отпил немного, достаточно, чтобы запах напитка чувствовался в его дыхании, и опрокинул большую часть остатка на себя, оставив бутылку наполовину пустой. Чтобы завершить образ, Мустанг достал из кармана преобразовательные перчатки и надел их. «Ты Огненный Алхимик, — говорил он себе, пока шел, — Ты чудовище. Тебе наплевать на Хоукай. Тебе на всех наплевать». К тому времени, как он добрался до дома доктора, он шатался и хмурился, каждый дюйм — пьяная скотина. Нокс нахмурился в ответ, когда открыл дверь: — Чего ты хочешь, Огненный Алхимик? Мустанг выудил из кармана пачку денег и протянул ему: — Ваши услуги. — Ты не можешь просто постучать в мою дверь и потребовать врача. Поезжай в больницу. — Для меня это выглядело бы не очень хорошо, — Мустанг скривил верхнюю губу, скалясь. — У молодой женщины есть некоторые… наводящие на размышления травмы. — Мне все равно. — Да, — Мустанг скрестил руки на груди. — Я мог бы просто позволить ей умереть, сжечь тело, бросить его где-нибудь рядом с Ишваром. Ее сочтут пропавшей без вести или самоубийцей. — Ради Бога, — с отвращением сказал Нокс. Мустанг только пожал плечами, излучая апатию. Как он и ожидал, Нокс не желал оставаться в стороне и позволить еще одному невинному человеку умереть. — Хорошо, я помогу тебе. Но только на этот раз, не привыкай к этому, — проворчал он. — Что с ней? — Некоторые ожоги заразились. — Я так понимаю, мы говорим не о кулинарных ожогах. Выражение лица Мустанга помрачнело: — Я был пьян. Забыл, где я. И она спровоцировала меня. — Конечно, — саркастически ответил Нокс. Было очевидно, что он ненавидел Мустанга прямо сейчас — кто бы ни ненавидел, учитывая информацию, которую он узнал, но у него хватило ума сосредоточиться на насущных проблемах. — Подожди здесь, пока я возьму свою сумку. Когда он вернулся, Мустанг повел его обратно в свою квартиру, убедившись, что он пьяно шатается, и распахнул дверь: — Доктор здесь, — крикнул он. Неудивительно, что ответа не последовало. Он проводил доктора в спальню. Хорошо, что у них с Ноксом были крепкие желудки и опыт наблюдения за тем, как огонь уничтожает человеческую плоть, потому что в противном случае, зрелище было бы ошеломляющим. Глубокие ожоги покрывали большую часть спины Хоукай, оставляя ее с огромными открытыми ранами. Инфекция была очевидна, как в самих ранах, так и в окружающей коже, которая была ярко-красной и опухшей, делая части татуировки, которые Мустанг не уничтожил, почти невидимыми. — Это сделал ты? — спросил Нокс, его голос окрасился ужасом. — Как я уже сказал, я был пьян. Вызвать горячее пламя так же легко, как и более холодное, — Мустанг старался говорить презрительно, хотя ему хотелось плакать от чувства вины. Его убивало то, какую боль он причинил своему лейтенанту. — Сними свои чертовы перчатки в следующий раз, когда решишь напиться и наброситься на свою подружку. И не позволяй ей подхватить инфекцию до того, как ты кому-нибудь позвонишь. — Это была секундная потеря контроля, — Мустанг закатил глаза. — Это больше не повторится. — Конечно, не повторится, — сказал Нокс. — Если у нее есть хоть капля здравого смысла, в следующий раз она наставит на тебя пистолет. — Я мог бы убить ее прежде, чем она успеет выстрелить, — сказал Мустанг самодовольным тоном. — Животное, — пробормотал Нокс, наконец-то покинув дверной проем и присев рядом с Хоукай. Он положил руку ей на лоб, нахмурившись от жара ее кожи. — Как ее зовут? — спросил он, не оборачиваясь. — Хоукай, — прошло мгновение, прежде чем Мустанг подумал уточнить, — Лиза Хоукай. Нокс обратился к Хоукай: — Лиза, ты меня слышишь? — Да, — пробормотала девушка. Мустанг не знал, достаточно ли она в здравом уме, чтобы понять и подыграть его лжи, но почти все, что она скажет, только заставит ее больше походить на избитую жену. — Ты знаешь, где находишься? — Дом Мустанга, — она задыхалась от напряжения. — Хорошо, — доктор, казалось, был удовлетворен тем, что она не совсем бредит. Он больше не обращался к ней, даже чтобы предупредить, прежде чем воткнуть ей в руку капельницу или начать заново промывать раны. Мустанг чувствовал, что Нокс злится и на нее тоже. Даже несмотря на то, что она была очевидной жертвой, было легче обвинить ее в том, что она не защищалась или ей хватало ума, чтобы избежать ситуации, чем принять тот факт, что кто-то вроде Мустанга может навредить кому-то, даже аместрийской женщине, без последствий. Мустанг почувствовал себя немного виноватым за то, что продемонстрировал это и заставил Нокса подавить еще один ужас. Но он справился. Им всем нужно было что-то забыть. И Мустанг уже почти наверняка был причиной большинства кошмаров Нокса, теперь не было особого смысла сдерживаться. К тому же Хоукай была на первом месте. И всегда будет. В конце концов, Нокс поднялся на ноги и повернулся к Мустангу с мрачным выражением лица. — Я вернусь завтра, чтобы сменить ей повязки и заменить капельницу. Тебе лучше надеяться, что антибиотики справятся с инфекцией. В последнем предложении была угроза. Может быть, пустая, а может быть, Нокс был менее апатичен, чем ожидал Мустанг. В любом случае, он не был поэтапным. — Если ты кому-нибудь расскажешь, я отправлю тебя под суд. Они поверят мне больше, чем вам двоим, — сказал Мустанг и сделал вид, что делает глоток из бутылки, которую он нес. — Я Герой войны, знаешь ли. — Ты чудовище, — сказал Нокс, но в его голосе не было ни страсти, ни удивления. — Это одно и то же. Увидимся завтра, — сказал Мустанг с нарочито фальшивой веселостью. Он проводил Нокса до двери, даже не попрощавшись и не поблагодарив. Только когда он вернулся к кровати Хоукай, он, наконец, оставил образ, который нацепил на себя, и осел на пол. Мустанг закрыл глаза и прислонился головой к стене. Усталость догоняла его, и облегчение от того, что Хоукай, наконец, получила медицинскую помощь, было головокружительным. Он позволил себе отдохнуть всего несколько секунд, прежде чем снова открыл глаза и заставил свои тяжелые конечности сесть. Хоукай все еще нуждалась в нем, она еще не была вне опасности. Хотя ее глаза снова были закрыты, он мог сказать, что она проснулась, по ее неровному болезненному дыханию. Ее кожа все еще пылала от лихорадки. Когда он коснулся ее щеки, ей потребовалось несколько секунд, чтобы открыть глаза. — Как ты себя чувствуешь? — мягко спросил он. Хоукай поморщилась, пытаясь заставить себя сосредоточиться. Это быстро оказалось выше ее сил, и ее лицо снова расслабилось, когда она наполовину простонала: — Устала. — Я знаю, — Мустанг успокаивающе провел большим пальцем по ее щеке. — Отдохни немного. Я буду здесь до тех пор, пока буду тебе нужен.