Айсберг

– Ты знаешь, что ты похож на айсберг? – Такой же сияющий? – Такой же скрытый. Сверху вся эта платина, лунный свет, серебро. А внутри сталь. И тёмная глубина. – Ты так поэтичен. – Люци! Прекрати! О, Мерлин! – Пока не Мерлин, но я точно красивее. – Мммм. Даже не спорю. И Мерлин не мог быть таким на вкус. – Каким таким? – Как мята с малиной. И растаявший лёд. – Это звучит так, будто я леденец. – Я оближу тебя, если захочешь. Мы валяемся на большой кровати, утомлённые и ленивые. Сиятельный лорд в лунном свете похож на юнца. Гибкое тело, длинные ноги, узкие запястья, румянец на бледных скулах. Я лежу поверх его груди, уперев подбородок в кулак, и рассматриваю его. – Ты решил? – Люц, ты думаешь, стоит? – Гарри, мы вместе уже полтора года. Ты ведь принял кольцо. Или ты боишься связывать свою жизнь с Пожирателем Смерти? Я чувствую, как разгоняется его сердце под моей ладонью. Но на лице не отражается ничего. Чёртов аристократ. – Мне похрен! – Люциус морщится. Он не любит, когда я использую простонародную речь. – Я не хочу, чтобы опять были все эти отвратительные статьи про тебя. – Их не будет. – Думаешь? – Знаю. Я купил «Пророк» на прошлой неделе. Я вначале смотрю ошарашенно, а потом начинаю хохотать. Узнаю Малфоя. Есть препятствие, купи его. Или убей. Но купить проще. Люциус скидывает меня с себя, переворачивает, наваливается сверху. Он как кирпич, обёрнутый в шёлк. При всей своём изяществе тяжелый и твёрдый. С характером та же ситуация. Он мил, улыбчив и вежлив. Но его глаза почти никогда не улыбаются. И при всей своей внешней сглаженности и лояльности, он твёрд, как дамасская сталь. Он захотел меня, когда увидел на чемпионате по квиддичу. Я тогда мутил с близнецами. Не знаю, почему мы оказались в министерской ложе, мне было по боку. Меня волновал матч и рука Фреда, что покоилась на моей пояснице, скрытая слишком большим свитером. Я сидел между Джорджем и Фредом, зажатый так, что не мог пошевелиться. Жар чужих бёдер, горячая ладонь на пояснице и мизинец, пробравшийся под резинку трусов, что ласково поглаживал место, где сходится верх половинок. Я заливался румянцем и трепетал от этой нехитрой, но очень интимной ласки. Джордж, переглянувшись с братом, склонился ко мне. Я думал, он что-то хочет мне сказать, а он влажно лизнул меня чуть ниже уха, и меня окатило жаркой волной. Я слегка оттолкнул его и заёрзал. Палец Фреда остановился, но руку с поясницы он не убрал. А потом я почувствовал тяжелый взгляд и инстинктивно обернувшись, столкнулся с тёмными глазами Люциуса Малфоя. Лорд смотрел на меня в упор. У меня было ощущение, что я сижу голый. Я отвернулся, покраснел ещё больше. Шепнул Фреду, что нас засекли. Но тот, обернувшись, лишь ухмыльнулся. – Тебя это не заводит, малыш Гарри? – А вдруг он расскажет? – Кому? Разве что своей правой руке ночью под одеялом. Я вначале не понял, что он имеет в виду, а потом меня залило ровным красным цветом. Мне кажется, я даже немного засветился от прилившей крови. – Ты очарователен, Гарри, – это уже Джордж шептал мне интимно на ухо. – Такой невинный. Даже не скажешь, что у тебя такая крепкая ладонь, которая знает, как доставить удовольствие. Покраснеть ещё больше я не мог. Оба мои уха пылали. Эти демоны-искусители, которые открыли мне мир спальни мальчиков после отбоя, знали, как загнать свою жертву в ловушку. Я вновь заёрзал, развернул лицо к Джорджу и зашипел на него не хуже василиска. – Малфой смотрит, что вы творите оба! – Пусть смотрит. Большего ему не достать. – Джордж улыбнулся так, что у меня заломило в яйцах и я уставился бессмысленным взглядом на арену. В общем, матч так и прошёл мимо меня. За Фредом на скамейке скакал Рон, что-то крича, Гермиона улыбалась и болтала с Джинни, а я лишь ощущал горячую ладонь Фреда на пояснице, не менее горячую ладонь Джорджа на своём колене и тяжёлый, липкий взгляд в спину от Люциуса Малфоя. Ночью, в палатке, в отдельном закутке, куда поселились близнецы, я, стоя на коленях, отсасывал Джорджу и почему-то вспоминал этот взгляд. Мы кувыркались с братьями полночи, кончив по кругу раза по три каждый. И каждый раз я думал о тёмных глазах Люциуса Малфоя. Под утро, на подламывающихся ногах, ушёл в наш с Роном угол. Рон не заметил моего отсутствия, он крепко спал, разметавшись на постели, и храпел как пьяный трактирщик. А я ворочался и не мог уснуть, несмотря на горячую ночку. А потом мы поехали в школу и я попал на турнир Трёх Волшебников. Это был ад. Я к третьему испытанию хотел лишь одного, чтобы всё это наконец закончилось. Потому что лучше адский конец, чем ад без конца. Когда кубок перенёс меня на кладбище, я даже не удивился. Лишь устало прикрыл глаза. Скорее бы. Каково же было моё удивление, когда я услышал знакомый манерный голос, слегка тянущий гласные. – Отдайте свою кровь с любовью, как брату или отцу. И я отдал. Мне было жаль это несчастное существо, что принёс на своих руках Хвост. Этого скукоженного младенца, так рвущегося к жизни. Я в свои пятнадцать хотел только одного – умереть. Лорд же так рвался к жизни. И я подумал, отдавая свою кровь, что раз ему это так надо, он так хочет этого, то пусть берёт. Может всю сцедить. Меня переполнили печаль, сочувствие и любовь. Я готов был уйти. Я знал, что Лорд, воскреснув, первым делом убьёт меня. Я и так жил взаймы 14 лет. Пусть убивает. Мама и папа меня заждались. Когда над котлом поднялась высокая фигура и направила на меня палочку, – я улыбался. Когда в меня летел зелёный луч, – я улыбался. Когда проклятие холодным ветерком вторглось внутрь, – я улыбался. Лишь когда от меня разошёлся круг света, смявший, растеревший новорождённого Лорда в прах, – я закричал. Мой шрам жгло огнём, а меня самого настигло жесточайшее разочарование. Опять? Меня опять приговорили к жизни? А потом я потерял сознание. Пришёл в себя я в больничном крыле. Рядом сидел Дамблдор. – Гарри? – Да, профессор, – сказал я хрипло. – Что произошло? – Как ты себя чувствуешь? – Достаточно сильным для правды. – Ну что ж … – Дамблдор помолчал, пожевал губу, а потом поднял на меня виноватые глаза. – Полгода назад ко мне пришёл Люциус Малфой. Мои глаза расширились от удивления. – Да, да, мой мальчик, ты не ослышался. Это было как раз после Чемпионата мира по квиддичу. Он рассказал мне интересные вещи. Про то, почему Волдеморт тогда пришёл к твоим родителям, как выжил и почему он может возродиться вновь. Оказывается Волдеморт так боялся смерти, что расколол собственную душу на 5 частей. Это свело его с ума, сделало бесчувственным и достаточно безумным, чтобы воспринять пророчество серьёзно и попытаться убить тебя. Осколок души, который отрывается в ритуальном убийстве, можно поместить в предмет, и он станет якорем для возврата души из-за грани после смерти. Но Волдеморт не учёл нескольких вещей. Добровольную жертву твоей матери, Самайн и то, что осколок можно разместить и в живом существе. Ты стал шестым крестражем, Гарри. Я вздрогнул. Меня облило вначале кипятком, а потом окатило ледяной водой. Я непроизвольно вцепился в шрам. – Да, да, мой мальчик. Ты прав. Раньше именно там сидел паразит. При развоплощении осколок души Волдеморта скользнул в единственное живое существо в комнате. В тебя. – Раньше? – мой голос хрипел, я с трудом выталкивал из себя слова. – Раньше. Удалить его возможно лишь одним способом. Убив тебя. – Но … я же не умер! – Ритуал, Гарри. Ты отдал свою кровь добровольно. Ты пожалел Тома Реддла. Искренне. От всего своего большого сердца. И пошёл на смерть совершенно добровольно, жертвуя собой. И проклятье Тома убило лишь осколок. Но не тебя. А вот откат за убийство кровного родственника. – На этом месте у меня натурально отвисла челюсть. – Да, Гарри, ты стал Тому родным по крови, отдав кровь добровольно на его возрождение. Так вот откат за попытку убийства родного человека развоплотил Тома. Теперь уже окончательно. Потому что все остальные крестражи (предметы с осколками души Волдеморта) были уничтожены Люциусом Малфоем. – И что теперь? – Ничего. Просто жизнь. Долгая и, надеюсь, счастливая. – Но почему … – Почему лорд Малфой сделал всё это? – Я кивнул. – Я догадываюсь, почему, но лучше, думаю, тебе будет узнать самому. Люциус просил твоей аудиенции, когда ты оправишься. И мы встретились. Раз, другой, третий. Мне было маятно и неудобно при первых встречах. Но лорд оказался интересным собеседником, обладал тонким чувством юмора и бесконечным чувством такта. На второй нашей встрече я не заметил, как вывалил ему всю свою предыдущую жизнь. Так началось наше общение. Я получил в подарок на нашей третьей встрече дневник, в который мог писать, если у меня будут вопросы, проблемы или мне просто захочется поболтать. Но самое главное наше сближение произошло тогда, когда он помог мне заново возбудить рассмотрение дела Сириуса и довести до суда, где его оправдали по всем статьям. А ещё через год, когда мне исполнилось семнадцать, мы пошли на первое свидание. На третьем я оказался в его постели. И пропал. Мы встречались год, когда на годовщину он сделал мне предложение и я принял кольцо. И тогда Люц мне признался, что захотел меня с того квиддичного матча и сделал всё, чтобы получить. Он планомерно уничтожил Лорда из-за меня. Потому что тот мешал его планам. Тогда я прозрел, что мягкий и аристократичный Люциус не пружина, а стальной клинок. Что никогда не согнётся и пойдёт к намеченной цели самым прямым путём. И я сдался.