Неуверенный щелк. *Будет смешно*
Рассекающий звук спрея в глаза. Звук удара баллончика об асфальт. — О БОЖЕ! Простите пожалуйста, я просто тупая дура... идиотка... совсем мозгов нет... — начала сумбурно повторять она, ударяя себя по голове и дергая за светло-русые локоны. Тем временем Волх смиренно опустил голову, выдавая состояние всхлипами, редкими обрывками скрипящих стонов и трясущимися коленями с руками, пальцы которых будто пытаются содрать кожу с лица. — Не-не-не-не-не... — она испугано убрала его руки от лица, вытащила из сумочки салфетки, выронив все оставшееся, и упала на колени. Насколько можно вспомнить, сумка выглядела дорого в отличии от самой девушки — Вам н-нельзя трогать лицо, простите, я с- сейчас... с-сама всё... Какая же я тупая... На фоне агрессивно красных глаз и лица, синие радужки разрыдавшегося будто горели флуоресцентными лампочками. Такие сломанные. Мигающие от моргания они пытались захватить как можно больше деталей ее лица. Только вот сквозь слезы и муть разглядеть можно было лишь контрастную бордовую помаду, которую девочка не отрываясь покусывала. Она тем временем немного боязливо легкими касаниями уголка салфетки проходилась по раздраженной коже. — И... Что же я тебе то сделал? — слезным голосом еле прохрипел кучерявый. — Не подумай, прошу. Я... обозналась... — сказала она наконец спокойным мягким голосом с легкой отдышкой, но небольшая пауза будто снова ее испугала, — Боже, какое сильное раз-з-дражение. — Ну... так ты впритык к глазам брызнула. Собственно, я не вижу причин для их отсутствия... — Господи, только бы теперь из-за этого в полицию не попасть, — прошептала она, думая, что никто не слышит, — Слушайте, давайте лучше ко мне поднимемся и я обработаю вам глаза, а потом в знак извинения напою чаем. — А ты не думаешь, что не обозналась и я могу убить тебя? Девочка рухнула назад. Было слышно, что ее руки ищут что-то из выпавшего на асфальт, параллельно собирая в сумочку. Слепой, хромой и весь в слезах встает с лавки, нависнув над ней, пока она снова что-то направила в его сторону. Глухой щелчок. Волх протягивает ей руку. — Вторая шутка тоже не зашла. Окей. Надеюсь, ты не передумала, ато я даже не уверен, куда руку протягиваю.*****
— Постой тут, — сказала она в проходе, пока убирала бутылки вина. Слепой узнал их по низкому звону, неотличимому от другой стеклотары. *Тр... Четыр... ПЯТЬ? А она мне нравится* Холодильник открылся, выдавая недопитое ударами о стекло. Она мягко топает босиком по линолеуму к Волху, как кошечка. — Это молоко. Промойте пока им глаза с лицом. Ванная прямо по коридору. — Ага. ... Шесть... Именно столько шагов нужно новоиспеченному слепцу, чтобы уверенной походкой громко врезаться. — Господи, ну на что я такая... Она подбежала. Стесняясь сжала в руке его указательный палец и потянула к ванной. Ладонь такая маленькая. Кажется, даже его палец для нее слишком длинный. После девочка поторопилась на кухню, распихивая мусор так торопливо, что грохот гулял по квартире эхом. Когда он вернулся, девушка размешивала чай у стола, глядя на последние янтарные лучи заката. Волху наконец удалось увидеть ее полноценно. Свет обнимал нежные черты лица, пуская остатки себя в золотистые волосы. Ладонь неуверенно водила ложкой по дну. — Редко ты, похоже, тут чай пьешь... В сахарнице соль. — В смысле? Она просто мелкая, — бордовые губы коснулись ободка чашки, маленький глоток пронесся по глотке и посуда медленно вернулась на стол, — ДА ОН НЕ ТОЛЬКО СОЛЕНЫЙ, НО И ГОРЯЧИЙ!.. у меня похоже ожог... Эм, ну.. вы то не подумайте, я просто несладкий пью. — Да ладно тебе. Когда ты наставила на меня баллончик, я увидел запястье, — ее челюсть сразу свисла, а ладони принялись прикрывать удивление, — Да ничего страшного. Я тоже не очень кайфую от жизни. У меня есть крепкий ликёр. Может мы лучше его допьем, ото я не могу смотреть на то, как ты кружишься вокруг меня и волнуешься, что я что-то пойму. С пропажей последнего луча солнца на комнату упала тишина. Она сложила руки на колени и начала водить по ним ногтями, опустив голову. — Тупая я овца. Ты прав... — Я так не говорил. — Только вот есть маленькая проблема... У меня один бокал. — Я из горла попью, ничего страшного. Только бы не в чашках из под соленого чая, — он достал из рюкзака темно-зеленую бутылку, — И хватит себя называть тупой. Не мне, конечно, говорить, но ненавидеть себя вреднее алкоголя. — Правда? Тогда, пожалуй, я продолжу. Темно-каштаново жидкость с бульканьем разлилась в бокал. Они чокнулись и с тяжелым выдохом проглотили. Он тупо продолжал смотреть на ее, а она опустила голову, изредка поднимая глаза. — Знаешь, у твоей реакции на улице явно есть предыстория. С кем ты меня перепутала? — Не думаю, что ты хочешь это услышать. — Не думаю, что ты кому-то выговаривалась на эту тему. — Оно тебе надо? — Оно надо нам обоим. — Дело в том, что я модель. Ну, точнее была ею. Куча подруг, вышедших замуж за футболистов и подкатывали постоянно такие же. Будто у нашего агентства договор с их клубом. Ну, были еще постоянные дяденьки с большими деньгами и такими же вторыми подбородками, но меня не тянуло. Бесконечный треп о семейной бытовуху подруг, диеты, тренировки и съемки. Меня так достал этот цикл и мысли о побеге от всего участились... Похоже, я с демоном договор заключила в этот момент... И он пришел. Мы сидели с девочками в кафе, они также жаловались на бытовуху, а я не отрывалась глазами от парня с другого конца зала, как и он от меня. Хитрая улыбка. Явно рисовал меня. Я подошла посмотреть, а он «давай сбежим» и продолжил улыбаться еще шире. Сказал, что отдаст рисунок после свидания, несмотря на его конец. Он мне как будто город показал по ту сторону зеркала. Я всегда видела только злых и жалких, а с ним все улыбались. Кажется, каждая собака его знала и все было как в мюзикле, когда подпевает почти каждый прохожий. Он отдал рисунок и просил открыть дома. — И на этом явно не всё. — Там оказался адрес и время. Конечно, я пошла с ним на второе свидание, третье и через два таких месяца ради него бросила агентство. Мы начали жить вместе, как в сказке. Пока он не стал собой... Как только я начала от него зависеть, увидела, что эта постоянная улыбка... Прям такая лисья, хищная. Схватил меня за волосы и так спокойно с удовольствием начал рассказывать, как легко было меня влюбить, объясняя поэтапный план. Говорил ужасные вещи о том, насколько я ничтожна, будто и не было месяцев, когда он признавался в любви ежечасно... Ликер заполнил бокал почти до краев. — Я понял. Остановись. Ато начнешь сожалеть, что рассказала об этом первому встречному. — Совсем забыла, прости. У тебя просто такой взгляд. Как будто в зеркало смотрю... Даже немного больно, если честно. — А мне даже приятно познакомиться. Волх. — Ой, я не... — Не извиняйся. Я понимаю, о чем ты говоришь. — Ирис. Как... — Цветок... — Сказали они вместе. Впервые в мертвых глазах проблеснул интерес, разбавленный смущением, — Слушай, можно мне посмотреть на шрамы? Может прозвучать странно, но мне они показались красивыми. — Мне так не говорили, конечно, но я тебе баллончиком в глаза прыснула всё таки. Она неуверенно протянула руку, а Волх подхватил, развернув ладонью к себе, осторожно расстегнул пуговицу на рукаве и засучил. Подушечки его пальцев от самого запястья плавно поднимались всё выше, проводя по каждой осторожной засечке. Ни один стих он не читал так. Она же старалась сдерживаться от щекотки, но ее сдали мурашки. Грубые длинные пальцы прошли через сгиб руки под рукав, чтобы приподнять его выше. В этот момент она уже не сдержала легкий писк, а он понял, что эти строки идут выше плеч. Рука поднялась к шее, а их взгляды встретились, как прицелы двух снайперов. *Пора заканчивать с этим подбором объедков* Свет уличного фонаря сквозь окно ударил по лицу кудрявого, напомнив о баллончике и он спросил: — А давай прогуляемся? — Я не против.*****
Улица будто приятель из детства. Никогда не меняется, сколько бы всего не происходило. Два одиноких по натуре человечка побрели по тем же бордюрам и дырам в асфальте, перекрашенным в синеву ночи с желтыми пятнами фонарей. — Знаешь, — начал Волх, — мне очень помогает мириться с многим одна философия. Не менять себя и свои эмоции на прохожих по жизни... Я имею ввиду, люди же в принципе чаще всего появляются на пути мгновениями. Да, некоторым по пути, но они не собираются брести за тобой до конца. Зачем же они в твоём сердце, если им после перекрестка направо, понимаешь? — Это правильно. Только никто не предупреждает о поворотах... *На перекрестке направо* — Тогда нужно научиться понимать это без слов. Я могу тебе подсказать. — Тогда скажи... Ты сам то... Прохожий? Сердце у кучерявого единовременно ударило. Да и с такой громкостью, что Ирис могла услышать. Только вот взгляд его был направлен на троих парней, что шли по не освещаемому закоулку справа от них. Будто что-то учуяв, как бродяжки они двигались в их сторону, докуривая одну сигарету на всех. — Так ты, сука, не шутила про поворот на перекрестке? — начал бормотать Волх, резко опустив голову и зажевав локоны руками. — Э, хромой! У тебя появилась подружка? — выкрикнул центральный. Глаза его жадно повторяли линию фигуры девушки, а худое лицо напоминало голый череп. Он и еще двое здоровых близнецов, как хмурые гориллы становились всё ближе. — Ты знаешь их? М-мне это не нравится, — испугано начала Ирис. Она пытается идти назад, но шевелить ногами ей не очень позволяет неизвестный испуг, который будто знает конец истории. Тем временем кучерявый лишь продолжал с дрожью пялить в асфальт, повторяя «нельзя сопротивляться, будет хуже, нельзя...». *Это не твоё дело* Без излишнего пафоса здоровяк схватил ее за изрезанное запястье и не успела она закричать, как нож центрального успокоил ее связки. Ирис потянулась к сумке. Пальцы начали бегать по вещам.... «Он же закончился... Я его выкинула», — вспомнила она. Этот факт убил остатки блеска в глазах. Все они будто и видеть того труса перестали. И в правду, кто он? Лишь девчонка сквозь серое бельмо на зрачках смотрит на неизвестного прохожего, стоящего под фонарем, пока ее прижали к стене. На лезвие ножа с ее щеки стекла слеза, а после острие также стекло вдоль пуговиц, медленно из разрезая. И даже сейчас она почему-то плачущим стоном повторяла невнятный шепот «в..л..х», но теперь и тот лишний не глядя сбежал, оставив их наедине. Два остолопа молча держали ее за руки и смотрели. Хотя она от беспомощности не шевелилась бы в любом случае. Волоски из ноздрей центрального насильной щекоткой прошлись от шеи до пышной груди, обрамляемой бархатным белым бюстгальтером и скромным соленым дождем. Ее редкие всхлипы, частое дыхание и звук щетины, наждачкой ласкающий ее щеку — единственное что можно услышать. Худой решил заткнуть ей рот своим средним пальцем, который от ушиба опух и посинел. Он воткнул его до самой глотки, пока не появились позывы рвоты, а после от ее губ повел палец по длине всего тела, оставляя мокрый след, до границы джинс. Она подняла голову и начала дышать чаще, делая вид, что ничего нет. Целенаправленно смотря на первую появившуюся в сумраке звезду. Только звук расстёгивающейся пуговицы и молнии на ширинке не перебить вздохами. Зато перебить быстрыми ударами хлипких кроссовок по асфальту того, чье имя уже начинает вертеться на языке. На секунду топот прервался. Остановились все звуки и из полной тишины громкий звон бутылки ликера и хруст черепушки раздались заявлением по двору. В...Волх упал на владельца ножа, опрокинувшись с ним подальше от Ирис. — НИКАКОЙ Я НЕ ПРОХОЖИЙ, СУКИНЫ ДЕТИ! — с злобным задором закричал он, забрав внимание всех себе, что дало шанс девочке побежать домой с пустыми глазами. Однако за мгновение до того, как потерять из виду место ее кошмара, она посмотрела на кучерявого. Его пинали.*****
Фиолетовый кляксами расходился по ребрам, что мяли ту же неопрятно заправленную кровать, пока не врезались в корешок книги с заголовком «Расколотые сны». Раздался животный рёв, который будто из дробовика ударился рикошетами об голые стены, а после был проглочен, так и не вырвавшись целиком. Растормошенная голова поднялась, злобно раскрыв веки в цвет ребер. Первое, что увидели глаза, привыкнув к свету, была рука. В каждый ноготь вставлено по бритвенному лезвию, а на фалангах нацарапано «ПОРА?». В одних штанах уверенной хромотой, сдерживая боль и скидывая подарки с пальцев, он рванул к исцарапанной двери. Секундная задумчивость и более здоровая нога прямо дала знать, что пытается пройти через препятствие, но не поддалось. И тут атмосферу остудили три спокойных вдоха и выдоха. Осторожный шаг и неуверенным подталкиванием дверь открылась, но злоба в глазах вернулась. Через темноту коридора босые ступни косым, но резвым ритмом проскочили к правой закрытой комнате. Пальцы осветил синий свет из щели внизу. Разошлись три тяжелых удара кулаком по дереву. — ОТКРЫВАЙ, СУКИНА ДОЧЬ! ЗАЧЕМ ТЫ МЕНЯ СЮДА СНОВА ПРИТАЩИЛА? Пара шагов назад и плечо с разбегу влетело в дверь весом всего тела, но дубовая пластина не собиралась двигаться. А вот локоть неплохо отдался в ребра, из-за чего туша начала стекать вдоль стены на колени. Сквозь зубы проскочило пара больных натугов. Чтоб глушить боль без дела, он зажмурившись продолжал долбить по дереву головой. — Сука... Ты тупая сука, мам... — глухо пробурчал он, как обиженный ребенок, но удары прекратились, а разрез глаз начал походить на лезвия. В глазах что-то заискрило и он продолжил, — Я РЕШИЛ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ, СЛЫШИШЬ?! ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО МЕНЯ УБЬЕТ! ПРЯМО СЕЙЧАС Я ВЫЙДУ И НЕ ОСТАНАВЛИВАЯСЬ СБЕГУ С ЭТОЙ ЧЕРТОВОЙ УЛИЦЫ! А в голове через мгновение раздалась ехидная мысль *Ты думаешь, что можешь управлять мной?* Он тут же выпрямился по оловянному и по винному забродил по коридору, подбирая и натягивая вещи с пола. Облезлые кроссовки еле обвились вокруг стоп. Еще немного и ими даже школьная техничка побоится вытирать пол. Но он потер вон, не закрывая квартиру. Жабьими бросками он выскользнул из подъезда. Ровная походка выдавала боль лишь редким подергиванием колена. Кажется, вся улица с мерзостью не отрывает от него глаз и пытается схватить липкой грязью внимания. Запах ржавчины на заборах усиливался от гнетущей жары. Та же развилка, что и в прошлый раз. — Сука, я знаю, что выход есть только через этот ссаный стертый двор. И он повернул. Пёс заприметил его издалека и уже бежал к Волху, с до боли злой мордой, как и у самого кучерявого. В этот раз он точно знал, на кого бежит. Шавка лаяла и метила добить ногу, но при попытке укусить штанина резво отлетела назад и тут же размахом вернулась к ней. Носок пришелся ровно по голове, но хруст раздался не только в мелкой черепушке. Кажется, кто-то не рассчитал силы и сломал палец. Теперь хромоту было не скрыть, но ему почти удавалось. Бабки при его виде начали уподобляться гиенам в своих обсуждениях. Столько желчи чувствовалось в каждом слове и теперь они даже не скрывали их адресата. Еле разобрать можно было лишь обрывки фраз «Ничтожный ублюдок... ... мерзкий гной человека... ...». На мгновение он окинул их взглядом, но увидел лишь выглядывающие из горбатых платков носы, напоминающие сломанные клювы и украшенные бородавками. Каждый шаг давал всё большее сопротивление и вдобавок его заметили мужики из ржавого замка. Толи из мести за пса, то ли из алкогольного слабоумия, но из всех сил гниющего тела один из них кинул в него недопитую бутылку. Такая драгоценность для них и летит ровно в висок. От сотрясения его спасло только умение уворачиваться. Что не смогло уберечь голову одной из жительниц скамьи. По подобию домино груз ее тела свалил и соседку, а ОН военным ритмом продолжает топтать асфальт. — ВОЛХ! НАКОНЕЦ Я ТЕБЯ НАШЛА, — подался звук из знакомого силуэта. — Что ж тебя вообще на улицу то вынесло после такой ночи? — прошептал Волх. Она побежала к нему, но он поковылял мимо, сказав, — Прости, но тебе придется либо забыть об этом, либо догонять. — Я увидела в новостях, что тех троих избила какая-то другая толпа бандюков. Ужас просто. Их долго били, всюду кровь... а потом еще повесили в километре отсюда, а у центрового его же ножом прошлись от губы до... самого низа. Я заволновалась, не сделали ли что с тобой. Всё таки ты меня спас! Я... Я... Мне жаль, что я сбежала... — уже сквозь всхлипы продолжила она, — Даже на помощь не позвала... Голова будто стерла сам факт, что это происходило. — Понимаю. — Господи, ты же хромаешь! Давай поднимемся и я тебя обработаю... — она взяла его за руку. Так крепко и нежно. Поднятые бровки с синими блестящими глазами даже заставили его остановиться, но он молчал, пока она не сказала, — Прошу... Ты меня понимаешь... Ты... Мне нужен. — Ты не знаешь, о чем говоришь. — Знаю! Ты так мало сказал и даже немного грубо, но... правду. Я впервые увидела человека без маски. Ты не скрываешь себя под натянутой улыбкой и вежливостью, поэтому и я могу быть такой... — Ты не хочешь быть мной. — Да с чего ты взял? — Посмотри на моё лицо повнимательнее... Я тебя предупреждаю, что будет больно и это намного сложнее, чем кажется. Ты видела меня настоящего и если переживешь этот факт, то мы поговорим по человечески. Левой рукой он опрокинул кудри назад и гордо поднял подбородок. Тяжелый вдох и выдох. Уголки губ будто неуверенно, подергиваясь, начали растягиваться по лицу, как собачка по молнии. Мертвые глаза сменились ехидными, а натягивающаяся улыбка всё больше начала походить на лисий оскал. И вот так крепко сжатая рука с грустью освободилась. Изменения в лице начали происходить и у девочки. С надежды на страх, с слёз жалости на ручьи боли. Очень по знакомому она упала перед ним около своего подъезда. Его лицо резко вернулось в норму и Волх протянул к ней руку. — Три из трёх. Не быть мне комиком, — сказал он, выдавая себя нервной интонацией. — Не подходи, ублюдок, — ее рука вытащила из сумки кухонный нож и направила остриё к нему. Оно трясется, но метит прямиком в область лица. — Ты, конечно, правильно взяла что-то для самообороны, что не закончится, но... — Заткнись! Только пожалуйся, ничего не говори! УХОДИ ИЗ МОЕЙ ЖИЗНИ — Дай мне... — ХВАТИТ! — она направила нож к шее, — Ты этого добиваешься?! Понял уже сам, куда стремится дорожка из шрамов, да?!. Раз я не смогла стать той, кого ты полюбишь... то хоть мечту твою выполню...Замах руки в область своей же шеи.
Только это успел заметить Волх перед тем, как закрыть глаза, развернуться и побежать дальше. Снова та же не одинокая темнота. Слышно только быстрый неровный топот и раздирающий писк в голове, отдающийся от боли в ноге. Через метров двадцать носок снова зацепился за бордюр, врезав им по сломанному пальцу. В этот раз кроссовок порвало окончательно. Падение было настолько неудачным, что рана от бедра пришлась ровно на металлический забор. Никчемный уже отпустил все сдерживающиеся крики. С болью через его рот выходила и ярость. Только страшнейший урод из самого дна океана может так сотрясать фундамент домов одним тяжелым, как сама жизнь, рёвом. Вдох и фасады начали крошиться от следующей волны. Только руки сжимали не рану. Они будто пытались вырвать рёбра с корнями. Две кисти крюками вцепились в землю, чтобы поднять остатки себя. Голова уже не поднимается, а свисает вниз. Но глаза будто не опустить и якорем. Выглядывая будто из подтяжка, они зафиксировались в одном направлении. Зрачки хищно сузились, а полуголые ступни еле толкают под собой планету, продвигаясь вперед. На каждый пройденный метр, казалось, приходилось по часу. Даже несдвигаемые глаза Волха поняли, что в них успели попасть и лучи заката, и луны, и... Уже рассвет? А вокруг всё сменялось подобно фоном из старых мультиков. Снова и снова: коробковидные монолиты девятиэтажек словно пронизывало единым разлагающимся заборчиком без края. Даже признания мелом на асфальте уже кажется оставляет одна и та же пьяная рука, меняя имена. Складывается впечатление, что этот старатель просто не находит взаимности и пробует снова без остановки. Людей нет, нелюдей тоже. Складывается впечатление, что шарканье ног и редеющий стук единственного сердца — последняя зажеванная пластинка. Даже в голове ни одного сверчка сомнения. Глушь. И прямой взгляд. Вот впервые за марафон глаза решились очиститься от пыльцы ржавчины смешанной с потом. Веки тяжко хлопнули, но с их открытием лоб встретила дверь подъезда. *Поднимись уже. Тебе не сбежать от меня, Волх* Он простоял так еще около часа, не отрываясь от стены зрачками. И вот первый взгляд вниз раскрыл для него тайну того, что кроссовок нет на обеих ногах. И уже давно. Ступни истёрлись в кровь. Бордовый смешался с серо-бурым от дорожной грязи, явив свету рвоту сумасшедшего художника. И глядя на это мертвое дыхание униженного жизнью, впервые сменилось на слова. — Боли нет. Только... Что-то начало бурлить в нем. Из глухоты в области желудка начал поднимался этот плотный навар, состоящий из постоянных ехидных выкриков и насмешек в его адрес, что звучали в голове столько лет.Бурление нарастает.
Сквозь печень прошло то, что невозможно не запивать ликёром, через легкие - каждая отдышка после побегов от этого, сердце... Ударило громко один раз. В знак памяти всем предыдущим ударам по Волху.Нарастает.
Через глотку, что приняла столько горечи. И вот этот шум оставил в глазах картину улыбки Волха. Как нарисованную. Ведь... не удавалось настоящей ярости разлиться по его лицу так честно. И вот тяжесть миллионов выкриков начала выдавливать его мозг, вцепившись в уши. На предплечьях и уже красном от злости лице вспухли вены. Пульсирующая рука вырвала подъездную дверь. Каждый шаг по лестнице тяжело отдавался эхом по пролетам, давая знак приближения. Дверь всё еще распахнута, а вдали черноты коридора видно синие лучи через створ приоткрывшейся двери справа. Финишная прямая. Он проскочил в нее резво. Почти с азартом марафонца.Девочка.
Красивые длинные кучерявые локоны и хищная улыбка до ушей. Фигура у нее хороша и личико ухожено. Будто женская копия Волха, но... красивая. Руки будто так и тянутся поскорей оторвать чужие предплечья. Милашка сидела на диване, закинув ноги, заныривая рукой в пачку чипсов, бросая их горстями в пасть и не отрываясь смотря с чавканьем в тонкий огромный телевизор. На нем дублировался вид с глаз Волха. — ТВАРЬ! ОТПУСТИ МЕНЯ! Девочка остановила руку с чипсами прямо у острых клыков. Голова повернулась к мужскому силуэту, но точное направление взгляда невозможно было опознать. Её глаза алые, как кровь. Только отблеск от телевизора можно спутать со зрачком. Чипсы вернулись в пачку и со змеиной грацией, потягиваясь от долгого пролёживания, она подошла впритык к Волху. Их зеркальные носики даже слегка потерлись друг о друга. Она кажется, вот вот поцелует его. Или лизнет. Она начала шевелить губами, но звук продолжал идти из головы. *Называй меня, пожалуйста, Лизз. Да, когда ты назвал меня мамой, у меня даже что-то ёкнуло. Это так мило, сладкий, но... Меня... Зовут... ЛИЗЗЗЗЗ* — ЗАЧЕМ ТЫ ТАК ПОСТУПИЛА С ИРИС, КОГДА ОНА БЫЛА МОДЕЛЬЮ? ЗАЧЕМ ТАК ЖЕСТОКО ОБОШЛАСЬ С ТЕМИ БАНДИТАМИ? ЗАЧЕМ ТЫ ДЕЛАЕШЬ ВСЁ, ЧТОБЫ НЕНАВИСТЬ ЛЮДЕЙ К ТЕБЕ ДОСТАВАЛАСЬ ТОЛЬКО НА МОЮ ГОЛОВУ? ЗАЧЕМ ТЫ, БЛЯТЬ, МЕНЯ СОЗДАЛА В СВОЕЙ ГОЛОВЕ, ТУПАЯ ТЫ ЖЕЛЧНАЯ СУКА?! *МЕНЯ ЗОВУТ ЛИЗ!.. Ах ты храма пьянь! Посмотри, что ты сделал с нашими дивными ногами... Я ТЕБЯ ЗАЩИЩАЮ!.. Сам знаешь. Мы все тут проявление собственных противоположностей. Ты - моя жалость, а я... противоположность того безынициативного, что сидит в комнате напротив больше 10 лет и что-то печатает, глядя на нас. Что с бандитами? Незачем было пытаться мной управлять и заменяться по среди твоего избиения. Что с девкой? Она, как и другие виновата...* — В ЧЕМ ЖЕ? *Ты тупой? Они все виноваты в его боли. В нашей боли! Я одна тут вас защищаю. Не видишь, дебил, что весь мир сопротивляется твоим попыткам? Я говорила тебе давно. Перестань что-либо чувствовать... Растворись в безразличии к ним... К упрёкам... к желчи... тебя все ненавидят...* Продолжила она убаюкивающе в сторону того... Чье имя похоже на ветер.. Как там... *Зайка... Иди к маме под одеялко... Только я тебя оберегу... Бежать некуда...... Только я тебе не прохожий...............******
Из подъезда выскочил, как с обложки, парень. Ухоженные вьющиеся локоны, как листья клёна из черного золота, подчеркивали счастливую улыбку. Глоток весеннего солнца прямо толкал на свершения, но этому помешал золотистый ретривер, который полез ласкаться к пареньку. Поводок держала пожилая пара, но они не были против, что хороший мальчик чешет за ухом такого же. — Новенький у нас, милок? Я всех тут знаю, приметила бы такого, — с улыбкой спросила доброго лица бабушка в платке. — Очень уж давно не приезжал, бабуль. А могу ли поинтересоваться, тут сейчас всё также алкаши да шпана ошивается? Стройный дедушка с гладкой лысиной и в пиджаке в этот момент оторвал взгляд с растущего у подъезда ириса и гордым опытным голосом возразил: — Нет. Я их сам тут повыпинывал всех. Одному даже не сдержался - бутылку в голову швырнул. — Ааааа... Понятно. Красиво тут стало.... Кстати, а как вашего красавца зовут?И в правду... Как там его...