pity.

- Дазай! Дазай едва успел обработать зов своего имени, только резко повернул голову - как раз вовремя, чтобы увидеть, как враг устремляется к нему. Что ж, это было примерно то, что он рассчитал, и всё же Дазай подумал, что это интересно - то, что противник попытался атаковать вместо Чуи его. Возможно, это потому что находиться на расстоянии менее чем в шести футах от Чуи было абсолютно невыносимо для всех, не только для Дазая. Боже, Дазай ненавидел этого парня. Но что он ненавидел больше всего на свете, так это боль. После резкого удара в грудь Дазай получил её в изобилии. Удар выбил воздух из его лёгких, отбросив шестнадцатилетнего юношу на несколько футов назад. Это было совсем не очень приятно, как быстро решил он. Боевые кличи напарника были потеряны для его ушей, пока он приходил в себя - что означает, он просто лежал на земле, задаваясь вопросом, стоит ли подъём того. Приняв решение, что нет, подниматься не стоит, Дазай издал тихий фырк. Может, Чуя сможет справиться со всем этим, пока он вздремнёт. Да, прямо сейчас дремота звучала неплохо. - Поднимайся, ублюдок! Как оказалось, Чуя, похоже, не хотел позволять Дазаю вздремнуть на полу склада, превращённого в поле боя. Позорно с его стороны, серьёзно. Быстрого пинка в бок было достаточно, чтобы заставить Дазая слушать, что бы там ни говорил желающий-быть-руководителем. - Чуя, это было подло. Как у кого-то с такими маленькими, короткими ногами может быть такой резкий удар? - Дазай жаловался бесцветным голосом, но неприязнь к рыжему была очевидна в его тоне. - Заткнись, мать твою. Чуя закатил глаза и приподнял ногу, как будто собирался нанести ещё один удар по рёбрам Дазая, но руководитель откатился в сторону как раз вовремя, чтобы избежать второго удара. В конце концов, Чуя всегда был так предсказуем. - Не так разговаривают с тем, кто возглавил всю эту миссию, - Дазай зевнул, когда встал, используя ноги, чтобы подняться обратно в положение стоя, игнорируя резкое жжение в груди. - Тебе действительно стоит поучиться уважению к начальству, - Дазай замолчал на мгновение, прежде чем ухмыльнулся. - Разве не так, собачка? Выражение лица Чуи было настолько занимательным, что Дазай хотел бы, чтобы у него была фотографическая память, только для того, чтобы он мог собрать всё возмущение и оскорблённость, выраженные на лице Чуи в этот момент. Тот выглядел так, будто не был уверен, что хочет сделать, застрял между желанием попытаться ударить Дазая кулаком или пнуть его ногой. Впрочем, Дазай знал, что Чуя размахнётся своим левым кулаком ровно через пять секунд, после того как выпустит инстинктивный «хааа??» шум. Каждый раз это было одно и то же движение, с некоторыми указанными вариациями: иногда это было шесть секунд, иногда вместо этого был взмах ногой, но в целом в глазах Чуи каждый раз была одна и та же реакция. Дазай никогда бы не смог устать от этого. Хотя, похоже, от этого устал Чуя. Парень с огненными волосами остро и враждебно смотрел на Дазая, как будто само его существование было оскорбительным. Однако эмоции в голубых глазах изменились, когда его зрачки слегка опустились вниз, глядя на чужую грудь. Дазай инстинктивно прижал руки к себе, как будто ему нужно было держать свой торс в клетке от посторонних глаз. Это была его вторая натура вне зависимости от обстоятельств. Никто не должен был узнать. - Ты ранен. Дазай моргнул. Посмотрел вниз. - Да, - безучастно согласился он, глазами цвета ириса наблюдая за тем, как на белой ткани его рубашки расцветает, расползается тёмно-красный. Это могло оказаться немного проблематичным - рана располагалась в верхней левой части его груди. Что бы ни было тем, что порезало его, оно прорезало рубашку и слои бинтов под ней. Это не показало многого, кроме самой раны и нескольких сантиметров кожи вокруг неё - и много его крови, конечно. Не могло быть худшего места для Дазая, чтобы получить рану перед мафиози; особенно перед мафиози, являющимся человеком, которого он ненавидел больше всего на свете - Чуей. - Выглядит не очень хорошо, - прокомментировал более низкий подросток, голубые глаза сосредоточились на ране. Дазай чувствовал себя некомфортно, когда чей-либо взгляд был слишком долго направлен на его тело, и он почувствовал себя на грани под пристальным пустым взглядом Чуи прямо на верхнюю часть его торса. Прямо там, где... Изворачивание было тем, в чём Дазай был абсолютно лучшим, помимо манипуляций и непредумышленного убийства. - Ты выглядишь не очень хорошо, - парировал Дазай, смещаясь так, чтобы суметь потянуть край своего фирменного плаща, дабы прикрыть рану как можно лучше. Как бы сильно он ни не любил Мори, плащ был хорошим дополнением к его одежде с точки зрения утаивания. - С другой стороны, ты никогда не выглядишь хорошо. Короткий и уродливый. Что за бесполезное существование, - сказал Дазай обычным тоном. Он не мог позволить себе выглядеть так, будто ведёт себя иначе. Чуя посмотрел на него с оскорблённым выражением лица, нахмурив брови, когда он открыл рот, чтобы что-то ответить Дазаю. - Кто-то думает, что он сегодня в чёртовом ударе, ха? Только потому, что ты... В этот момент Дазай перестал слушать - на какое-то время в его костях поселилось небольшое облегчение. Возможно, Чуя оставит это и позволит Дазаю разобраться, как он всегда разбирался со всеми своими ранами - хотя в основном это было из-за того, что большая часть всех ран Дазая была нанесена им самому себе. В целом миссия завершилась достойно: Чуя как обычно выбил дерьмо из противника, пока Дазай собирал фактическую информацию, вокруг которой была сосредоточена вся цель миссии. Дазай бы скорее умер, чем признал это вслух, но Чуя сделал время выполнения миссий самым коротким из тех, что когда-либо существовали. В этом смысле он был полезен - как служебная собака. На самом деле, будет ли Чуя считаться служебной собакой или пастушьей? Подумав об этом мгновение, Дазай остановился на служебной собаке просто потому, что пастушья собака в любом случае считается служебной собакой. Так или иначе, это не имело значения, он всё ещё был маленьким питомцем Дазая. Дазай мимолётно пожелал вместо этого получить кота, пока оба шли в направлении своего нового пункта назначения. - Ты точно истекаешь кровью, кусок дерьма. В раздражающем голосе Чуи был намёк на беспокойство, прикрытый общим фальшивым мне-наплевать-но-я-просто-заметил тоном. Почему его питомец должен быть таким чертовски любопытным? - Ах, у тебя рабочие глаза! Это хорошо для служебной собаки, знаешь ли. Ты не был бы очень полезен, если бы не видел, - Дазай посмотрел на него скучающими глазами. - В конце концов, ты когда-нибудь слышал о слепой пастушьей собаке? Один призрачный взгляд вниз, на собственную грудь, подтвердил опасения Дазая. Такими темпами его рубашка промокнет насквозь; давление от неразрезанной части бинтов, плотно обмотанных вокруг его торса, усиливало кровотечение из раны. Дазай привык к удушающему сдавливанию бинтов вокруг его груди, но, похоже, они усугубляли любые полученные им травмы. Превосходно. Отлично. Что ещё больше усугубляло положение - разрыв бинтов постепенно становился всё длиннее. - Я серьёзно, говнюк, - съязвил Чуя в ответ, впиваясь взглядом в руководителя, прежде чем его враждебный взгляд смягчился - только на миллисекунду - при взгляде на грудь Дазая. - Ты пойдёшь в лазарет, как только доберёшься до штаба, дерьмовый Дазай, - решил он, будто у Дазая не было выбора в этом вопросе. Это вызвало у Дазая вспышку возмущения. - Сказал кто? - с издёвкой спросил Дазай, натягивая плащ на грудную клетку, как будто это могло скрыть тот факт, что его рубашка теперь была больше красной, чем белой. - Ты? Ты думаешь, что можешь мне приказывать? Это смехотворно для кого-то вдвое ниже меня. Он решил, что шутка о росте была хорошим уколом в этот момент - одно из слабых мест Чуи всегда выводило того из себя. Дазай знал, самым логичным в этот момент было оградить себя ото всех, особенно от Чуи. - Слушай, я понимаю, что ты хочешь сдохнуть или что бы ни, но не надо... Впрочем, мне всё равно. Делай, что хочешь. Я надеюсь, ты всё равно умрёшь. И я всё ещё расту, чёрт возьми! - прошипел Чуя. Вау, он действительно носил свои эмоции на лице. Дазай задался вопросом, сможет ли Чуя когда-нибудь манипулировать кем-то. Вероятно, нет, решил он. - Хорошо. Теперь, когда решено, что ты уступаешь мне во всех отношениях, особенно в росте, я иду домой, - беспечно сказал Дазай. - А что с бумажной работой, мудак? - похоже, пока что Чуя отпустил тему раны. - Бумажная работа? Это твоя забота, - сказал Дазай сквозь шум жалоб своей собаки. - Я - руководитель, заниматься бумажной работой - это для таких низких собачек, как ты, да? Он говорил снисходительно, как будто Чуя был не способен понять его, если бы он не говорил с ним, как с ребёнком. - Пока, Чуя! - крикнул Дазай, направляясь в другую сторону от Чуи. - Пошёл ты! Я так сильно тебя ненавижу!

***

Звук пулемётного огня бледнеет по сравнению с обстрелом дождевой воды металлической крыши грузового контейнера, нерешительно называемого домом. Дазай задавался вопросом, было ли эхо бьющего по контейнеру дождя источником мигрени, искажающей его мысли и рвущей череп напополам, или это было из-за того, что он был проклят провести весь этот день с Чуей. Тупая, но всё ещё жгучая боль, исходящая из его груди, напомнила ему о другой возможной причине, по которой его череп ощущался так, будто его раскалывают. Дазай боялся этого момента. Проворные пальцы слегка дрожали, когда их кончики задели край бинтов. Одно резкое движение, и он сможет распутать весь комплект на своём торсе. И всё же он колебался. Честно говоря, Дазай не видел рану с того дня, как получил её и вернулся домой, очистил дрожащими руками и немедленно замотал обратно. Возможно, это был образ мышления «не вижу - не думаю». Дело не в том, что Дазай думал, что всё просто волшебным образом исчезнет само по себе, но в большей степени он надеялся, что процесс исцеления пройдёт гладко, и ему не о чем будет беспокоиться. Оглядываясь назад, это было довольно наивно. Он знал, что это так. Однако когда Дазай отвернул испачканную ткань повязки, он осознал, что ужасно недооценил, насколько всё плохо. Он был встречен видом воспалённой кожи и зелёно-жёлтой корки, вызвавших гримасу на его губах. Как бы он ни хотел, чтобы его глаза могли просто сосредоточиться на самой ране, он не мог не чувствовать подавляющее, невыносимое чувство неправильности, когда наблюдал за собой. Почувствовав, как волна тошноты стягивает его желудок, Дазай резко поднял взгляд на голую металлическую стену напротив него. Пристальный взгляд на металл. Вдох. Вдох. Это то, чем была его проблема в первую очередь, когда он приближался к ране. Он не мог смотреть на свою обнажённую грудь без погружения в глубины места настолько неправильного, что он чувствовал, будто тонет в горячей кипящей воде. Когда он был перевязан и одет - он был в порядке. Он мог отделить это от себя, отделиться от этой части себя. Никто не знал, следовательно, её, этой части, не существовало. Но в такие моменты, когда был только он и холодная металлическая стена, прижатая к его спине, он не мог убежать от этой части себя. Это было похоже на паразита в его мозгу, пожирающего любую надежду когда-нибудь стать мужчиной. То ли из-за ледяного воздуха, то ли из-за дисфории, начинающей душить его, всё тело Дазая начало дрожать. Он провёл большую часть своего существования в состоянии эмоционального оцепенения, находя развлечение только в страданиях или причинении неудобства другим. Единственные моменты, когда он не находился в состоянии эмоционального оцепенения, были такими, как эти; подавляющими и всепоглощающими. Может, было бы лучше, если бы он оставил рану в покое и позволил инфекции взять верх, скончался от неё. Он мог держать рану перевязанной всё время, забыв о двух кусках плоти, проклявших его грудь, до самого момента своей смерти, потной и бессвязной. И одинокой. Дазай наклонил голову назад, прислоняясь затылком к ледяной металлической стене. Вибрации дождя сотрясали его череп и усиливали головную боль. Его глаза сверлили дыру в потолке. Грудь поднималась и опускалась с каждым вдохом и выдохом. После ещё нескольких секунд попытки ухватиться за остатки нормального психического состояния, взгляд Дазая снова вернулся к раздражённой ране на его груди. Он потянулся к звуку дождя, как к своему единственному компаньону, и провёл пальцами вдоль убогих струпьев. Кожа вокруг пореза горела огнём, соответствуя ярко-красному цвету, которым она обладала. Дазай попытался максимально сфокусироваться только на травме. Землистые глаза утратили всякий блеск. С момента инцидента прошло всего несколько дней. Как всё стало так плохо? Изнеможение начало стягивать веки Дазая, но в меньшей степени от сонливости и в большей от «потерять сознание». Он медленно моргнул. В его теле было что-то вроде общего недомогания, и дождь ощущался почти как подходящий саундтрек. Дазай медленно, вяло повернул голову, чтобы посмотреть на то крошечное количество запасов, которое он собрал для себя: наполовину пустую бутылку перекиси водорода, треть рулона бинтов, немного медицинского клея и несколько ватных дисков. Он дрожащей рукой потянулся к бутылке, но увидел свою грудь на периферии и почувствовал небольшую тошноту. Он не понимал, почему так плохо именно сегодня. Это всегда накатывало невыносимыми волнами, но сегодня всё очень плохо. Как так получилось, что он мог днями быть в порядке, но сейчас он облажался? Ты не сможешь продолжать это вечно. Дазай тяжело сглотнул, прежде чем закрыть глаза: я знаю. Я знаю. Чуя узнает. Закрытые глаза Дазая зажмурились ещё сильнее, волосы на его теле встали дыбом от этой мысли. Нет. Чуя не должен был узнать. Чуя использовал бы это против него, превратил его жизнь в Ад. Чуя рассказал бы всем в мафии. Он, вероятно, называл бы Дазая девочкой при каждом удобном случае. Дазай мог слышать это в фирменном раздражающем голосе парня: - Ты ведёшь себя как девчонка. О, погоди, это потому что ты и есть девчонка, - вероятно, сказал бы ему Чуя. Глупая элементарная школьная колкость, которая превратила бы внутренний монолог Дазая в истерическую ненависть к себе. От Чуи это ужалило бы больше, чем от кого-либо другого в мире. Это действительно было несправедливо. Это было несправедливо вообще. Дазай никогда бы в этом не признался, но он испытывал огромную тошнотворную зависть каждый раз, когда смотрел на Чую. Чуя был таким красивым, каким может быть только мальчик. У него было абсолютно всё, что хотел Дазай. Он мог иметь длинные волосы и быть в порядке. Он мог быть низкорослым и быть в порядке. Он мог иметь раздражающий громкий высокий голос и быть в порядке. Его мужественность никогда не подвергнется сомнению. Дазай ненавидел тонуть в жалости к себе. Жалость к себе никогда ничего не давала. Она никогда ничего не делала лучше, и всё же он был здесь. Он был здесь, желая, чтобы он просто родился правильным. Если бы он только мог продолжать барахтаться, упиваться ненавистью к себе в одиночестве. Тяжёлый щелчок металлической двери, закрывающей грузовой контейнер, и скольжение её открывания. В тот же миг Дазай за долю секунды принял решение дотянуться до своего заряженного пистолета в нескольких футах от себя. Щелчок снятия с предохранителя, и его вторая рука потянулась, чтобы как можно лучше прикрыть грудь. Вне зависимости от того, кто это был, он должен был застрелить их. Никто не мог видеть его таким. Дазай нажал на курок, не заботясь о том, в кого попадет пуля. Кто бы это ни был, он должен был умереть. Они должны были умереть. Никто не мог увидеть. Никто не мог увидеть. Никто, чёрт возьми, не мог увидеть. - Дазай? Блять! Ты мог убить меня, ублюдок! Это был Чуя. С лица Дазая исчезли все краски. Его рука сильно тряслась сейчас - заметный звук дрожащего пистолета. - Убирайся, - прошептал он, его голос сорвался. - Выметайся к чертям! - закричал Дазай с наибольшими эмоциями, которые он когда-либо вкладывал в свой голос. Дерьмо. Его голос поднялся на октаву на слове «чертям», снова погружаясь в тот тон, который он поклялся никогда больше не использовать. Он звучал как грёбаная девочка-подросток, когда закричал, и ему смутно захотелось проблеваться. Дазай слышал... Нет, он чувствовал своё сердцебиение в ушах. Его зрение было расплывчатым, и он чувствовал, что вот-вот погрузится в бесконечный Ад паники. Что он теперь должен делать? Дазай медленно моргнул. Чуя стоял там, его глаза были плотно закрыты, а рука протянута к Дазаю, предлагая ему... Его куртку. Куртка Чуи была придвинута к нему, повиснув в его слегка сжатом кулаке. Как будто это было какое-то подношение, компромисс. Дазаю пришлось бы положить пистолет, всё ещё направленный в голову Чуи, чтобы взять её. Чуя закрыл глаза и отвернулся. Дазай мог выстрелить в него прямо сейчас, и Чуя не смог бы остановить пулю, если бы Дазай коснулся его. Он мог убить Чую прямо сейчас, уложить его в могилу и сохранить свой секрет в безопасности. Если бы Чуя умер, это открытие тоже умерло бы вместе с ним. Раздался мягкий лязг, когда Дазай опустил пистолет на пол. Дрожа всем телом, он протянул руку и схватил куртку рыжего. Дрожащими руками он накинул её на себя, прикрыл себя ею, и Чуя нерешительно повернулся, собираясь открыть глаза, прежде чем замереть. - Можно... Могу я... - Я думал, я сказал тебе убираться к чёртовой матери, - сказал Дазай самым стабильным голосом, на который был способен. Чуя воспринял это как ответ, открывая глаза. - Какого дьявола ты не сказал мне, - прошипел Чуя, и прежде чем Дазай успел ответить, он продолжил говорить, - что твоя рана инфицирована? Мне пришлось понять это самостоятельно. Это. Что? Дазай безмолвно уставился на Чую. - Я пришёл проведать тебя, потому что ты выглядел сегодня чертовски больным. Ты едва мог передвигаться, не выглядя как старик, которому нужна трость. А ещё ты потел как собака, глупый ублюдок. Чуя был тупым? Дазай начинал думать, что это так. Это была идеальная возможность, чтобы причинить ему боль. Это была идеальная возможность сделать самый большой выпад против Дазая, который Чуя когда-либо сможет сделать за всю свою жизнь. Это была уникальная возможность ударить Дазая в единственное место, где этот удар разрушит всю его защиту и медленно убьёт его изнутри. Других слабостей у Дазая не было. Эта была единственной... - Так что я подумал, что он, вероятно, нуждается в каких-нибудь антибиотиках, потому что чертовски тупой... Он. Чуя по-прежнему называл его «он». - И я подумал про себя, этот ублюдок - независимый, упрямый кусок дерьма, так что лучшее, что я могу для него сделать, это просто бросить в него антибиотики, назвать дерьмовым и уйти, - Чуя бросил полиэтиленовый пакет к ногам Дазая, и предметы внутри немного загремели от удара. - А теперь прошу простить, идёт дождь, и я хочу домой. Дазай взглянул на полиэтиленовый пакет на полу. Как Чуя и сказал, там было несколько видов антибиотиков, от мазей до таблеток. Рядом с лекарствами помимо прочего были новые рулоны медицинских бинтов и медицинский клей. Среди всего этого был шоколадный батончик - любимый вид Дазая. Это было похоже на то, как будто Чуя пошёл в аптеку и купил всё, что, как он думал, могло помочь. Более низкий подросток развернулся и с фырком направился к двери. - Чуя... Подожди. Дазай выглядел таким же удивленным, как и Чуя - как будто он не ожидал, что слова вылетят из его собственного рта, больше, чем Чуя. На мгновение между ними воцарилась тишина. Не настоящая тишина - с невероятно громкой грозой, обрушившейся на грузовой контейнер на заднем плане. Чуя понял.

***

- Ты планируешь использовать это против меня? - тихо спросил Дазай, откинув голову на стену, пока Чуя осторожно зашивал вновь открытую рану на его груди. Рыжий был так близко к нему, глаза пристально следили за выполняемой руками работой. Дазай не мог смотреть на себя, но он мог смотреть на ярко-оранжевые волосы Чуи. На этом было намного легче сосредоточиться, чем на чём-либо другом. Это был первый раз, когда Дазай заговорил с тех пор, как Чуя начал ему помогать, и рыжий приостановил свои движения. - Эй, дерьмовый Дазай, на самом деле у меня для тебя есть встречный вопрос. Дазай безучастно смотрел на стену в нескольких футах впереди него. Его молчание было ответом. - Что за херня, - сказал Чуя так спокойно, как только мог, но был скрытый гнев, который заставил его голос дрожать от негодования. - Какой я, по-твоему, человек? - закончил он, подняв глаза и взглянув Дазаю в лицо. Дазай посмотрел ему в глаза. Мимолётная вспышка удивления мелькнула в его глазах, прежде чем исчезнуть так же быстро, как и появилась. - Самый невыносимый, - тихо сказал он, но в его голосе не было укола - он устал. - Может, для тебя я такой, - грубовато сказал Чуя, прежде чем заговорить снова. - Но я бы... Я бы никогда не сделал ничего, чтобы причинить тебе такую боль, - это было самым честным и искренним, что Дазай когда-либо слышал от рыжего. - В «Овцах»... - Я не нуждаюсь в благотворительности, как «Овцы», - перебил Дазай. - То, что я позволил тебе помочь мне в этот раз, не значит, что мне нужно, чтобы ты был мягок по отношению ко мне. Я не... Я не хочу твоей жалости. Я не какой-то маленький транс-ребёнок в «Овцах» с глазами лани и дрянной слезливой историей, - сказал Дазай монотонным голосом, отводя свой взгляд от голубых глаз Чуи. - Ты прав, - сказал Чуя после минутного молчания. Его глаза были пронзительными, продолжали пристально смотреть на лицо Дазая, даже когда тот отвернулся от него. - Ты не благотворительный случай из «Овец», - его голос смягчился. - Ты - мой партнёр. Дазай тут же развернулся к Чуе, его глаза немного расширились. Это должно было быть жалостью. Верно? Это должно было быть жалостью. Но Чуя не смотрел на него с жалостью. Нет, жалости не было в его глазах.

|End|