Сигареты

Китнисс вышла из дома, надеясь, что удалось не разбудить мать и сестру, села на ступеньки, опирась спиной на перила. Тяжёлый вздох вырвался против воли, но она постаралась подавить наступающую истерику. С наступлением темноты всегда так. Ты чувствуешь обманчивую безопасность, как будто тебя никто не видит, но глаза у Капитолия повсюду и нельзя об этом забывать, поддаваясь своим слабостям. В попытке отвлечься она скользит взглядом по заснеженной улочке и останавливается на пошарпаной двери чуть дальше, в начале их "элитного" района. После игр они с Хэймитчем практически не общались, хотя дома победителей стояли рядом и их было-то в двенадцатом дистрикте всего три. Когда она вернулась с Питом в качестве главной любви всей её жизни, Хэймитч пожелал им удачи и заперся в своём доме, который, похоже, стал пристанищем всего алкоголя Капитолия, привезённого ему по первому требованию, как бывшему победителю. Китнисс же не начала пить, не закрылась в себе окончательно, даже поддерживала общение с кем могла, хотя не то что бы хотела это делать. Единственный минус, который она вынесла из игр (помимо непрекращающихся ночных кошмаров и въевшегося в кожу страха) это сигареты. Ещё в поезде, кода они ехали в свой дистрикт, в одном из вагонов она наткнулась на Хэймитча. Он не особо церемонясь, только для приличия открыв окно, сидел в жутко дорогом кресле и тушил об его подлокотники бычки. Тогда он только взглянул в её лицо, тяжело вздохнул и, не говоря ни слова, достал из пачки сигарету и протянул ей. Китнисс хотела отказаться, хотела покачать головой (потому что сил на слова не было), но он, словно предугадав, настойчиво дернул пальцами, в которых была зажата сигарета, как будто она не могла его не послушать. И она послушала. Взяла её и даже самостоятельно подожгла, хоть это было и трудно сделать из-за дрожащих рук, села на соседнее кресло, устало откинувшись назад. Что удивительно, всё происходило в полном молчании. Ни у одного не возникало желания начать разговор, да и сидеть в тишине было приятно. Никогда у них не было такого единения, как в этот момент. Ни до, ни после игр. Китнисс дважды моргнула, прогоняя внезапное воспоминание, но взгляд не отвела. Заметила, что на кухне (кажется, это была она) горит небольшой огонёк. Наверное стоило к нему зайти, хотя бы раз проявить инициативу и поинтересоваться как дела. Устало покачала головой и встала, чтобы отойти от окон матери и закурить, но ноги сами понесли её к его дому. Стоит хотя бы взглянуть на него, убедиться что жив, относительно здоров. Китнисс остановилась неподалёку, ступив в сугроб, чтобы из приоткрытого окна её было не очень заметно, а она могла видеть, что происходит внутри. Конечно, различить что-либо в полумраке было сложно, но очертания его фигуры склонившегося над столом она увидела. Как и нож, которым он пытался открыть бутылку. Она усмехнулась (хоть что-то остаётся неизменным) и уже развернулась, чтобы уйти, но услышала приглушенное "блять" и оглянулась. Фигура прижимала левую руку к себе и нетвердой походкой пыталась встать, покачиваясь при этом и грозя нанести себе ещё большее увечье. Долго раздумывать не пришлось, она в несколько шагов преодолевает расстояние до двери и стучит. Успевая только запоздало подумать, что он не обрадуется визиту. Прислушивается, сначала тишина, а потом раздаются шаркающие шаги, что-то падает, она слышит: "Кого там принесло?" И дверь открывается. Китнисс старается не морщиться от запаха алкоголя, который вывалился из дома вместе с его хозяином и спрашивает: — Помощь нужна? Хэймитч удивленно смотрит на неё и видимо собирается послать, но спотыкается на полуслове, потому что она бесцеремонно оттесняет его от входной двери и ведёт на кухню. — И часто ты проводишь ночи под моим окном? - спрашивает, придя в себя и сев на прежнее место за стол. Китнисс только хмыкает в ответ, мол, больно надо, и роется в верхних ящиках в поисках хотя бы базовой аптечки, потому что домой за своей идти не хочется. — Внизу. Она оглядывается, но прислушивается и выдвигает первый попавшийся отсек. Достаëт пыльную коробочку и открывает. — Что ж, можно считать удачей, что ты ещё не перешëл на спирт, - безобидная шутка должна разрядить обстановку. В ответ слышит хриплый смех, который прерывается на кашель. — Пока нет, детка. Она оборачивается и удивленно поднимает бровь, но молчит. Ставит коробку на стол, подносит свечу ближе. — У тебя нормального света нет? Фыркает: — Мне лучше в полной темноте. Китнисс только вздыхает, но не собирается искать выключатель в чужом доме. К тому же немного побаивается увидеть его сейчас, потому что пока ей хватает силуэта растрепанных волос и запущенной бороды, прибавлять к этому пару месяцев запоя совсем не хочется. Она осторожно берёт за руку, которую он до сих пор прижимал к себе и подносит к источнику света, чтобы оценить ущерб. Вроде ничего страшного, видимо, когда открывал бутылку, нож соскользнул и прошёл по касательной. Не глубоко и вена не задета, зря только беспокоилась. — Держи пока так, - говорит, а сама уже берёт какую-то кастрюльку и набирает туда воду. Ставит перед ним и смачивает полотенец. Старается осторожно вытереть кровь, замечая как он морщится от прикосновения к ране. А на вид вроде взрослый человек. — Подуть? - улыбается. — Иди ты. Китнисс усмехается и берется за бинт, пытаясь действовать аккуратно, как Прим, хотя руки предательски подрагивают. Когда работа окончена, она не спешит выпускать его руку. Не знает, что сказать, смотрит на бинт, не поднимая взгляд, почему-то боясь встретиться с ним глазами. Молчание затягивается, и она собирается встать, но Хэймитч крепче сжимает её ладонь, заставляя посмотреть на него. — Может по сигарете? - хриплый голос звучит показательно равнодушно. Китнисс переводит взгляд на его лицо и кивает: — Было бы неплохо, - и всë равно, что у неё их рассовано по курткам огромное количество той же марки. У него они как будто другие. Чтобы найти пачку, Хэймитчу приходится дойти до гостинной. На предложение помощи он только машет рукой (однако здоровой). И Китнисс не остаётся ничего другого, кроме как ждать. Она подходит к окну и раскрывает его ещё шире, хотя на улице холодно. Пусть хоть немного проветрится. Через пару минут он возвращается, относительно твердой походкой, надо заметить, что вызывает у неё непрошенную мысль, столько ли он выпил, сколько здесь валяется бутылок. Но он не оправдывает её подозрений, ударяясь об угол стола и четырхаясь на него. Подтаскивает стул к окну и падает, откидываясь на спинку. — Держи, - так же, как в тот раз в поезде, протягивает ей сигарету. Их пальцы соприкасаются, когда она забирает её. Ещё раз, когда он передает зажигалку. Но когда они закуривают, все напряжение пропадает, и наступает уютная тишина. Китнисс, облокотившись о столешницу, смотрит в окно, Хэймитч смотрит на Китнисс и неожиданно нарушает молчание: — Как там у вас с Питом? Любовь-морковь? - не удерживается от усмешки. А она не удерживается от закатывания глаз. — Ты и сам всë знаешь, зачем спрашивать. Он только пожимает плечами, наклоняя голову и как-то грустно смотря на неё. — Может что изменилось. Она бросает на него косой взгляд. От луны через окно проникает больше света и она видит, что не всё так плохо. Вроде он даже брился. Проходится по скулам, подбородку и ниже на шею и расстегнутый ворот рубашки, но одергивает себя. Боится, что заметил и пытается выкрутиться, говоря: — Выглядишь не очень. И тут же жалеет об этом, потому что слышит в ответ не едкий комментарий, а равнодушное бормотание, мол, что есть то есть. — Ты бы заходила почаще, может, тогда бы повод был привести себя в порядок, - недовольно смотрит на неё, стряхивая пепел прямо на подоконник. — Хэймитч, я.. - тяжело вздыхает. Но он прерывает её: — Я всё понимаю, не оправдывайся. Кому есть дело до спившегося засранца с отвратительным характером. Пытается встать, но пошатывается и она обхватывает его за талию, чтобы как-то удержать равновесие и случайно утыкается носом ему в шею. Пытается отстраниться, но крепкие руки обвивают её талию, пресекая попытки. Она прикрывает глаза и окончательно расслабляется, когда он начинает гладить её по спине. — Может кому-то и есть, - тихо проговаривает, надеясь, что может быть он не услышит, но чувствует его усмешку, когда он зарывается в её волосы и крепче прижимает к себе.