***
Дорогой Ларри... Возможно, в скором времени мой рассудок помутнеет окончательно, и я больше не смогу противиться желанию достать из-под кровати бутылек, который случайно закатился туда давным-давно и уже весь успел покрыться пылью, высыпать в ладонь рыжеватые пилюли с непонятным содержимым и проглотить целую горсть за раз, залив новой порцией дешевого алкоголя, купленного в непримечательном магазинчике за углом. Получилось бы просто охерительное комбо... Раньше я и представить не мог, насколько часто эта идея будет приходить в мою больную голову, и что я буду наслаждаться ею, ведь мне не особо нравилась даже сама мысль о том, что придется изо дня в день глотать какую-то дрянь. От эффекта препарата я становлюсь словно мертвым внутри. Ужас хотя бы реален, он хотя бы мой. Спустя годы мое мнение осталось прежним: не знаю, что может быть хуже пустоты, пожирающей все чувства на своем пути, словно об твою душу затушили окурок сигареты и выжгли огромную дыру, которая со временем разрастается все больше и больше. Боль хочет, чтобы ее чувствовали. Так почему бы не сопротивляться ее желаниям?... У меня не осталось ничего, кроме воспоминаний давно минувших дней. Сколько времени прошло с тех пор, когда я последний раз был в нашей крепости одиночества? Именно так ты назвал тогда деревянный домик на дереве, и он действительно подходил под это описание, особенно, когда на местами прогнившую крышу падали белые хлопья снега, которые ты так не любил. Одним вечером мы стояли на всеми позабытой автобусной остановке в какой-то глуши из-за того, что оба заснули прямо перед прибытием на место назначения. Я заметил, что спустя пару минут поездки тебя начало клонить в сон, и ты чуть не стукнулся лбом о холодное стекло автобуса. Хорошо, что я успел потянуть за край твоей любимой красной куртки. В итоге, ты просто заснул, уткнувшись щекой в мою макушку. На тебя всегда можно было положиться, поэтому немного подумав, я аккуратно положил свою голову на твое плечо, и к моему удивлению, оно оказалось довольно удобным, да настолько, что заснул следом за тобой. Когда мы проснулись, то поняли, что доехали до конечной. Не имея понятия, где мы, ты нервно закурил, кроя матом все на свете, ведь в запасе у нас осталось всего пару ржавых монет, да тусклая надежда на лучший исход, а я стоял рядом, за компанию вдыхая приторный аромат вишневых сигарет, который так полюбился мне, ведь ты пахнешь точно так же. К общей картине добавился неожиданно пошедший снег. А дальше, я получил в свою коллекцию одно из самых замечательных воспоминаний: прекрасно помню, как мило ты сморщил нос из-за снежинки, упавшей на него. Было в этом действии нечто невинное и ребяческое, словно мы вернулись в беззаботное детство. Тогда мы смотрели на все глазами ребенка, и мир казался более красочным, чем он есть на самом деле. Я всегда восхищался не только твоей внутренней красотой, но и внешней: аккуратная родинка под глазом, наверняка мягкие на ощупь длинные прямые волосы, цвета темного каштана, изящные пальцы рук, часто перемазанные масляными красками. Когда твой низкий, немного хриплый смех звучал совсем близко, по телу пробегала волна мурашек, ведь он был наполнен неподдельной теплотой и искренностью, адресованными только мне одному. Пока мы стояли в ожидании проезжающего мимо нас транспорта, кутаясь в слишком легкую для такого мороза одежду, я спросил, почему ты так не любишь снег. Ответа на вопрос я так и не смог вспомнить, но в конце концов заставил тебя полюбить зиму, показав все прелести холодного времени года, окутанного волшебством с частицей чего-то романтичного. В один из дождливых дней моя любовь умерла, оставив лишь горькое напоминание о себе в виде пленочных фотографий, висевших над изголовьем кровати. Я так любил засыпать, разглядывая в полутьме снимки, сделанные на потрепанный фотоаппарат: вот мы, все до единого, собрались отпраздновать Рождество в подвале- Ты, Я, Эш и Тодд. А здесь мы только вдвоем: целый день бесились на фестивале красок, усталые и перепачканные, но довольные. На следующем снимке- тот самый домик на дереве, в котором зародилась моя первая влюбленность. На глаза все время наворачиваются слезы, но я устал их сдерживать. Теперь все расплывается, а соленые капли льются на страницы дневника, приземляясь с глухим стуком. Стало гораздо сложнее выводить букву за буквой. Хочется кричать. Кричать, пока не охрипнет голос, пока голосовые связки не начнут обливаться кровью, но все, что я сейчас могу - лишь молчать из-за подкатившегося к горлу кома. Боль снова хочет, чтобы ее чувствовали, а я все еще не могу признаться самому себе в том, что хранил долгие годы... Ладно... ладно. Дай мне еще немного времени...***
Парнишка отложил дневник куда-то в сторону, встал напротив окна и взял с подоконника кремневую зажигалку, да помятую пачку сигарет. «Ларрины любимые, вишневые...»- Сал ловко подцепил пальцами табачную палочку, обхватил ее губами, и раскусив зубами кнопку, пару раз чиркнул колесиком зажигалки, но та больше не хотела работать. Спустя пару попыток пламя все же появилось, табак начал тлеть, и дым стал сгущаться в легких, обволакивая горло и немного покалывая кончик языка. И стало как-будто спокойно. Выдыхая, Фишеру пришла в голову мысль, которую он был обязан излить на пустые страницы. Мысли... Пожалуй, их было слишком много: как рой, жужжат, не переставая. Поэтому он записывал все, что приходило на ум, и старался описать это как можно точнее и красивее...***
Похоже, я тот еще наркоша. Но наркотики- это не только никотин или еще чего покрепче, ведь есть куда менее очевидные вещи. Например, ты. Мой милый Ларри, ты круче всех наркотиков вместе взятых, и дурманишь не хуже афродизиаков. Ты - мой самый главный, несбыточный наркотик, которым я упивался каждую секунду своей никчемной жизни, и продолжаю делать это до сих пор. Сколько я себя помню, мне всегда было мало того, что происходило между нами, понимал это где-то на задворках сознания, но каждый раз зашвыривал со всей силы чувства далеко-далеко, лишь бы не решиться на такой отчаянный поступок, который может разрушить нашу крепкую дружбу.***
«Блять, пепел за батарею упал.»- почти шепотом выругался Фишер. Он настолько увлекся своим новым занятием, что совсем не заметил, как рука сменила свой курс с пепельницы на батарею. В последний раз затянувшись, Сал затушил окурок о дно подоконника, совсем не обращая внимания на керамическую посудину, предназначенную для этого. Взгляд вновь упал на бутылку спиртного... Нет. Не сейчас...***
Раньше, моим главным страхом являлся алкоголизм. Я не хотел стать таким же, как отец, ведь пристрастие к алкоголю точно не та зависимость, которую я хотел получить. Но все изменилось. Посмотри на меня сейчас... Я стал тем человеком, каких раньше презирал. Мальчишка, который всеми силами сопротивлялся влиянию отца с его ежедневными запоями и командировками, был сожжен без остатка. Такое стало для меня обычными повседневными вещами. Меня это даже частенько радовало - отсутствие людей в квартире успокаивало, и давало душе временную свободу, и я конечно же шел прямиком к тебе, а если быть точнее - бежал на всех парах, лишь бы провести как можно больше времени с тобой. Такое поведение до невозможности жалкое, я аж сам себе противен. Но ты думал иначе. Ты всегда был только за, если я останусь у тебя на целый день, а то и на неделю, и живя бок о бок с друг другом, жизнь потихоньку налаживалась. Рядом с тобой я забывал обо всех тревогах, не думал о том, как бы себя еще побольнее задеть, принижая за то, какой урод стоит передо мной каждое утро в зеркале в ванной, и честное слово, больше всего я ненавидел собственное отражение без протеза. Все лицо покрыто шрамами, а я усеиваю ими собственноручно еще и тело, проводя острым лезвием по мягким тканям. Когда по изрезанным плечам и запястьям стекают капельки воды, я немного напрягаюсь под щиплющими ощущениями. Неприятно. Однажды, ты схватил меня за запястья, и ради шутки прижал мое худое тело к стене, а я не смог удержаться от тихого вскрика, полного боли, ведь ты тогда надавил на совсем свежие порезы. Конечно же, без серьезного разговора не обошлось. Сначала я корил себя за то, что допустил такую оплошность, и даже накричал на тебя, сказав, что не надо жалеть мою "смазливую" мордашку. Но ты ответил совершенно спокойно, заверив, что никогда бы так не поступил со мной. Ты сразу догадался о моей ненависти к себе. В этот день я получил от тебя столько комплиментов, сколько не слышал за всю жизнь в свой адрес. Я был тронут до глубины души, а кончики моих ушей розовели каждый раз, когда позволив снять с меня протез, ты говорил, что я красивый. И это не было наигранно. Совсем. Под твоими словами я расцветал. Но конечно же, радужным дням дано право рано или поздно заканчиваться. Школа. Мы стояли около твоего шкафчика, очередной раз вскрывая шпилькой замок, потому что пароли никто не запоминал. Да и зачем, когда есть такая прекрасная отмычка? Тогда я заметил, как ты на нее смотришь. Как не можешь оторвать от нее своего взгляда, и как не получается скрыть едва заметную ухмылку. В тот момент мой мир как будто рухнул. Все это время я не принимал во внимание тот факт, что ты гетеро. Черт. Я осознал, что у меня с самого начала не было ни единого шанса на успех. Конечно, красота Эш даже рядом с моей стоять не может, ведь только посмотрите на ее походку, на ее личико без единой царапинки, она прекраснее меня во много раз. Что же, думаю, я достоин получить награду "капитан очевидность". Во мне играла ревность всякий раз, когда видел, как моя лучшая подруга пытается флиртовать и заигрывать с тобой. Но... Ты не отвечал ей взаимностью. Меня это ввело в ступор и озадачило. Ты точно замечал, как она делает намеки, но лишь отшучивался, направляя тему разговора в другое русло, с очевидным ответным намеком: «Нет.» Но я не стал задавать тебе вопрос, который волновал меня сутками на пролет. Дурак, опять молчал и молчал, просто напросто молчал. Какой же я трус...***
Сал достал из пыльного склада за потайной дверцей в стене старое радио, наверное такое же старое, как сама Розенберг. Сдув с него пирамидку из пыли, парень сразу же закашлял, потому что вдохнул пыль по самые гланды. «И как только у меня получается попадать в такие ситуации? Я прямо таки вижу, как на моем лбу вырисовываются буквы: Л-О-Х.» - подумал Фишер, едко усмехнувшись то ли себе, то ли доисторической коробке с антенной. Поставив радио на свой излюбленный пожелтевший подоконник, парень еще долго возился, чтобы подключить источник питания, а еще дольше пытался настроиться на частоту без сильных помех. Когда ему это удалось, из динамика послышалась довольно приятная и ненавязчивая мелодия, а через несколько секунд к ней присоединился женский голос, который завораживал своей чистотой. Сал особо не вслушивался в слова песни, ведь мысли были где-то совсем далеко, гуляя по просторам сознания. Вскоре он нажал кнопку выключения. «Хватит... Не пой больше...» Блаженная тишина....***
Дорогой Ларри, я до чертиков люблю тебя. Тебя просто невозможно забыть. Всякий раз, когда я закрываю глаза, передо мной предстает твой образ, настолько четкий, что порой я теряюсь во времени, представляя счастливую жизнь, без всякой паранормальщины и окультизма. Я запомнил каждую деталь в тебе... Всеми словами мира я не смогу выразить, как благодарен тебе за прекраснейшее время, что мы провели вместе. Твоя улыбка отпечаталась у меня в памяти навсегда, а моя душа и сердце принадлежат тебе без остатка. Теперь, я готов. Увидимся на другой стороне, мой дорогой Ларри... PS: (Ты не прав. Ты сильнее, чем думаешь, Ларри Джонсон.)***
«До чертиков люблю тебя... Люблю... Люблю... Люблю...» - еле слышно проговорил парнишка, растянув губы в глуповатой улыбке, а в небесных глазах плескались озорные огоньки светлой надежды. Больше он не будет молчать.***
«Сал, я знаю, что это будет трудно понять. Прости. Пожалуйста, не вини себя и не держи на меня зла. Мне очень повезло, что ты появился в моей жизни. О большем я и просить не мог, чувак. Ты подарил мне вечность... Я знаю, что ты будешь вершить великие дела. Не останавливайся. Продолжай бороться с тьмой. Она приближается. Я слышу её шёпот у себя в голове. ОН становится громче. Я хочу, чтобы это закончилось. Больше не могу терпеть. Ты гораздо сильнее меня. Я люблю тебя, Салли-Кромсали, всей душой. Всегда буду любить. И я очень сожалею, что не сказал тебе этого раньше. Увидимся на другой стороне. Навеки, твой дорогой Ларри.»