Быть влюбленным...

В этих глазах Кастиэль теряется каждый раз, когда заглядывает в них, пытаясь понять Дина и снова узреть его душу. Невероятно чистую и светлую. Слепящую. Он тонет в темной зелени глаз охотника. Они напоминают ему тихий лес, который к окончанию лета уже темнеет, придавая зелени деревьев, кустов и редких пучков травы приятный глазу оттенок зеленого. Темный и холодный, но все еще живой. Его тянет к нему, словно магнитом. Каждую секунду, испытывая неимоверное притяжение к охотнику, он подрывается, когда слышит в голове его голос. Когда слышит, что тот молиться – ему, призывает к помощи и ждет столько, сколько Кастиэль заставляет его ждать. Его голос хриплый, наверное, от постоянно высокого тона, на котором тот привык разговаривать. Грубый и на первый взгляд, наверное, властный, не требующий отказа или неподчинения. Кастиэль чувствует дрожь в теле, что проходится от кончиков пальцев на руке, до самых перьев на громоздких крыльях, что, придавая еще большую увесистость, становятся больше, когда они дыбом встают. Хочется сорваться и появиться столь неожиданно, чтобы увидеть приятный шок в глазах напротив. Хочется смотреть, не отрываясь от созерцания карих крапинок в зеленых глазах, что напоминают Кастиэлю светлые веснушки, усыпающие все тело охотника. Он это помнит. Помнит каждую темную родинку и светлое маленькое пятнышко, что усыпают широкие плечи, сильную спину, небольшую горбинку носа и ушей. Он рисовал все их вручную, касаясь тыльных сторон ладоней и оставляя на них брызги. Кастиэлю хочется невесомо касаться, оставлять легкие поцелуи на чужих губах и не переставая смотреть ему в глаза. Он пугается этих мыслей. Ему нельзя думать об этом. Рядом стоит Бальтазар. Он смотрит цепко, вглядываясь в лицо его сосуда и пытается рассмотреть в нем что-то новое, то, что скрывается вовсе не в голубых глазах, обветренных губах или щетине. Кастиэль не знает что это. Что-то, что заставляет разливаться нечто теплому в груди, постукивать пальцами, и в момент неловкости не покрываться красными пятнами, а смущенно почесывать кончик носа. Кастиэль отмечает, что, кажется, перенял эту привычку от Джеймса, когда, заглядывая к нему, пытался учиться проявлению эмоций именно у него. Поэтому он спрашивает. Снова углубляется в свое подсознание и, найдя там своего человека, в немом отчаянии вымаливает ответа. Джеймс поднимает уставшие глаза. Кастиэль вспоминает, что каждая его травма отражается не только на сосуде, но и на душе Новака. И он в виноватом жесте опускает глаза, осознавая свою вину. Принимая на себя всю боль и усталость человека, что пожертвовал всем, чтобы Кастиэль смог помочь небесам. Новак усмехается, смотрит цепко и слишком лениво выдает, обрушивая свой вердикт ангелу на голову: - Ты влюблен. Он не остался, чтобы выпить с Новаком чаю, как обычно, бывает. Он замер, неверяще уставившись на человека, пару раз хлопнув ресницами, а в следующую секунду уже и крыльями. Как обычно, и бывает, когда он вновь оставляет Джеймса одного в своем же сознании. Он не хотел слышать именно это. Поэтому услышав за спиной шелест крыльев, оборачивается к Бальтазару и, с полным отчаяньем в глазах застывает, пытаясь передать ему без слов всю безнадежность его ситуации. Бальтазар понимает. Отводит взгляд, рассматривая участок дороги, что освещен фонарным столбом. Молчит, потому что понимает. Всегда понимал. Поэтому, подходя ближе и кладя ладонь на его плечо, выдыхает сипло, будто долго репетировал, силился подобрать нужные слова, а в момент, когда уже пора сказать все в глаза, обрушивая жестокие слова на голову брата и лучшего друга, стушевался: - Кастиэль, ты — ангел. Забудь.