По-взрослому

В просторной квартире около центра Москвы, где-то в самом углу кухни, вскипел серебристый чайник. Из носика, покрытого местами свежей накипью, повалил, клубясь горячий пар; он взмыл сначала под дно навесного шкафчика, а затем, огибая его деревянные края, устремился под потолок. Кнопка включения электрического прибора тем временем выгнулась под напором пружины и издала щелкающий звук. Вода была готова пролиться в стеклянные кружки с пакетиками черного чая на дне, оседая конденсатом на стенках емкостей. Это же и случилось в следующую минуту: мужская жилистая рука, подняв чайник за ручку из небольшого куска пластмассы, разлила воду в две кружки. В одной из них не было сахара совсем, а в другой сахара было аж три ложки. Первую кружку мужчина поставил на стол перед братом, который в это время почесывал появившуюся с вечера щетину, а вторую поставил перед собой, и сам сел за стол. На столе также лежали печенья и конфеты, изюминкой же стал любимый шоколадный торт младшего. — Послушай, Глебсон, — начал мужчина, разбалтывая сахар в кружке. — Ну мы же взрослые люди, давай и вопросы решать по-взрослому. Глеб вынул из своей кружки чайную ложку и положил ее на блюдце, а после отпил горячую и противную жидкость. Чай он не очень любил, предпочитал больше кофе, но он, к сожалению, закончился еще утром. До магазина же было идти слишком уж лень, так что спасался тот самый Глебсон тем, что было под рукой. — Я тебе больше скажу: мы слишком взрослые люди, — к чему была сказана эта фраза младший Самойлов не знал. — Отцепись от меня уже, задрал, ну честное слово. Вадим нахмурился. Спорить с братом было в порядке вещей, хотя этого ему не хотелось. Действительно: они были слишком взрослыми для этого. — Не упирайся, это всего лишь одна песня, — сказал он, беря в руку рассыпчатое песочное печенье и крутя его в пальцах. — От тебя не убудет. — Это моя песня. У меня из-за тебя постоянно убывает. В словах не было ни капли агрессии или злобы — лишь твердость, уверенность и небольшая усталость. — Ко мне тоже, знаешь ли, из-за тебя не прибывает, — мужчина положил таки печенье в рот, а затем повторил слегка неразборчиво: — Проблемы надо решать по-взрослому. — Отсоси — потом проси, — мутные голубые глаза поднялись на карие, в них читался вызов. — раз захотел по-взрослому. Такой наглости Вадим вынести не смог: по кухне разнесся сильных хриплый кашель, часть содержимого рта полетела на собеседника. Глеб лишь презрительно стряс с себя крошки. Старший Самойлов с удивлением посмотрел на брата. Колкий ответ не заставил себя ждать: — А разве у тебя еще встает? Глеб такой наглости тоже вытерпеть не смог: пнул под столом ногу Вадима и нахмурился. Вставало, конечно, с перебоями, но все-таки вставало. Удар был буквально ниже пояса. Не менее колкий ответ не заставил себя ждать: — Сомневаюсь, что встанет на старого жирного деда, но если ты хочешь «Мы под огнем», то придется проверить и постараться. Вадим задумчиво прожевал печенье, запивая его своим любимым чаем, хмыкнул, а потом принял решение. — Значит сейчас ты отрываешь свою задницу и тащишься в магазин за чем-нибудь крепким для старого жирного деда, потому что в трезвом состоянии я заблюю тебе все, что можно и нельзя, — Вадим был уверен, что Глеб и пальцем не пошевелит: слишком уж он был ленив для этого. Его ожидания не оправдались. Мужчина поднялся со своего места с кружкой в руках, вылил содержимое в раковину и добро улыбнулся: — У меня как раз утром закончился кофе, а эту поебень я пить не могу. Так что я пошел. Через пару секунд Глеб стоял в прихожей и лениво натаскивал на себя верхнюю одежду и обувь. Идти, конечно, никуда не хотелось, но было нужно: это игра была на принцип, и, если ее проиграть… лучше, в общем, не проигрывать. Мужчина, закутавшись в свои одеяния и нацепив тяжелые ботинки, покинул квартиру, прихватив с собой ключи. Сбежать у Вадима точно не выйдет. Старший же тем временем, все еще считая происходящее очередной глупой шуткой братца, достал свой телефон и запилил несколько фотографий в свой Instagram, полистал скучающе ленту и даже успел попереписываться со своей молодой любовницей, прежде чем в замочной скважине повернулись ключи и дверь открылась. На пороге был, конечно же, Глеб. Он поставил пакет у двери, разделся, скинув небрежно свои вещи на пуфики, а затем достал бутылку коньяка и проследовал в кухню. — На, — он поставил стеклянную бутылку на стол, а сам сел напротив. — Я пью с тобой. Рюмок нет, но вы держитесь. От мужчины пахло сигаретами и улицей. Видно, был мороз. Вадим задумался о том, что стоило бы переночевать у Глеба. — Прошмандовка твоя когда вернется? — спросил он, инстинктивно поглядывая на настенные часы в серой рамке. — Прошмандовками своих баб называть будешь, — младший открыл таки бутылку и первый отпил. — Не знаю, когда-нибудь. — Значит, я остаюсь ночевать у тебя, — Вадим последовал примеру брата, забрав бутылку из его рук. — На машине я уже не уеду, на такси не хочу. А где Таня вообще? — Я, по-твоему, знаю? Пей давай быстрее и не задавай глупых вопросов. — Хорош муж, да и жена тоже, — Вадим усмехнулся, но пару глотков его сделал. — Чья бы корова мычала, — Глеб снова забрал бутылку и отпил, ставя ее после этого на стол. — Ну, знаешь ли, мы хотя бы следим за жизнью друг друга. Повисла тишина. Глеб спорить не стал, хотя хотел. Чувство разливающегося алкоголя по стенкам пищевода вызывало неприятное стадо мурашек по коже — это всегда так, когда раньше человек пил слишком много. Организм пытался избавиться от отравы как мог, поэтому вызывал ужасные ощущения, чтобы у выпивающего отпадало желание. Но тут даже желания не было — просто надо и все. Зачем это было придумано — не ясно. Ясно одно: где-то через час оба были в нужной кондиции. Запьяневшие глаза Глеба покосились на Вадима. — Ну давай, че сидишь, — сказал он, хлопая по коленке рукой. — как в первый раз, ей-богу. Вадим хмыкнул. Пьяный ум решил, что Глеб сам напросился. Мужчина поднялся и, слегка качнувшись, обогнул стол, поднял за руку брата с нагретого места, а затем одним движением усадил его на стол, опрокидывая пустую бутылку. Глеб удивленно захлопал глазами: он был уверен в том, что старый дед спасует, а тут у него, оказывается, остались силы, чтобы поднять тушу младшего. — Жрать меньше надо, — буркнул Вадим, сразу накрывая тонкие губы Глеба своими и проникая в горячий рот. Младший поддался безоговорочно, но отвечать не спешил — вместо этого слегка укусил язык брата. — Что за прелюдии, Вадик? — Самойлов отстранился. Прелюдии он любил только в том случае, когда есть чувства. — О, уже Вадик, а не старый дед, — мужчина ухмыльнулся. — Давно ты не звал меня по имени. Глеб поджал губы. Он не очень-то любил, когда над ним издевались. — Сам условие поставил, так что заткнись и получай удовольствие, — Вадим, уложив руки на задницу младшего, притянул его пахом к своему паху, а сам опустился к шее. Там в считанные секунды образовывались влажные дорожки от поцелуев, которые опускались все ниже и ниже. Вадик почувствовал, как Глеб немного откидывает голову, подставляя большую территорию. Сильные руки мужчины тем временем забрались под темную футболку младшего, гладили там ребра и совершенно бесцеремонно трогали затвердевшие соски. Грудь Глеба начала подниматься чаще, дыхание стало ощутимым и слышным, ноги, между которых находился его старший брат, свелись, прижимая мужчин ближе друг к другу. Вадим продолжал развратничать: футболка младшего вскоре полетела на стол, а штаны были слегка приспущены вниз. Через несколько минут таких действий Вадим наконец-то приступил к своей задаче. Он снял штаны Глеба, а горячим языком провел по ткани трусов очерчивая заметно выступающий член. Самойлов, закусив тонкую губу, зашипел. — Я тебя сейчас пну, — сказал он, нетерпеливо ерзая на своем месте. В трусах было достаточно тесно, и пока эта теснота там была, нужно было как можно скорее доводить дело до конца. — Малыш, ну нужно же мне как-то развлекаться, верно? Не одному же тебе все плюшки, — Вадим спустил и трусы брата, обнажая детородный орган, истекающий естественной смазкой. Сейчас нужно было переступить через самое главное — рвотный рефлекс. Несмотря на то, что мужчина был нетрезв и голова мало соображала, он понимал, что шанс блевануть Глебу на член был очень высок, поэтому сейчас нужно было быть очень аккуратным. Вадим сначала провел языком по органу от головки и до основания, а после не спеша взял его в рот, заглядывая между тем в глаза младшего. Последний, в свою очередь, довольно простонал, сжимая руками край стола и откидывая голову. Но двигаться как либо все же не стал: сам прекрасно понимал положение старшего, так что пока дал ему привыкнуть. Самому потом не очень хотелось вымывать с себя содержимое желудка Самойлова. Когда же Вадим начал подавать признаки жизни, Глеб мягко толкнулся ему навстречу, снова кусая губы и высасывая из ранки кровь. Старший начал двигать головой сам, втягивая щеки и водя языком по стволу. Получалось, видимо, отлично, поскольку Глеб, запустив руку в волосы брата, начал сам задавать темп, сладко постанывая. Этот процесс не мог длиться вечно, где-то через пятнадцать минут младший ускорился, задышал еще чаще и громче, а вскоре, мелко задрожав всем телом, кончил в рот старшего. Что было дальше Глеб не особо помнил: помнил только, что, когда пришел в себя, старший уже подавал ему вещи. Одевшись и приведя себя в порядок, Самойлов удалился в прихожую. Оттуда он вернулся уже со своим кофе и двумя большими пачками чипсов (с любимым вкусом Вадима). Одной пачкой он шутливо бросился в брата, а вторую оставил у себя. — Заслужил, — сказал он, уходя в комнату. — и песню тоже. Пойдем фильм какой-нибудь посмотрим, что ли. Надо протрезветь. Вадим, выдохнув, отправился за братом. Вадик сегодня очень хорошо поработал: он выклянчил целую песню, за исполнение которой потом Глеб ему ничего не сделает. Более того — никак не прокомментирует подобную «выходку» старшего брата. Фанатам это покажется удивительным, ведь младший Самойлов всегда отстаивал свое творчество. Но данное обещание нужно было выполнять. Все совершенно по-взрослому.