Великая сила любви

      Том еще какое-то время сидел, закрыв руками заплаканные глаза, он тихо шмыгнул носом в надежде, что никто не услышит его. Дамблдор, до сих пор испытывая некоторую неловкость от того, что проявил сострадание, потирал плечи Тома, укутанные в шерстяной изумрудный пиджак. Он и сам ощущал себя неловко впервые за долгое время.       Обычно Дамблдор заявлялся в «Дырявый котел», чтобы известить маггловских детей о поступлении в Хогвартс, он не застревал здесь с первокурсниками и не рассказывал историю их детства, как это случилось с Томом Реддлом. Альбус смутился, потирая узловатыми пальцами плечи мальчика сквозь свой пиджак с длинными полами. Пиджак пах сладкими лимонными булочками: его любимый аромат парфюма, который он нашел в косметической лавке «Сила красоты». Дамблдор никогда не застревал так и не заботился ни о ком прежде, кажется, даже о покойной Ариане и о самом Гриндевальде, который изо всех сил пытался быть самостоятельным и независимым, да и к тому же приучал Альбуса. Кажется, именно с тех времен, вкушая идеи и суждения Геллерта, Дамблдор разучился быть сострадательным и сочувствующим. Однако теперь пророчество Гриндевальда не столько пугало Дамблдора, сколько заставляло сожалеть и желать предотвратить ужасное будущее. Конечно, он все еще испытывал страх перед неотвратимостью, перед общением со скрывающимся Гриндевальдом, но глубоко внутри лелеял надежду о возможности изменить происходящее. Предотвратить жестокость можно лишь добром, лаской и любовью. И он вспомнил, как ему удавалось успокоить Ариану, выходящую из себя колыбельными и сказками, ласковыми касаниями к её плечам и волосам. Свести на нет жестокость в жизни ребенка, из жизни которого буквально выбросили любовь. Дамблдор чувствовал, что движется в правильном направлении: он взял опекунство над Томом, открыл ему счет в банке, он проявил к нему уважение и доброту… И это уже давало свои плоды: мальчик отзывался и был готов отдавать тем же совершенно искренне. Как ярко сияли его глаза, когда он оказался в Косом Переулке, а когда он попробовал морковный пирог.       Том поднял голову, снова шмыгнул носом, потянулся за салфеткой. Дамблдор ему помог, опередив: — Держи, — сказал профессор. — Спасибо, сэр, — просипел Том, вытирая покрасневший нос. — Уже поздно, посиди здесь, я возьму ключ от номера, где я остановился, мы поднимемся туда. — Вы остановились здесь? — спросил Том, удивленно глядя. — Да, здесь вполне неплохая гостиница, и я каждый год, отправляясь к магглорожденным детям, снимаю здесь гостиничный номер. Поскольку процедура это достаточно длительная. А тут, в «Котле» отличные завтраки и горячие ванны перед сном, а еще мягкие кровати. Да и к тому же, я более чем уверен, что ты устал, тебе стоит принять горячую ванну и отдохнуть. Поэтому посиди пока тут и доедай пирог, а я сейчас приду. — Да, конечно… — Том принялся за пирог, шумно прихлебывая чаем с молоком. Дамблдор миролюбиво улыбнулся и ушел к барной стойке, чтобы взять ключи от своего номера. К стойке вышла домовая эльфийка, Мэри, наряженная в белый чепчик и черное бархатное платье: — Привет, Мэри. Я хотел бы взять ключи от своего номера, и внесите, пожалуйста, что в номере будет жить со мной Том Реддл. Я также хотел бы заказать для него горячую ванну перед сном. А мне большой чайник ромашкового чая и пару булочек с корицей. Спасибо. Мери протянула ключи от нужного номера и кивнула: — Хорошо, сэр…       Дамблдор ушел к Тому, улыбаясь. Они подхватили свертки и пакеты с покупками, связки книг и вышли в гостиничный холл с огромным камином, справа от него начиналась широкая деревянная лестница, устланная коврами из тканевых лоскутов: — Нам на четвертый этаж, Том, — сказал Дамблдор с улыбкой, минуя длинные отполированные деревянные столы с лавками в холле.       Том Реддл с покупками в руках резво побежал по лестнице наверх, заставив профессора трансфигурации лишь шире улыбнуться и отправиться следом.       Номер Дамблдора находился в самом конце коридора, увенчанный цифрой 24. Том остановился около двери, тяжело дыша. В свете фитильных ламп было видно, как искрятся глаза мальчика. Когда дверь распахнулась, в номере зажегся свет. Номер профессора был большим и просторным, очень светлым. С большой кроватью: застил из пышного одеяла и высоких мягких подушек под красивым пологом, на подушках лежали белые вязаные салфетки. На полу лежали мягкие дорожки из лоскутов и дорогие персидские ковры с рисунками, напоминающими о востоке. Около окна стоял большой письменный стол с настольной лампой, совиной пустой клеткой, на столе лежали письма, бумаги и ежедневник Дамблдора. Около чернильницы стояла раскрытая коробка лимонных долек. В номере оказался и камин, украшенный статуэтками и старинным гобеленом. Том восторженно ахнул. — Покупки можно оставить на канапе, — сказал Дамблдор, скидывая с ног остроносые кожаные туфли. Обувь сама ушла в угол и залезла на обувную подставку в углу. Том бросил свертки и покупки, завороженно глядя, как мягкие тапочки с пушистыми помпонами сами запрыгнули на ноги к профессору трансфигурации. Том тоже снял с себя свои поношенные и стоптанные ботинки, слегка поёжился, когда стянул с себя обувь: — Неудобные? — спросил осторожно Дамблдор. — Есть такое, они мне большие, а еще сильно стоптались, — мягко заметил Том, перекатываясь с пяток на носочки, оставшись в белых тугих гольфах. — Не дело, конечно, — покачал головой профессор, присев в кресло. Он поправил на крючковатом носу свои очки-половинки и добавил: — Ну-ка, неси сюда свою обувь, — он улыбнулся и подмигнул Тому, словно что-то задумал. И мальчик подчинился и принес профессору свою обувь.       Дамблдор понял, что только сейчас видит, в какой обуви мальчик ходил. Это были стоптанные башмаки, явно большие и потертые. Обувь — недешевое удовольствие для приюта. Дамблдор потер переносицу снова, зажмурившись: — Давай-ка немного поколдуем над ними, — сказал он после недолгих раздумий, вынул палочку из полы пиджака и направил их на ботинки Тома. Мальчик с невероятным любопытством уставился на Дамблдора, полностью готовый опять увидеть волшебство. — Инаниматус Коньюрус, — сказал Дамблдор, медленно касаясь палочкой ботинок Тома, как на глазах ботинки начали трансформироваться в новую и аккуратную обувь. Том Реддл теперь с некоторым ужасом наблюдал, как старая и поношенная обувь становится новой и аккуратной. Как вновь стала мягкой и блестящей кожа, вернув себе черный цвет. Как зарослись на подошве трещины, и как стали чистыми и целыми шнурки, как засверкали в блеске свечей блочки и крючки. — Кажется, теперь твоя обувь стала выглядеть гораздо лучше, Том, — улыбнулся Дамблдор, протягивая обувь обратно мальчику. — Спасибо вам огромное, — мальчик осторожно пощупал свою обувь, явно не веря своим глазам. — Примерь, а я пойду и открою дверь Мэри, она приготовит тебе горячую ванну, — сказал профессор, поднявшись из своего кресла.       Дамблдор в некоторой степени отвык от того, что дети могут радоваться. За летние каникулы он успел соскучиться по детским улыбкам, непосредственному и наивному взгляду больших и светлых десятков глаз, по искреннему, громкому заливистому смеху. По их не всегда опрятному внешнему виду, по теплым детским ладоням и запястьям. По неумелой хватке магического древка, по некоторой неловкости, свойственной детям. И по детским шалостям, которые им так нравилось творить на уроках. Дамблдор искренне любил свою работу в частности из-за работы с детьми. Дети лучше взрослых: они хуже врут и притворяются, они громче и чаще смеются, умеют говорить о всякой ерунде с серьезным видом. Они радуются мелочам. Они радуются магии, соскучившись по ней с каникул, на которых им нельзя колдовать дома.       Мери с шелестом вошла в номер, таща за собой тележку, почти скрывавшую её. На тележке лежали мягкий халат и стопка пушистых полотенец. Тут же стояли странноватые пузатые бутылочки с пеной для ванн. Также возвышался заварочный чайник, а на серебряном блюде лежали булочки с корицей. — Спасибо, Мэри, — сказал Дамблдор, поднявшись с места. Он не стал мешать Мэри и подождал, когда они с Томом ушли в ванную комнату. Сам же зажег с помощью магии камин, подкинул дров и устроился в своем кресле.       Непростой выдался день… И как давно он начал вспоминать про детей, про чувствительность и сострадание? Как давно он сам начал соответствовать тому, что проповедовал другим? О доброте, о любви и сострадании? Дамблдор знал за собой грешок, что зачастую говорил людям о том, чего не делал сам. И Аберфорт нередко упрекал его в этом, особенно после смерти Арианы.       Дамблдор достал из полы пиджака письмо Гриндевальда. С тех пор, как он получил письмо и прочитал его в первый раз, он не расставался с ним, словно боялся упустить что-то важное в общении с Томом. Письмо напоминало ему о том, что писал Гриндевальд. Последний же и не гнушался слов о том, что Дамблдору стоит намекнуть Диппету об исключении мальчишки при любой удобной возможности. Или же написать, где мальчишка живет в маггловском мире, чтобы убить его. Неужели Гриндевальд решится приехать в Британию, чтобы убивать? Приехать туда, где есть Дамблдор? Не страшно ли ему будет? Иначе зачем же он тогда скрывается от него?       Дамблдор зажмурился, потирая переносицу. Он подошел к окну и открыл форточку, глядя, как меркнут фонари на Косом Переулке. И как где-то в паре кварталов еще ютится свет фонарей Ноктюрн Аллеи: кажется, фонари там всегда светят по ночам. И ночью там жизнь только начинает кипеть. Профессор вспомнил, как забрел туда, и увидел тот самый медальон Салазара Слизерина, и как старый кретин Карактак не поверил бедной Меропе. Как медальон Слизерина великолепно сохранился за все время: вероятно, что и остальные артефакты Основателей — не сказка. Ведь когда-то Основатели создали Хогвартс, а значит, что и их артефакты, несущие в себе древнюю магию, могут быть правдой. Интересно, если диадема Ровены Ровенкло способна наделять надевшего невероятной мудростью, то какой силой наделяет медальон Слизерина? Способностью ненавидеть магглорожденных или говорить на парселтанге? А может, видеть в темноте? Тогда, может быть, и Тайная Комната — не такая уж и легенда для вселения страха? А вполне реальная страшилка, как и все остальное?       Дамблдор долго сидел на подоконнике, иногда прислушиваясь к звукам с улицы. После он бросил последний взгляд на масляный, едва заметный блеск, исходящий от Ноктюрн Аллеи, и слез с подоконника. Альбус сел за стол, достал кусок пергамента и принялся писать, обмакнув кончик гусиного пера в пузатую золотую чернильницу:       «Доброй ночи, профессор Диппет. Я успешно встретил и забрал юного Тома Реддла из приюта миссис Коул, вместе мы посетили Косой Переулок и купили все необходимое на выделенные из фонда нуждающихся средства. Завтра Том отправится в школу на Хогвартс-экспрессе. Увидимся завтра утром в Вашем кабинете. С уважением, Альбус Дамблдор».       Дамблдор свернул кусок пергамента и открыл клетку, в которой сидела сова Тома, Каппи. Сова недовольно ухнула, глядя на него одним глазом. И Дамблдор осторожно погладил её по грудке кончиком пальца: — Думаю, ты давно хотела размять крылышки и полетать, — сказал он, помогая сове выбраться из клетки. Профессор мягко размял подушечками пальцев крылья совы и лапки, осторожно привязал к её ноге кусок пергамента и шире открыл окно. Комнату заполнил густой вечерний теплый воздух, Дамблдор глубоко вдохнул и ощутил, как сова жмурится от удовольствия. Её угольно-черные мягкие перья трепал ветер: — Ну вот… Возвращайся поскорее назад, к завтраку. И я угощу тебя мясными обрезками.       Каппи неуверенно взмыла в воздух, махая крыльями, а потом медленно вылетела в окно, явно разминаясь. Меньше, чем через минуту, её силуэт исчез в темноте.       Профессор закрыл за совой окно и подошел к кровати, осторожно расправил её, сам еще раз взбил подушки и переоделся в пижаму: лиловый шелковый комплект с мягким колпачком для сна. — Ванна готова, юный сэр, — сказала домовая эльфийка Мэри Тому. И мальчик благодарно кивнул ей, отправившись в ванную комнату.       Ванная комната была большой и просторной, выложенная светлой глазированной плиткой в цветочек. Здесь была огромная ванная, наполненная облаками пушистой разноцветной пены. Том ахнул от восторга. Около ванны стояло большое зеркальное трюмо в резной позолоченной раме, здесь были и все удобства. Том снял с себя приютские обноски, осторожно повесив их на деревянную напольную вешалку. Рядом на тележке была стопка пушистых полотенец. В воздухе витали ароматы ягод: смородины, малины, голубики.       Реддл залез в ванную, буквально млея от приятного обволакивающего тепла воды и душистой пены. Вода почти полностью скрыла мальчика, и он блаженно закрыл глаза, держась за покатые бортики ванной. Тому до сих пор не верилось в происходящее: как он сегодня покинул приют, чтобы отправиться навстречу чему-то новому, отправиться в настоящий мир, откуда пришла его мать. Он узнал, кто его родители и родственники. Да, недалекие, едва ли они были лучше, чем миссис Коул. И что его предчувствие по поводу факультета Змеи было ненапрасным: он предок Салазара Слизерина, в нем течет его кровь. Древнего змееуста. Вот почему Том может говорить со змеями.       Но и это еще не все… Том погрузился в невероятный мир магии и волшебства сегодня. Он увидел собственными глазами, что Лондон может быть ярким, живым и сказочным. Где люди носят яркие бархатные мантии и остроконечные шляпы, а вместо почтальонов в серых плащах у них есть совы, кошки и жабы. Где люди творят волшебство и живут в мире, окруженном магией. А еще магию, которую сотворил для него Дамблдор. Невероятно.       После ванной Том вошел в номер, застав Дамблдора уже спящим. Профессор явно устал от сегодняшнего дня и хотел отдохнуть, посапывая среди пышных мягких подушек. Том на цыпочках прошел до канапе, где лежали его покупки и свертки. Он осторожно развязал один из свертков и выудил длинную плоскую коробочку, обтянутую черной кожей. Золотое тиснение гласило: Магазин волшебных палочек Олливандера. Том осторожно развязал ленту и раскрыл коробку на своих коленях. На бархатной подушечке лежала его волшебная палочка, похожая на кость и птичий коготь, её белое дерево выделялось в темноте. Том осторожно погладил древко кончиками пальцев, и палочка слегка покалывала пальцы своей энергетикой. Реддл осознал, что раньше он брал в руки ветки и деревянные палки, но эта словно отвечала взаимностью и хотела стать продолжением руки, просилась в пальцы. — Завтра, — усилием воли Том заставил себя закрыть коробку и спрятать. Он тихо подошел к кровати и залез на нее, устраиваясь на краю, укрылся мягким и теплым одеялом. Ощущения от пережитого дня, горячая ванная, мягкая кровать разморили Тома. И через несколько минут мальчик заснул, увидев магическую школу…