Великая сила любви

      Дамблдор еще ранним утром трансгрессировал в Хогсмид, где и решил позавтракать. На удивление, он не испытывал угрызений совести и на это раз, оставив мальчика одного, не дав никаких дополнительных инструкций ребенку по поводу того, как добираться до Кинг-Кросс и попасть на платформу 9 и три четверти. Волшебник ощущал себя по истине исполнившим свой долг верно: неужели то, что он ему дал, недостаточно? Дамблдор, на минуточку, забрал его из приюта, поселил с собой в гостинице, помог все купить к школе, починил ботинки. Кажется, именно так проявляется любовь и забота. И то, что он молча исчез по неотложным делам, это ерунда. Мальчик поймет: работа есть работа. И нечего ему будет обижаться.       Профессор трансфигурации считал работу святым делом, к которому следовало приступать безотлагательно. Вот он и сейчас придумал себе какой-то предлог, что надо еще подготовить кабинет и класс, поговорить с Диппетом за чашечкой чая или за стаканом сливочного пива в «Трех метлах». Поэтому и трансгрессировал без оглядки. Работа когда-то помогла Дамблдору восстановиться после разрыва с Гриндевальдом и его резким исчезновением из его жизни. Наверное, еще и потому что Геллерту никогда не нравилось работать и жить так, как жил Дамблдор сам: по 10 месяцев, а то и почти по году Дамблдор безвылазно жил в Хогвартсе, обучал детей, писал статьи для магических журналов и брошюр в Министерство и иногда помогал знакомым и друзьям дельным советом. И сейчас Дамблдор спешил восстановить этот баланс во вселенной: вернуться туда, где все нормально. Подальше от мальчика-сироты.       Да, профессор взял опекунство над мальчиком. Но теперь в некоторой мере жалел об этом: об излишних обязанностях, о возможных угрызениях совести из-за того, что он недостаточно дает ребенку что-либо, об ответственности и о, вероятно, упущенном времени и возможностях, о любви. Возможно, поэтому и сбежал рано утром, как пес, поджав хвост, схватив вещи и не позавтракав, хотя желудок с утра предательски урчал. А ведь в школе много детей, не один Том. Все дети жаждут теплых рук и улыбок Дамблдора, жаждут его советов и шуток. Не только Том Реддл. Еще вчерашние ростки сочувствия и сострадания внутри Дамблдора были растоптаны им же самим. Как в обиду за то, что «почему вы не всходите так быстро, как я хочу?».       Дамблдору же теперь хотелось как можно скорее начать вести уроки, увидеться с Диппетом и другими преподавателями, увидеть студентов и первокурсников. Услышать школьные звонки на перемену и начало урока, детский смех, увидеть знакомые лица подрастающих волшебников, заметить, как за семестр дети вытягиваются из новых мантий и школьной одежды, которая еще недавно была им как раз. Заметить, как дети влюбляются друг в друга, как магия все больше роднится с ними на уроках, как дети готовятся к экзаменам. Обратить внимание, как кожа младших курсов покрывается прыщиками, а старшекурсников — щетиной. Профессор трансфигурации еще давно понял, что жизнь в Хогвартсе будучи преподавателем — это буквально жизнь затворника. Ты запираешь себя в небольшом мирке, где есть лишь школа, уроки и дети. А по выходным есть Хогсмид. И все. И очень редкие поездки в Лондон, которые Дамблдору не очень-то нравились. Ведь суета Лондона никогда не сравнится с суетой в Хогвартсе. Хогвартса и жизни там более чем достаточно… Достаточно, чтобы не давать плохим мыслям возвращаться к нему и напоминать о болезненном прошлом. О действительно совершенных ошибках, за которые Дамблдор заплатил маленькую цену. Геллерт ничего не заплатил, он просто сбежал и больше не объявлялся. А ведь как он говорил про… «Ты все ещё хочешь протирать свои штаны, занимаясь с детьми? Альбус, умоляю, скажи, что ты шутишь?» — он вспомнил слова Геллерта, когда в жаркий день они сидели под деревом на берегу реки, тесно соприкасаясь плечами.       Дамблдор усмехнулся: «Конечно же, нет. Уже не хочу. Кто будет стоять с тобой до конца плечом к плечу?» Геллерт дружелюбно рассмеялся, его голубые глаза приятно блестели. Дамблдор запомнил этот блеск на всю оставшуюся жизнь. Они с Геллертом искренне верили, что когда-то положат весь мир к своим ногам, наведут порядок между мирами магов и магглов. И колдунам больше не надо будет скрываться в подполье. Да, они об этом мечтали… Геллерт направил мысли и таланты друга в нужное русло. Гриндевальд ни в чем не сомневался, у него было на все свое мнение. Более того, Геллерт знал, как лучше жить и самому Альбусу. Зачем уделять время своей младшей сестре, Ариане? Зачем заботиться о еще подрастающем Аберфорте, который уже учится в магической школе? Когда перед тобой открыт целый мир… И тут все заглушает и ослепляет зеленая вспышка, Дамблдор лишь видит, как в воздухе, будто угасающее пламя, взметнулись и полетели вниз волосы падающей замертво Арианы. Неожиданно все истины, которые Геллерт вбивал в него, разрушились. Ариана упала щекой на острую гальку с глухим стуком. Неподвижная. Её лицо, еще будучи искривленным в жуткой гримасе, стало мягким и нейтральным ко всему. Уже навсегда.       Дамблдор ощутил, как его руки покрылись крупными липкими мурашками от воскресшего из подсознания ужаса. Кажется, он давно не вспоминал об этом. Из-за кого она умерла? От этого Дамблдор ощутил, как болезненно скрючиваются его пальцы, но с возрастом он научился расслабляться, глушить эти мысли в себе и прятать туда, где никто и никогда их не найдет. Опять…       Его сестра. Ариана. Та, что любила, когда Альбус заплетал ей косы и вплетал в них цветы, читал сказки или помогал наряжать её тканевых кукол, водил её на речку бросать камушки в воду и плескаться. Её больше нет. Чье заклятье убило её? Ему же, Дамблдору, не хватило бы сил броситься смертоносным заклятьем. Ведь так? Он уже не помнил, его это потрясло. Перед глазами вновь встала картина, как Ариана с глухим стуком падает своей румяной мягкой щечкой на острую гальку. И как все меркнет вокруг. Сам Дамблдор остановил битву, от потрясения упал на колени рядом с сестрой и подтянул к себе её бездыханное тело. Она была еще теплой, но напоминала восковую куклу. Её волосы все еще пахли васильками и ромашками. Дамблдор остановился, ощущая, что давно подсознание не подкидывало ему подобное. Он осмотрелся, осознав, что стоит перед дверями «Кабаньей головы». Профессор медленно толкнул дверь и вошел: — Доброе утро! — поздоровался владелец Кабаньей Головы, когда Дамблдор вошел внутрь. — Да, доброе… Аберфорт, — Дамблдор усмехнулся, поправил на переносице очки. — Могу ли я позавтракать у тебя? Торопился и не успел поесть… — А вот и представляю. Тебе как обычно? — голос Аберфорта ниже, интонация сухая, как поверхность пергамента. — Да, пожалуйста, — сказал Дамблдор, садясь возле окна с грязноватым стеклом. Он попытался рассмотреть пейзаж сквозь грязное стекло, но не сумел. От тщательного рассматривания Дамблдор лишь ощутил приступ тошноты и отвернулся от окна. Аберфорт поставил перед ним деревянный поднос с овсяной кашей, щедро сдобренной сливочным маслом, с жареными сардельками и огромную пузатую чашку кофе с молоком. — Спасибо, Аберфорт, — выдавил Дамблдор. Но Аберфорт уже ушел за стойку, не оглядываясь.       Дамблдор выдохнул, приступив к завтраку. Аберфорт приемлемо готовил, его еда и выпивка отлично заходили деревенским волшебникам. Она была сытной, слегка пересоленной, жирной, но по-домашнему вкусной. Единственное, что в «Кабаньей Голове» уже поселился запах козлов. Кажется, он въелся во все: в мебель, стены, окна и пол, в посуду. И иногда при особо душной погоде, если заглянуть в «Голову», то от запаха козлины могут начать слезиться глаза, но через пару минут ты привыкаешь к этому.       Профессор трансфигурации доел свой завтрак и вышел на улицу, завидев через макушки деревьев возвышающийся замок «Хогвартс», остатки сегодняшнего утра и накативших воспоминаний буквально растворились в прозрачном осеннем воздухе. Дамблдор еще сильнее зажегся предвкушением от сегодняшнего вечера, знакомства с первокурсниками, встречи со студентами и с преподавателями, кто уезжал на лето. Например, Гораций Слизнорт любил выбраться в горы или ездил на матчи по квиддичу, устраивал пикники со своими любимчиками. Все лето Дамблдор получал от него открытки, на этот раз открытки были и из Болгарии.       Профессор прошел через школьные ворота и подошел к карете, запряженной фестралом. Он смотрел на профессора своим глазами, затянутыми бельмом, стоя в тени деревьев и стеснительно утаптывая траву острыми копытами. Дамблдор нащупал в полах пиджака сверток с мясными обрезками для Каппи и достал его. Фестрал, учуяв запах мяса, немного воодушевился, слегка поддавшись корпусов вперед и клекотнув клювом: — Сейчас, — Дамблдор раскрыл бумагу и осторожно поднес на открытой ладони к морде фестрала. Тот жадно, но осторожно принялся есть мясо, подцепляя его острым кончиком клюва и закидывая в рот. Дамблдор заскользил узловатыми пальцами по его голове. Фестрал закрыл глаза от удовольствия, он чавкал мясом. После Дамблдор расположился в повозке, предполагавшейся для учеников, и поехал в Хогвартс по лесной тропинке. Фестралы стали отличной заменой лошадям, и это была идея Дамблдора. На лошадей регулярно совершались нападки кентавров, либо же акромантулов и оборотней. Школа была на грани банкротства, регулярно покупая новых лошадей, которых через неделю кто-нибудь задирал или затаптывал. Лошади в магическом мире были крайне беззащитными, а вот фестралы стали прекрасной заменой. Фестралов легко приручить, а их аура отпугивает от себя акромантулов и кентавров, а еще фестралы невидимы для оборотней. И поэтому дорога через Запретный лес до школы стала куда безопаснее. Более того, фестралы отлично могли сами себя прокормить в лесу и появлялись по первому зову. Их единственным минусом был лишь ужасающий вид: скелетообразная лошадь, обтянутая черной лоснящейся кожей с легким подшерстком, со светящимися глазами и острыми клыками. Дамблдор даже успел немного прикорнуть в приятной тени деревьев, от абсолютно бесшумной езды фестрала, который его вез в повозке. Но он не успел оглянуться, как повозка остановилась перед входом в замок. Профессор трансфигурации поднялся в свою спальню, а потом отправился в кабинет Армандо Диппета: — Добрый день, Альбус! — директор широко улыбнулся, встречая преподавателя. — Ты поздновато вернулся, я думал ожидать тебя еще вчера вечером в замке. — Да, вышла небольшая накладка, вы хотели со мной о чем-то поговорить? — Хотел спросить у тебя, все ли хорошо, как студенты? Все ли готовы отправиться в Хогвартс, все ли сегодня приедут? — Да, сэр, я отправлял вам ежедневно отчетность, пока был в Лондоне. — Правда? — Диппет недоуменно уставился на профессора. Последний кивнул на стопку невскрытых писем, лежавших на углу стола. — Ах да, точно! Но ты же знаешь, я люблю сам все узнать, а не читать письма! — Армандо дружелюбно улыбнулся и подошел к Дамблдору. — У тебя точно все в порядке, Альбус? Ты выглядишь нездоровым… — Возможно, что-то не то съел, или Аберфорт сварил для меня слишком крепкий кофе… — Дамблдор почесал затылок, виновато улыбаясь.       Но на самом деле проблема была не в еде и не в кофе… Проблема была в воспоминаниях, которые неожиданно начали накрывать профессора. Самые болезненные воспоминания, которые профессор хотел бы и вовсе забыть…