Исповедь двух отвергнутых

      - Слишком поздно ты пришел раздувать угли. Всё перегорело, ничего не осталось.       Он опоздал. Теперь у него остались чувства, которые уже не нужны никому. Ни Акааши, ни ему самому…       Акааши было сложно. Было сложно не влюбиться. Бокуто казался интересным, потому что он был другим. Он был шумным и открытым, любил проводить время в компании и смеялся, казалось, громче всех. У него было много друзей, у него был лучший друг. У него была дружная семья, которая поддерживала его во всём и всегда. Его сестры иногда приходили на особо крупные матчи, его мама собирала ему бенто каждое утро, а отец гордился всеми его спортивными достижениями. Сказка, а не семья.       Другом Акааши был он сам. С самим собой можно было поговорить в любой момент, и в любой момент замолчать. Разрешается нести полную ересь и даже не краснеть после сказанного, ведь этого никто не услышал. Можно было быть самим собой без боязни осуждения и непонимания с чужой стороны. С самим собой ты всегда найдешь единомышленника и никогда не будешь скучать. Ведь сам себя не ранишь, правда ведь?       Неправда, ранишь. Ранишь так сильно, что заживать рана будет не один день и, может быть, не один год. Эта рана будет настолько глубокой, что ни один метафорический шов не помог бы сместить концы друг с другом, приближая момент полного заживления. Ранишь, если влюбишься в того, кому твоя любовь, в общем-то, и не нужна. Но у Акааши была надежда на взаимность, и он раскрыл природу своего «изменившегося» отношения к семпаю.       - Вы нравитесь мне, Бокуто-сан.       -А? – Бокуто даже отвлекся от своей мясной булочки. Ему показалось, или Акааши только что произнес слова, которые разрушают дружбы и несут за собой войны? Боже, лучше бы показалось. Акааши был прекрасным другом, который всегда его поддерживал. И у Бокуто была тайна, которую он не готов был открыть в этот момент. В любое время, только не в этот момент, чтобы не сделать больнее.       Акааши вдохнул поглубже. Ну а как же – столько дней собирался с силами, столько дней готовил речь, а в итоге произнес только одну фразу. Но такую, после которой уже ничего и дополнять не нужно. Кратко и по делу – всё, как он любил. И сказал тому, кого любил.       - Я сказал, - Акааши громко проглотил слюну, собравшуюся во рту, - Я сказал, что вы мне нравитесь, Бокуто-сан. В романтическом плане.       На лице Бокуто застыло непонимание, и Акааши это заметил. Ну же, шутки про глупого семпая ведь были исключительно шутками. На самом деле «Блестящий Бокуто-сан» не был глуп, хоть и с науками ему было туговато.             «Да кому вообще нужна эта математика?!»,- воскликнул он однажды прямо в лицо Акааши. В ответ Кейджи не изменил выражение своего лица, но в душе разлилось тепло. Это не было открытое признание в своём поражении – Бокуто-сан никогда открыто не признаётся в таких серьезных для него вещах, - но это было уже что-то.             «Учёным. Экономистам. Простым людям, Бокуто-сан. Таким, как мы». Божечки, как Акааши сильно ошибся с последней фразой.       Бокуто нельзя было назвать обычным. Он был олицетворением всего того, что люди считали НЕобычным. Его прическа, его поведение, выражение его лица, громкость, с которой он разговаривал. Это всё выделяло его из тусклых, серых студентов Фукуродани и, как казалось Акааши, вообще из всех людей. Бокуто было необходимо повышенное внимание и похвала за маленькие свершения, ибо в противном случае он бы снова впал в кратковременное уныние. И чем дольше молчали люди вокруг него, тем больше попыток приободрить потом понадобилось бы.       Бокуто был необычным, и за это Акааши его любил. За долю инфантильности, которая проявлялась всякий раз, когда они возвращались домой. За серьезность во время матчей, ведь капитан – первый член команды, который не должен подводить. За ребячество на уроках, когда он мог потратить время на каракули на краях страниц, а потом переспрашивать только что сказанное, ведь он «слишком увлекся и потерял нить повествования». Он был всем тем, чем боялись быть другие. Громкий и открытый, со своими идеями и стремлениями.       -Я…Я не чувствую к тебе этого же, Акааши, - Бокуто смотрел куда угодно, только не прямо. Не на него. – Я не гей. Прости.       - Это вы меня извините, Бокуто-сан. Я пойду домой.       И правда пошел. С опущенной вниз головой. Но не под весом сожаления или тому подобных чувств. Чувства вообще оказались его первым врагом. Он опустил голову, потому что в мыслях был такой рой, который никто, как ему казалось, никогда и не мог себе представить.       Он медленно растворялся в тишине и темноте ночного города, оставив за спиной того, кому доверился.

…

      -Я ней гей. Прости, - сказал Акааши себе вслух, лёжа в кровати. Он не помнил, как добрался домой. Как поздоровался с родителями, как поужинал, как сделал домашнее задание, сходил в душ и лег в кровать, где сейчас и находился. В полной темноте, под одеялом. Наедине с самим собой.       «Изначально нельзя было давать себе надежду. Что я вообще наделал?», - пробежало в голове. Из глаз потекли слёзы. Первое признание в чувствах закончилось первым отказом во взаимности. Никаких красивых историй про первую любовь и счастливые дни. Они, наверное, с Бокуто-саном вообще перестанут проводить время вместе. Не будут собираться по выходным, заниматься в пустых классах и болтать по пустякам. Обсуждать новые схемы для волейбола и играть, стоя плечом к плечу.       Казалось, всё рухнуло. Всё, что выстраивалось несколько месяцев обрушилось в одночасье, после его глупого признания и отказа. Да зачем вообще нужно было признаваться? Кому от этого хоть раз становилось хорошо. Кто добровольно стал бы отвергнутым?       Но времени, что убежало, и слов, что были сказаны, уже не вернуть. Оставалось только подавить слёзы, желания и чувства. Закрыть глаза и попытаться заснуть…       И проснуться с головной болью. Плакать ночью в кровати – плохая идея. Это как знать, что курение постепенно тебя поджигает и убивает, но всё равно курить. Такая себе игра со своим будущим. Потому что «завтра» - это пространственно-временной конструкт, который никогда не наступает. «Завтра» не существует; его придумали люди, чтобы писать планы, а потом не выполнять их, ведь время ещё не наступило. Кому вообще нужны эти планы. Есть ли люди, которые им искренне верят и следуют, надеясь на то, что каждый проработанный в голове пунктик в момент окрасится в зелёный, а потом потускнеет и вообще пропадёт. Это всё глупая концепция глупых людей, которые надеются дожить до спокойной старости и даже не вспомнить, что у них в один момент было задание «Вытащить мясо из морозилки» или «Купить молоко».       Встать с кровати было сложно. Тело будто налилось всеми грузами бытия сразу и не могло оторваться от матраса. Пришлось звать маму. Говорить, что заболел и проститься остаться в кровати. Мама выслушала, а потом прибежала с намоченным прохладной водой полотенцем и градусником.       - И правда, температура, - сказала женщина, сидевшая на кровати. Мама Кейджи была красивая. На лице ещё не появились следы возраста, она не особенно жаловалась на здоровье и любила проводить время с сыном. Её муж работал в офисе. Уезжал в семь утра и возвращался в восемь вечера. Они втроём ели свой ужин за тихим разговором о прожитом дне, а потом расходились по комнатам. Мужу нужно было «проработать некоторые моменты», сыну – сделать домашнее задание, а ей самой было физически необходим час уединения и полной тишины, несмотря на то, что она скучала по временам десяти-двенадцатилетней давности. Когда её маленькая семья могла позволить себе выбраться в парк теплым субботним вечером, повеселиться, поесть мороженного или попить какао. Сейчас все уже были взрослые, со своими задачами, решаемыми или нет. Перед ней самой сегодня стояло две задачи – составит план скорейшего выздоровления сына и не опоздать на работу.       -Голова болит? – спросила Акааши-сан. Сын в ответ тихо промычал с закрытыми глазами.       - Я принесу тебе завтрак и лекарства, - прошептала она и выпорхнула из комнаты. Стройная, молодая и красивая.       Сам Кейджи открыл глаза. У него что, и правда была температура? Даже не пришлось симулировать? Он не был «идеальным» ребенком с отличными оценками и полной погруженностью в учёбу и своё будущее. Он лгал так же, как это делали другие дети в других семьях. Он сдавал некоторые предметы не с первого раза и ходил на пересдачи, где, тихо потрясываясь, повторял материал, а потом садился напротив учителя и говорил всё, что учил ночью накануне пересдачи. Путаясь в терминах, словах и идеях. Он был обычным. С вредными привычками и нежеланием вставать с кровати по утрам.       Сегодня нежелание его победило.       Он сдался. Полностью и бесповоротно.

...

      Когда спустя несколько месяцев, во время своего выпуска, в оживленной толпе школьников Бокуто увидел Акааши, с которым не виделся уже несколько недель, в душе появилась надежда. Может быть, ещё успеется. Может ему сейчас вручат аттестат об окончании школы, он подойдет к Кейджи и отдаст ему свою пуговицу. Признается, что чувствует себя так же. Что ему нравится Акааши. Нет, что он его любит. Просто боялся признаться ему. А в первую очередь - себе. В его семье подобные отношения порицались, и с ним разговаривали только о "прекрасной жене" и "детишках", ни разу не догадываясь, что Бокуто периодически садится под стол, но в это же время - постоянно сидит в шкафу.       Пришлось разговаривать об этом с Куроо, тот в любовных делах был разборчивее. Пришлось описать ему свои чувства, поделиться переживаниями и причиной вынужденного скрывания самого себя. Пришлось честно признаться, что девушки ему тоже нравились. Но не так сильно, как парни. Как один парень. Котаро пришлось испытывать страх отвержения и потери сразу двух дорогих людей в его жизни. Но Куроо только мягко улыбнулся, крепко обнял и сказал, что он всё равно будет его "бро", вне зависимости от того, какие люди привлекают самого Котаро. Они не были излишне сентиментальными по жизни, но в тот момент такие слова и такие жесты были необходимы им обоим. Немножко затянувшиеся объятья, незаметно стёртые с лица слезинки. Это был первый раз, когда Бокуто кому-то рассказал такую подробность своей жизни. И ему было чертовски приятно, что его приняли.       Получив корочку, Бокуто под улюлюканье толпы оживленно двинулся куда-то вперёд. Учителя говорили, что он бежит на встречу к своему счастливому будущему. Тренер слегка улыбался - такого талантливого парня отпускать было сложно, но необходимо. Эта команды была уже мала её капитану. Ему требовалась свобода и ему требовались новые люди. Ему нужна была новая обстановка для роста и новые цели для достижения. Ему требовалась возможность расширения своих границ.       Но Кейджи нигде не было. Сначала. А потом Котаро его нашёл - целующегося с девушкой под сакурой в школьном саду. Она держала его лицо, а он - её талию. Это выглядело романтично. Но не так, как должно было выглядеть. Это Бокуто и Акааши должны были стоять в объятьях друг друга, предвещая перемены.       Бокуто удалось поймать его прямо на выходе. Он второпях признался в чувствах. Госпади, он ведь знал, что ничего их этого не выйдет. Что Акааши уже давно двинулся вперёд и, кажется, находится в счастливых отношениях.       - Слишком поздно ты пришел раздувать угли. Всё перегорело, ничего не осталось, - сказал ему Акааши. А потом поклонился, улыбнулся и пожелал счастливого будущего.       Он опоздал. Теперь у него остались чувства, которые уже не нужны никому. Ни Акааши, ни ему самому…       -О боже, как я хочу снова чувствовать.