Сексуальное образование

Сойк с улыбкой откинулся на спинку скамейки. Дела обстояли скверно. Примерно настолько скверно, как он боялся. Но было странное облегчение в том, чтобы знать точно, насколько скверно они обстоят. Он повертел в руках телефон, оставляя на экране жирные отпечатки. Несмотря на внушительное количество проблем, требующих немедленного решения, из головы не шла утренняя сцена с Джури. Он думал, что нет на свете ничего важнее, чем сохранить надежду. Как оказалось, вывод был ошибочным. Он набрал номер Леды, послушал гудки и механический голос автоответчика и снова покрутил в руках телефон. Затем нехотя позвонил Мие. Голос невесты друга раздался в трубке после третьего гудка. – Алло? – нервно спросила Мия. И как-то сразу стало понятно, что ничего хорошего после такого «алло» не будет. Максимум – толика сочувствия, в котором Сойк совершенно не нуждался. – Здравствуй, Мия. Прошу прощения за беспокойство. Как у тебя дела? В трубке помолчали. – Ты что-то хотел? – М-м… Да. Дело в том, что я оказался в затруднительной ситуации. Я хотел бы попросить вас пустить меня переночевать. Буквально на одну ночь. Снова пауза. – Почему ты не позвонил Леде? «Обычно ты более вежлива», – хмыкнул про себя Сойк. – Он не отвечает. – Мне жаль, Сойк, но сейчас не самое лучшее время. Правда, прости. – Все в порядке, спасибо, что ответила. Он нажал на сброс, не дожидаясь ответа, и вновь откинулся на спинку лавочки. Поймал себя на мысли, что, видимо, меняется не в лучшую сторону, раз неприятности Мии – а что у нее явные неприятности, было очевидно – грели его сердце. Однако никто не смел бы упрекнуть его в том, что он становится плохим. Хотя бы потому, что людей, которые могли бы ему что-то сказать о нем самом, не осталось в принципе. По дороге на работу в его сознании сохранялась чарующая пустота. Ничто, казалось, не сможет удивить его. Даже при виде совершенно безвкусно одетой девчушки он не выказал привычного недоумения, а просто перевел взгляд. В баре было тихо. Неожиданно тихо даже для вечера вторника. – Добрый вечер, – поздоровался Сойк. – Не добрый, – отозвался Такаши. Он хмуро проводил Сойка взглядом, пока тот шел к служебному помещению, и крикнул вслед: – Ты серьезно ничего не замечаешь? «Вот почему нельзя сразу сказать прямо?» – мысленно поинтересовался у него Сойк. Обернулся. – А что не так? – Свет горит. Людей нет. На двери табличка «закрыто». Ну? – Ну? – Ить растудыть! «Метла» закрывается. Такаши приня внушительную позу, которую лишь немного портила, вернее сказать, обедняла форма официанта. Сойк судорожно сглотнул и закрыл ладонью лицо. Нынче она проводила в этом закрывающем жесте куда больше времени, чем ему хотелось бы. – Ну, – многозначительно сказал Сойк. – Мы остаемся без работы, – немного нараспев добавил Такаши. – Госпожа Кинуё вышла, как вернется – расчет и все. Все! – Все, – кивнул Сойк. – Ты какой-то заторможенный сегодня. – Скажем, денек был не из легких. – А бывает иначе? – У меня? К сожалению, нет. У тебя галстук криво завязан, – невпопад заметил он. – Тебя что, отец не учил завязывать галстук? Такаши потеребил и ослабил криво завязанный узел на шее. – Нет. Был слишком занят тем, что выгонял меня из дома и пытался выпить все что горит. – Ладно. Мой тоже не учил. Был занят сожалениями о дне, когда я родился. Оба они усмехнулись. – И что теперь? – спросил Сойк. – Искать новую работу, – пожал плечами Такаши. – Как можно скорее. – Не думал поменять сферу деятельности? – Ты же знаешь, меня все устраивает. Когда нашел то, чем нравится заниматься, менять что-то не слишком целесообразно. – А если не нашел? Такаши пожал плечами. – Искать, пока не найдешь. Иначе – не быть счастливым. – Счастье – быть всего лишь официантом? – Весьма уничижительная характеристика моего образа жизни, но вынужден сознаться, что не могу отрицать ее справедливости, – ничуть не обиделся Такаши. – На самом деле, найти себя совсем не трудно. Трудности начинаются, когда ты уже найден. – Трудности возникают и без этого. – Ты чрезмерно драматизируешь, – сказал Такаши, качая головой. – Грань между чрезмерным драматизмом и его недостатком слишком тонка. Как по мне – так лучше бы вообще без этого. – Верно, – подтвердил Такаши, – а ты куда дальше? Сойк пожал плечами. – Кто знает. – Немного определенности в жизни не помешает, а? – Это точно. Они замолчали, погрузившись каждый в свои мысли. Владелица бара вернулась через некоторое время и без объяснения причин, да и без особых эмоций, выдала заработок за последние смены и весьма недвусмысленно показала на дверь. – Надеюсь, следующее мое место работы сможет похвастать адекватным руководством, – проворчал Такаши, оказавшись на улице. – И я надеюсь. – Что ж… Удачи тебе, Сойк. – Спасибо. И тебе. Сойк посмотрел на приятеля с некоторой грустью. Такаши объективно нравился ему как человек, но причин продолжать общение не оставалось. Тоскливо подумалось, что таких неожиданных прощаний в его жизни стало слишком много. Он криво улыбнулся Такаши и, развернувшись, отправился прочь от бара «Ведьмина Метла». Если в кармане есть хоть немного денег, уже можно считать, что тебе повезло. Деньги значат удивительно много. Без них было бы совсем тошно. Случись ранее Сойку поразмыслить о жизни без денег, он бы, наверное, ужаснулся. И отогнал от себя эти мысли куда подальше, ведь зачем тревожится о том, чего еще не случилось? Теперь тревожиться было самое время, но на это попросту не осталось сил. Телефон, предательски пиликнув, отключился, как раз в момент, когда Сойк хотел набрать последний в списке желаний обратиться за помощью номер. Он посмотрел на аппарат равнодушно, словно говоря: «уже ничего не может быть хуже», – отправил его в карман и направился к автобусной остановке. После двадцати минут пешей прогулки от остановки, он стоял у двери подъезда. Облизнул пересохшие губы и позвонил в видеодомофон. Ответа не последовало. Поморщившись, он попробовал снова, вяло думая о том, что верхом иронии станет то, что он останется на ночь на улице из-за невозможности попасть в подъезд. Когда не вышло и в третий раз, Сойк отошел на пару шагов, сел на асфальт и закурил. В квартире на третьем этаже загорелся свет. Что же он такого сделал, за какую вину оказался здесь? Брошенным в этом месте, где нет ничего, что могло бы приносить радость. Грязные волосы липли к шее, как водоросли к догнивающей лодке. Под ребрами ныло, не то от голода, не то от желтеющего синяка – последнего подарка от отца. Он вытянул вперед натертые до водяных мозолей ноги. В квартире на третьем этаже потух свет. Сойк поймал себя на том, что пытается угадать, что именно там может происходить, и хлопнул себя по голове, словно пытаясь выбить неуместную мысль. Ему следовало сосредоточиться на жалости к себе! Вспомнить все, что было потеряно. Дом. Ну, это не такая уж великая потеря. Жить самому по себе оказалось менее комфортно, но по состоянию – близко к удовлетворительному. Друзья. Так у него никогда не было того, кому он мог доверять. Работа. Что бы Такаши ни говорил, ездить в «Метлу» было накладно, да и платили там не сказать, что много, а уж о призвании и речи быть не могло. Джури. О нем думать не хотелось вовсе. В квартире на пятом этаже загорелся свет. Он поплотнее закутался в куртку. Ведь он при любой возможности старался сделать какое-нибудь мелкое доброе дело, разве нет? Что же касается иных поступков, то у него были для них серьезные основания. Или он находил для себя оправдания? Ужасная истина состояла в том, что жизнь не бывает хорошей или плохой. Справедливой или не очень. Жизнь такая, какая она есть. Дверь подъезда отворилась. Вышла девушка, на ходу надевающая шапку. Сорвавшись с места, Сойк бросился ко входу, едва не сбив незнакомку с ног. Но дверь захлопнулась прямо перед его носом. Ему прямо катастрофически не везло с дверьми. – Бармен? – прошелестел рядом смутно знакомый низкий голос. – О, – выдохнул Сойк, обернувшись. Перед ним стояла придурковатая посетительница «Метлы», которая пару-тройку недель назад затушила окурок о свою руку. – Здравствуйте. – Привет. – Я вот ключи забыл. – А я… От подруги. Они замерли, ни на секунду не поверив в ложь друг друга. – Вы не могли бы попросить ее открыть дверь? – Да, конечно. А ты мог бы не говорить Такаши, что видел меня здесь? – Вы что, встречаетесь? – на мгновение удивился Сойк и сразу же пожалел о своем вопросе – все негодование девушки отразилось на ее лице. – Так ты не знал. – Ничего не знаю, никого не видел, – поднял руки Сойк и кивнул в сторону подъезда. – Милая? Ты что-то забыла? – в окошке видеодомофона показалась небритое лицо, совершенно далекое по виду от подруги. – Открой, пожалуйста, дверь, – прошипела девушка и выразительно посмотрела на Сойка, предусмотрительно держащегося поодаль. Щелкнул замок. Сойк кивнул и проскользнул в подъезд, немного посочувствовав приятелю. Квартира была не заперта. Вот до чего доводит излишняя самоуверенность – чувство безопасности атрофируется напрочь. Зайдя, он первым делом стянул неудобную обувь, сдержав стон облегчения, и негромко окликнул хозяина: – Кейта! Ответа не последовало. – Прошу прощения за визит. У меня форс-мажор. И снова тишина. Нахмурившись, Сойк прошел дальше по коридору. – Кейта? У стены был расстелен футон. Кейта лежал на спине. – Представляю твою реакцию, когда первым, что ты увидишь, открыв глаза, будет мое лицо. Ну, не все пробуждения прекрасны… Он подошел ближе, опустился на корточки и легонько тронул Кейту за плечо. – Извини за вторжение, мне просто больше некуда было идти. Хм… Ты спишь на зависть крепко. Приложив немного больше усилий, Сойк потряс его. Голова Кейты мотнулась в сторону. На лице появилась жидкость, не имеющая ничего общего со здоровым сном. Да и со сном вовсе, как и со здоровьем – тонкий ручеек крови пробежал от ноздри ко рту. – Твою ж мать! Сойк обернулся. Несколько секунд искал в полутьме выключатель, нашел, включил свет и наклонился над бесчувственным Кейтой. Холодное тело никак не реагировало на прикосновения. Посчитать пульс получилось не сразу – он был неровным и учащенным. Дышал Кейта неглубоко и коротко. В голове Сойка мельтешили десятки предположений и возможных диагнозов, параллельно этому он уже вытаскивал телефон из кармана. Но экран оставался блестяще-черным, напоминая, что заряд аккумулятора исчерпал себя. – Да твою ж мать… Сойк лихорадочно бегал глазами по комнате в поисках чужого мобильника – тот обнаружился недалеко от футона, – как вдруг остановился. Медленно, словно не веря самому себе, он разлепил веки лежащего. – Мать. Твою, – заключил он, глядя на широченный зрачок, никак не реагирующий на свет телефонного фонарика. На предплечьях следов инъекций не обнаружилось. А вот у изголовья футона нашлась банковская карта со следами белого вещества, как самый главный аргумент в пользу догадки Сойка. Внутри у него все заклокотало. Он с ненавистью уставился на тело, опустившись перед ним на колени, и не смог в очередной сдержать себя. Разве что в последний момент увел раскрытые ладони от удара по груди на пол. Звук шлепка, который должен был получиться громким, съела ткань покрывала. Сойк низко склонил голову, до боли в шее, плечи его затряслись. – Ну какого черта, Кейта? Просто скажи мне, какого, блядь, черта?! Ты думаешь мне проблем мало? Да у меня в жизни такой ад творится! Какого хера ты надумал самоубиться сейчас? Когда ты, может, единственный раз в жизни был действительно мне нужен? Я даже причин знать не хочу, не желаю! Баба тебя бросила? Или что, да что, ответь, могло случиться у тебя такого, из-за чего ты пафосно решил сдохнуть? А мне что делать тогда? Мой отец – конченный ублюдок, который испортил мне жизнь так, что ничего уже не исправить. Мой лучший друг под каблуком у своей невесты. У меня нет денег, нет работы, я даже в эту хрень, которую зову своим домом, вернуться не могу! Я предал единственного человека, которому было на меня не наплевать! Я… – истерика закончилась также быстро, как и началась. Трясущейся рукой он заправил прядь волос за ухо. – А еще… у меня телефон сел. Даже скорую не вызвать… И он расхохотался. До колик в животе и боли в саднящих ребрах, до выступивших слез, и смех этот, перерастающий в скулеж, все никак не мог оборваться. Он всхлипывал, с почему-то забившегося носа потекли сопли, механическим движением вытертые рукавом рубашки. Он смеялся, пока легкие не закололо от отсутствия воздуха, а затем еще какое-то время смотрел прямо перед собой расфокусированным взглядом, не видя и не замечая ничего, в некоей отрешенности и звенящей пустоте. Его привел в чувство звук пришедшего сообщения. Глянув на экран, Сойк понял, что это было какое-то напоминание, сразу же скрывшееся за кучей непрочитанных сообщений. – Черт! – опомнился он. Телефон выскользнул из влажных ладоней. – Черт, черт, черт! Он потянул Кейту на себя, снова нашаривая рукой пульс и с волной облегчения находя его. Положил того на бок, приоткрыв ему рот, чтобы тот не захлебнулся в случае внезапно начавшейся рвоты и хоть как-то мог дышать. Согнул его руку в локте. Поменял положение ноги, сгибая в колене. Выдвинул его нижнюю челюсть вперед.* – Кто бы мог подумать, что я буду смотреть тебе в рот… – пробормотал Сойк, – и даже не как стоматолог. Хотя, нижнюю «шестерку» тебе бы не мешало проверить. Мозг его, словно обнулившись, совершенно четко и стройно отдавал приказы телу: найти зарядное устройство (оказалось воткнутым в розетку на противоположной стене), спокойно дождаться, пока собственный сотовый включится, четкими движениями ввести пароль, найти в списке контактов Леду. Староста трубку не взял. Контролируя каждый вдох Кейты и замявшись всего на секунду, Сойк набрал другой номер. Трубку подняли быстро. – Если ты пьян, то сразу иди на… – Доброй ночи, профессор. Извините за беспокойство. Я сейчас дома у друга, у него передозировка наркотиками, вероятно, стимуляторами. Мне необходима ваша помощь, – выпалил он, не дожидаясь озвучивания направления мысли Джури. В трубке напряженно засопели. Опережая возможную реакцию, Сойк добавил: – Медикаментов никаких. – Адрес? Сойк прикрыл глаза и разжал кулак, в который неосознанно сжались пальцы. На внутренней стороне ладони остались вмятины-полумесяцы от ногтей. Услышав адрес, Джури сбросил звонок, и тихое «благодарю» растворилось в воздухе. Время тянулось медленно. Сойк не сводил глаз с безвольного тела, хмурился и покусывал губу. К моменту, когда приехал профессор, она начала неприятно саднить. Вообще Сойк был готов к тому, что Джури сначала обрушит на него весь имеющийся у него запас колкостей. Но тот сделал несколько шагов вперед и улыбнулся. Неубедительной, почти жалобной улыбкой, которая явилась не сама собой, а потребовала значительного усилия. Как будто он улыбался, преодолевая боль в воспаленной ране. – Показывай. – Туда, – указал на футон Сойк. Профессор двигался мягко, без присущей ему резкости. Уверенными движениями он достал все необходимое из рюкзака, прощупал пульс Кейты, кивнул сам себе и спросил: – Где можно вымыть руки? – Сюда, – указал в противоположную сторону Сойк. Следовало бы рассказать подробнее о симптомах, о ситуации, но весь вид Джури показывал, что сейчас неподходящее время. В эти дни, казалось ему, выбора у него и вовсе не было никакого, как у листка, подхваченного ветром. Так, наверное, всегда бывает с людьми, не наделенными никакой властью, решил он. Джури натянул перчатки. – Это налоксон? – под руку поинтересовался Сойк. – Нет. Налоксон нужен при передозировке морфием. А ты говорил про стимуляторы. – Я не слишком разбираюсь в наркотиках. – Вас должны были учить этому еще на первом курсе. Сойк поморщился. Он прогулял факультатив оказания первой помощи в экстренных ситуациях как раз-таки с Кейтой. Как нынче показывала практика, ни одному из них это на пользу не пошло. – Нужно зацепить на что-нибудь систему. Вместо штатива. – За оконную раму? – Сойдет. Некоторое время они помолчали, работая настолько слаженно, что сложно было поверить в то, что Джури выгнал его с глаз долой сегодняшним утром. – Что думаешь? – поинтересовался профессор после того, как поставил капельницу и уже третий по счету препарат начал поступать в организм. Сойк вскинулся на него, как если бы опасался – вдруг проверяет? Но в глазах профессора не было ни гнева, ни злости, можно сказать, вообще ничего. – Вторая стадия отравления. – Вероятно, да… – Я не вызвал скорую, потому что нельзя допустить огласки. Он не из простой семьи. Да и в универе проблемы бы начались – это сразу постановка на учет и к наркологу, и к психиатру, и… – Было понятно по звонку, что скорая не вариант, – перебил его Джури. Беззлобно. Скорее, устало. – Только почему психиатр? – Суицид же. – А с чего ты взял, что это суицид? Действительно, с чего? – Не знаю, – честно признался Сойк. – Сложно поверить, что твой друг – наркоман? – Не друг он мне. – Тогда я даже спрашивать не хочу, каким образом ты тут оказался, – хмыкнул профессор. – О. Нет. Кей… – вдруг он осекся, не желая произносить имя Кейты. – Он знакомый с университета. – Ты удивительно нелогичен. Сначала зовешь меня откачивать своего приятеля, а потом боишься сказать мне его имя. Сойк тяжело вздохнул. Откровенно говоря, у него совершенно не было желания вступать в очередную перебранку с профессором. – Прошу прощения. Кейта. Его зовут Кейта. – Да плевать мне на самом-то деле как его зовут. Когда закончится эта капельница, поставишь ему глюкозу. Но это все равно не дело. Как придет в себя – пусть сходит к врачу. Если денег хватает на наркотики, на один анонимный прием уж точно наскребет. – Я передам. – О боги. Не вздумай сказать только, что это был мой совет. Меня вообще здесь не было. Кто знает, чем промышляет этот… субъект. За хранение так-то тоже статья. Джури стянул перчатки и убрал их в карман. Меж бровей его пролегла та самая морщинка, которая так привлекала Сойка. – У тебя просто талант находить неприятности на свою задницу. – К сожалению, ни один из моих талантов еще не принес мне пользы, – усмехнулся Сойк. – Спасибо вам, – он низко поклонился, – примите мою искреннюю благодарность, – он немного помедлил, – и искренние извинения. – Я ухожу, – ответил на это Джури. И Сойк зажмурился. Так сильно, как если бы ждал, что, открыв глаза, попадет в другую реальность. Однако, открыв их, увидел перед собой все тот же пыльный пол жилища Кейты. – Постойте, – окликнул он профессора, уже начавшего застегивать рюкзак. – Может, вы могли бы остаться ненадолго? Посмотреть на состояние? Джури медленно поднял на него взгляд. – Рвач, да ты еще и шутник. Ты притащил меня среди ночи в дом к своему не-другу-наркоману, заставил оказать ему первую помощь, оказав содействие в незаконных делах, да еще и после того, как из-за тебя у меня проблемы на работе. И сейчас просишь остаться? Меня мучают сомнения, действительно ли ты студент-медик. Любой, даже начинающий врач определил бы, что больше сделать ничего нельзя. Только ждать и отправлять неудачника на реабилитацию. – Я знаю. – Если ты боишься, что он отдаст концы при тебе и из-за твоего бездействия, то это маловероятно. А если так все-таки случится, то, будь уверен, он передаст тебе с того света благодарность за сохраненную репутацию. – Я знаю. Я хотел бы поговорить с вами. О том, что произошло. – О. Оправдания. – Лично я предпочел бы – объяснения. Джури громко фыркнул. – Лично я предпочел бы, чтобы мое зрение было таким же хорошим, как при рождении. Мир нужно принимать таким, какой он есть. – Если хотите знать мое мнение, то очки вам весьма к лицу. Джури прищурился. – Ладно… Оправдания так оправдания. Так вы выслушаете? – Я весь внимание. Профессор благосклонно замер, а вот Сойк внезапно осознал, что совсем не знает, что следует сказать. Он заломил руки и кинул спасительный взгляд на Кейту – авось проснется? – но тело лежало все также неподвижно. – Рвач, слова – это всего лишь слова. Выражайся себе как захочешь, только прошу тебя – не тяни и не мнись тут как мальчишка перед проституткой. – Я не прошу вас прощать меня, – начал, наконец, Сойк. Это слова потянули на ниточку, которая хлипенько связывала мешок с его запретами, ту самую ниточку, которая еще не успела завязаться после истерики (слава богам, он об этом никогда не узнает) около Кейты. – У меня просто не было другого выбора. Я ушел из дома, сбежал. Просто сбежал, потому что мой отец – двинутая на репутации и мнении окружающих скотина, а мать – старая фригидная сука. Сбежал, потому что это тошно и унизительно, когда двадцатипятилетнего парня бьют как подростка в средней школе за любую провинность. Отец хотел, чтобы я перевелся на его кафедру, где он смог бы помыкать мной и рассказывать всем об успехе нашей семьи. Я думал, что смогу подрабатывать и учиться, но ни черта не выходило, а после он нашел меня. Он угрожал, но я действительно, действительно не думал, что это отразится на вас. Мне так стыдно. Вы помогли мне, хотя – признаем – я не был вам нужен, вы прикрывали мои пропуски, не задавая лишних вопросов, а если бы мы выступили хоть раз в другом вузе, то это бы точно спасло мою учебу. Вы так много сделали для меня и даже сейчас приехали сюда, а я… Мне нечего сказать больше. Мне так жаль, Джури, простите, что впутал вас в это. Вы этого не достойны. – Не тебе решать, чего я достоин, – мгновенно отозвался профессор, – ты куришь? – Да. – Здесь есть балкон? – Наверное. Сойк тряхнул головой, не веря тому, что только что сказал, и огляделся. Затем они вышли на балкон и одновременно поежились от зябкого осеннего ветра. – Я не держу на тебя зла, – сказал Джури. Он покачал головой, отказываясь от предложенной сигареты. – Обстоятельства зачастую бывают сильнее чем кто бы то ни был. Многие считают меня сволочью. Нет никакой разницы в том, чтобы быть порядочной сволочью и непорядочной сволочью. Я себя считаю порядочной, но при всем своем сволочизме я не держу на тебя зла. – Спасибо. – А, пустое, – отмахнулся он, – не в «спасибо» суть. В жизни полным-полно вариантов и хуже, чем представляешь в своем воображении, и они-то по большей части и случаются. Всегда надо иметь под рукой то, с чем в случае чего придется бежать. Но ты бегаешь от проблем едва не полжизни, не надоело? Кое с чем можно покончить только одним способом, – он поймал удивленный взгляд Сойка, – пришло время дать отпор. Профессор отвернулся и уставился вдаль. – Будь я сентиментальнее, я бы мог сказать, что шел путем падений и потерь. Что был далеко не самым популярным подростком, и жижа болота, на котором был выстроен мой город, не то чтобы не употребляла слова «порядочность», а попросту его не знала. Что умудрился выжить среди нищих, людей, закладывающих нищих и даже тех, кто побирался у более удачливых нищих. Что довелось ютиться, прячась от запойной семьи, в притонах, и даже эти места покидать с потяжелевшим кошельком. Что не раз приходилось подкупать всякую продажную сволочь, чтобы угодить какой-то другой продажной сволочи, ради поступления в лучший университет, где с приходом нового ректора порядка стало меньше, чем даже при полном беззаконии. Будь я сентиментальнее, я бы сказал, что уяснил для себя только одно – убегая от проблем и старые не решаешь, и новых набираешься. Но я, к счастью, не сентиментален. Пепел упал с тлеющей, так и не донесенной до рта сигареты, на ладонь, выводя Сойка из неясного ему самому состояния. Слова Джури доходили до него медленно, и виной тому было даже не вымотанное состояние, и не эмоциональная опустошенность, а до того глубокое изумление, что он так и остался стоять, приоткрыв рот. Потом, спохватившись, занял его курением, потому как ни одной достойной мысли для ответа не нашлось. – М-да, – резюмировал Джури, – ты по самую свою симпатичную мордашку угодил в какое-то редкостное дерьмо и примчался, чтобы подкинуть и мне лопату-другую. Сойк снова открыл было рот, чтобы начать отрицать сказанное, но, оценив ситуацию, передумал. – Вышло, что так. Джури вздохнул. – Раз уж мы здесь и так мило побеседовали о собственных травмах, то давай. Выкладывай свой план. Никакого плана у Сойка, разумеется, не было. То, что он бегал везде и всюду, стараясь сохранить остатки своей предыдущей жизни, мало смахивало на стройный план. – Запустить все ваши проекты. Сделать так, чтоб отец от меня отвязался. И обязательно остаться при этом невредимыми самим. – Ты, думаю, согласишься, что здесь не хватает всяких там подробностей. – Их я еще не продумал. – Почему-то это совсем не удивляет. Сойк с силой затушил окурок о подошву собственного кроссовка и сжал его в руке. – Я исправлюсь. – Да уж. Было бы неплохо. Джури повел плечами и зашел обратно в комнату. Следом за ним последовал и Сойк, и, уже закрывая дверь, заметил в углу пепельницу. Так всегда с ним случалось – сначала сделал что-либо, а потом заметил куда более легкое решение проблем. Скривившись, он выбросил окурок в урну под раковиной и вернулся в спальню. – Вот теперь мне точно стоит уходить. Он, может, даже очнется скоро. А меня, как ты помнишь, здесь нет и не было. – Помню, – кивнул Сойк. Раствора в капельнице оставалось еще больше половины. Джури торопливо собрался и направился к выходу. В самый последний момент Сойк все-таки выдал: – Зачем вы помогаете мне? – Кажется, я все же переоценил твои умственные способности. Нравишься ты мне, рвач, – хмыкнул он и вышел из квартиры. ________ * - https://aph.org.ua/wp-content/uploads/2016/08/peredozirovka_preview.pdf