Время собирать камни

Уважаемый профессор Дамблдор, Меня зовут Грета Брейтман, и мне уже пятнадцать лет – конечно, это ещё не старость, но вряд ли я драматизирую, когда говорю, что это уже начало конца. Будь вы на моём месте, вы бы думали то же самое. До окончания школы мне осталось всего-ничего, а моя сова так и не прилетела. Не знаю, слышали вы об этом или нет (впрочем, скорее всего, слышали, от вас ничего не скроешь) – о том, что миллионы детей и подростков по всему миру на полном серьёзе ждут свою сову лет до тридцати? Я как раз нахожусь в срединной точке: прибавьте к моим годам ровно столько же, сколько мне сейчас – и получится, что половину своего срока я уже отсидела. Я имею в виду, в школе. Хотя, если подумать, чем обычная школа лучше тюрьмы? Ладно, это я всё к чему: если я ничего не путаю, Хогвартс заканчивают в семнадцать, а это значит, что у меня в запасе всего два года. Совсем мало, но, знаете, это всё же лучше, чем ничего! Родители настаивают на том, чтобы я поступила в колледж, а мне этого совсем не хочется. Ни одна из профессий по эту сторону изгороди меня не интересует. Друзей у меня нет, и новых завести я тоже не надеюсь: уверена, что на новом месте меня ждёт всё то же самое – с какой стати кто-то захочет со мной общаться только потому, что я больше не школьница? Я слишком «странная», мне об этом говорят постоянно, и мне ни с кем не удаётся найти общий язык. Я, конечно, не претендую на избранность (избранных вам и без меня хватает) и не считаю, что «меня никто не понимает». Скорее всего, я сама многого не догоняю. В любом случае, мне в нашем мире очень и очень неуютно. Я слышала о вашем милосердии к немного отбитым одиночкам – быть может, я не так трогательна в своей подростковой депрессии (в моём возрасте люди склонны гиперболизировать свои страдания), как дети-сироты с реальными проблемами, но ведь бюджет Министерства Магии не сильно пострадает, если вы примете в Хогвартс ещё одну ученицу? Кроме того, у меня есть и некоторые свои сбережения, те, что я скопила, подрабатывая летом в МакДаке. Знаете, я готова пройти ускоренный курс какой угодно сложности, готова учиться как проклятая, и меня не волнуют оценки. Вы же держите у себя профессора Трелони, несмотря на то, что преподаёт она, мягко говоря, не очень – я извиняюсь, конечно, за прямоту, но, думаю, что спорить со мной вы не станете. Тем более, что я лично против неё ничего не имею и считаю, что в данном случае вы абсолютно правы. Я не подлизываюсь, если что. А вообще я готова на всё, и если у вас пустует место уборщицы или ели вашему завхозу нужен младший помощник, я обеими руками за. С уважением, Грета С момента написания письма прошло уже около недели. Зимние каникулы медленно, но верно близились к завершению – об этом назойливо напоминала по утрам облысевшая, потускневшая, до сих пор не разобранная ёлка в пыльном углу между шкафом и окном. Грета не подметала под ней уже очень давно, и сейчас было видно невооружённым глазом, что иголок на полу гораздо больше, чем на самой ёлке. Впрочем, выглядело это всё настолько неприятно, что Грета старалась вовсе этого не замечать. С письмом вышла отдельная история. Вряд ли Грета решилась бы на такой безумный поступок, так сказать, в здравом уме – ну, то есть, в том состоянии, которое можно было назвать нормой в рамках её обычного поведения. В том, что очень многие считали Грету «странной», она не ошибалась, и всё-таки до того, чтобы прослыть совсем чокнутой, ей было далеко. Свои «странности» она оценивала достаточно трезво: просто видела, что слегка не вписывается в окружение, вот и всё. Никаких особых дарований она у себя не подозревала, да и от вселенского одиночества, честно говоря, не страдала – возможно, потому, что повсеместная романтизация этого самого одиночества её отталкивала, а может, ей просто-напросто хватало общества самой себя. Свой аргумент о невозможности завести друзей она ввернула как одну из объективных причин, по которым её можно было бы рассматривать в качестве нуждающейся, с субъективной же точки зрения самой Греты это не было такой уж большой проблемой. Просто если ты обращаешься куда-то за помощью в вышестоящие инстанции, обычно нужно представить как можно больше веских доводов в свою пользу. Это не было лукавством – только факты, и больше ничего. «Гарри Поттером», как и все мы, Грета зачитывалась с детства, а ещё больше ей нравились фильмы – потому что там можно было почти что пощупать всё то, что описывалось в книгах. «Настоящие» поттероманы любили поспорить о том, насколько киношный Гарри проигрывает книжному, но Грета предпочитала оставаться в стороне. Во-первых, она считала, что «чистота крови» (в данном случае – степень истинности, или, как ещё говорят, «трушности» фаната) определяется не дотошными знаниями вселенной, а силой чувства, а во-вторых, ей в Поттериане больше всего нравились не совсем те вещи, которым обычно уделяется внимание. Например, её не столько волновали сюжет и персонажи, сколько само устройство Хогвартса – система обучения, уроки, форма, интерьеры, наконец. И, конечно, атмосфера: для Греты атмосфера была определяющим фактором, чего бы это ни касалось. В этом плане она была очень избирательна: почему-то из всех известных фэнтези-миров только во вселенной Гарика, как она его называла в шутку, Грета чувствовала себя как дома. Все остальные миры казались ей вычурными, нелепыми и отталкивающими – кроме разве что Миядзаки, но и он, по правде говоря, оставался каким-то чужим и далёким. А вот Хогвартс и вся остальная «ерунда» были как будто созданы из её собственных чувств и воспоминаний, и дело было не только в магии – Грета и сама толком не знала, как это объяснить. Это была именно атмосфера, со всеми смыслами, какие только может вместить в себя это слово. В школе этого очень не хватало, и если в начальных классах воображение неплохо помогало справляться с повседневностью, то с возрастом Грете становилось всё труднее окружать себя своим собственным невидимым миром, уютным и в то же время полным очаровательных опасностей, миром, в котором ей не грозили никакие реальные проблемы.