reckless

— тём... тёма! — «громко» шепчет глеб, пытаясь достучаться до артёма, который уткнулся в телефон, словно зомбированный. голубин чуть подталкивает темноволосого в бок, тяжело кряхтя в ответ на его недовольное мычание. — хули в молчанку играешь, м? глеб пялит своими большими глазами на лицо парня справа, прожигает выжидающим взглядом, мол, когда, блять, ответишь, на что артём лишь беспрекословно ворочается на мягком матрасе и продолжает что-то печатать в своём гаджете. он смотрит в сторону шатохина заинтересованно, но в тоже время по-блядски ревниво, потому что за-е-ба-ла вся та апатия, которая фонтаном льётся прямиком в его отнюдь не резиновое сердце. — я занят, — не совсем членораздельно бормочет артём, почёсывая рукой голову. — а я устал. перестань так ко мне относиться, ты делаешь мне больно, сука! — раздражённо воскликнул глеб, утирая слезинку, бегущую по щеке. их отношения сложно вообще назвать отношениями. хрупкая чаша терпения постепенно начинает переполняться и раскалываться, на стеклянной поверхности появляются первые уродливые трещинки, но уже так похуй, ведь артём настолько отстранился от всего настоящего, прибывая непонятно где, но точно не здесь, не с глебом, а сам глеб, в свою очередь, привык запивать обиду алкоголем, смешивая столь сильный анальгетик с таблетками и чудодейственным порошком. с этой блядской привязанностью он канул в свой мир. мир, в котором существует здоровая любовь, где шатохин кажется нормальным, где всё прекрасно, но ненадолго, пока действие препаратов не прекратится. тогда и друзья оставили его, поняв, что бесполезно, бесполезно всё, он одержимый безумец, которому ни один человек, даже самый родной, не сможет внушить правду о суровой реальности, что уже давно не кажется такой реальной. если же вернуться в прошлое, то всё вроде шло как по маслу: поначалу, инициативу начал проявлять глеб; очарованный психопатическими чертами характера и необычно-красивой внешностью артёма, он всячески ухаживал за ним, а потом уже без стеснения флиртовал, когда стал замечать взаимную теплоту в карамельных глазах. после долгих соблазнений, мимолётных касаний и пьяных поцелуев, они начали встречаться. потом съехались. потратили почти все свои сбережения на хорошую, двухкомнатную квартиру, но это того стоило. их пара была олицетворением самых лучших романтических книг, и никто не задумывался, во что всё это выльется через пару лет. первый месяц после признания глеб не забудет никогда; те огненные переглядки, частый, рваный секс и покусанные до крови губы навсегда отложатся в его памяти как одни из самых ярких впечатлений и воспоминаний в его блёклой жизни. «любовь окрыляет», — говорили они. это и погубило глеба, чьи чувства к шатохину, казалось, не угаснут совсем, даже если он узнает любую шокирующую правду о своём объекте воздыханий. и так, молодой и безрассудный парень во время опьяняющего удовольствия, что каждый день дарил ему артём, совсем не заметил, как вместо обычных отношений его втянули в рисковую игру на выживание, где финальным боссом оказался грёбанный манипулирующий шатохин. но светловолосый и не собирался поникать. точно малое дитя он продолжал думать, что это ненадолго, однако время тянулось бесконечно, а артём до сих пор круглосуточно сливается в одно целое, но не с глебом, а с компьютером — работает, чтобы заработать хоть какие-нибудь гроши, а потом потратить их на бухло и зип-локи. но недра когда-то светлой души шатохина всё равно стали наполняться токсичным ядом помимо веществ. «всё закончится. надо просто подождать», — ребячески размышлял голубин, отпивая из стеклянного горлышка побольше дешёвого виски. всё закончится. надо просто подождать. просто подождать. — тш-ш, не истери, — артём поглаживает глеба по его отросшей шевелюре, чуть теребя мягкие волосы с отливом золота. и на что ему это, если в голосе шатохина опять чувствуется равнодушие и раздражение? это так достало, что хочется на стенку лезть от безысходности, но против законов физики, увы, не попрёшь. «сам виноват, это твоя проблема. нужно учиться выбирать людей, к которым планируешь привязываться», — так сказал отец семилетнего глеба, когда тот в слезах принялся рассказывать ему, что лучший друг, которому он доверял почти всё, просто кинул его, унизив при этом. с тех пор он особо не вспоминал данную фразу, решив, что у его любимого папочки тогда было просто плохое настроение. а что сейчас? да ничего не поменялось. глеб ни-ку-да от этого не денется, как ни пытайся — тяжеленные кандалы привязанности и нездоровой любви, тех страданий вместе со шрамами от психологических травм детства и юношества навеки удерживают парня — это приговор. смертный, скоро точно сбудется, но вроде и не так скоро... определённо, он потерял связь с реальностью, подобно человеку, пропавшему без вести. и для других людей он правда исчез. отчёт в его голове давно уже не ведётся, что уж там — он моментально забывает то, что делал недавно, пора бы завязывать со своими таблетками, но ведь понятно, что это очевидный сизифов труд. просто блядская чёрная дыра, куда рано, или поздно должно было затянуть и глеба. там, в этой дыре, внутренности в теле покрываются плесенью и гнилью. лёгкие сжигает до пепла никотиновый дым — те самые травмы прошлого, во рту появляются кровоточащие язвы, и каждый день полностью охватывает чувство ебучей безысходности, пока внеочередная паническая атака сковывает тело, а твоей головой правит только страх, от которого слёзы сами наворачиваются на глазах. неизвестность пугает. пугает она и глеба, который боится будущего, что же его там ждёт? ответ уже давно находится на поверхности. каждый чёртов день голубин заглядывает в календарь, одиноко размышляя о своей жизни. что он сделал не так, попав в эту паутину, созданную шатохиным? что он сделал не так, сбежав из дома? что он сделал, мать его, не так, уродившись на этот свет? количество этих вопросов и их содержание доводят до ужаса, заставляет забиваться в тёмный уголок, скрючиваясь в позу разлагающегося эмбриона. глеб уже давно разлагается. спасибо наркотикам. и артёму, пожалуй, тоже спасибо. однако, с этим ничего не поделаешь. надо как-то выживать дальше, по крайней мере, у светловолосого есть одна «мотивация» — шатохин, возможно, исправится, если ему хорошенько вправить мозги и подействовать на нервы своим сопливым нытьём. давай-давай, продолжай обманывать самого себя, это спустит на тот свет быстрее любого лифта. — чего? — угрюмо отрезал голубин, сверля парня укоризненным взглядом. — «не истери, не истери», я могу и помолчать. тебе устроить бойкот? — на этих словах в глазах артёма отразилось лёгкое напряжение, и тот, наконец, отвернулся от экрана, вопросительно изогнув свою бровь. — что? неужели не хочешь почувствовать «свежий» вкус безразличия, коим ты кроешь меня в последнее время? шатохин лишь криво усмехнулся и придвинулся к глебу поближе. пробегаясь взглядом по аккуратным, даже аристократичным чертам лица парня напротив, тот сжал его горло своей грубой хваткой. — слушай, заткнись, а. поэт и философ, бля, есенин отдыхает в сторонке. ты вообще врубаешь, что несёшь, глебушек? — спрашивает темноволосый. прожигает своими глазами дыру в глебе, что в этот момент хватает побольше воздуха, издавая жуткие хрипы. так и не дождавшись ответа, артём тяжело вздохнул и отпустил парня, намереваясь начать какую-то очередную глубокую речь: — бойкот, значит? ну, раз ты так не хочешь разговаривать, пусть будет по-твоему, — эта фраза немного пугала совершенно непринуждённого голубина, надеявшегося на то, что он просто чуть-чуть побалуется, помолчит, а потом обида сама пройдёт, и всё вернётся на круги своя. артём поднимается с постели и подходит к деревянному комоду, что стоял напротив кровати. отодвинув самый нижний ящик, тот начинает рыться в нём, с громким шумом перебирая все вещи, что лежали внутри. и к великому ужасу глеба, тот возвращается с какими-то непонятными вещами, напоминающими кляп и наручники. конечно, вопрос «откуда у тебя всё это» глеб задать не решается, мало ли, связать его ещё вздумает. поэтому, приходиться просто смиренно лежать на своём месте и следить за действиями шатохина. предварительно убрав все предметы в сторону, тот стягивает с глеба его тишку, получая в ответ на это действие хмурый и испуганный взгляд серо-зелёных глаз, в которых отражается настоящий страх. артём не останавливается; хватает металлические наручники и тут же скрепляет ими худые запястья блондина, тем самым пристёгивая парня к резному изголовью кровати, маленькую связку ключей кидает куда-то на захламлённый пол. это ведь то, чего ты добивался, м, глеб? — ты чё, сука, делаешь? — его удивлённый тон никак не вразумляет шатохина. вопрос остаётся без ответа. резкая, но не такая сильная боль проникает внутрь перекрученных суставов, светловолосый тихо шипит и кривится. после быстрых махинаций, шатохин резво скидывает с себя одежду и бросает хищный взгляд на растерянного глеба. стянув с него последний элемент одежды, артём, точно рысь, придвинулся к полностью обнажённому парню. грязно целует, кладёт свою ладонь на его щёку, медленно опуская её вниз по шее. тот несмело отвечает, робко сплетается своим языком с артёминым, кусает за нижнюю, пухлую губу. но, в ответ на это действие, шатохин со всей силы бьёт ему пощёчину, алым следом оставаясь на бледной щеке, где недавно располагалась его рука. — чё удумал? в данный момент ты должен делать только то, что я попрошу. понял? — холодно приказывает артём, в упор смотря на голое тело, чуть прикрытое одеялом. глеб сдержанно кивает, расширенными зрачками пялясь на ровное «pluxury», набитое чуть выше груди. дождавшись ответа, он вновь примыкает ко рту глеба, и в этот раз поцелуй получается более нежный, даже чувственный. светловолосый абстрактно думает, что в артёме снова проснулась от глубокой спячки вся та любовь и неравнодушие, но... это иллюзия. да, такая красивая, красочная и правдоподобная, но иллюзия. потому, что спустя пару секунд, что прошли необычайно приятно, шатохин резко отстраняется. недолго копошиться рукой по тумбочке справа. спустя всего секунду, он, почти без усилий, запихивает чёрный шарик из пластмассы прямо в рот глебу и потуже затягивает кожаный ремешок в металлическую бляшку. до чего же дошёл глеб? при сравнении с образом того дворового пацана, что любил ежедневно гонять в футбол с друзьями, был капитаном команды, даже носил звание настоящего лидера, которому подчинялись недо-бандиты и прочие задиры по всей улице, и сегодняшнюю «пешку», не смеющую и возразить шатохину. восхитительно. светловолосый резко начинает возиться в разные стороны на простыни, но никаких особых действий предпринять он не может — руки прикреплены к спинке кровати, а рот прочно заткнут. пинаться свободными ногами не вариант, так как это точно не приведёт к положительным последствиям. «вот же блять», — панически думает он, озираясь влево-вправо, испытывая самый настоящий животный страх. — тише-тише, малыш, расслабься. ты же сам хотел помолчать, разве нет? — игриво спрашивает шатохин, по-собственнически поправляя выбившуюся за ухо блондинистую прядь. мгновение — и его губы прилегают к шее светловолосого, оставляя красноватый, как не распустившийся цветок, засос на фарфоровой и нежной коже. ещё одно мгновение, и почти вся верхняя часть его тела оказывается в подобных отметинах. темноволосый проделывает дорожку маленьких, еле ощутимых поцелуев, двигаясь от грудной клетке к животу, а потом, тут же захватывает в рот давно вставший член светловолосого; облизывает с таким удовольствием, словно дорогой и красивый леденец. заглатывает глубоко, будто до самых гланд, и слизывает всю появившуюся естественную смазку. голубин стонет куда-то в себя, параллельно пытаясь отвести взгляд от развратной картины, происходящей внизу. и как тут, сука, расслабиться, если артём ведёт себя ещё более непредсказуемей, чем обезьяна, которой ты закинул вибратор в вольер! а когда тот начинает помогать собственными руками, проводя ими по органу, глеб словно погружается в глубокий вакуум. артём, который, ни на секунду не переставал ловко работать ртом, чуть ускорил свои движения, и светловолосый начал всеми частями тела ощущать приближение разрядки. обморочно прикрывая глаза на момент оргазма, он даже не заметил, как темноволосый встал, вытер бумажным полотенцем испачкавшееся в белой жидкости, лицо, и слез с кровати на пол в поисках чего-то, ретировался на место он уже с небольшим тюбиком смазки. голубин сразу открыл глаза. как раз в тот момент, когда артём выдавливал обильную каплю густоватой жидкости на свои длинные пальцы. размазав по коже холодный гель, он отодвинул мешающее одеяло, и на ощупь всунул один палец, начиная выполнять движения вверх-вниз. глеб несильно выгибается в спине, словно змея, издаёт непонятные из-за кляпа мычания. ему кажется, что эта пытка никогда не прекратится, и он уже мысленно готовит себя к смерти, не обращая своё внимание на то, как артём добавляет второй палец, а затем заменяет их уже чем-то более крупным. он входит резко и без предупреждения, приходится зажмуривать глаза от болевых ощущений, сжимая свободные пальцы в крепкий кулак до розовых полос на коже. — расслабься. ты сводишь меня с ума, когда такой молчаливый и послушный, — разгорячённо проговаривает шатохин в ответ на жалобный скулёж глеба. свободными руками тот нежно оглаживает его вспотевшие бёдра, чтобы было не совсем неприятно. «вот бы так всегда», — эта мысль только успевает всплыть в голове у светловолосого, как одно из татуированных запястий перемещается на его горло, постепенно сжимая светлую кожу, — кивни, если тебе хорошо. м-м, какой контраст действий. в ответ на эту реплику глебу охота безвылазно молчать, молчать и, блядский боже, молчать, однако, после подобных мыслей, тянущие и не самые приятные ощущения внизу живота плавно сменяются чем-то отдалённо похожим на наслаждение, только жгучее и мерзкое. естественно, этого даже близко не достаточно, чтобы было хорошо, но голубин всё-таки кивает, и его тело начинает непоколебимо подрагивать в ответ на быстроту чужих действий. их соитие выглядит по-особому красиво, пусть никто, кроме самих парней не знает, насколько кошмарный сюжет стоит за всем этим. эротика на фоне оранжево-красных лучей заката и чистых, белых простыней — прекрасный вид для какого-нибудь дорогого порно, причём зрителями будут простые жители дома напротив. жаль, что мало кто понимает, что даже в самом реалистичном порно всё вообще снято не по-настоящему. глебу так хочется крикнуть «ненавижу, сука», но единственное, что он может сделать — молчать. прямо как он и хотел. артём, похоже, понимает совсем другое, и его толчки становятся всё быстрее и разрежённее; по всему телу растекается всплеск наконец-то вполне приятных ощущений, и через несколько тяжёлых секунд глеб прикрывает глаза, поддаваясь головой куда-то вверх, и кончает себе на живот. артём изливается на ряду с ним, издавая при этом негромкий вскрик. в чистый, после секса, мозг, мысли совсем не хотели лезть. казалось, что по всем извилинам в голове проехались пылесосом и выудили оттуда весь «мусор». единственная мысль, которая в этот вечер пробилась в голову и застряла там, как пробка — «сдохни, уёбок». — ой, бля-я, я же тебя не отвязал, — шатохин немного помедлил, но, встав со своего места, он кинулся к затёкшим рукам голубина и расстегнул защёлку вместе с ремешком, что делал глеба безмолвной принцессой. светловолосый, наконец, почувствовал долгожданное облегчение в области своих верхних конечностей, но неприятное стадо мурашек сразу сковало их покрепче любых наручников, из-за чего он не мог элементарно передвинуть руками из стороны в сторону. — я пойду в душ, — артём теребит пальцами чуть взмокшие волосы цвета молочного шоколада, глядя в потолок. в ответ глеб пустыми глазами глядит на лицо задумавшегося парня. веки устало опускаются. близилась ночь, в комнате начало темнеть, да и лежать в одном положение достаточное количество времени — сомнительное удовольствие, выматывающее светловолосого до состояния полу-дрёмы. через несколько секунд, или минут, тот отрубается, так и оставшись лежать полностью обнажённым, с разведёнными в разные стороны руками. всё это ещё настоящие цветочки по сравнению с тем, какие отвратительные мысли-ягодки лезут в голову ему во сне, таком жутком, сыром и некомфортном до дрожи во всех частях тела. сдерживая жгучие слёзы, он снова будет пытаться найти себе утешение в своих же мечтах, не замечая истины. и на следующее, более трезвое утро или день, артём наверняка начнёт предоставлять глебу каждодневный пакет своих извинений, сопровождающимися всякими милыми фразами и слащавыми поцелуями, под этим натиском голубин конечно же оттает, но вся та мрачная глыба тяготящих его обид и прошлых равнодуший ни на миллиметр не сдвинется с покрытой чернильными пятнами души. шатохин определённо сошёл с ума, при этом захватив с собой в бездну безумия светловолосого ангела со своими демонами внутри. и пусть артёма это никак не заботит, глеб в свою очередь продолжит отчаянно глотать слёзы вперемешку с антидепрессантами и самообманом, при этом давясь и постепенно удушая самого себя. после белых полос такая ебанутая психея будет казаться ему настоящим раем, но это виденье почти безвозвратно унесёт в бесконечную пустоту ветром, бесцельно гуляющим в его голове. вспомнит он об этом уже где-то там, в глубокой неизвестности и неизвестно, вспомнит ли вообще? ведь любить до гроба вполне возможно, да. пока не начнёшь замечать, что эта любовь уже свела тебя в гроб.