Blood Sugar Sex Magik

— Так как же звали тех, кто любил тебя? — спросила Кьяра. Ее темные волосы разметались по спине и груди. Они вообще были какими-то наэлектризованными, хотя воздух в комнате был влажным. Ночью снова шел дождь. Он был кратким, всего лишь минут двадцать, но при этом очень сильным. — А для тебя так важно это? — спросил Энтони. — Нет, — Кьяра прикусила мизинец. Она знала простую и порой непреложную истину — зачастую все наши прошлые романы говорят о нас ярче нас самих. Скажи, кто был рядом с тобой и я скажу, кто ты на самом деле. Это простой способ проверить человека, хотя с одной стороны, кто она такая, чтобы лезть в жизнь Энтони? Он, наверное, сам со всем разберется, если захочет, конечно. — У моей первой настоящей любви было еврейское имя. У нас была одна главная проблема — я не был еврейским парнем, какого хотели родители для своей дочери. Я никогда не забуду то, как она разъяснила мне ситуацию. — Вроде того — «мы просто друзья»? — Кьяра посмотрела на него. Она не была в такой ситуации, хотя мама точно скажет, что она встречалась порой не с теми парнями. Только ее молодые люди не подходили породой. Они могли быть бедными, некрасивыми, из плохих семей, или вообще его мать пришла на праздник в похожем платье. Но Кьяра сама никогда не придавала этому никого значения. А надо ли было? Это было бессмысленное занятие все же. Да и Кьяра ни в кого из этих мальчиков не была влюблена так, чтобы вцепиться в него и кричать, что «вену порежу, если не разрешишь с ним встречаться». Глупость вообще какая. — Она сказала: «Я люблю тебя. Ты мой человек. Но мои родители никогда об этом не узнают, потому что они не хотят, чтобы я встречалась с кем-либо, кто не еврей. Поэтому они полагают, что ты и я — лучшие друзья, мы делаем вместе школьные задания, и на этом все. Веди себя просто как мой друг». Представляешь, как меня это заботило? — Ну… — протянула Кьяра, — у вас, мужчин, все было просто. Вы же не можете быть долго в отношениях с женщиной, если она вам не дает. Да, и по мне это совершенно нечестно. Все же нужно дать нечто взамен, но точно не большую и чистую любовь. — Это было тяжело. Ее отец едва ли говорил мне хоть слово. Мать была более открыта, но они оба чувствовали — им что-то мешает жить, и этим чем-то был я. Я всегда мог видеть, как их переживания выражались в глазах Хайи. Несмотря на то, что она пыталась оторваться от ограниченного мира своих родителей, они сильно удерживали ее той связью, с которой она боролась. Она ведь была их дочерью, и не могла порвать с ними. — Прям как я, — заметила Кьяра. Энтони посмотрел на нее, его ладонь коснулась ее бедра. Она продолжала сидеть, слушая звуки утреннего города. Лос-Анджелес, кажется, вообще никак не может уснуть. Кьяра лениво улыбнулась. Она задумалась о том, что больше чем через сутки уедет домой. Она все оставит тут и больше никогда не вернется. Хотя нет, не вернется в самое ближайшее время. — Так почему ты ее бросил? — на это Энтони нахмурился. Наверное, стоило тут промолчать. — Я знал, что она любила меня, но боялась зайти слишком далеко. Мне было шестнадцать, я с ума сходил от желания заняться с ней любовью. У меня были различные сексуальные опыты, но ни один из них не был основан на настоящей любви. Это так, был просто клевый трах и ничего больше. — По-моему люди сильно преувеличивают значение любви для секса, — заметила Кьяра. Хотя у нее особо и не было возможностей проверить это. Так все было несерьезно. Она бесконечно искала себя, и искала себя через секс. Она могла быть такой же, как многие роковухи их города, но так и не стала ею. Кьяра была трусихой, и кажется, именно поэтому она так и не решилась на перемены в своей жизни, не считая этой недели, какая смогла многое перевернуть в ее сознании. Главное, чтобы ее запал потом не сник. — И что ты делал дальше? — Кьяра посмотрела на него. — Я пытался уговорить ее спать со мной, но она не соглашалась. То дело было в предохранении, то в том, что она не особо готова. Тем временем она удовлетворяла меня рукой, и в этом она была великолепна, но я хотел держать эту девушку в руках и быть внутри нее. — Ты, видно, с тех пор понял, что лучше брать то, что плывет само в руки? — Кьяра пристально посмотрела в его глаза. — Я же была именно такой? — Ты могла бы мне и отказать, — напомнил Энтони. — Но ты был уверен, что нет, — продолжила она. — Так что там было с Хайей, раз снова время откровений. — Это все сводило меня с ума. Она была моим миром. Я обожал ее. Я бы сделал для нее все. Но она не сдавалась. После семи месяцев отношений мы пошли на свидание, я надел свои лучшие вещи и уложил волосы так хорошо, как только мог. В итоге мы пошли ко мне в комнату без намерения чем-либо заниматься и стали целоваться. Мы разделись и находились в атмосфере любви, света и тепла, весь остальной мир исчез. Это было лучшее, о чем я мог мечтать. Любовь, смешанная с экстазом секса, — Энтони провел ладонью по ее бедру снова. — Переживала такое хоть однажды? — Нет. Да и верить своим ощущениям в семнадцать лет… — Кьяра фыркнула. — Не самое лучшее занятие. Все же в этом возрасте любая другая кажется чем-то сродни затоплению «Титаника». — С тех пор, когда мы с Хайей начали регулярные сексуальные отношения, я был счастливее, чем когда-либо. Я хотел заниматься с ней сексом весь день и всю ночь, каждый день и каждую ночь. Это было сродни зависимости, — Энтони потянулся к сигаретам, лежащим на полу у кровати. Кьяра приняла сигарету. Она затянулась, ощущая, что, по сути, была такой же Хайей, ну ее только так не соблазняли. Раз ее так не соблазняли, то и все сложилось иначе. Впрочем, ее родители вряд ли бы рядом с ней — белой костью — потерпели бы такого как Энтони. — Ты изменял ей? — она стряхнула пепел. — Пару раз. Однажды сошел с ума от одной богатой девчонки, что бегала за мной. А второй раз с сестрой Майкла, — Этони виновато вздохнул. — В любом случае не это привело к тому, что мы расстались. Кьяра положила голову к нему на грудь. Она не строила иллюзий. Не думала, что он будет видеть в ней девушку, с которой можно забыть все прошлые неудачи. Кьяра и сама все видела. Да, Энтони хорошо относился к ней, но этого же мало, чтобы вообще хоть как-то скрепиться друг с другом в прочных отношениях. Тут уж все было просто и понятно. — Я не имею в виду, что эти случаи уничтожили мои отношения с Хайей. Я мог разложить их по полкам, просмотреть как негатив и понять, что они ничего не значили, несмотря на мои чувства. Но кроме этого было достаточно другого багажа в наших отношениях, который в конечном счете разрушил их. Тем не менее, главной проблемой был конфликт, выражающийся в выборе между родителями и чувствами ко мне. Неодобрительные голоса ее родителей всегда были у нее в голове, — Энтони убрал спутанные волосы с ее шеи. Кьяра вытянулась как кошка, ищущая тепла и удобства. — Она решила уйти?.. — Мы оба решили так, — Энтони выдохнул клуб табака. — Это было логично: разойтись, чтобы не усложнять все еще больше. — Нет, — она покачала головой. — Логичней было уйти вместе. Тебе никто не сказал, что все эти еврейские штуки пусть и передаются от матери к детям, но это не значит, что им надо слепо следовать. Вообще это приводит к генетическим мутациям, — объяснила Кьяра. — Ты-то знаешь откуда? — Мой отец на половину еврей. Моя бабка еврейка. По сути он таким не считается, но и всегда презирал все эти праздники и прочие вещи. Он всегда говорит: «Глупо привязываться к тому, что скорее всего мешает личному счастью». — Думаю, что отец Хайи послал бы его к черту, — Энтони рассмеялся. — Да, но раз в таком браке родился сын, то и соблюдение всех этих еврейских штук закончилось, когда ему исполнилось девятнадцать и он ушел из дома, — Кьяра потушила сигарету. Кьяра никогда не любила, когда отец все же прогибался и ехал домой, или же ее просто было некуда девать и пристраивали к странным бабушке и дедушке. Тоби, ее дед, даже ради этого брака принял веру, чтобы хоть как-то заполучить уважение, и вообще ему потребовалось лет семь, чтобы взять в жены Сару. За это время родители Сары запросто могли отдать ее замуж за другого, или вообще отказать ему, но старания Тоби все же оценили. Рош а-Шана — первый в году праздник, еврейский Новый год, отмечаемый в начале осеннего месяца тишрей. Еще один парадокс еврейского календаря. Несмотря на то, что название праздника переводится как «голова года», приходится он на седьмой месяц по счету. Новый Год без Рождества, распродаж и утки в сентябре казались просто настоящей глупостью. Но приходилось терпеть, если все были дома у Сары и Тоби. Наверное, самым нормальным праздником во всей этой веренице традиций была Ханука. Хотя и она выматывала тем, как Сара вечно всех страдала, ведь все должно было пройти идеально, словно если иначе, то от тебя отвернется Бог и проклянет навсегда. В праздник зажигают специальные светильники между молитвами. Их заполняют очищенным оливковым маслом. В качестве фитиля используют волокна хлопка. Именно их, так как они дают чистый и ясный свет. Если их под рукой не оказалось, то можно использовать и свечи из воска, парафина. Главное чтобы огонь был красивым, без копоти. Светильник, например, тоже должен быть не абы какой. Он обязан быть начищенным, привлекательного вида. Потому глиняный светильник для этой роли не годился. После одного зажигания огня он терял свой первоначальный вид и уже не мог использоваться повторно. Во второй день полагается добавить ещё один светильник с левой стороны. Так ежедневно прибавляется по одному светильнику, начинают зажигать именно с него. Это не случайно. Таким образом символизируется, что новый светильник важнее ранее установленных, так как приближает наступление чуда. С другой стороны все светильники равны в плане высоты – они все должны быть на одной высоте и равном расстоянии, позволяющем не задевать пламенем другую свечу. Это было красиво, но ей никогда не доверяли. Ты же не еврейка. Мало того что тебя крестили в протестантской вере, так и еще мать была простой австралийкой, пусть и в третьем поколении. Самое приятное из всего этого была еда. В доме пахло оладьями из картофеля и пончиками, обильно обжаренными в масле, а потом обсыпанными пудрой, и гренками с чесноком. Ради всего остального даже не стоило приезжать в Вагга-Вагга, чтобы поесть пончики и гренки. Бывали еще другие праздники, но кажется, этот был каким-то вечным. Вот Рождество было раз в год, и поэтому его ждали больше всех на свете. Но эти все выходные праздники — просто сплошное издевательство. И самое главное не перепутать «шабат» с «шалом», иначе тебе достанется. Шабат — это особенная для евреев суббота, когда им ничего нельзя делать: ни по дому, ни тем более выходить на работу. С пятничного утра евреи наводят порядок в доме, готовят множество блюд, накрывают стол белой скатертью и принимают душ или ванну, что всегда Кьяре было непонятно. Вечером в пятницу до захода солнца женщины зажигают свечи в знак мира и согласия в их домах. Обязательным угощением в шабат является праздничный плетёный хлеб — хала. На стол принято ставить две халы, накрытые салфеткой. Сначала халу ест отец семейства, затем угощает всех остальных. И больше ничего такого не было. Кьяра ненавидела все это, и в лет десять заявила, что больше не будет туда ездить. Мама с этим согласилась, потому что у нее были отвратительные отношения со свекровью. Та считала ее просто недостойной своего сына. А вот отцу долгое время это не нравилось, он считал, что старших надо уважать хотя бы один раз в месяц и больше ничего не надо. Конечно, Кьяра была согласна с этим. Ну, только внешне. Внутренне в ней все закипало от возмущения. Но она же привыкла покоряться воле отца. — Так твой отец поменял фамилию? — спустя время спросил Энтони, когда все до него дошло. — Да, сказал, что так дело не пойдет. — По-моему для коммерсанта отличное начало — еврейская фамилия. Сразу же вызывает доверие, — пошутил Энтони. — Ну, на деле все иначе. Мы, австралийцы, наследники европейской культуры. Американцы — тоже, но в этой стране повелось так уж — кто был ничем, тот запросто может быть всем. А в Европе всегда была какая-то странная неприязнь к евреям. Вечные изгои, ведь их отовсюду изгоняли, считая их не такими, а во всем виновато желание быть непохожими на всех. Нет ничего плохого, когда люди следуют своей философии, но на деле из этого редко когда получается нечто хорошее. А потом — они распяли Христа, пытались захватить мир, но ничего не вышло и самое главное — получили за это в итоге, — Кьяра перевернулась на живот, пряча пол-лица в подушке. Она приподнялась на локте, видя, каким серьезным стал Энтони. — Ты все еще любишь ее? — Кого? — непонимающие спросил он. — Ну, свою еврейскую девчонку. — Нет, после нее у меня еще было две девчонки, с какими я был в серьезных отношениях, — Энтони прикоснулся к ее смуглому плечу, по которому скользили золотые утренние лучи. — У вас бы все равно ничего не получилось, — грустно произнесла Кьяра. — Не знаю, любить предков — здорово, но иногда надо идти против ветра. — Кто бы говорил! — уколол ее Энтони. — Я знала такие семьи, где жена зависила от своих родителей — они развелись. Секс — это все прекрасно, но в юности только он и держит все, — Кьяра встала с постели и подошла к окну. Она села на подоконник, смотря на сад. Кьяра все понимала, и предпочитала все же молчать. Не надо ей лезть в чужие отношения, все же это ни к чему. Она отвлеклась от своих целей, став говорить на какие-то откровенные темы с Энтони. — Завтра ты уедешь? — спросил он спустя время. — Да, — выдохнула Кьяра. — Никак иначе. — Все же мне казалось, что ты… — Отец готов выпустить меня на свободу, дать денег и поверить в мои дела. Да и я соскучилась по дому. — Однажды я приеду в Сидней. — Лучше не ищи меня там.