В глубине Средневековья

— Итак, — сказал Призванный, — нам нужен яд. Луна светила, как огромный фонарь. В её лучах фигура Призванного казалась чернее и выше. Он стоял спиной к свету. Его алебастрово-белое лицо и кисти рук как будто источали слабый собственный свет. — Разве вам сложно добыть яд?.. — удивился Йестин и поспешил прибавить: — Конечно, я отправлю слуг, они разбудят аптекаря. Вы получите любой яд, какой мы сможем отыскать. — Нет, — сказал Призванный. — Объясните. Призванный качнул головой так, будто у него затекла шея. Он хмурился, разглядывая карту. По его лицу было очень легко читать его мысли. Вначале это удивило Йестина. Позже он догадался: Призванный просто не нуждался в сдержанности или в притворстве. Он думал, что хотел, и делал, что хотел. А если какой-то раб мог угадать его желания раньше других — что ж, то был хороший раб. Сейчас Призванный обдумывал что-то, не слишком приятное для него. Он молчал, и Йестин спохватился: — Пожалуйста. Летняя ночь была тёплой, слабый ветерок продувал комнату насквозь. В окнах не было рам и стёкол — просто череда стрельчатых арок под крышей. Каменный пол, сводчатый потолок, несколько простых канделябров с гроздьями свечей. Пламя дрожало и клонилось. Стульев в комнате не было, только огромный стол, на котором лежала карта королевства. Карту принесли из дворца, прежде она висела на стене в зале Малого совета. Все остальное явилось вместе с Призванным. Еще в полдень этой башни в городе не было. Она возникла, когда завершился обряд. Вначале только как тёмная тень над рыночной площадью; потом тень стала облаком, потом сама начала отбрасывать холодную тень… Торговцы успели собрать вещи и разойтись спокойно, зеваки выглядывали из-за углов и пялились на башню. К вечеру она стала полностью вещественной, врата её отворились и Призванный сошел на камни площади. Йестин ожидал увидеть бородатого мудреца с посохом. Он настолько был уверен, что Призванный окажется стариком, что принял его за ученика или, скорей, доверенного рыцаря, исполняющего обет служения. Издалека Призванный казался молодым. У него было гладкое юношеское лицо и крепкое стройное тело, осанка и походка человека, привычного к мечу и доспехам. И никакого посоха, конечно. Когда он приблизился, графы склонились перед ним, но Йестин не опустил взгляда. И он увидел глаза Призванного — властные, страшные и очень старые. Больше смотреть ему в лицо не хотелось. — Ар-карри наступают с севера, — сказал Призванный и вытянул руку над картой. Пергамент потемнел и задымился — там, где через холмы и реки королевства катились орды обезумевших северян. — Завтра… то есть уже сегодня к полудню они выйдут на берег этой реки. — Кейд, — подсказал Йестин. — Да. Разумеется, они будут из нее пить. И их возьмет замечательная, наилучшего качества холера. — Что? — Что? — Призванный вскинул угольно-чёрные глаза. Он улыбался. — Вы полагали, я выйду им навстречу и обрушу на них какие-нибудь молнии? Я могу. Но это очень хлопотно. И неразумно. У них тоже есть маги. — Не… — Йестин подавился словом. Его охватил ужас. Мечта о мудром старце-спасителе давно развеялась. Он уже понял, кого они призвали: в лучшем случае беспощадного воина, в худшем — чудовище. Но он всё ещё надеялся, надеялся на лучшее… Только не мор! Это будет хуже, чем ар-карри! Нельзя этого допустить! Йестин с трудом перевел дух. Сердце колотилось в горле. Возражать Призванному было невыносимо страшно, но это был его долг. — Послушайте, — сказал он, — прошу вас. Прошу меня извинить. Но это… не подходит. Совсем. — Почему? — Потому что Кейд течет через три наши провинции, через четырнадцать городов, это четверть населения королевства! Холера не разбирает… Призванный поднял палец и Йестин умолк, задыхаясь. Он даже не понял, заткнули ему рот магией, или он просто повиновался жесту Призванного. — Поэтому нам нужен яд. — Не понимаю, — сдался Йестин. — Какая связь между ядом, холерой и… всем этим. Призванный вздохнул. — Скажите, Йестиниан, вас короновали по всем правилам? — Что? — Во время коронации были какие-нибудь неурядицы, дурные знамения… отступления от церемониала? — Нет. — Вы уверены? — Совершенно, — сказав это, Йестин почувствовал себя немного лучше. — Граф Сьек был распорядителем. Он… был очень предусмотрительным человеком. И позже, когда начались стычки с ар-карри… если бы хоть кто-то во время коронации видел дурное знамение, об этом немедленно разошелся бы слух. Простые люди суеверны. Они бы стали… искать причину. Призванный кивнул. Он выглядел удовлетворённым. — Значит, вы неразрывно связаны с вашей землёй, — проговорил он задумчиво и напевно, будто читал заклинание. — Связаны благородными, священными узами. И эта связь вам приятна, я чувствую. Вы любите свою страну. Очень любите. Готовы ради неё пожертвовать чем угодно… — он улыбнулся. — Иначе я бы сейчас здесь не стоял. — Я пытаюсь вас понять. — Я вижу. Я хочу достать из вас вашу ненависть, Йестиниан. Я сделаю из неё яд и отправлю его в бытие в форме холеры. Но эта болезнь поразит только чужеземцев. Ваши провинции не пострадают. В городах могут заразиться торговцы… увы, сопутствующие жертвы неизбежны. — Может, все-таки молнии? Сказав это, Йестин успел раскаяться в своей дерзости, но Призванный тихо рассмеялся. Смех был незлым. — А что вы будете делать, если ар-карри призовут в ответ одного из моих собратьев? Я не собираюсь драться со своими. Призовут в ответ? У Йестина мурашки сбежали по спине. «Но у них же нет Великих книг, — подумал он, — у них нет вообще никаких книг, нет Свитков Клятвы, нет епископа! Как они могут…» Не было причин сомневаться в словах Призванного. Если он рассматривал такую возможность, значит, ар-карри могли. Плечи Йестина опустились. «Что ж, — заметил он сам себе, — хотя бы стало понятней. Он хочет действовать исподволь, чтобы не привлечь по-настоящему опасного противника». — А ваш… собрат? — спросил Йестин. — Он будет с вами драться? — Нет, разумеется. Мы пожмём друг другу руки, немного выпьем и отправимся по домам. А вы останетесь с вашими ар-карри. Йестин тяжело вздохнул. Очень хотелось сесть, но сесть на стол он не решался, а на пол — было бы слишком грубо. — Видимо, у меня нет выбора, — сказал он. — Что я должен сделать? В пальцах Призванного возник узкий кинжал. Йестин не смог бы ответить, где на теле мага закреплены ножны. Он словно достал этот кинжал из воздуха. Призванный протянул Йестину клинок. — Оближите. — Что? — Лезвие. Крови не нужно. Просто помните, что это будет яд, который сразит ар-карри. Облизать?! «Какое счастье, что этого никто не видит, — подумал Йестин. — Надеюсь, он не шутит так». У него действительно не было выбора. Граф Сьек составил превосходный план. Он рассчитывал, что ар-карри удастся разбить при Хагне, но допускал и возможность неудачи. Тогда он собирался отступить вглубь страны, разрушить мосты через Кейд и там, на берегах, дать ар-карри второе сражение. Им пришлось бы переправляться под градом стрел и огня. Даже для бешеных северян это стало бы тяжким испытанием. Но и Кейд не была последним рубежом. За ней на юге простиралась страна крепостей. Прапрадед Йестина пролил много крови, усмиряя графов в их замках. Это славное прошлое осталось в прошлом, ныне графы были безупречно верны короне, и вместе со своими войсками явились к Хагне на зов Сьека… Когда начинается битва, все планы идут прахом. Олькан Сьек. Дядя Олькан. Йестин тосковал по этому громогласному старику больше, чем по отцу, который всегда был холодным и отстранённым. В глубине души он не мог поверить, что дядя Олькан мёртв. И хуже, чем мёртв. В том бою он потерял не только голову, но и большую часть войска. Уцелевшие рыцари, охваченные ужасом, забыли о планах командующего и не разрушили мосты. Когда весть о страшном истреблении дошла до замков, многие гарнизоны не пожелали героически погибать и не стали дожидаться осад. Замки просто бросили. Обряд призыва был последним, самым последним средством. Сьек допускал даже это, но лишь в том случае, если потеряно будет всё и ар-карри осадят столицу. Йестин решил не ждать. Армии у него уже не было. Дождаться он мог только полного разорения страны. А теперь… Что ж, теперь ему нужно просто облизать нож. Он обошёл стол и принял кинжал из рук Призванного. Он не касался пальцев мага, но все равно ощутил холодок, который шёл от них. Тошнотно дрогнуло под ложечкой. «Книжники всё напутали», — пришло Йестину в голову. Книги обещали явление мудрого и доброго старца, но строго воспрещали Призывать его по пустякам. Объяснялось это тем, что старец очень занят своими непостижимыми для смертных делами, а отрывать его от дел не только неблагородно и непочтительно, но и может повредить миру на земле — нарушить сверхъестественные законы, за соблюдением которых зорко следят величайшие маги… Выдумки. Всё — выдумки. Вздохнув, Йестин покусал изнанку губы и провел влажным языком от рукояти кинжала к острию. Металл был солёным — не солоноватым, а выраженно солёным. Йестин вернул кинжал Призванному. Тот с интересом обнюхал лезвие, приложил к щеке, потом облизал его сам. Йестин отвёл взгляд: это выглядело непристойно. — Не вышло, — услышал он. Призванный был разочарован. — Ну же, — сказал он с досадой, — Ваше Величество Йестиниан Третий, вы плохо старались. Если за дело возьмусь я, то выморю половину континента, но вы же хотите, чтобы ваши подданные не пострадали? Хотите? — Что я могу сделать? — резко ответил Йестин. Призванный поморщился. — Вы слишком мягкий человек, — сказал он. — Вы не видели собственными глазами тех сожжённых детей и выпотрошенных женщин. Донесения приводят вас в ужас, вы сострадаете несчастным, вы добрый король и готовы на многое… Может, показать вам всё как есть? На тех землях, по которым прошли ар-карри? Йестин скрипнул зубами. — Покажите. Призванный сощурился. Неведомая сила вздернула голову Йестина и заставила его смотреть магу в глаза. Это продолжалось несколько мгновений, но они показались вечностью. Глаза Призванного были как угли и выжигали, как угли. Потом он раздражённо скривил рот. — Не подействует, — процедил он. — Понадобится слишком много времени, чтобы ваши страх и сострадание стали ненавистью. Отпущенный Йестин пошатнулся и схватился за край стола. Ноги едва держали. Но в нем уже поднимался гнев. — Что вы мне голову морочите? — огрызнулся он. — Вы же знаете, что делать. У вас на лице все написано. Зачем вы тянете время? Призванный поднял брови. Помедлив, он рассмеялся. — Это мне нравится больше, — заметил он. — Хорошо. Скажите честно, Йестиниан, я вам отвратителен? — Что? — Физически. Морально отвратителен, это я вижу. Меня интересует другой аспект. — Не понимаю вас. — Если я вас поцелую, вас стошнит? Ошеломленный Йестин не нашелся с ответом. Он смотрел на смеющегося Призванного, нелепо хлопая глазами, и наконец выдавил: — Я же-женат. — Я не соблазнять вас собираюсь. Это уже было издевательством. Йестин беззвучно выругался и провел рукой по лицу. Отвернувшись, он обошёл стол — удалось почти не держаться за него. Он не думал о том, что делает. Хотелось просто оказаться подальше от Призванного. Проклятье! Маг должен был оказаться защитником, спасителем, могучей опорой, а не… не этим! Проклятые книжники, написавшие столько бреда. Проклятые трусливые графы, которые погубили дядю Олькана. Проклятые ар-карри! И проклятый маг, который знает тысячу способов разделаться с северянами, но хочет непременно холеру и непременно — поиздеваться над королем, который перед ним бессилен и беззащитен. «Похоже на правду, — зло подумал Йестин. — Он просто хочет поиздеваться». — Йестиниан, стойте. Вы намерены выйти в окно. Йестин остановился. — Нет, — бросил он. — Вы не настолько мне отвратительны. — Это осложняет дело, — заметил Призванный. Теперь он откровенно веселился. Йестин тяжело перевёл дух и снова повернулся к Призванному. Сейчас — здесь — не было никакого Йестина. Был Йестиниан Третий, венценосец, обязанный спасти от гибели свою страну. Сотни тысяч невинных людей. Он приказал совершить Призыв, это был его выбор и его ответственность. В конце концов, здесь больше никого нет, только он и маг… Пусть Призванный говорит и делает, что хочет. Он может спасти королевство, этого достаточно. — Послушайте, — сказал Йестин, силясь выглядеть подобающе: смиренным, но полным достоинства. — Мы надеялись на вас. Мы призвали вас, когда у нас не осталось другого выхода. Вы обещали помощь. Вы обещали спасение. — А я чем сейчас занимаюсь, по-вашему? — По-моему, вы развлекаетесь. Несколько мгновений Призванный молчал. Потом он улыбнулся. Йестин решил, что ему мерещится. Мысли Призванного по-прежнему легко читались, — по крайней мере, так казалось, — и сейчас маг казался… дружелюбным? Ему понравилось то, что он услышал. Он смотрел на Йестина почти с симпатией. — Это правда, — наконец сознался он все с той же улыбкой. — Все ваши занятия для меня — давно уже только развлечение. Но ар-карри опасны, и разделаться с ними тоже будет хорошим развлечением. Кроме того, вы мне нравитесь. И с вами я бы тоже поразвлёкся. Йестиниан, посмотрите в окно. Уже светает. Ар-карри седлают коней. Остались считанные часы. Итак, мы целуемся? Йестин молчал. Он очень устал. Мысль отказывалась работать. — Боюсь, внятного ответа я от вас не получу, — сказал Призванный. — Значит, будет эксперимент. В конце концов, это быстро. Йестина тряхнула крупная дрожь. Только что его отделял от Призванного огромный стол, а теперь маг стоял рядом. Очень близко. Вплотную. Йестин кожей чувствовал холод, исходящий от его тела, а непроглядно-чёрный взгляд Призванного жёг ему глаза. Призванный был выше, он обхватил шею Йестина длинными ледяными пальцами и заставил его откинуть голову. У Йестина подвело живот. Колени слабели. Мутилось в глазах. Призванный крепко обнял его. Теперь он почти держал Йестина на весу. Йестин уставился на его губы. Красивый улыбчивый рот. Ровные белые зубы. Чистое дыхание… Нет! Только не это. Только не сейчас! «Ничего не получится, — в отчаянии подумал он. — Ничего не получится…» Тайна, которую Йестин хотел бы хранить молча и унести с собой в могилу. В ней не было дурного, ведь он не собирался ничего предпринимать и ни с кем об этом не говорил. Он исполнял свой долг, уважал королеву и не пренебрегал её ложем в предписанные дни. Ведь этого было достаточно… Иные графы открыто держали при себе красивых слуг или совращали оруженосцев. Кое-кто осуждал их, но без особой горячности. Обычное дело. Йестин не хотел связываться со слугами. Ему не нравились мальчики. Иногда он забывался и мечтал: представлял себе чужие сильные руки, крепкие объятия… но он запрещал себе даже мечты. Он не мог и вообразить, что его тайна погубит его — и погубит всё, что ему дорого, так нелепо и страшно. Он должен был чувствовать отвращение! Должен! Он должен был хотеть высвободиться… в какой-то миг ему хотелось закинуть руки Призванному на плечи. Обнять его в ответ. Йестин дрожал, но дрожь была сладкой. Переламывая себя, он поднял руку и неуверенно толкнул Призванного ладонью в грудь. Но он слишком часто дышал и слишком охотно к нему прижимался. Призванный понял. — А-а, — протянул он, — вот как. Ладно. Мне надоели эти уговоры, а времени мало. Придется… вам помочь. И он развернул Йестина к себе спиной. Что-то скрутило Йестину руки: ремень взялся ниоткуда, он как будто двигался сам, живой и холодный, как змея. Призванный швырнул Йестина грудью на стол, поверх карты его королевства. Под носом у Йестина оказался монастырь Целомудренных Братьев, к югу от столицы, и Йестин почти хихикнул. Призванный задрал длинные полы его кафтана, сдернул с него штаны и звучно шлепнул по голому заду. Йестин наконец осознал, что его собираются изнасиловать. Он рванулся. Ремень на его запястьях поддался, чуть растянулся, Йестин ободрал руки, но освободил их. Он подавил желание шарахнуться вбок: он успел понять, насколько Призванный сильнее физически, тот сразу бы скрутил Йестина еще раз. Йестин соскользнул вниз, на пол, и перекатился под столом. Потерял секунду, чтобы натянуть штаны… но Призванный за ним не гнался. Он стоял на том же месте и хохотал. — Это гораздо лучше, — заметил он. — Я отказываюсь, — выдохнул Йестин. Он уже ничего не соображал. — Убирайся. — Поздно. Нет, нет, нет! Почему это должно было случиться так отвратительно? Так стыдно? Если бы он был нормальным мужчиной, ему пришлось бы вытерпеть всего один поцелуй и благополучно отплеваться ядом. Но ему хотелось этого поцелуя, хотелось… Чтобы кто-то очень красивый и слишком сильный держал его по-хозяйски и делал, что хотел. Чтобы всё сделал за него. Унизительно. Недостойно. — Да, — сказал Призванный себе под нос, — думаю, этого хватит. И он щелкнул пальцами. Незримая сила подняла Йестина в воздух. Вся одежда зашевелилась на нём — это было мерзко, как будто её вдруг наполнили насекомые. Сапоги, штаны, рубашка… всё сползло с его тела и свернулось на полу. Йестин остался полностью обнажённым. Руки и ноги ему растягивало в стороны, но голову держать приходилось самому. Призванный подошёл неторопливым шагом и остановился между ног Йестина, оценивающе разглядывая его тело. — Не в моём вкусе, — сказал он, — люблю жилистых. Но на один раз сойдёт. Забавно получилось. Закусив губу, Йестин молча извивался в невидимых путах. — И, пожалуй… для концентрации ненависти тебе лучше знать имя. Меня зовут Риуаль. Он долго медлил, прежде чем начать. Потом провел по груди Йестина ледяными пальцами, коснулся сосков. Все волоски на теле Йестина приподнялись. Тяжело дыша, он откинул голову. Он не хотел, чтобы Призванный видел его лицо. Он дёргался под прикосновениями холодных рук, магическая сила держала его за щиколотки и запястья, плечи заныли от напряжения. Это совсем не было приятно. Только унизительно и больно. И должно было стать ещё больнее. Пальцы Риуаля бесстыдно ощупали его зад, и один пробился внутрь — как будто кусок льда. Йестин выдохнул сквозь зубы. — На весу — забавно, но неудобно, — сказал Призванный. — Есть идея получше. Поиметь короля на карте его страны. Так мило. Он отступил в сторону. Йестина потащило по воздуху и опрокинуло на стол, на спину. Руки его словно железными скобами прихлестнуло к этому столу, он не мог ими пошевелить. Колени задрались к груди, а ноги раздвинулись так широко, что заболели суставы бедер. Йестин уставился куда-то вбок. Злые слёзы выступили на глазах. Но он не собирался умолять. Он не будет умолять. Это было последнее, что ему оставалось. Призванный задумчиво рассматривал его. Небрежно он погладил член Йестина: от холода половые органы подобрались. Призванный переложил его член ему на живот. Огладил бедро. И внезапно наклонился и взял член в рот. Его язык был горячим. Йестин вскрикнул. Разложенный на столе, прикрученный к нему, он едва мог двинуться, он не мог отстраниться. — Не кричи, — сказал Риуаль, — услышат. Даже сейчас на мою башню пялятся какие-то остолопы. Видно, гадают, чем это мы тут с тобой занимаемся. Йестин до боли закусил губу. Хватка магии не стала мягче, но стала будто бы чуть удобней, боль прошла. Сочетание холодных пальцев и горячего рта Риуаля сводило с ума. Йестин забился. Ему стало жарко. Риуаль продолжал ласкать его, облизывал и сосал его член, иногда приподнимался, чтобы поцеловать соски. Возбуждение было тяжелым и мучительным. Мелькнула вдруг мысль, что если бы Риуаль захотел его соблазнить — по-человечески, с поцелуями, с объятиями — Йестин бы не устоял. Лёг бы под него добровольно. Ему уже хотелось, даже сейчас — хотелось, чтобы Риуаль поцеловал его, чтобы разделся сам и лёг сверху, дал ощутить тяжесть своего тела, чтобы вытащил из Йестина холодные пальцы и вставил член… Йестина скрутило от дикой ненависти к себе. Не было у него стального характера, он сам это прекрасно знал. Но разве он был — таким? Такой безвольной тряпкой? Да еще… с повадками шлюхи… Хуже смерти. Нет, он не повесится. Он соберёт остатки войска и встретит ар-карри в поле. И поскачет в первом ряду. Убьёт пару десятков, прежде чем его прикончат. — Ещё немного, — пробормотал Риуаль. Он отстранился. Донесся хлёсткий звук расстёгнутого ремня. Йестин застонал. Член Риуаля тоже был горячим, как его язык. Он вошёл медленно, осторожно, и вытянулся над дрожащим Йестином. В губы не целовал, только опустил голову рядом с его головой. Йестин шеей почувствовал его дыхание. От Риуаля не пахло ничем; верней, пахло холодом, зимним, чистым… Он двинулся в Йестине всего несколько раз, когда Йестина странно дёрнуло, как будто разом во все стороны, и жгучее удовольствие стиснуло его плоть мягкими когтями. Оно было коротким и оставило после себя усталость и пустоту. Со вздохом Риуаль выпрямился. Застегнул одежду. С вялым удивлением Йестин понял, что сам Призванный удовлетворения не получил. В пальцах Риуаля снова возник кинжал. Риуаль провел пальцем по животу Йестина, снял каплю семени и облизал палец. — Я ожидал большего, — сказал он, — но этого вполне достаточно. Кинжал показался теплее, чем его пальцы. Семя Йестина покрыло металл… и он задымился. Йестин даже очнулся от изумления. — Сейчас я отпущу тебя, — предупредил Риуаль. — Только не кидайся меня душить. Йестин криво усмехнулся: вряд ли он смог бы. Он сполз на пол и свернулся в комок. Закрыл глаза. Он слышал только шаги Риуаля, то ближе, то дальше. Потом Риуаль набросил на него сверху его кафтан. — Воды? — спросил он. — Вина? — Вина. Риуаль опустился на одно колено рядом с Йестином, постучал пальцем по камню. Камень потянулся вверх, как растение, и вскоре вырос в глубокую чашу. Чаша наполнилась тёмным густым вином. Ничему уже не удивляясь, Йестин взял её, пролил немного, потому что дрогнула рука, отпил. Вино было горячим… — Ар-карри уже подходят к реке, — сказал Риуаль. — Вставай, посмотришь. Думаю, ты это заслужил. Йестин покачал головой. Риуаль поднял его и прижал к себе одной рукой. В другой был кинжал. Призванный подвел Йестина к карте — к тому её краю, где она всё ещё дымилась и пылала, не сгорая. Было уже совсем светло. Йестин четко видел на карте вьющуюся ленту Кейд. Чем дольше он смотрел на неё, тем явственней ему казалось, что он видит уже не чернила на пергаменте, а текущую воду, тёмную в светлых берегах. Он смотрел точно с высоты птичьего полета. Он смотрел… и видел мосты, и деревни у мостов, и паромную переправу где-то посреди равнины. Паромщик оставил пост. Почти все сельчане давно убежали. Лишь кое-где в покосившихся хижинах ждали страшной смерти забытые, ненужные старики… Сердце Йестина кольнула жалость. По ту сторону Кейд двигались орды ар-карри. Йестин видел уже настолько ясно, что различал каждую лошадь. Впереди всех шли… знаменосцы? У них не было знамен. Они несли чудовищные штандарты с гниющими головами, насаженными на колья. Риуаль медленно поднял кинжал и с силой всадил его в карту — в ленту реки, до которой знаменосцам оставалось меньше часа ходу. Кинжал вспыхнул высоким белым пламенем и рассыпался искрами. Но он не исчез. Он стал бутоном белого света, который набух и раскрылся цветком. Свет побежал вверх и вниз по реке, задрожала карта, задрожал огромный стол, задрожала будто бы сама башня… И на пути ар-карри теперь стояла стена. Смертоносная сверкающая преграда. — Всё, — сказал Риуаль. Йестин понял вдруг, что стоит, обнимая его за талию. В другой руке была чаша. Он сделал большой глоток. — Я должен благодарить? — сказал он хрипло. Он ведь не кричал… он как будто сорвал голос. — Нет, — сказал Риуаль. — Но поцеловать можно. *** — Нет, — сказал Йестин. — Нет и ещё раз нет. — Ваше Величество… — Послушайте, Оканнес, — Йестин начал мерить шагами залу, — мы с вами об этом уже говорили, и не раз. А я говорил с Советом. Решение есть. Больше того — почти всё, что необходимо сделать, уже сделано! Урожай Медары выкуплен на корню. Казна отправила плату. Четверть вносит граф Хането, четверть — его вассалы, половину Церковь будет раздавать нуждающимся. Это обычный недород, с которым можно справиться человеческими силами. Нам не нужен Призванный! Епископ Оканнес скорбно поджал губы. Йестин разрешил ему сесть, но он так и не сел. В этот раз он привёл с собой королеву. Следуя приличиям, Консуэло делала вид, что вышивает, но уже несколько минут руки её не двигались. Йестин видел, как крепко она сжимает пяльцы. Консуэло всегда безупречно владела собой, и беременность этого не изменила. Она не могла так разволноваться из-за пустяков. Что ещё? Что?! От окон тянуло холодом. Покачивались шпалеры. Было зябко и сыро. Епископ тяжело вздохнул. Стащил митру с лысой головы, потёр висок. — Ваше Величество, у меня скверные новости. — Что ещё? — повторил Йестин вслух. Ему удалось говорить почти спокойно. Лицо Оканнеса исказила болезненная гримаса. — Странствующие братья сообщают, что Эдверето начал готовить войска. Судя по скорости приготовлений, он выступит через полгода. Йестин молчал. Призванный уничтожил орду безумных ар-карри, но до этого орда успела уничтожить армию королевства. В битве при Хагне погиб граф Сьек, их единственный хороший военачальник. С тех пор прошло три года. За ещё полгода ничего не изменится. В Хането второй год недород и люди на волосок от голода, этой зимой голод начнётся. Церковь, король и граф будут раздавать зерно… но люди истощены, скот съеден, армии нет! И золота, чтобы купить наёмных солдат, тоже нет. — По сути, — сказал Оканнес, — единственное, что нас защищает — это Свитки Клятвы. «Точнее, — подумал Йестин, — Призванный Риуаль». — Точнее, — согласился епископ, — то, что Призванный уже один раз согласился помочь нам. И люди знают, что Свитки и Великие книги — не ветхие сказки, а настоящая сила. — Откуда известно, что Эдверето выступит против нас? Оканнес посмотрел с удивлением. — Но Веретойя граничит ещё с Кагезой, — неуверенно проговорил он, — и Лиаддо, а прочая граница морская. Кагеза неприступна как никогда, в Лиаддо… тоже… всё благополучно… «В отличие от нас», — зло подумал Йестин, а вслух сказал: — Может, Эдверето решил отправиться за море? Освобождать Гроб Господень? Он понимал, как нелепо это звучит. Когда христианский правитель отправляется в крестовый поход, об этом кричат повсюду задолго до того, как начнутся приготовления. Оканнес не стал указывать королю на его ошибку. — Полной уверенности нет, — согласился он. — Но, боюсь, я должен настаивать, что всё говорит о худшем. И нам следует готовиться к худшему. Ваше Величество?.. Йестин снова замолчал. Он остановился посреди залы и смотрел на карту королевства, закреплённую на стене. Это была новая карта, не та, на которой Призванный… Йестин прикрыл глаза и помотал головой, отгоняя ненужные мысли. Та карта исчезла невесть куда вместе с башней Риуаля. Новая выглядела лучше прежней. На ней в состав Арантойи входили степи к северу от Хагне. Они опустели после страшного мора, их заняли без боёв, король даровал уделы вернейшим слугам. Будь у дикарей знамёна, их развесили бы в главных церквях страны. Но штандарты ар-карри, украшенные гниющей плотью врагов, были слишком омерзительны для подобной чести. Последние ар-карри, отступая, унесли заразу в свои логова, и вскоре перемёрли целиком. Северная угроза, три века нависавшая над страной, рассеялась бесследно. И это стоило Йестину всего лишь пары неприятных часов… — Оканнес, — тяжело сказал Йестин. — Вы знаете, что нельзя обращаться к Свиткам Клятвы, пока с бедой могут справиться люди. Призванный — не стражник в карауле, чтобы бежать на помощь. Он занят своими делами, непостижимыми для нас. Мы звали его всего три года назад. Что, если он разгневается? Он знал, что Оканнес может ему возразить. В прошлый раз сам Йестин решил не дожидаться отчаянного положения. Граф Сьек допускал, что они обратятся к Свиткам, только если потеряно будет всё и ар-карри осадят столицу. Но граф погиб, а король приказал проводить обряд, когда безумные дикари ещё не пересекли реку Кейд. Это было верное решение. Йестин всё сделал правильно. Да, явление Призванного стало для него кошмаром, но кошмар длился недолго, а потом… Потом всё стало хорошо. Риуаль исчез так же, как появился, а Йестиниан Третий был здесь, рядом. И победителем ар-карри назвали — его. Подданные полюбили его. Надменные графы исполнились почтения. Прежде только воля дяди Олькана удерживала их в повиновении. Йестина считали слабым, его не уважали, — а теперь его слушали, затаив дыхание. Грозная тень Риуаля стояла за ним. Сам Призванный, один из столпов мироздания, прислушался к словам Йестиниана Третьего и сделал по воле его. Разве такого короля можно было не чтить? Йестин спиной чувствовал взгляды Оканнеса и Консуэло. Те не понимали. Не могли понять, почему сейчас он упорствует. В его власти страшная сила. Отчего не обратиться к ней снова? Он стиснул зубы. Оканнес не просто так привёл сюда королеву. Она пока не заговорила. Значит, он услышал ещё не все плохие новости. — Что ещё? — сказал он как мог спокойно. — Очевидно, это не всё, что я должен знать. Госпожа моя супруга? Консуэло тихо вздохнула. — Государь мой и муж… Я получила письмо от матери. Для Консуэло это означало совсем не то, что означало бы для другого человека. Если королева Изабелла решила написать ей, причиной тому стала отнюдь не материнская забота. Йестин напрягся. Он обернулся к жене. Та по-прежнему сидела, сжимая пяльцы. Она не взглянула на него. На красивом и строгом лице её была печаль. — Это не личное письмо, — подтвердила она. — Это сведения. Его Преосвященство получает сведения от странствующих братьев. Госпожа моя мать более… более… — Консуэло нахмурилась, подбирая слова. — Мы поняли, — поторопил Йестин. — О чём она пишет? Консуэло подняла тёмный взгляд. — Король Веретойи распорядился чинить дороги. Ведущие в Хането. Йестин прикрыл глаза. — Госпожа моя мать… — продолжала Консуэло тихо и ровно, — не пришлёт войска нам на помощь. Но она обещала передавать сведения, которые её люди смогут собрать. «Спасибо и на этом», — подумал Йестин. Он чувствовал бессилие. — Если люди знают, — сказал он, — что Свитки и Великие книги — не сказка, и что их мощь в наших руках — почему это не пугает короля Эдверето? — Мысли короля Эдверето нам неизвестны, — ответил Оканнес. — Но я предполагаю, что он… мыслит так же, как и вы, Ваше Величество. Он уверен, что мы побоимся звать на помощь ещё раз всего через несколько лет. Все трое долго молчали. — Я готов начинать обряд, — сказал наконец епископ. — Как только вы соизволите, Ваше Величество. — Я обдумаю такую возможность. Сказав это, Йестин развернулся и ушёл. Невежливо по отношению к епископу и королеве, быть может, даже неблагородно и недостойно его положения, но сейчас ему было плевать. Всю свою жизнь он стремился сохранять достоинство, держаться благородно и исполнять свой долг наилучшим образом. Это привело к тому, что Призванный изнасиловал его, разложив на карте Арантойи. А теперь долг и благородство требовали, чтобы он снова призвал этого ублюдка и снова молил его о защите. Непереносимо. Йестин знал, что сделает это. И если Риуаль захочет повторить, то повторит. «На новой карте», — подумал Йестин со злой ухмылкой. Он сделает. Он сделает всё, что нужно. Он просто не мог быть каменным, как Изабелла из Кагезы. Нельзя обращаться к Призванному, если с бедой могут справиться люди… Силы Арантойи ещё не восстановились. Люди Арантойи не справлялись. Но они могли бы обратиться за помощью к другим! Изабелла могла забыть, наконец, о прежнем гневе и послать войска на помощь дочери, носившей сейчас её внука. Увы! Многими добродетелями была наделена сия царственная кагези, но добродетель милосердия никогда не числилась среди них… С возрастом Изабелла сделалась беспощадна. Но казалось, чем более жестокой становилась старая королева, тем сильнее любил Изабеллу её мрачный народ… Впрочем, дела семейные — отдельно, дела государственные — выше прочих. Такой Изабелла была всегда. Даже Консуэло, порченая королева порченой страны остаётся кагези. За неё не станут сражаться, но её не оставят слепой перед лицом врага. Подарят сведения, которые соберут хитрые лисы Кагезы, пробравшиеся повсюду. «Как жаль, что между северными степями и Кагезой лежит Арантойя, — подумал Йестин. — Если бы безумные ар-карри схлестнулись с этими людьми… Возможно, и Призванного бы не потребовалось». Он поднялся в свои покои и отослал слуг. Он хотел быть один. Йестин сам разжёг камин и долго сидел перед ним на корточках, глядя, как разгорается пламя. Лето в этом году выдалось дождливым и холодным, такой же стала и осень. Жестокий недород поразил только Хането, но богатого урожая не было нигде. Осенние празднества казались скудными и грустными даже в столице. Впереди долгая зима, которую переживут не все. Йестин протянул руки к огню. Можно ли обойтись без Риуаля? Изабелла безжалостна. Изабелла не отправит железных бойцов кагези проливать кровь ради Арантойи. Но раз её змеи проползли во дворец Эдверето, почему бы одной из них не уронить капельку яда? Это было бы прекрасное решение. Просто отравить его. Не сражаться. Смеркалось. От затворённых окон тянуло холодом. Дальние углы покоев скрылись во тьме. Сквозняк покачивал шпалеры. Казалось, что за ними кто-то прячется. Йестин понимал, что это иллюзия, но она его беспокоила. Он зажёг свечу на высоком поставце, отнёс поставец к дверям и снова присел на корточки у камина. Сумеет ли Консуэло написать матери такое письмо, чтобы убедить её? Можно помочь ей. Пригласить Оканнеса, кого-то из людей Оканнеса… кого ещё? Графиня Оди разбирается в ядах. Но здесь-то надо разбираться не в ядах, а в сердце Изабеллы… Есть ли у неё сердце? Размышления Йестина прервал тихий стук в дверь. Он встал. Кто осмелился явиться в такой час? Глупый слуга или опять скверные новости? Это была Консуэло. Йестин вздохнул. Затворив двери, он обнял жену и поцеловал в щёку. Консуэло склонила голову ему на плечо. Беременность королевы стала для Йестина праздником вдвойне. Когда она, спустя много лет брака, наконец понесла дитя, оба они смогли забыть о проклятых «предписанных днях». Отношения между ними были теперь много ближе и теплее, чем прежде. Они не могли быть счастливы как супруги, но могли быть счастливы как родители… Тревога о благополучии жены и ребёнка не покидала Йестина. — Что-то случилось? — спросил он, усадив её в кресло. Консуэло вздохнула. — Да. Я не сказала Оканнесу… Я не сказала никому. — Что? — Писем два, — она плотно сплела пальцы. — Второе голубь принёс сегодня. Оно шифрованное дворцовым шифром Кагезы. Я прочитала его только сейчас. И сразу пришла. Мне… очень жаль, я вижу, что ты… Йестин поднял ладонь. — О чём оно? — Его Преосвященство сказал, что мысли короля Эдверето нам неизвестны. Боюсь, это уже не так. — Консуэло помолчала. — У Эдверето тоже есть Великие книги. И, видимо, Свитки Клятвы. Йестина будто оглушило. Он долго стоял неподвижно, не думая ни о чём. Ему было холодно и темно. Риуаль. «Так вот почему Эдверето не боится Призванного Арантойи, — понял он. — У него есть свой собственный». Даже если случится чудо и смягчится сердце Изабеллы, это не поможет. Приговор вынесен. Помилования не будет. С одним из собратьев Риуаля может совладать только Риуаль. На негнущихся ногах Йестин прошёл ко второму креслу, подвинул его ближе и сел. Консуэло смотрела на него с состраданием. — Эдверето обратился к ним? — спросил Йестин, уже зная ответ. — Люди госпожи моей матери узнали о них только потому, что о них заговорили. Никто не был свидетелем. — Поколебавшись, Консуэло прибавила: — Это очень… тяжело, говорить с Призванным? Ты белый как мертвец. — Да, — бесцветно сказал Йестин. — Это очень тяжело. — Мне так жаль. — Это не твоя вина. Это вина Эдверето, чтоб его черти взяли. Прости, — Йестин ссутулился и закрыл лицо руками. — Удивительно… — бросил он, — почему обряд призыва — это церковный обряд? Такое чувство, будто мы призываем дьявола. — В Кагезе говорят, что это кающиеся ангелы, — сказала Консуэло. — Они отпали от Бога, но раскаялись, и Он взял с них клятву повиноваться людям. Но у нас нет Свитков, и никто не спрашивал, правда ли это. Йестин криво усмехнулся. «Мало похоже на правду», — подумал он, но ничего не сказал. Не хотелось, чтобы Консуэло начала расспрашивать. — Спасибо, — сказал он, — госпожа моя королева. Ты всё сделала как надо. Я тоже… сделаю то, что должен. И будь что будет. — Я буду молиться за тебя. — Береги себя и дитя. — Йестин вздохнул, откинувшись на спинку кресла. — Мне будет легче, если я буду знать, что с вами всё хорошо. Теперь… пожалуйста, оставь меня. Завтра я прикажу начинать обряд. Консуэло молча кивнула и удалилась. Он сидел и смотрел, как пляшут по стенам тени. Хотелось позвать слуг, чтобы принесли вина, но ему нужна была трезвая голова, а от мысли об ужине затошнило. В окно выйти тоже хотелось… Как желал Йестин иметь каменное сердце Изабеллы, или отвагу дяди Олькана, или хотя бы холодную душу своего отца! Не было ничего. Сам себе он напоминал морскую улитку, раковины которых привезла когда-то с собой Консуэло. Роскошная узорчатая броня с шипами — корона Арантойи, меч графа Сьека, башня Риуаля — и мягкое дрожащее существо внутри. Но хуже всего было даже не это. …Ему понравилось то, что сделал с ним Риуаль. Он хотел ещё. Йестин резко встал и шагнул к окну. Отворил створку на ладонь, впустив ледяной ветер. Руки его скоро стали холодными, как руки Призванного, но лоб и щёки горели по-прежнему. Ему досталась идеальная жена. Консуэло была красива и умна, безупречно владела собой и ставила долг превыше чувств. Её первейшей обязанностью было подарить королевству наследника. Поэтому в «предписанные дни» она смиренно терпела тоскливые и неловкие совокупления, и ни словом, ни взглядом не упрекнула мужа. Йестин глубоко уважал её. Он бы с радостью избавил её от этих унизительных минут, раз уж не мог сделать её счастливой. Но наследник был и его обязанностью тоже. Мучиться приходилось обоим. Но после того, как явился Призванный… Йестина преследовало чувство, что он никуда и не уходил. Острей всего оно было в спальне королевы, во время «предписанных дней». Ему мерещилось, что Риуаль наблюдает за ними, посмеиваясь, что он снисходительно оценивает их голые тела и неуклюжие попытки зачатия. Угольно-чёрный горячий взгляд скользил по спине, заду, бёдрам Йестина. Это возбуждало. Неожиданно он начал получать удовольствие в постели с Консуэло — и спустя несколько месяцев ликующая Консуэло известила о беременности. Впору было решить, что Призванный благословил королевскую чету Арантойи таким извращённым образом. Но фантазиям о нём Йестин всё же предпочитал предаваться в одиночестве. И как можно реже; но совсем отказаться от них он не мог. В этих диких грёзах он отдавался Риуалю свободно и бесстыдно, говорил откровенно о том, чего он хочет, и как сильно он хочет. И Риуаль не насмехался над ним за это. Риуаль был таким, как тогда, под конец, когда он получил ингредиент для своего зелья и остался доволен, когда обнимал Йестина и сказал, что можно поцеловать… Йестин не поцеловал его. И сожалел об этом. Теперь он целовал Риуаля в дурных снах, о которых не мог сознаться даже духовнику. Он подставлялся Призванному в разных позах, ласкал всё его тело, лизал и сосал его член… мелькала иной раз мысль, что этого ему не хватило. Призванный не употребил его в рот, а ведь это Йестину тоже хотелось попробовать. Риуаль был невероятно могущественным, Йестин не мог сопротивляться ему — и значит, ему можно было не сопротивляться! Не думать о том, чтобы хранить достоинство и сдержанность, не думать о своём долге, забыть обо всём и наслаждаться этой волшебной силой и красотой… Но снова встретить Призванного на самом деле он совсем не хотел. Он понимал, что настоящий Риуаль сильно отличается от любовника из его порочных фантазий. Если он снова захочет использовать Йестина, он унизит и причинит боль. А скорее всего, он и не захочет. Он сделал то, что сделал, не ради удовольствия, а для того, чтобы получить ингредиент. Вряд ли ему снова понадобится это заклятие. Йестин со своими желаниями окажется просто ненужным. Это будет ещё унизительнее… Йестин закрыл окно и прислонился виском к резной створке. Грустно улыбнулся. О чём он только думает? Чтобы с ним произошли все эти ужасные вещи, для начала нужно, чтобы Призванный согласился помогать им. Чтобы он хотя бы откликнулся на их жалкий зов и явился! Прошло всего три года. Малый срок и для людей, а для бессмертных — тем более. Риуаль не падший ангел и не давал клятв Богу; Йестин не знал правды, но не сомневался, что сказку про кающихся кагези придумали сами. Это было на них похоже. Если завтра над крышами Аранто появится башня Призванного — это будет знак великой удачи: Риуаль не пропустил их мольбы мимо ушей, Риуаль здесь и значит, надежда есть… Если этого не случится и обряд пройдёт впустую, Йестину придётся обдумывать совсем другие вопросы. Графство Хането будет потеряно, а король Веретойи, скорее всего, двинется дальше — и где он остановится? У границ Аранто или только за Хагне? Примет ли Изабелла беглецов, потерявших трон, или оставит на волю Эдверето? Быть может, Эдверето помилует Консуэло и заточит в монастырь. Быть может, казнит её и дитя вместе с Йестином… Дитя он убьёт в любом случае. Ему не нужен законный наследник трона. Смилуйся над нами, Святая Дева. Пусть придёт Риуаль. *** Когда-то Йестиниан Второй желал получить в жёны принцессу Изабеллу из Кагезы. Младший брат Изабеллы родился слепым, ещё один младший брат сломал шею, упав с коня на охоте, и остался парализован. Некому было наследовать трон Кагезы. Женившись на Изабелле, Йестиниан мог бы объединить два королевства и получить выход к морю. Но графом Сьек в то время стал неистовый и гордый Олькан. Трон под королём пошатнулся: графство Сьек грозило отпасть от Арантойи. Кагези и без того сомневались, достоин ли Йестиниан руки их любимой принцессы. Если бы граф Сьек в то время действительно отказался признавать первенство Йестиниана, такого жениха кагези просто выгнали бы с крыльца. Поэтому король вынужден был отказаться от Изабеллы и жениться на сестре графа, Вирене Сьек. Королеву Вирену навязали ему. Она была недостаточно высокого рода. Йестиниан так и не простил ей этого унижения. Его отнюдь не утешило то, что консорт Изабеллы оказался ещё менее родовит. Мрачная молитвенница Изабелла ставила долг принцессы выше женской скромности. «Я не могу оставить Кагезу паралитику и слепому», — сказала она. И мужи Кагезы приняли правящую королеву, хотя это было против обычаев той суровой страны, — ибо королева Изабелла была мудра, и целомудренна, и безупречна. Того же она требовала от своих детей. Потомство Изабеллы было многочисленным, здоровым и одарённым, а дети Вирены рождались мёртвыми или умирали в младенчестве. Йестиниана терзали разочарование и тоска. Выжил только один из детей «королевы Сьек». К счастью, это был сын. Убедившись, что его племянник станет королём Арантойи, Олькан Сьек прибыл в Аранто с богатыми дарами и свидетельствовал о своей верности. Но желание породниться с царствующим домом Кагезы не покидало Йестиниана. Когда Изабелла отправила в Аранто послов и сама предложила — сама! — женить наследного принца на своей младшей дочери, он с радостью согласился. Знал ли он правду? Он совершенно точно не хотел её знать. Со времён своей юности Изабелла презирала Арантойю, её народ и её королевскую семью. Она никогда не отдала бы дочь в эти края… достойную дочь. Но младшая, Консуэло, оказалась порченой. Это слабое и порочное дитя опозорило свою мать и всю Кагезу, лишившись невинности до брака. В глазах Изабеллы монашеский постриг был не наказанием, а наградой. Ярость её была велика. Для Консуэло она придумала изощрённое наказание — отправиться в Арантойю, стать королевой скверного народа и супругой для бессильного сына недостойного отца. Йестин понятия не имел, что там произошло, был ли у Консуэло незаконный ребёнок или только мимолётная связь с каким-то отчаянным храбрецом. Не желая ранить её, он не допытывался. Что бы ни случилось там и тогда, сейчас королева была безупречна, как истинная кагези. …Она стояла рядом с ним и молилась, пока епископ Оканнес служил мессу, и позже, когда он произносил слова обряда. Даже днём в соборе было сумрачно; но солнечные лучи проливались сквозь витражи, расцвечивая тёмные камни яркими пятнами. Подрагивали огоньки свечей. Голоса певчих тоже дрожали. Тихое эхо не угасало в воздухе. Графы и люди двора, не сговариваясь, облачились в тёмное. Никто не перешептывался. Йестину казалось, что его отпевают. Оканнес прочёл последние слова призыва. Всё стихло. Теперь оставалось лишь ждать. В прошлый раз тень башни Призванного возникла над рыночной площадью сразу, как только завершился обряд. Но полностью вещественной она сделалась только к вечеру. Если и сейчас всё будет так же, Йестину предстоят несколько часов мучительного ожидания и надежды. Если нет… Юный оруженосец графа Оди вбежал, задыхаясь. — Он здесь! Йестин судорожно хватанул ртом воздух. Глаза Консуэло закатились и графиня Райо скользнула ближе, подставила ей плечо. Юноша сам испугался и замер на месте, но граф Оди взглянул на него грозно, и оруженосец очнулся. — Башня Призванного уже здесь, — сказал он твёрже. — И сам Призванный… он вышел. На сей раз Риуаль объявился прямо перед собором. Его башня была почти полностью вещественной и висела в воздухе. Нижний этаж клубился, как облако, на высоте крыши собора. Сама башня выглядела сейчас иначе — над вратами её опоясывала широкая крытая галерея. Йестин точно помнил, что прежде этой галереи не было. Ещё он помнил, как камень башни повиновался воле Риуаля и менял форму, преображаясь в то, что Призванный желал видеть. Без сомнений, по его приказу башня вырастила эту галерею из себя. Риуаль стоял там и смотрел вниз. И он был в гневе. Ужас Йестина дошёл до предела, за которым Йестин уже не мог ничего чувствовать. Он только смотрел и запоминал. Странно: его бесстрастный взгляд сделался очень зорким. Он видел, как башня опускалась вниз и как воплощался её нижний этаж. Башня словно не могла выбрать себе определённый облик. Вот проявились замшелые, покрытые пятнами лишайника, едва обтёсанные глыбы камня; в следующую минуту там была гладкая плитка; потом — расписанные изразцы. Менялись окна башни: в них то появлялись, то исчезали витражи разных цветов и рисунков. Менялась, кажется, и крыша. Не дожидаясь, пока башня встанет и утвердится на площади, Призванный ушёл с галереи. Врата башни стали шире и окружили себя цепью камней, в которых ярко сверкали золотые прожилки. Узкий порог под ними выдался вперёд и стал широкой, просторной площадкой. Под этой площадкой из клубящегося облака неопределённости начала проявляться лестница. В прошлый раз было иначе. Должно быть, вся эта нерешительность обличий следовала из того, что Риуаль пришёл слишком быстро. И раз так, значит, там, где башня Призванного находится обычно, у неё вообще нет определённого вида и формы? А у самого мага — есть? Неужели он действительно ангел?.. Врата распахнулись. Призванный вышел к людям. В прошлый раз графы кланялись ему. Сейчас вся свита Йестина опустилась на одно колено, а граф и графиня Хането преклонили колени подобно слугам или кающимся — ведь всё это происходило из-за них и ради их спасения. На ногах остались только король с королевой, да епископ. Оканнес опустил глаза и стоял, крепко держась за свой посох. Сан обязывал его быть стойким. В глазах Церкви Призванный не был ни ангелом, ни святым — лишь слугой Господа, связанным обязательствами. Не чуя под собой ног, Йестин сделал шаг. Риуаль выглядел мрачным и злым, он хмурился; Йестин снова удивился тому, как легко по его лицу читать мысли. Призванный скользнул по нему взглядом. Йестин вздрогнул. …Вокруг люди. Они смотрят и всё замечают. Нельзя показывать, как он боится… Йестин сделал ещё шаг. И вдруг Риуаль поклонился. Это был очень короткий и неглубокий поклон, по сути не более чем лёгкий кивок. Но Призванный поклонился королю. И это видели все. Графы уже научились уважать Йестиниана Третьего. Теперь они будут благоговеть. Надежда затеплилась в сердце. Йестин смог выдохнуть и вдохнуть. Призванный был злым, жестоким и опасным, но не лживым. Он никогда не притворялся и не скрывал своих чувств. И если он проявлял почтение — значит, он действительно проявлял почтение. Он поможет им? Жестом Риуаль пригласил Йестина пройти в башню. Ноги Йестина как будто вросли в землю. Чудовищным усилием воли он заставил себя шагнуть снова, и снова. Он едва не поскользнулся на неровных камнях. Солнечный свет наполнял влажный холодный воздух, его касания напоминали о холодных руках Риуаля. Йестину чудилось, что он идёт через глыбы льда. Огненный взгляд мага сверлил его несколько мгновений, потом Риуаль отвёл глаза. Каменная лестница к вратам башни стала самой крутой лестницей в жизни Йестина. Но поднимаясь по ней, король Арантойи ни разу не оступился. Врата башни затворились за ним. В прошлый раз он следовал за Призванным на самый верх башни — на площадку, открытую всем ветрам. Сейчас Риуаль свернул с лестницы намного раньше. Пара дубовых дверей открылась, не дожидаясь прикосновения, и хозяин с гостем оказались в библиотеке. Здесь было почти не страшно — настолько нестрашно, что у Йестина разбежались глаза. Любой монастырь позавидовал бы такой библиотеке! Но удивляло не количество книг — Йестин вполне мог поверить, что Призванный держит в башне списки со всех книг мира. Удивлял вид этих книг. Из чего сделаны их обложки, это ведь не кожа, не дерево и не ткань? Сами книги до странности маленькие, ни одной ин-фолио, и тонкие — какой же выделки там должен быть пергамент… Кое-где на обложках Йестин видел надписи и не узнавал языка. Или языков? Разве что чудилось в них некое эхо латыни. В библиотеке Призванного было тепло и сухо, но Йестин нигде не видел камина. Витражи в окнах выглядели знакомо, но от самих окон не тянуло сквозняками, а стёкла в витражах были очень хорошей выделки и совершенно прозрачны. Солнце ярко светило в небе, и всю библиотеку Риуаля наполнял разноцветный свет. Резные столы тоже выглядели знакомо, а вот кресла с подушками — нет; но такие, кажется, делали на Востоке, за морем. И ещё в библиотеке Призванного совсем не чуялось того духа потустороннего, страшного величия, который Йестин так хорошо запомнил с прошлого раза. Наверное, причиной стал свет. При солнечном свете и в облике самого Риуаля оказалось куда меньше дьявольского. У него действительно была очень светлая кожа и слишком тёмные глаза, но не более. — Не бойтесь, Йестиниан, — сказал Призванный почти мягко. — Я злюсь, но не на вас. Йестин опомнился. Он понял, что стоит, замерев от робости, посреди покоев и озирается, будто деревенщина, впервые оказавшийся в графском замке. Это было недостойно и жалко, но, верно, простительно… любой предмет здесь мог оказаться магическим артефактом, а Йестиниан Третий правил землями и людьми, но не сверхъестественными силами. Риуаль разливал вино. Откуда и когда он достал этот кувшин и чаши, Йестин не заметил. — Не на меня? — Не на вас всех. Йестин сумел сдержать вздох облегчения. Он видел, как рот Призванного дёрнулся, а брови сдвинулись. Хмурясь, маг смотрел на вино в своей чаше. Как и прежде, он не скрывал своих чувств — и он был в ярости. Но он не лгал. В его глазах злополучные люди Арантойи были ни в чём не повинны… Йестин сознавал, что смотрит на Риуаля как пёс на хозяина, но ничего не мог с этим поделать. — Я знаю, зачем вы меня призвали, — сказал Риуаль. — И почему. Он не стал подносить королю чашу. Поманил к себе, и Йестин послушно подошёл. Вино мага было очень сладким. И, наверное, крепким… Йестин перевёл дыхание. Он мог мыслить. Повременив немного и глотнув ещё, он спросил: — У короля Веретойи действительно есть Свитки Клятвы? И он действительно призвал одного из ваших собратьев? Риуаль снова покривил рот. — Кто там кого призывал… Йестин набрался дерзости. — Можно мне просить вас… объяснить, что происходит? — Можно. Мне бросили вызов. Призванный оставил чашу на столе и принялся расхаживать по комнате. Йестин следил за ним, будто зачарованный. Гнев заставлял Риуаля вскидывать голову и пружинить шаг. Он был похож на хищного зверя и стал ещё красивей… Напрягая волю, Йестин заставлял себя мыслить. Это было как складывать стену из диких камней: непрочно, нестойко и очень тяжело. Но он почти успокоился и мог держаться достойно, а значит — должен был. — Вы говорили прежде, что не станете сражаться со своим собратом, — осторожно напомнил он. — Я бы не стал. Меня вынуждают. — Вынуждают? Вас? Это возможно? Выговорив это, Йестин испугался: прозвучало очень дерзко. Но Риуаль по-прежнему злился не на него. Вернувшись к столу, Призванный ополовинил чашу одним глотком. — Я объясню, — сказал он. — Так, чтобы было понятно. Он смотрел в сторону. Дёрнул головой — знакомым движением, будто у него болела шея. — Представьте, Йестиниан, — процедил он, — что рыцарь получил вызов на поединок. Но тот, кто бросил ему перчатку — рыцарь куда более прославленный. Он одержал множество побед. Его имя гремит повсюду. И более всего он известен своей… честностью. Последнее слово Риуаль произнёс с отвращением. Йестин заподозрил, что честность Призванных несколько отличается от человеческой. — Конечно, я приму вызов, — продолжал маг. — В ином случае я покрою себя позором, от которого никогда не смогу отмыться. Но в этих обстоятельствах недостаточно просто ответить. Я должен… Риуаль замолчал. Лицо его исказила странная гримаса: болезненная и злобная, но в ней было что-то от обречённости. Йестин смотрел на него широко открытыми глазами. У него ёкнуло сердце: это было озарение. — Вы должны быть безупречным, — сказал он. — Да. — Я понимаю. Риуаль посмотрел на него сверху вниз — просто потому, что был выше. Спустя мгновение лицо его смягчилось. — Да, — согласился он, — вы понимаете. С тяжёлым вздохом он прошёл к огромному креслу у окна и рухнул в него, забросив ногу на подлокотник. Йестин остался стоять, не зная, как быть. Нелепо было бы ждать от Призванного почтения к королю, которого он к тому же ещё и поимел. Напротив, следовало быть благодарным за то, что Риуаль поклонился Йестину при свидетелях. Но рядом с магом не было кресла, куда Йестин мог бы сесть для беседы, а те, что стояли поодаль, были слишком велики и тяжелы, чтобы их сдвинуть… Растерявшись, Йестин не двинулся с места. — Объясню, — повторил Риуаль, глядя в потолок. — Я привлёк нежеланное внимание моего собрата, назовём его «Честный Рыцарь». Возможно, из-за ваших ар-карри, возможно, нет. Уверяю вас, Йестиниан, вы ни в чём не виноваты и зла на вас я не держу. Мы… очень медленно принимаем решения. Скорей всего, Честный Рыцарь наблюдал за мной несколько веков и обдумывал свой ход несколько лет. Недород в ваших землях — его рук дело. — Устроить недород и уморить множество невинных людей — это честно?! — не выдержал Йестин. Риуаль посмотрел на него и подтвердил его недавнюю мысль, ответив: — Наша честность отличается от честности смертных. Йестин только головой покачал. — Как вы догадываетесь, — продолжил Риуаль, — король Веретойи сейчас тоже подчиняется ему. Свитки Клятвы подразумевают, что одного из нас можно призвать только в безвыходном положении и только чтобы защититься. Эдверето не ангел, но ему просто в голову бы не пришло призывать Честного Рыцаря ради захватнического похода. В общем-то… Рыцарь тоже не стал бы обращаться к смертным. Но обстоятельства сложились слишком удачно — для него. И он нанёс удар. Призванный помолчал. — Вам не нужно меня ни о чём просить, — сказал он мягче и тише, почти с печалью. — Сейчас защитить вас — для меня дело чести. Но это сложно. Я не знаю, что делать. Был простой и естественный способ ответить Рыцарю, но вы его у меня отняли. Последние слова были настолько внезапны, что Йестин даже не сразу понял Риуаля. — Я? — изумился он. — У вас? Отнял? Маг усмехнулся. — Если бы не вы, — сказал он, — мы сейчас накрыли бы Арантойю благословением. Возможно, я сумел бы даже устроить вам волшебный урожай среди зимы. Не слишком значительный. Но веретойцы не посмели бы вступить в земли, столь явно благословенные. А если бы посмели… то пожалели бы об этом жестоко. — Звучит превосходно, — от растерянности Йестин тоже улыбнулся. — Но что я сделал не так? Как я мог?.. — Плодородие земель Арантойи воплощает в себе ваша супруга. Чтобы создать это благословение, я должен был бы просто обрюхатить королеву. Но вы успели раньше. — Что?.. У Йестина сорвался голос. Он едва слышал, что Риуаль говорил дальше. А тот объяснял, что Консуэло и дитя в безопасности, что Йестин не должен винить себя, что без этой беременности было бы ещё хуже — недород оказался бы куда суровей, и следом за ним могла бы прийти чума, потому что Честный Рыцарь не мыслит в понятиях честности смертных. Потом маг встал и подошёл, чтобы налить себе ещё вина. Йестин смотрел в пол. Казалось, что пол теряет вещественность и расплывается под ногами. — Если старый козёл в самом деле решил меня испытать… — прошипел Риуаль. Со стуком он поставил кувшин на стол. — Не могу передать, Йестиниан, как же я хочу расквасить ему рыло. В честном бою, разумеется. Благородно и беспорочно. Чтоб зубы летели во все стороны. Клянусь, я сделаю всё, что в моих силах. «Рад это слышать», — подумал Йестин, хотя радоваться он не мог. — Но у меня нет решения и нет оружия, — говорил Риуаль, — а они нужны прямо сейчас. Ждать родов королевы нельзя, да и после родов должно пройти хотя бы полгода, чтобы это заклинание сработало как надо. Слишком долго. А если я попытаюсь остановить Эдверето у ваших границ силой… как вы говорите, обрушить на него молнии, — ничем хорошим это не кончится. Это недостойный ответ. И что после такого ответа сделает Честный Рыцарь, я даже не предполагаю. Но как вы понимаете, смертных ему не жалко. Йестин прикрыл глаза. Если даже Призванный чувствовал себя бессильным, что оставалось ему?.. Но он обязан был произнести эти слова. И он сказал: — Я могу чем-нибудь помочь? — Помочь? Вы? Мне? — Риуаль даже не насмехался. Ему было грустно оттого, что никто не способен помочь ему. Потом он глубоко задумался. Он молчал так долго, что Йестин успел и испугаться, и устать бояться, и испугаться снова. Под конец он начал прикидывать, не будет ли слишком дерзко, если он нальёт себе ещё вина, не спрашивая разрешения. Торопить Призванного и прерывать его размышления он точно не собирался. И вдруг глаза Риуаля вспыхнули. Его быстрый взгляд полоснул по Йестину, как нож, и Йестина продёрнуло дрожью. У него подвело живот. Во рту пересохло. Тошнота подступила к горлу. Призванный что-то изобрёл, и Йестину снова отводилась в его замыслах главная роль. Как в прошлый раз… Иллюзорный покров придуманной им чувственности рассеялся. Йестин вспомнил, как это было на самом деле. Унизительно. Мерзко. Стыдно. Он оледенел. В глазах темнело. Он уже знал, что согласится на всё. Риуаль смотрел на него испытующе. — Что же, — медленно проговорил он. — Что же… Это идеальное решение. Если всё получится… это будет чистая победа. Не просто абсолютно честная, но блистательная. Я помогу вам и укреплю свои позиции. И вы, Йестиниан, вы тоже получите очень много. Мы оба получим. Но… И он снова умолк. Йестин беззвучно перевёл дыхание. Призванный не назвал способ сразу, и значит, способ был чудовищным. Йестина трясло от страха, но он не хотел ждать. Он хотел узнать приговор скорее. — Вас что-то… смущает? — спросил он. Голос почти не дрожал. Не верилось, что Риуаля может что-то смущать. Призванный вздохнул. — Йестиниан, мне вас жалко. В первый миг Йестин не поверил ушам. Жалость и Риуаль? Но маг никогда не лгал. И если настолько жестокое существо могло кого-то жалеть… Что за пытку он измыслил? Зачем молчать о её природе? Ему нужно добровольное согласие? Похоже на то. Он думает, что Йестин может отказаться? Необходимость его изнасиловать Риуаля в своё время совершенно не смутила. Он, кажется, вообще расценил её как весёлую шутку. Что на этот раз? Увечье? Публичное унижение? Смерть? Если Призванный им не поможет, то всё это устроит Йестину король Эдверето. И не ему одному. Поэтому… Йестин почти улыбнулся. Он согласится. Он будет покорным. В любом случае — лучше уж Риуаль. — Почему? — выговорил он и не сдержался, попросив: — Не молчите. Риуаль снова вздохнул. — Это долго, — сказал он. — Не меньше семи месяцев. Я уверен, что вы захотите сохранить всё в тайне. Будут дополнительные сложности. Так как я выигрываю не меньше вас, а если честно, то гораздо больше, то я готов быть рядом и помогать. Но некоторые вещи отменить нельзя. Что? «Он шутит?» — Йестин растерялся. Он ожидал услышать совсем другое. Риуаль готов помогать? Даже помогать сохранить тайну?! — Это… больно? — недоумённо спросил он. — От боли я вас избавлю. Неизбежны трудности другого рода. Вы будете плохо владеть собой. Постоянно испытывать тревогу и страх. Приступы тошноты и лихорадки тоже не исключены. Йестин рассмеялся. Кажется, он сумел удивить Риуаля. — Что? — проронил Призванный. Брови его приподнялись. — Риуаль, — сказал Йестин, улыбаясь, — видите ли, это моё обычное состояние. С тех пор как я начал осознавать себя, вся моя жизнь — это усилия владеть собой, выполнять свои обязанности и держаться достойно, не показывая никому своих чувств. А также приступов тошноты и лихорадки. Если ваше испытание включает в себя только это, я не вижу причины его бояться. Риуаль внимательно смотрел на него. Что-то изменилось в его лице. Взгляд его по-прежнему был пронзительным и испытующим, но иначе. Как будто до сих пор он изучал и оценивал зверька, охотничьего щенка, которого притравливают по медведю — но щенок превратился в мальчишку, впервые взявшего деревянный меч. Почему-то это было ещё неуютней. Но стоило ли ждать от Риуаля чего-то хорошего? Йестин и не ждал. — Тогда, — сказал наконец маг, — начнём прямо сейчас. Подготовка займёт пару дней. Физически — пару часов, но потом должны протянуться и укрепиться некоторые связи, это важно, иначе возможен срыв. А срыва я не хочу, вторая попытка по определению не будет настолько эффективной. — Подготовка к чему? Это можно объяснить человеческими словами, или предмет настолько магический? Риуаль покачал головой. — К беременности, Йестиниан, к беременности. Йестин молчал. Он представил, как восклицает: «Но я мужчина!» — а Риуаль отвечает: «Я заметил». Потом Йестин говорит: «Это шутка?» — и слышит в ответ: «Я похож на шута?» «Нет, но на шутника — до неразличимости». Зачем это произносить, если всё и так понятно… Риуаль — чудовище. Точно такое же чудовище, как его Честный Рыцарь, которого он почему-то не хочет называть по имени. Предчувствия не обманывали Йестина. Он ожидал пытки и Призванный изобрёл для него пытку. Удивляло здесь лишь одно: почему призыв — это церковный обряд? Было бы куда понятней, если бы они призывали тёмные силы. Если бы предложение надругаться над человеческим естеством поступило от тёмных сил… Йестин почти сказал «нет». Почти. Помнится, в прошлый раз он тоже попытался отказаться. Это мага только позабавило. А сейчас маг обещает, что позволит ему сохранить всё в тайне. Он и прошлый раз сохранил в тайне, а перед людьми поклонился королю. Он… он тоже в своём роде — Честный Рыцарь. Йестин не мог говорить. Язык ему не повиновался. Дрожь охватила его и от страха заболел живот. То место, в которое Риуаль намеревался вложить… Что? Это будет ребёнок Риуаля? Их — общий — ребёнок?! Повременив немного, Призванный заговорил снова. Голос его звучал теперь спокойно и обыденно. Он не пытался заглянуть Йестину в глаза и вообще смотрел как будто не на него, а чуть вкось. — Как я уже сказал, лучшим способом была бы беременность королевы. Но королева уже беременна. Вы спросили, можете ли вы мне помочь. И тут мне пришла идея. Риуаль шагнул ближе. Встал за плечом Йестина. От него веяло одновременно холодом и теплом — холодом от рук, сладким жаром от дыхания… и бёдер. — Подобные вещи делались не раз, как в естественной, так и в противоестественной форме. Вы не будете первым. Но ещё ни разу за всю историю не было такого, чтобы царственная чета носила одновременно. Двойная беременность даст сокрушительный эффект. За всё время вашего правления, а также правления вашего сына — естественным образом рождённого, — возможно, также вашего внука, хотя этого я уже не гарантирую… в вашей стране не будет неурожая. Ни одного. Нигде. «И в Арикке?» — внезапно подумал Йестин. В этой горной провинции каждые три года неурожай, но земля слишком бедная, никакие соседи не зарятся… — Что до меня, то это будет блестящий ответ в поединке. Он вызовет у моих собратьев восхищение и уважение. Честный Рыцарь останется посрамлённым. А кроме того, что ещё важней, наше число умножится. Это случается очень редко, и это очень ценно. Полагаю, у меня даже попытаются отобрать сына, — Йестин почувствовал, как Риуаль хищно улыбается кому-то вдалеке. — Но к этому я уже готов… Йестин, вы слышите меня? На этот раз я не собираюсь вас принуждать. Если вы отказываетесь — что ж, мне придётся искать другой путь. Йестин не мог выдавить ни слова. — Но я хочу, чтобы вы согласились, — прибавил Риуаль мягко. — Я заинтересован в этом не меньше, чем вы, поэтому сделаю всё, от меня зависящее. И, Йестин, — он наклонился так, чтобы коснуться губами уха, и прошептал: — Зачатие будет восхитительным. С этим касанием, с этими словами по телу Йестина прошла волна жара. Подломились колени. Риуаль прижал его к себе. В полуобмороке Йестин склонился ему на грудь и вновь ощутил его запах, который так хорошо помнил — запах зимнего холода. — Ри… уаль… — Да. В глазах мутилось. Руки Призванного были ледяными, но его тело — нет. Стало трудно дышать. Йестину казалось, что он угодил внутрь одной из своих фантазий. Способен ли Призванный читать мысли? Видеть чужие сны? Да какая разница… Даже в прошлый раз, когда он был жестоким и насмехался, ему достаточно было обнять Йестина, чтобы тот полностью утратил волю. А сейчас его холодные руки были осторожными. Руки обещали ласку и удовольствие. Сладкую ночь, быть может, несколько сладчайших ночей, воплощение всех желаний, и потом — защиту и помощь. Риуаль не лжёт, не притворяется, не скрывает своих чувств. Он предлагает честный обмен. — У меня… — с усилием выговорил Йестин, одолевая дрожь, — у меня будут условия. — Конечно. — Вы позволите мне сохранить это в тайне. От всех. — Это не условие, — сказал Риуаль дружески. — Я сам предложил. Как и избавление от боли. Я не говорю ничего случайного и не беру свои слова назад. Вы можете поставить ещё условия. — Вы будете рядом, — выдохнул Йестин. — Само собой. Я не оставлю своего ребёнка. Вы можете попросить о чём-то более существенном, нежели о простой порядочности отца. — Не могу поверить, что вы хотите получить ребёнка от меня… — Дитя мага королевской крови. Что может быть лучше? — Мне придётся его родить? — Да. Это будет не слишком приятно, но терпимо. Обещаю. — Семь месяцев? — Меньше — опасно для ребёнка, больше — опасно для вас. Однако мы обсуждали условия. — Волшебный урожай среди зимы? — Йестин, Йестин! — маг обнял его крепче и поцеловал в макушку. Йестин сладко затрепетал, прижимаясь к его груди. — Я всё это уже обещал. Понимаю, сейчас нелегко что-то придумывать. Можно будет придумать потом. Йестин закрыл глаза. Ему вдруг стало смешно. Самым невероятным и немыслимым во всей этой истории казалась ему не предстоящая противоестественная беременность, а то, что Риуаль был способен на добрые чувства. Что Призванный, это беспощадное чудовище, мог заботиться о ком-то. Даже в его фантазиях Риуаль пользовался им, не снисходя до того, чтобы с ним нежничать. «Он просто искренен во всех своих чувствах, — понял Йестин. — И во всех желаниях». — Да, — согласился Риуаль. — Ваши желания я чувствую… и приветствую. Холодные пальцы вплелись Йестину в волосы. Мурашки сбежали по спине. Йестин ощутил, как горячее дыхание мага обжигает веко, а губы прикасаются к виску. Риуаль уже держал его на весу — так сильно у Йестина дрожали колени. Он чуть не упал, когда Риуаль отстранил его… Через мгновение Призванный взял его на руки. Йестин совсем перестал соображать. О таком он и мечтать никогда не смел. — Я хочу, чтобы вы расслабились и легли мне на руки, — сказал Риуаль. — Доверять мне вы не будете… и правильно. Но некое подобие доверия мне нужно. Это оказалось сложнее, чем думал Йестин. Сопротивляться он не мог и не хотел, но он был слишком взволнован. Он задыхался и сердце выпрыгивало из груди. Стопы и кисти непроизвольно подёргивались, живот подводило. Спина была как каменная. — Не нужно так цепляться, — в словах Риуаля не было упрёка. — Я тебя не уроню. Он и вправду стоял как скала. Даже не шелохнулся, пока Йестин метался у него в объятиях. Должно быть, использовал магию, потому что маленьким и лёгким Йестин точно не был. Подумав немного, Призванный двинулся с места. Медленным шагом описал круг по библиотеке. Йестин кое-как притих, но расслабиться не сумел. — Я бы предложил тебе вина… — Я бы охотно выпил. —…но больше сейчас нельзя, — закончил Риуаль с сожалением и вдруг легко поцеловал Йестина в лоб. — Попробуем воду. — Воду? Когда Риуаль шёл по своей башне, двери распахивались перед ним сами. Не спуская Йестина с рук, он шагал бесконечными коридорами. В башне просто не могло быть столько пространства. Йестин понял, что изнутри она больше, чем снаружи — а вскоре догадался, что башня находится в нескольких местах одновременно. Сойдя вниз по очередной лестнице, Риуаль ступил в пещеру, полную горячего пара. В озерце посреди пещеры бурлила непрозрачная голубая вода. Вокруг стояли скамьи, укрытые драгоценными коврами. Пар клубился над скатертью, на которой ждали блюда со сладостями, кувшины и чаши… и над ложем с горой подушек. Риуаль сел и посадил Йестина к себе на колени. Йестин уже досадовал из-за того, что не может расслабиться, как велено. Всё это было слишком неожиданно, слишком прекрасно… слишком быстро. Человек (человек ли?), которого он так сильно желал, о котором мечтал так долго, сейчас сжимал его в объятиях и держался с ним даже ласковее, чем в его грёзах, — но Йестин не мог успокоиться. Сердце его по-прежнему колотилось как бешеное, а глаза разбегались. Столько чудес! Столько вопросов… Любопытство жгло его едва ли не сильнее, чем плотское желание. Мелькнула мысль: лучше бы Риуаль продолжал так же быстро, как начал, и сделал всё прямо сейчас. Йестин не стал бы возражать. О нет, он бы с радостью лёг на эти подушки и позволил сделать с собой всё, что угодно, не задумываясь. Но Риуалю вновь требовалось от него нечто иное. — Знаю, что быстро, — сказал он, поглаживая Йестина по спине. — Я сам, признаться, растерян. Я этого не планировал. — А вы медленно принимаете решения, — шёпотом ответил Йестин. — Я запомнил. Риуаль взял его затылок в ладонь. В пещере было жарко, и ледяные руки мага мало-помалу согревались. Йестину подумалось, что это тоже не магический холод, а обычный человеческий. Бывает ведь, что у человека всегда холодные руки и ноги… «А ноги у него холодные?» — невольно подумал он и улыбнулся. Риуаль тоже улыбался своим мыслям. Взгляд его стал отрешённым в задумчивости. — С такой памятью, — сказал он, — однажды ты поймаешь меня на слове. Но я не боюсь. Ибо сердце твоё благородно, и я уверен, что даже со мной ты не пожелаешь поступить бесчестно. Йестин открыл рот и хлопнул глазами. Вилланы это называли «как корова на голову упала». Кажется, даже признание в любви от Риуаля сейчас не прозвучало бы так странно. Вести подобные рыцарственные речи с кем-то, кого держишь на коленях и собираешься использовать как женщину… не просто использовать для удовольствия, а перекроить тело и заставить выносить противоестественную беременность… — Я говорю правду и держу обещания. И да, меня можно поймать на слове, если постараться. — Я могу просить разве что благополучия для Арантойи. — Верю. Но не говори наперёд. Мы собираемся сделать нечто неожиданное… прежде всего для Честного Рыцаря. Последствия непредсказуемы. — Вот как… Риуаль тронул пальцем его подбородок. Йестин закрыл глаза и подставил губы. Его впервые целовал мужчина, целовал по-настоящему… Мужские губы были больше и грубее, чем губы женщины. Йестин растерялся, ощутив во рту чужой язык. Прежде он не целовался ни с кем, кроме жены, а та, хоть и не была физически девственной, во всём прочем оставалась вполне невинной. Йестин облизнулся, когда Риуаль отпустил его рот. У его поцелуя был вкус родниковой воды… наверное, всё же немного не по-человечески. Как и запах зимнего холода от его кожи, который не пропал в жаркой пещере. …будет ли это человеческий ребёнок или наполовину ангел? — Я объясню, — снова сказал Риуаль. Теперь это звучало почти нежно. — В прошлый раз мне была нужна твоя ненависть. В этот… — Моё согласие. — Не совсем. Не просто согласие, выбитое ужасом… или похотью. Добровольное согласие, которого не может быть без доверия. Доверять мне по-настоящему невозможно. Но хотя бы подобие доверия должно быть. Я думаю, как его завоевать. — Почему невозможно? — Потому что я непонятный, — Риуаль улыбнулся. — Нельзя довериться непонятному. Йестин подумал, что Святая Троица тоже непостижима, но ведь все люди доверяют Господу Всевышнему. Он чуть было не ответил так вслух, но прикусил язык. Даже если Риуаль вправду ангел и видел Господа воочию, такое сравнение всё равно прозвучало бы богохульством. Поэтому Йестин сказал: — Тогда, может, тебе стать немного понятней? Вот… что это за место? Как мы сюда попали из башни? Как могут быть в башне такие длинные прямые коридоры? Почему она всё время меняется? Он бы спрашивал и дальше, но Риуаль засмеялся. — Я бы охотно рассказал, но в твоём языке нет слов для этого. — Латынь? — Да, мы используем латынь. Но в нашей латыни половина слов имеет другое значение. Или описывает вещи… запредельные. Йестин не выдержал. — Ты ангел? — Что? — Я слышал легенду о том, что вы — падшие ангелы, которые раскаялись, — торопливо проговорил Йестин. — Что ваши клятвы служить людям — это ваша епитимия. — Ты поверил? — поинтересовался маг. — Нет, но… Вас призывают церковным обрядом, но вы слишком… слишком… — Демонические? — Прости. Я не хотел оскорбить. Риуаль обнял его крепче и поцеловал в лоб. — Правда не оскорбительна. Я знаю, как я выгляжу. Истина, которая лежит за этой правдой… слишком сложна. Беседа не для этого часа. Возьмусь там, где попроще. Эта пещера находится на острове к юго-востоку от Арантойи, втрое дальше, чем Иерусалим. Остров необитаем, хотя поблизости бывают местные рыбаки. Моя башня… Нет у меня башни. Есть дом с выходами в разные места вроде этого. Башню я создал для вас, как знак моего присутствия. Думаю, что перенесу её в Хането, поближе к границе. Если я понадоблюсь, обращайся ко мне мысленно. Я услышу. — Ты слышишь мысли? — Только те, что на поверхности и достаточно просты. Когда люди узнают об этом, то начинают бояться оскорбить меня какой-нибудь мыслью. Пусть это тебя не тревожит. Случайными мыслями никто не может управлять, а у меня нет никакого желания подслушивать и оскорбляться. Риуаль помолчал, глядя прямо перед собой. Маг как будто прислушивался к чему-то, в противоречие последним словам, и Йестин смутно удивился: сейчас он ни о чём не думал… Он положил голову Риуалю на плечо и чуть поёрзал, удобнее устраиваясь на его коленях. «Я совсем не боюсь, — мелькнула мысль. — Это очень странно». Казалось бы, ему предстояло нечто ужасающее, немыслимое, противоестественное, нечто сродни пытке — и очень долгой пытке. Но страха не было. Риуаль не использовал бы для этого магию, ведь ему нужно честное согласие… Возможно, Йестин просто исчерпал свой страх? — Нет, — сказал маг. — Это потому, что на самом деле ты боишься только одного: показать слабость перед людьми. А я обещал защиту и тайну — и сдержу обещание. Йестин глубоко вздохнул: это была правда. Риуаль снова поцеловал его, дольше и медленнее, чем в первый раз. Йестин ответил горячо и неумело, и нечаянно укусил его. Риуаль только усмехнулся. Пряжку пояса на Йестине он расстегнул заклинанием: щёлкнул по ней пальцем, и пояс сполз на камни пещеры, словно усталая змея. Следом с ног спали башмаки, как будто намазанные изнутри маслом. В прошлый раз Йестина от всей одежды избавили магией, но сейчас Риуаль предпочёл своими руками снять с него обе рубашки. Йестин шевельнул лопатками и сладко прогнул спину; пальцы Риуаля уже стали тёплыми. Он откинул голову и сомкнул веки, принимая поцелуй, вздрогнул и судорожно вдохнул, когда Риуаль накрыл ладонью его возбуждённое естество, ему было очень хорошо и совсем не страшно, ничто в нём не противилось этим ласкам, он хотел больше… но когда умелая рука огладила его грудь и пощекотала сосок, он дёрнулся и открыл глаза. Это прикосновение слишком остро напомнило ему, почему они здесь и ради чего. И чем закончится для Йестина воплощение его порочных мечтаний. Риуаль не без сожаления оторвался от него. — Грудь, — отрывисто сказал Йестин. — Тоже… изменится? — Немного. — Это могут заметить? Слуги, которые помогают в бане? — Зрелый муж имеет право прибавить в весе. — Маг усмехнулся. — Не сердись на слуг, если они будут слегка невнимательны. Йестин выдохнул. Риуаль прижал его к себе. Чувствовать голой кожей чужую одежду было не слишком приятно; потом Йестина захватила мысль, что Риуаль, конечно, тоже сейчас разденется. В пещере было попросту слишком жарко — от озерца поднимался горячий пар. Риуаль разденется. Покажет себя обнажённым. Они будут лежать друг с другом нагими. Йестин сглотнул. Маг засмеялся. — Вылезай из штанов, — сказал он. — Я хочу засунуть тебя в воду. А потом покажу то, на что ты хочешь полюбоваться. Он снова поднял Йестина на руки, прежде чем опустить в непрозрачную воду источника. Та была горячей, а камни под ней — скользкими. Дно оказалось неровным. Крупные окатанные глыбы лежали на нём, из щелей между ними били обжигающие ключи. В середине озерца вода доходила Йестину до плеч, но стоило сделать шаг, и глубина становилась только по пояс. Над озером стоял горько-солёный, странно завораживающий дух. Из любопытства Йестин попробовал воду на вкус и понял, что пить её нельзя. Он пару раз поскользнулся, прежде чем нашёл место, где можно было сидеть. Стоя над каменным краем, Призванный начал раздеваться. Йестин не мог оторвать от него глаз. Он был ровно настолько красивый, насколько Йестин воображал себе. И он это знал. Мелькнула мысль, что такими движениями — и с таким лицом, — наверное, раздеваются порочные женщины… она заставила Йестина покраснеть. Даже мысль подобную допустить о столь могущественном, ужасающем и непостижимом существе было, вероятно, оскорблением, и оставалось лишь надеяться, что Призванный действительно не подслушивает. Нагой, как в день своего рождения (рождался ли он вообще?), Риуаль выпрямился. Клубы пара окутывали его, от жары алебастрово-белая кожа порозовела и утратила свой нечеловеческий цвет. Грудь и руки мага были совершенно гладкими, но внизу живота и на ногах было немного волос. Сложением он был прекрасней любой древней статуи. И его член… набухший, наполовину поднявшийся, он полностью выпрямился под взглядом Йестина, как будто Риуалю нравилось, что на него смотрят. Рот Йестина наполнился слюной. Он хотел приникнуть к этому великолепию, прижаться, ощутить, вобрать в себя, в рот, в горло. Кровь зашумела в ушах. Йестин привстал и потянулся навстречу. Риуаль спустился к нему в воду. В камне были вырублены ступени, или, возможно, ступени появлялись под ногами мага. Он прижал Йестина к себе и поцеловал. Руки его бродили по телу Йестина, по спине и бёдрам, крепко обхватили зад, и пальцы Риуаля прошлись по ложбинке между ягодицами. Йестин вздрогнул и напрягся. Он не протестовал, вовсе нет, он просто не привык. Риуаль уже брал его, но это было три года назад, один раз и очень недолго… Риуаль не настаивал. Стоя по грудь в воде, он приподнял Йестина и позволил ему обхватить себя ногами за талию. Йестин притиснул свой напряжённый член к твёрдому, как доска, животу и поцеловал Риуаля сам. Горячий пар нёс горьковатую соль, она оседала на коже, и испарина становилась горько-солёной, но поцелуй мага по-прежнему имел вкус чистой воды родника. — А прежде ты сказал, что я сгожусь только на один раз, — невпопад выговорил Йестин и покраснел снова. Вряд ли это было заметно, он и так раскраснелся от жара… Риуаль поднял бровь. — Ужасная память, — весело пожаловался он, — ужасная, мне стоит бояться. Йестиниан, мой маленький венценосец, ты так хочешь меня не потому, что я красавчик. Хотя я красавчик. — Он шагнул к краю озерца, отцепил Йестина от себя и посадил на край. — Ты хочешь меня, потому что я Призванный, защитник и спаситель. Будь я обыкновенным человеком, ты бы на меня и не смотрел. Йестин потупился. Это была правда. Риуаль вздохнул. — А ты для меня сейчас — оружие. Становясь оружием, человек становится восхитительно прекрасным. Чем могущественней оружие, тем желанней. Не так ли? И если вдуматься, то между нами это взаимно, а значит — честно. Поэтому расслабься и наслаждайся. Одним движением он выпрыгнул из воды, поднял Йестина и отнёс на ложе. От волнения и жары у Йестина кружилась голова. Возбуждение стало таким сильным, что причиняло боль. Йестин расставил колени. Он жаждал снова обхватить Риуаля ногами, почувствовать его тело ближе, вплотную, ощутить его вес, и Риуаль прочитал это желание. Он лёг сверху, опустился всей тяжестью, и когда его губы прижались к шее Йестина, когда он двинулся, вжимая Йестина в тугие подушки ложа — Йестин не выдержал и с хриплым стоном излился. Он не почувствовал ни усталости, ни удовлетворения: это было только начало. Он слишком долго и слишком сильно хотел, чтобы удовольствоваться одним содроганием. Улыбаясь, Риуаль перекатился на спину, втаскивая его на себя сверху. Грёзы Йестина становились действительностью. Впервые в жизни он дал себе волю, лаская тело мужчины — самого прекрасного и могучего, самого великолепного мужчины в мире. Его смущала только собственная неопытность. Он не умел доставлять удовольствие, не знал, как это делается, он мог только выразить свой восторг — и он покрывал поцелуями бледную кожу, слизывал с неё горький вкус воды источника и её собственный вкус чистоты. Постанывая в упоении, он соскользнул к бёдрам Риуаля и наконец обхватил губами его твёрдый член. Риуаль вплёл пальцы в его волосы. Йестин сосал, всхлипывая от удовольствия. Невыносимо сладко было чувствовать, как подрагивает на его языке налитая желанием плоть, как напрягается могучее тело в его объятиях, когда он действует верно; он не умел, он не знал, как действовать верно, но очень старался. Попытавшись вобрать член в горло, он закашлялся. «Ну, не торопись», — прошептал Риуаль. Йестин просунул руку себе под живот и сжал собственный орган, вновь напрягшийся. — Хорошо, — сказал Риуаль. Он выскользнул из-под Йестина и опрокинул его на подушки. Тяжело дыша, Йестин уткнулся в них лицом. Он так сильно желал проникновения, что почти не ощутил боли — или, возможно, в дело вступила магия? Риуаль не торопился. Он вошёл медленно и дал Йестину привыкнуть к ощущению растянутости и наполненности внутри. Потом взял Йестина за руки и прижался открытым ртом к его плечу. Йестин закрыл глаза. Он хотел бы лежать на спине и притягивать Риуаля к себе ближе, держаться за него крепче, целовать его, лизать его язык… но это ведь был не единственный раз? Нет, нет, будет ещё, он всё успеет… Он раздвинул ноги и расслабился, чтобы дать Риуалю возможность войти глубже, овладеть им полнее. Когда Риуаль начал двигаться, он закричал. …Йестин проснулся. Нет, всё это не привиделось ему. Явь была удивительней снов. Он по-прежнему лежал на подушках в неведомой пещере, «втрое дальше Иерусалима», как сказал Риуаль. И Риуаль был рядом — он полусидел, облокотившись на груду подушек, грыз яблоко и смотрел на Йестина, будто любовался им. — Ты спал совсем недолго, — сказал он, — но я успел. Хорошо получилось. — Что получилось? Риуаль бросил огрызок себе за спину, тот вспыхнул искрой и исчез. Потянувшись к Йестину, маг положил ладонь ему на живот, сдвинул вниз. Йестин снова ощутил укол желания. Пальцы Риуаля проскользнули по бедру, между ног, и притронулись… к чему-то, чего не было прежде. Это место оказалось очень чувствительным. Йестин задрожал. Риуаль осторожно поглаживал его, а потом кончик пальца вошёл внутрь… там, где ему не должно было быть пути. — Что это?.. — прошептал Йестин, догадываясь. — Женская часть. — Я… уже? — Нет. Я поместил в твоё тело нужные органы, но должно пройти ещё хотя бы два дня. Связи протянутся и закрепятся… и тогда можно будет сделать «уже», — Риуаль убрал руку и поцеловал Йестина в висок. — Я должен буду… ждать здесь? Или где-то ещё в твоём доме? — Как ты сам пожелаешь. Йестин подумал, что желал бы остаться. На все семь месяцев. Так было бы куда легче сохранить тайну. Полностью довериться силе Риуаля и положиться на него… почему-то сейчас это казалось простым, даже проще, чем думал сам Риуаль. Но Йестин представил, в каком страхе его подданные ждут решения своей судьбы. Как терзается в тревоге Консуэло… Король, как и в прошлый раз, скрылся в башне мага и провёл там уже несколько часов. Как и в прошлый раз, он должен вернуться и объявить о решении Призванного. Он должен. Но прямо сейчас было слишком трудно встать с ложа… Йестин дал себе ещё немного времени. — А куда выходят двери твоего дома? — спросил он. — Кроме этой пещеры? Риуаль улыбнулся. Придвинувшись ближе, он обнял Йестина и положил его голову себе на плечо. Йестин прижался к нему со счастливым вздохом. — Когда-то выходов было много, но они мне надоели и я их забыл, — сказал маг. — Кроме этого осталось… — он сощурился, припоминая, — ещё четыре. Ещё один прелестный остров, неподалёку. Высокогорье к северу отсюда. И… Южный и Северный полюса. — Что это такое — «полюса»? — Ах да, ты же не знаешь, — почему-то это показалось Риуалю очень забавным. — Это такие места, где день и ночь длятся полгода. Там очень холодно, поэтому смотреть не на что — только снег. — Удивителен Божий мир!.. Но если там не на что смотреть, — полюбопытствовал Йестин, — почему ты сохраняешь эти врата и не забыл про них? Они важны для твоей магии? — Моя магия заключена во мне самом, а не в каких-то местах или предметах. Нет. Эти негостеприимные пространства… напоминают мне о том, откуда я прибыл. — Откуда ты прибыл? Риуаль покачал головой. — Не нужно об этом спрашивать. Прежде Йестин не посмел бы спрашивать, но они только что занимались любовью, а потом Риуаль изменил его тело, и… возможно, ему следовало бы чувствовать себя использованным, но вместо этого Йестин чувствовал себя защищённым, защищённым как никогда в жизни, столь надёжно, что он не боялся даже самого защитника. Он дал волю любопытству. — А если спросить «когда»? Когда ты появился в этой земле? Ты и все твои собратья — вы пришли одновременно? Зачем? Если вы не ангелы и это не епитимия… Риуаль приложил палец к его губам. — Не надо. — И вдруг он передумал: — Хотя есть в этой легенде про ангелов какое-то зерно истины. Наверное, человек глубоко невежественный мог бы перетолковать нашу историю в этом духе. — Что в ней истина? — жадно спросил Йестин. — Мы пришли издалека. Давно, прежде основания Рима. И мы пришли как разбойники. Бродячая шайка. Похож я на разбойника, как думаешь? Йестин засмеялся. — Да, теперь всё стало немного понятней. Но что случилось потом? — Вмешалась сила, которая… — Риуаль умолк на полуслове, поморщился и закончил: — Теперь мы действительно связаны и заперты здесь. И самое досадное, что мы могли бы освободиться, но… — Сначала вам нужно примириться друг с другом? — Само собой. Но кроме того — это не похоже на заточение разбойников в каменном мешке. Это больше похоже на заточение королевы в монастыре. Жизнь бродячей шайки нелегка. А здесь тепло, сытно, безопасно. Можно сколько угодно собачиться друг с другом. И королевская стража за тобой не придёт. Всё это постыдно, но… те, перед кем бы нам пришлось краснеть, тоже не придут. — Честный Рыцарь был главарём шайки? — Главным подручным. Главарь наш нынче настоятель монастыря и слывёт святым чудотворцем. Глаза Йестина округлились. Святой? Настоятель? Второпях он принялся перебирать в памяти все известные ему монастыри, пытаясь понять, кто бы это мог быть. Но кому же известны все монастыри мира? Возможно, бывший главарь шайки обосновался в диких северных землях, или в Африке, или в Святой Земле. Да, наверняка в Святой Земле, ближе к Гробу Господню… Потом Йестин подумал, что зерно истины оказалось воистину благим. Кем бы ни были «разбойники», Сам Господь Бог, никто иной заточил их здесь и сковал обязательствами. Понятно, отчего и как Церковь управляет этими ужасными существами. А если главный разбойник раскаялся и принял Христа… Как это прекрасно! Йестин затрепетал. Такое явное и сокрушительное доказательство мощи Господа Вседержителя. Пусть чудо, которое сотворили с самим Йестином, было тёмным и противоестественным, но поразительным образом даже оно служило к вящей Божией славе. Риуаль наблюдал за ним с улыбкой. Должно быть, слышал мысли. Он не стал спорить. Чуть повременив, он сказал: — Что ж, мой король, твои подданные уже извелись со страху. Пора вернуть тебя им. Через три дня я призову тебя… на военный совет. Да. Звучит неплохо. *** По бледному небу скользила аистиная стая. День был холодный и ясный, как множество дней до того. Явление Башни Призванного изменило погоду, осенние дожди прекратились. Теплей не стало, но солнечный свет радовал сердца и дарил силы. Теплей должно было стать в Хането. Два дня назад Призванный отправился туда и начал великий труд. Он взял с собой и графскую чету со свитой. Во власти Призванного было изменить законы природы и сотворить лето среди зимы, но убедить вилланов начинать сев должен был граф и его вассалы. На всё это требовалось время, а путь по осенним дорогам стал бы долгим. Йестин улыбнулся, припоминая. Орсан Хането был стар, чуть моложе дяди Олькана. Он не любил Сьеков, не терпел Олькана, ревнуя к его боевой славе, и презирал Йестиниана Третьего, сына «королевы Сьек». Свидетели битвы при Хагне путались в рассказах и противоречили друг другу, многие утверждали, что в переломный момент дрогнули и побежали все. Несомненно, часть вины за страшный разгром лежала на Хането — но какая часть? Йестин подозревал, что граф мог повернуть намеренно, чтобы оставить Олькана с его рыцарями в одиночестве под ударом. Об этих подозрениях он молчал — как бы то ни было, Хането должно было оставаться частью Арантойи. После явления Призванного граф присмирел. Второе явление сделало его ещё тише. Но когда Риуаль приказал ханетцам идти в Башню, чтобы перенестись домой силой магии — суровый старик просто перепугался. Возражать Призванному он не смел, и бросился умолять о пощаде Йестиниана. Заискивая и кланяясь, он просил дозволения отправиться вместе с обозом. Изумлённый таким поворотом Йестин уже готов был разрешить, но вмешалась Консуэло. — Ваш сюзерен дважды поднимался в Башню и вернулся невредимым, — сказала непреклонная кагези. — Будьте мужественным, граф. Будьте достойным своего короля. Йестину стоило большого труда не улыбнуться тогда. — Не бойтесь, Орсан, — сказал он. — Молитесь, Господь защитит вас, ведь Призванный защищает нас по Его воле. Но Призванный не правит нашими землями и нашими вилланами. Распорядиться в Хането — ваша обязанность. …Прослышав о том, что в Аранто готовится большой праздник, со всей округи в столицу потянулись жонглёры и менестрели, оголодавшие, но по-прежнему бодрые. Йестин и Консуэло немного повздорили с Оканнесом из-за них. Услышав от Йестина историю о разбойниках, скованных волей Господа, и о том, как принял монашество и подвизается ныне их ужасный главарь, епископ восторжествовал. Йестин ни разу прежде не видел Оканнеса таким счастливым. Ему подумалось тогда, что Риуаль просто спас его этой историей. Она объясняла всё — и никому не требовалось других объяснений… Епископ настаивал, что празднество и торжественное шествие в Аранто должны быть христианскими, греховные потехи следует осудить и запретить, а певцам дозволить только духовную музыку. Королева согласилась, что праздник принадлежит Церкви, но возразила против запретов. Она говорила, что ненужные запреты приводят к невольному греху и печали, Оканнес — что сам Призванный поведал королю историю, которая славит Христа, и их долг — восславить Господа во всеуслышание. Йестин какое-то время молчал, как язык проглотив: он не мог не думать о «греховных потехах», которым предавался с Риуалем в Башне. Епископ и королева, кажется, совершенно убедили себя в том, что король с Призванным добрых полдня беседовали о духовном. Это было очень удачно, но… «Как бы мне самому не нарушить тайну, которую Риуаль обещал хранить», — подумал Йестин, отводя глаза. Оканнес наконец обратился к королю и потребовал от него решения. — Не стоит умалять никакую радость, Оканнес, — ответил Йестин неожиданно для себя. — Подумайте о том, что три года назад погибло много людей. Чтобы сила Арантойи не увяла, многие должны родиться. Консуэло улыбнулась с нежностью, сложив руки на округлившемся животе. Оканнес нелепо насупился и откашлялся. Дальше спорить он не стал. А у Йестина сердце ушло в пятки. Родиться. В этой комнате их было не четверо, а пятеро. Пятому сравнялось всего несколько дней, считанные десятки часов, но он уже существовал. Риуаль сказал так. Риуаль покинул Аранто, только убедившись, что дело идёт благополучно и семь месяцев испытания начались… Будь иначе, и отправляться в Хането для него не было бы никакого смысла. Со всей своей непостижимой силой Призванный мог вмешаться в смену времён года лишь потому, что зачал дитя. Привычно Йестин напряг волю, чтобы сохранить лицо — и новый прилив ужаса заставил его похолодеть. Он слышал о том, как женщины скидывали детей от испуга. До сих пор приступ тревоги означал лишь, что Йестин рискует показать слабость и выглядеть недостойным. Но если эти приступы опасны и для ребёнка тоже… Если он потеряет дитя Риуаля из-за своего малодушия… «Вторая попытка не будет успешной», — сказал маг. Заклятия лишатся силы, Призванный Арантойи проиграет Честному Рыцарю, страна останется беззащитной, и всё будет напрасно, всё! — Хорошо, — сказал Йестин отрывисто. — Теперь… прошу не следовать за мной. Я должен кое-что обдумать. И под удивлёнными взглядами вылетел из покоев. Задыхаясь, почти бегом он поднялся на стену. Сколько других удивлённых взглядов провожало его по пути! О, сколько их было! Сумеет ли Риуаль отвести все эти взгляды, если Риуаль в Хането? А дальше будет хуже, дальше — страшнее. Йестин лишь теперь сполна осознал, насколько жестокой будет для него эта пытка. И почему. С чего он взял, что станет чувствовать себя осквернённым и поруганным? Станет страдать от ущерба своей мужественности, от стыда и омерзения к себе… Этого не было. Женская часть не вызывала у него отвращения. Сын у него внутри, невидимый и неощутимый, не внушал ему ужаса или желания избавиться. Совсем нет. Напротив. Йестин боялся его потерять — и боялся страха, потому что именно страх и тревога за дитя могли привести к беде. А ещё Риуаль запретил ему пить вино. И пиво. И маковый отвар. Лишил всех снадобий, которые могли помочь. А ещё маг говорил о приступах тошноты, от которых не сможет избавить полностью. И если вино Йестин объяснит церковным обетом, а приступы лихорадки могут посещать любого, то объяснить постоянную тошноту будет сложнее… Йестин беззвучно застонал. Попросить Риуаля забрать его к себе на все семь месяцев? Так будет спокойней и проще. И приятней. Довольный Риуаль умеет быть ласковым и терпеливым, а Йестин постарается не слишком ему досаждать… Будь жив дядя Олькан, Йестин, пожалуй, так бы и поступил. Олькану он мог доверить и трон, и Консуэло с будущим принцем. Конечно, никто не осмелится посягнуть на корону Арантойи, когда она столь явно защищена силой Призванного. Но Консуэло… Йестин прикусил губу. Он вспомнил: Консуэло сейчас чуть легче лишь потому, что её состояние естественное и ей не нужно его скрывать. Но она приехала в Арантойю порченой принцессой и семь лет была порченой королевой, не способной зачать наследника. Йестин даже в мыслях не упрекал её, он-то знал, что это его вина — но подданные не знали! Консуэло воспитывалась в крайней строгости и умела не показывать своих чувств. Но она страдала. Она чувствовала себя скверной и никчёмной и с каждым новым бесплодным годом её страдания становились горше. Набожность и великодушие отчасти защищали Консуэло от нелюбви графов и народа, но близился час, когда и они перестали бы служить ей защитой. Сейчас она боялась за дитя так же сильно, как боялся Йестин. Он не мог оставить её в одиночестве с этим страхом. Четыре месяца до родов Консуэло. Семь месяцев до его родов. Йестин закрыл глаза. К счастью, никто не последовал за королём на стену. Молчание и свет, хлопанье птичьих крыльев, свист ветра, доносившего обрывки песен из предпраздничного Аранто успокоили Йестина. Он отдышался и мысли его прояснились. «Я боюсь того, что ещё не случилось и может не случиться вообще, — подумал он. — Лучше гнать такие мысли. Посвятить себя делам. Больше бывать одному или с Консуэло. А потом вернётся Риуаль и будет рядом». Йестину вспомнился вечер зачатия. Маг не солгал и здесь. Это было неописуемо сладко — и столь же странно. Йестин стал мужчиной и женщиной одновременно, словно андрогин из древних сказаний, и в тот раз он отдавался Риуалю как женщина. Женская часть была чувствительней и уязвимей, в особенности потому, что не была естественной, и Риуаль держался осторожней втрое. Оказалось, что женская часть умеет испытывать удовольствие и сама по себе, отдельно от мужских частей. Йестин дважды содрогался от наслаждения как женщина, а в третий раз — излил семя. Но столь же прекрасно — или даже ещё прекрасней — было лежать на груди Риуаля после того, как всё совершилось. Это было в спальне мага, на его огромной кровати, и вокруг тихо скользили волшебные огоньки, серебряные облака клубились под высоким как небо потолком покоев, а Риуаль гладил Йестина по голове. Грозный и несокрушимый защитник, такой, которого обещали людям Великие книги и Свитки Клятвы… Чудеса были рядом, чудеса обнимали Йестина и пробрались под его кожу, внутрь его тела. Да, это было не естественно, но… не против природы. Сверх природы. Кроме неё. Йестин осознал, что не противится и принимает происходящее — не из страха и чувства долга, а… Он смог довериться Риуалю так, как этого хотел Риуаль. Риуаль понял и поцеловал его — ещё нежнее, чем прежде. …а ноги у него и правда были холодные. Йестин улыбнулся. Захочет ли Риуаль снова с ним спать, после того, как добился цели и обрёл силы изменять природу? Теперь Йестин думал, что захочет. Он чувствовал, что нравится Призванному, и не только как оружие или сосуд для рождения ребёнка. Ведь Риуаль мог ограничиться простой вежливостью и единственным коротким актом для зачатия, похожим на тот, самый первый, унизительный и неприятный. Но он предпочёл ласкать Йестина и наслаждаться вместе с ним. Подарить ему воплощение грёз… Он будет спать с ним как с женщиной или как с мужчиной? На кого будет похож их ребёнок? Черноглазый и белокожий, как Риуаль? Сероглазый и с каштановыми волосами, как Йестин? Будет ли он похож на сводного брата или сестру, дитя Йестина от Консуэло? И следует ли вообще считать их сводными, если у них разные отцы и разные матери? Это чрезвычайно странное родство, но некое родство между детьми несомненно. Йестин понял, что окончательно успокоился и даже развеселился. Можно было возвращаться к людям. На пиру, устроенном в честь Призванного (сам Призванный на нём не присутствовал) Йестин позволил себе немного злорадства. Как обычно, гостям подавали лучшие вина, но король с королевой напоказ пили только родниковую воду. Консуэло не вполне поняла причину Йестинова обета, но без колебаний решила присоединиться к мужу. Прежде Йестину в голову бы не пришло устраивать такие забавы; даже если бы он затеял нечто подобное, на него бы просто не обратили внимания — мало ли что он там пьёт. Но сейчас половина арантойской знати благоговела перед ним, а вторая половина его боялась. Надменные графы сидели как на иголках и украдкой косились на сюзерена. Это было так смешно, что Йестину стоило труда сохранять непроницаемый вид. Консуэло милостиво улыбалась, но глаза её весело блестели. Толстый и нетерпеливый граф Солто успел опрокинуть свою чашу, прежде чем понял, что происходит, и потом сидел бледный и потный от ужаса. Наконец граф Оди, не менее гордый, чем остальные, но самый мужественный и разумный из них, сказал, поднявшись с места: — Мы не давали обета воздерживаться от вина, подобно государю Арантойи. Однако, по моему мнению, наш долг вассалов — следовать за сюзереном во всём, как в деяниях доблести, так и в посте и молитве. Пусть распорядитель велит слугам подавать воду. Йестин выдержал паузу и снисходительно кивнул. …Они не знали Йестиниана Третьего. Они никогда не задумывались о том, каков их государь и что у него в сердце. Сейчас они приписывали ему такую же мстительность и злопамятность, какой обладали сами. Он не собирался разубеждать их. Призванный не будет с ним вечно, а долгом Йестиниана как венценосца было передать наследнику сильную и единую Арантойю, верную своему королю. Но его мстительности было вполне достаточно этого пира. Риуаль вернулся из Хането через две недели. Знал об этом только Йестин. Башня Призванного — или её видимость — по-прежнему оставалась на юге, невдалеке от границы. Она висела там над холмом так, что её можно было увидеть из Веретойи. Местные вилланы собирались на неё посмотреть и расходились, качая головами. Пару раз со стороны Веретойи подъезжали конные в хороших доспехах, но вплотную не подбирались, изучали издалека. Все это Риуаль шутки ради показал Йестину на шпалере в его покоях — той самой, что вечно тревожила и раздражала, качаясь из-за сквозняка. На ней была выткана дама с единорогом, но по воле Призванного цветные нитки стали двигаться и переплетаться. За считанные мгновения рисунок на шпалере менялся. Изобразил Башню над холмом, окружённую сиянием, потом — забавных удивлённых вилланов, следом — рыцарей Эдверето, мрачных и озадаченных. Йестин сидел у Призванного на коленях и смеялся как ребёнок. Риуаль был доволен и весел, а от этого и у Йестина становилось легко на душе. Потом маг лениво двинул ладонью: дама с единорогом вернулись на свои места, а шпалера сама собой откинулась в сторону. За ней оказалась дверь, которой не было прежде. — Для простоты выход будет здесь, — сказал Риуаль. — Его видишь только ты. — Есть какие-нибудь правила для него? Заклинания? — Разве что одно. Не входи без стука. Йестин поцеловал его. Риуаль ответил. Его холодная рука обняла лицо Йестина, пощекотала шею, провела по груди и животу и опустилась ниже. Йестин задрожал. Кости будто плавились в теле, но член стал твёрдым как кость, а женская часть откликнулась слабым приятным зудом. Ложась на руки Риуалю, Йестин прошептал: — Не здесь… будет шум, слуги сбегутся… — Нет, — сказал Риуаль. — А впрочем, да. Чтобы ты не тревожился. И он встал, держа Йестина на руках. Дверь за шпалерой отворилась. Чувствовать заботу Риуаля было ещё более сладко и странно, чем принимать его ласки. Возможно, он заботился не о любовнике, а о ребёнке, или всё это просто входило в его планы, но… Йестин не хотел об этом думать. Не сейчас. Не сейчас, когда ему так хорошо. В этот раз Риуаль не пожелал проникнуть внутрь своим членом. Были только пальцы и рот: горячий рот на члене Йестина и холодные пальцы, жёсткие и длинные, в обоих отверстиях его тела, дополнительном и природном… Счастье, что Риуаль унёс его в Башню для этого, иначе Йестин никак не смог бы поверить, что его не слышат. Долгое время он только покорно стонал, содрогаясь, не в силах отвечать, но он хотел отвечать. Он успел дважды излиться в объятиях Риуаля, и всё же этого было недостаточно. Йестин не имел сил подбирать слова, да и слов в голове почти не осталось. Отдышавшись, он сел на постели, держа Риуаля за плечи, и хрипло выдохнул: — Теперь… дай мне… Риуаль хмыкнул. Промелькнуло мгновение. Ещё одно. Йестин похолодел, поняв, как именно это прозвучало. О чём он только что попросил — или, скорее, потребовал. Это была не просто дерзость, это могло оказаться оскорблением. Нет-нет, он и не думал… Риуаль же читает мысли, он видит, что Йестин желал только ответить на его ласки тем же, взять в рот его орган, но… Риуаль улыбался своей самой порочной улыбкой. — Почему бы и нет, — сказал он. Одуревшему Йестину потребовалось время, чтобы осознать: Риуаль лежит под ним. Риуаль обнимает его длинными ногами. Член Йестина прижимается к его телу между ягодиц, и там так горячо, что кажется, будто он сейчас обожжётся. Риуаль смотрит на него и улыбается: — Ну и лицо у тебя, Ваше Величество. Йестин не думал, что это вообще возможно, что Риуаль может… подпустить кого-то к себе с этой стороны. Сам он наслаждался, исполняя женскую роль в постели, именно этого он всегда желал и именно об этом были все его ночные мечтания. Но Риуаль?! — Хочешь сам меня подготовить, — сказал тот с ухмылкой, — или посмотреть, как я буду готовить себя? Йестин хватанул ртом воздух, как рыба. — Ты великий развратник! — выпалил он с восторгом. Риуаль скорчил рожу. — Этого высокого звания я точно не заслуживаю. Предыдущий любовник был у меня чуть меньше ста лет назад. Йестин расхохотался и уронил голову ему на грудь. — Поэтому меня нужно готовить, — продолжал Риуаль, почёсывая Йестина за ухом, как кота. — Как ты хочешь? — Я хочу сам, — Йестин потёрся об него носом. — Но тебе придётся объяснить мне, как это делается. — Разумеется. Когда женское тело готово к любви, оно истекает соком — в чём ты сам можешь убедиться, если просунешь руку между ног. Если мужчина хочет овладеть другим мужчиной к обоюдному удовольствию, используются заменители. Масло. — И в пальцах Риуаля возник хрустальный флакон, оплетённый золотом. Йестин хихикнул. — Но нам не нужны заменители, — сказал он. — Потому что моя женская часть хочет тебя так же сильно, как мужская. Маг поднял бровь. — И кто из нас великий развратник? Оба рассмеялись. Потом Риуаль развёл ноги шире, а Йестин поднялся на колени и погрузил два пальца в свою женскую часть. Она и правда была наполнена соком, он вытекал наружу и бёдра Йестина стали мокрыми, а внутри сока оказалось ещё больше. Возбуждённая плоть откликнулась на прикосновение приливом удовольствия, Йестин не сдержался и немного поласкал себя. Потом он склонился над Риуалем и заглотил его член так глубоко, как мог. Он долго не решался приступить к делу; на то, чтобы проникнуть в тело Призванного хотя бы пальцами, требовалась изрядная дерзость, и Риуаль поторопил его: — Ну же, Йестиниан Третий, — сказал он весело, — будьте отважным, как подобает королю. Ему пришлось подбадривать Йестина ещё несколько раз, прежде чем тот сумел отбросить растерянность и робость. Когда он наконец вошёл, плоть его как будто стиснули раскалённые клещи; из груди Йестина вырвался крик. Риуаль прерывисто вздохнул и закусил губу. …В этом положении он был намного сдержаннее, чем Йестин. Не стонал, только задерживал дыхание и чуть вздрагивал, когда Йестин действовал правильно. Поначалу он негромко указывал ему, что делать: «не торопись», «глубже», «вот так, продолжай», а потом сжал свой член в кулаке и закрыл глаза. *** Два месяца прошли на удивление легко и спокойно. Йестина тошнило всего три дня, и это удалось списать на обычное отравление несвежей пищей. Поваров высекли, на том и закончилось. Единственный приступ лихорадки он едва заметил — просто отправился спать пораньше. А страха и тревоги было даже меньше, чем Йестин привык. Сознание, что Риуаль рядом, что он слышит и готов прийти на помощь в любой момент, успокаивало Йестина как ничто другое. Если тревога крепла, маг в самом деле приходил — брал Йестина на руки или сажал к себе на колени, гладил по голове, рассказывал истории о странных землях и далёких временах. Набравшись храбрости, Йестин попросил его показать странные земли на самом деле. Тогда Риуаль сводил его на прогулку на тот чудный остров в горячем океане, куда вёл один из выходов его Башни. В Арантойе наступала зима, а там царило жаркое лето. Солнце сияло, лазурная морская гладь сливалась с небом, и дивные леса, ничуть не похожие на леса Арантойи, зеленели и цвели. Ноги утопали в горячем песке. Йестин нашёл на берегу узорную раковину, вроде той, что будущая королева привезла из Кагезы. Ему подумалось тогда, что он хотел бы показать остров Консуэло, и как жаль, что нельзя поделиться с ней… Он хотел ещё увидеть Иерусалим и Гроб Господень, но Риуаль с сожалением отказал. Создавать новый выход в Палестине, сказал он, слишком сложно и небезопасно. Страх перед Призванным совершенно исчез из души Йестина. Он был счастлив видеть Риуаля, с радостью обнимал и целовал его, и ложился с ним, когда тот этого хотел. Ребёнок рос, но пока этого совсем не было заметно. Наступало время королевских охот. Йестин никогда не любил эту пору. Ему нравилось охотиться и просто скакать во весь опор по сжатым полям, но на большие выезды собиралось слишком много людей. Повсюду толпа, болтовня и интриги, дымят костры, кудахчет птичник пышно одетых дам, и шум такой, что дичь разбегается. Мысль о том, что на время он должен забыть о верховой езде, Йестина не расстроила. С удовлетворением он объявил, что охоту не воспрещает и велит всё для неё подготовить, но сам воздержится от этого удовольствия, как воздерживается от вина. Призванный Арантойи творит сейчас великий труд и великое чудо во имя Божией славы и спасения королевства; не в силах смертных помочь ему делом, но в силах каждого молиться об успехе и дать в честь этого посильный обет. Королева и здесь поддержала его. Она распорядилась раздавать милостыню и кормить нищих. Чрезвычайно довольный Оканнес ежедневно служил мессы и горячо восхвалял королевскую чету в своих проповедях. Охот не было. Казалось, никто не остался этим разочарован. Королевская охота — большое развлечение и повод для пересудов, а сейчас у арантойцев были куда более занимательные темы для бесед. Настоящее, полновесное чудо творилось в Хането: странствующие братья Оканнеса проходили через графство на своём пути из Веретойи и приносили известия. Суровый граф Хането обеспечил сев. Потрясённых явлением летающей Башни вилланов оказалось не так уж сложно убедить. А вскоре, когда окрест наступили заморозки, граница области волшебного урожая стала явной и заметной каждому. Погода там напоминала пасмурное лето, всё время было сыро, но дожди шли в меру. Многие из Аранто и других городов отправлялись в Хането в подобие паломничества: конечно, их вело прежде всего жгучее любопытство, но епископ сделал всё, чтобы путники чувствовали себя паломниками и не забывали о благочестии. Ощущение доброго чуда разливалось в воздухе, будто цветочный аромат. Начальник стражи Аранто говорил, что даже нравы смягчились и в городе стало меньше драк. Во время редких приступов страха Йестин видел кошмар наяву: о том, что его состояние каким-то образом становится известным и все понимают, что стоит за этими чудесами. Но Риуаль поклялся защитить его и сохранить тайну. Мысль о нём успокаивала и утешала. В очередной свой приход Риуаль выглядел уставшим и не слишком довольным. Йестин не стал донимать его расспросами. Он велел подать ужин и отпустил слуг, накормил мага и разминал ему шею, пока Риуаль не замурлыкал. Тогда Йестин поцеловал его в макушку и сел рядом, прижавшись к его плечу. — Не так я представлял себе мать моего сына, — усмехнулся тот, — но так мне тоже очень нравится. — Что случилось? — спросил наконец Йестин и угадал: — Честный Рыцарь сделал ответный ход? Риуаль раздражённо покривил рот. — Можно и так сказать. Он не изменил своих планов. В самом лучшем случае он мог торжественно признать мою победу. В его возрасте, с его заслугами это никак не умалило бы его славу, даже напротив… но нет. Он решил веселиться дальше. «Веселиться» маг произнёс с уже знакомым Йестину отвращением. Йестин помолчал. — Нам сообщают, — сказал он, — что король Эдверето был гневен без причины и велел казнить какого-то слугу. После того были отправлены письма двум предводителям наёмных армий в Беронну. Прежде о наёмниках не говорилось, войско собирали по Веретойе. — Ого! — Риуаль искренне удивился. — Недурно у вас налажена разведка. — Не у нас, — Йестин вздохнул. — Странствующим братьям нужны недели, чтобы добраться в Аранто, и о делах дворца они мало что могут узнать. Но в Кагезе умеют обращаться с голубями. И с дворцовыми слугами. Риуаль хмыкнул и некоторое время размышлял. Потом сказал: — Стало быть, игры Рыцаря становятся ещё веселее. Меня это скорей удручает. — Почему? Разве не лучше знать больше? — Если я полезу туда со своей магией, Рыцарь выведет меня за ухо, — проворчал Риуаль. — А сам он там в полной власти. Он умеет читать мысли. Он видит всех ваших голубей. И то, что они несут в Кагезу, может быть хорошо продуманной ложью. Йестин выругался. Зная о возможностях Призванных, он мог бы догадаться и сам. — Что будет дальше? — сказал он. — Можно ли это предсказывать? — Пока что очевидно одно: Честный Рыцарь гонит Эдверето на войну. «У нас по-прежнему нет армии и нет золота, чтобы её купить», — подумал Йестин. Где взять золото? Может, Призванный способен поднять со дна морского несколько затонувших кораблей?.. Но с наёмниками нужно ещё договориться, их нужно найти, они должны добраться в Арантойю, минуя Веретойю, а Эдверето уже вступил в переписку с двумя вожаками. Что будет дальше? Остаётся только положиться на Призванного… — Я не хотел войны, — продолжал Риуаль. — Воистину я не хотел! Но если мне придётся вмешаться, значит, будет так. Сил у меня сейчас много, — он поцеловал Йестина. Тот зажмурился от удовольствия: бесконечно приятно было понимать, что он важен для Риуаля и в самом деле помогает ему. Пусть это не та помощь, о которой сложат сказания, но Йестин стал для Призванного оружием — более мощным и грозным, чем меч и копьё воителя. «Хорошо, что вышло так», — подумал он. Не раз он задумывался: что, если бы Консуэло не оказалась беременной в этот роковой час? Риуаль говорил, что в таком случае использовал бы королеву. Но Йестин хотел его и мечтал о нём, завороженный его красотой и силой. Для Консуэло Риуаль был бы незнакомым мужчиной, чужим и страшным, а зачатие стало бы изнасилованием, и на это насилие её отправил бы собственный муж… Смог бы Йестин обречь её на позор и муку? Она смирилась бы и вытерпела это ради Арантойи — так же, как терпела совокупления с ним. Йестин не знал, как он смог бы жить дальше после такого: смотреть ей в глаза, быть рядом с ней на виду у всех. Сердце разрывалось даже от мысли о неслучившейся подлости. Он и вправду был рад, что сам принял бремя. Даже будь Риуаль таким же холодным и жестоким, как во время их первой встречи, Йестин предпочёл бы пойти к нему сам, а не посылать беззащитную женщину. Риуаль хмурился, думая о чём-то. Он снова болезненно качнул головой. Йестин гадал, как может что-то болеть у такого могущественного мага. Он управляет материей мира, он может изменять облик или пребывать вовсе без облика, подобно ангелам, может избавлять от боли других — неужели не в его силах исцелить себя самого? Поразмыслив над этим, Йестин пришёл к выводу, что это должна быть не простая боль. Скорей всего, это отпечаток тех незримых оков, что наложены на разбойников Богом. Они должны помнить о мощи Господа Вседержителя и о том, что наказаны. Напоминать об этом Риуалю лишний раз он совсем не хотел и надеялся, что тот сейчас не читает мысли. День был полон событий и разговоров. Вначале в замок прибыл Аронимус, странствующий архитектор из Сантии. Он побывал в Лиаддо и опустошил герцогскую казну, возведя в столице собор, который уже именовали прекраснейшим в этой части света. Аронимус был монахом и остановился в небольшой обители в пригороде Аранто. Йестин мало думал о нём — денег на его услуги в королевской казне не было. Возможно, Аронимус решил навестить кого-то или отправиться на юг королевства, чтобы полюбоваться на волшебное лето, а в Аранто оказался проездом. Но архитектор нижайше просил об аудиенции. По всей видимости, соборы и замки наскучили ему. Он явился с планом сети дорог и каменных мостов, которая должна была связать Арантойю воедино прочнее, чем прежде. Неслыханно смелый замысел был подобен древним римским дорогам. Иные из них сохранялись и сейчас, тысячу лет спустя. Пыл Аронимуса захватывал и некоторое время Йестин слушал его с восхищением. Жаль было отказывать архитектору, поистине, такое деяние прославило бы короля на следующую тысячу лет, то был бы великолепный подарок потомкам и всему народу… — Призванный Арантойи даровал нам не единственное чудо, — сказал Йестин наконец. Аронимус уставился на него с вдохновенным видом. — Он обещал нам не только зимний урожай в Хането, но и щедрые урожаи по всей стране ещё много десятилетий. Быть может, лет через десять мы будем в силах воплотить ваш замысел, почтеннейший Аронимус. Я благодарю вас. Я буду ждать вашего возвращения через десять лет. Архитектор остался несколько разочарован, но вдохновения, кажется, не утратил. Потом вдруг явился королевский хронист. Это был тишайший монашек, избранный Оканнесом. Йестин даже имени его не помнил. Епископ говорил, что сей смиренный брат наделён удивительным даром слова и сведущ во всём, что только написано в книгах. Иной раз Йестин вспоминал о том, что у него есть хронист, и подумывал прочесть историю своего царствования, но вечно бывало недосуг. Необычайное волнение придало храбрости робкому книжнику. Оказавшись перед королём, он задрожал и какое-то время не мог произнести ни слова, а потом так мямлил и заикался, что понять его было нелегко. Распорядитель шагнул к нему, хотел то ли вывести, то ли встряхнуть, но заметил взгляд Йестина и отшатнулся. Пока Йестин пытался понять, когда он научился кидать на подданных суровые взгляды, книжник собрался с духом и заговорил. Он хотел узнать, можно ли задавать Призванному вопросы об устройстве мира. Услышав это, Йестин улыбнулся. Приободрённый монашек заговорил чище и глаже. — Призванный Арантойи, — говорил он, — бессмертное, сверхъестественное существо, наделённое великим могуществом. Нет сомнений, что мудрость и знания его столь же велики. Учёные мужи древности и путешественники наших дней собрали множество описаний земель и историй о великих царствах. Многое в них поразительно и невероятно, но всем известно, что память человеческая ненадёжна, а иносказания часто понимаются слушателями буквально. Призванным же известна истина. Дозволено ли им открывать эту истину людям? Йестин помолчал. Монашек неловко поклонился. — Ты должен знать, что Призванные связаны обязательствами, — сказал Йестин, — брат… — Иан. — Брат Иан. Великие книги и Свитки Клятвы велят им защищать людей. Но Призванные никем не правят — а также, увы, никого не учат. Брат Иан поник. — Но я могу поведать тебе, — Йестин улыбался, — что Призванный Арантойи в своё время показал мне — по моей просьбе, — величие творений Господа. Я видел края, что лежат втрое дальше Иерусалима и ступал по той земле так же, как по земле Арантойи. Боковым зрением он видел, как все вокруг замерли и затаили дыхание. На короля смотрели едва ли не молитвенно. Хорошо, что под благосклонной улыбкой владыки можно было прятать смех. — Когда наш Призванный желает поразмыслить, то удаляется в одно из мест, называемых «полюсами». Там вечно царит гибельный холод и ночь длится полгода. Послышались потрясённые вздохи. — А библиотека его огромна, больше любой, что мне доводилось видеть. Но осматривая её, я не нашёл ни единой книги на известных мне языках — и даже на языках, какие мог бы узнать. Тут Йестину пришлось поверить, что смиренный брат Иан и впрямь самый преданный в королевстве книжник: при словах о библиотеке зрачки его расширились, а дыхание участилось. — Боюсь, брат Иан, что мудрость Призванных не предназначена для смертных, — закончил Йестин. — И наше дело — собирать и хранить свою собственную мудрость. Эй, там! Отправить в монастырь брата Иана кошель золота, указать — на покупку книг. Затем настал черёд графа Оди. Суровый граф выглядел растерянным и разгневанным. Граф испрашивал дозволения покинуть Аранто и отправиться в свою сеньорию: пришли известия о том, что два вассала Оди устроили усобицу и настоящую войну из-за каких-то обид. — Именно сейчас! — сказал Оди с сердцем. — Когда в Арантойе творятся чудеса и складываются легенды о них. Что за… прошу прощения, Ваше Величество. Йестин понимающе кивнул. «Как всё изменилось», — подумалось ему. Прежде Оди не был таким преданным вассалом. И просить разрешения он бы просто не стал — или просил бы его не у Йестиниана Третьего. Граф находился в родстве со Сьеками и верен был Олькану Сьеку. Дядя Олькан считал его другом и надёжным союзником, этого было достаточно. Теперь, похоже, граф мыслил иначе. Они все теперь мыслили иначе. Легенды… любопытно, какие легенды успели сложить об этих событиях. Йестин заранее знал, что в них нет ни слова правды — неоткуда взяться. Тем больше его занимало, сколь смелыми окажутся вымыслы. Консуэло, возможно, уже слышала что-нибудь удивительное. Впрочем, сегодня Йестин подкинул хороших смолистых дров в этот очаг. Спустя несколько лет он сможет посмеяться над пересказами его собственных слов из десятых уст. Перед тем, как удалиться с дозволения короля, Оди поклонился заметно ниже, чем следовало одному из первых графов Арантойи. «Что, если бы он оказался на моём месте?» — мелькнуло у Йестина в голове, и он с трудом сдержал улыбку. Не хотелось выглядеть злорадным. Это и не было злорадством, просто забавная мысль. Оди, суровый правитель и вояка — и носит дитя. А ведь Риуаль сказал, что такие вещи делались не раз — и в том числе в противоестественной форме. Когда он это говорил, Йестин едва сознавал себя от ужаса и не мог задумываться о пустом. Но память у него и вправду была хорошая. Риуаль, конечно, не лгал. И если так — кто ещё подвергался подобному обращению? И во имя чего? Перед мысленным взором Йестина пронеслась череда легендарных правителей и героев, всех как один — в положении, и губы его дрогнули от беззвучного смешка. …но это делалось не ради чьего-то развлечения, не ради того, чтобы поглумиться. На это соглашались в самых отчаянных обстоятельствах, перед лицом слишком страшной угрозы. Быть может, чумы. Погибельного голода. Окончательного разгрома. Человек благородный, христианин, рыцарь примет далеко не все пути спасения собственной жизни. Но если речь идёт не о его единственной жизни, а о мучительной смерти тысяч слабых и беззащитных? Какую цену назначишь за чудо? Йестин почувствовал неловкость. Он должен был страдать во имя этого чуда, а он… не страдал. «А это потому что срок ещё мал, — проскрипел вдруг внутренний голос, точней, голосок, тоненький и неприятный, словно хихикал бесёнок. — Дитя ещё не причиняет тебе неудобств. Кроху не слышно и не видно. Женскую часть сложно заметить даже в бане. Но всё изменится, и очень скоро. Грудь уже меняется. А когда пузо полезет на нос, когда ребёнок начнёт шевелиться, что-то ты тогда запоёшь?» Йестина бросило в холодный пот. Дыхание прервалось. Он стиснул зубы, беззвучно вдохнул и выдохнул, силясь прогнать приступ страха. Вокруг люди. Слишком много людей. Они смотрят, проклятье, они пялятся на него, будто во всём свете нет никого интереснее — и дважды проклятье, сейчас для них это действительно так. Риуаль подарил ему почтение и верность подданных, теперь все они стремились незамедлительно выполнять королевские приказы и угадывать желания — но кроме прочего, это означало ещё и всеобщее, неотрывное и непрестанное внимание… Йестин уставился в пол. «Мне нужно отсюда выйти, — думал он. — Выйти на воздух. Чтобы никого не было. Я… да сожри их жабы, я король! Я могу приказать». Сколько раз эта мысль посещала его прежде, чтобы рассеяться в тоске и насмешке над собой. Но сейчас стало иначе. Тень Риуаля не просто стояла за его плечом — она была внутри него. — Достаточно на сегодня, — сухо произнёс он. — Теперь оставьте меня. Все. И будто какой-то прежний, несмелый Йестин внутри него удивился, когда это подействовало. Люди повиновались. Они задерживались лишь для поклона. Вскоре зала опустела. Йестин встал и прошёл к окну, отворил створку на два пальца, чтобы впустить воздух. Навалилась слабость и закружилась голова, но это быстро прошло. Страх рассеивался. «Я знал, что так будет, — подумал он наконец. — Я это предвидел. Да здесь нечего было предвидеть, это просто приступ, как обычно. Ничего не меняется». …Когда Йестин признался в приступах страха духовнику — не Оканнесу, другому, ещё в детстве — тот, конечно, посоветовал ему молиться. Совет оказался бесполезным, попытки молиться в этом состоянии только ухудшали его: Йестин начинал чувствовать себя законченным грешником, недостойным жизни. Он больше ни с кем об этом не разговаривал, а для себя в конце концов отыскал решение — сначала нужно было отдышаться в покое, а потом как-нибудь отвлечься, поговорить с людьми. Вино и маковый отвар тоже помогали, но после них нужно было отправляться в постель. А теперь они вовсе оказались под запретом. Теперь иногда приходил на помощь сам Риуаль, но Йестин не хотел беспокоить его слишком часто. Сегодня он понял, что Риуаль поддерживает и укрепляет его и иным образом. Или, может, это делает вовсе не Риуаль? Может, это делает его сын? Мысль заставила Йестина охнуть и приложить ладонь к животу. Он внимательно следил за собой, чтобы не допускать этого жеста на людях: мужчина может отпустить брюшко, но обнимать и защищать его точно не станет. Сейчас он был один, было можно… Обрадоваться он поспешил: мысли о сыне и беременности вновь заставили его задрожать. Приступ грозил вернуться. Нужно было отвлечься. И он отправился навестить самого безопасного и милого его душе человека в Арантойе — свою жену. Консуэло встретила его с искренней радостью. Она проводила дни за шитьём — в Кагезе считалось, что мать должна сама сшить вещи для младенца, чтобы защитить его от бед. Вместе с ней шили и вышивали служанки и дамы свиты. Но время клонилось к вечеру, стемнело и время шить вышло. Арантойских дам развлекал бы пением менестрель, но для суровых нравов кагези такое было на грани неприличия. В свите Консуэло приехала монахиня мать Азусена, обученная как регент; она сама и её ученицы пели для королевы духовные стихи и кантиги. Когда-то Йестин подозревал, что монахиня обучена ещё и как соглядатай. Но если та и следила за чем-то, то разве что за исправным соблюдением «предписанных дней» королевской четой. Сейчас у неё не было забот и мать Азусена находилась в добром расположении духа. Визиты мужа к жене она чрезвычайно одобряла — ведь первейшей обязанностью супруги-кагези была плодовитость. Поэтому теперь мать Азусена сама принялась выгонять из покоев посторонних. Вскоре она с улыбкой затворила за собой дверь. Консуэло проводила её взглядом и прикрыла глаза. — Наконец она перестала меня мучить, — сказала она. — Подумать только, она умеет улыбаться. Она встала из кресла. Осторожно Йестин обнял её и поцеловал в лоб. Консуэло склонила голову ему на плечо. — Можно ли мне любопытствовать, или ты слишком устал? — Я не устал. Консуэло вздохнула. — Что говорит Призванный? То, что нам сообщают из Веретойи, тревожит меня. Король Эдверето как будто ничуть не устрашился и собирает войско. Йестин поколебался. — Обещай, что никому не расскажешь. Консуэло заглянула ему в глаза. — Ты знаешь меня. Йестин кивнул. — Эдверето действует не по своей воле, — понизив голос, сказал он. — Он не обращался к Свиткам Клятвы и Великим книгам. Призванный Веретойи нарушил закон. Он принуждает Эдверето, и тот не может ему противиться. — Что же теперь будет? — испуганно прошептала Консуэло, и Йестин обнял её крепче. — Закон нарушен, — сказал он твёрдо, — а закон этот установлен не людьми и даже не Призванными, а самим Творцом. Господь и Святая Дева на нашей стороне. И наш Призванный действует согласно высшей воле. Он победит. Консуэло чуть улыбнулась. — Мне кажется, теперь он не такой страшный, как был прежде. Я вижу, что ты полагаешься на него. А прежде ты видел в нём злого духа. Йестин на миг зажмурился. — Всё это слишком сложно, чтобы объяснить, — сказал он, — а о некоторых вещах я не могу говорить вовсе. Это недобрые существа, Консуэло. Но наш Призванный не просто соблюдает закон. Он считает защиту Арантойи своим долгом и действительно желает защитить нас. — Как радостно это слышать. Я буду молиться о том, чтобы Бог даровал ему победу. И вдруг Консуэло вскрикнула. Йестин встревожился, но на лице королевы появилась улыбка. — Это сын, — счастливо сказала она, отстранившись немного. — Я уверена, что это сын, потому что он большой и сильный. И, кажется, он со мной дерётся. — Какой плохой мальчик! Порывистым движением Консуэло поймала руку Йестина и приложила к своему животу. Йестин вздрогнул. Сердце дико заколотилось при мысли, что он мог бы сделать то же самое. Он делал то же самое с Риуалем. И теперь он добродушно засмеялся, так же, как смеялся в такие мгновения Риуаль. Он слышал собственный смех будто со стороны. В глазах поплыло, он был как в тумане. Над туманом поднималось острой скалой мучительное, ужасающее, чудовищно соблазнительное искушение: признаться. Рассказать Консуэло. Нет, нет, конечно, не о том, что он изменяет ей с мужчиной, и что этот мужчина — Призванный Арантойи, нет: рассказать о беременности. Он был странно уверен, что она не осудит. Йестин и прежде уважал Консуэло, видел в ней друга и союзницу и стремился заботиться о ней как мог. Но после того, как Риуаль заставил его понимать женщин, это чувство стало иным. Более прочным и властным. Бередящим что-то очень глубокое в душе… и теле. Сама Консуэло тоже заметила это. Поначалу она решила, что в Йестине пробудились отцовские чувства, он и сам так думал, и отчасти это даже было правдой, но лишь отчасти. Йестин обнял Консуэло снова. Он кусал губы. Нестерпимо хотелось сказать, что он её понимает, что ни один муж за всю историю мира не понимал свою жену — так. Он остерегался обнимать Консуэло слишком крепко, и она прижалась к нему сама. Их животы соприкоснулись. Сводные братья оказались рядом. Йестина бросило в жар. Кровь шумела в ушах. Он понял вдруг, что хочет Консуэло. Вожделеет свою жену. Ему представилось, как они окажутся в постели, нагими, как сольются в объятиях. Как он проникнет в тело жены и они будут близки, очень близки, наслаждаясь друг другом — оба чуть располневшие, с набухшими грудями, оба беременные… Консуэло ощутила его возбуждение и засияла. Она обвила руками его шею и поцеловала в уголок рта. — Йестин, — сказала она, — Йестин, милый… Идём? Я тоже хочу. Йестин с трудом перевёл дыхание. — Но… — жалобно проговорил он, — но это же опасно… для детей. Я боюсь повредить… Обоим. Обоим. Как же он хотел сказать это. — Да нет же! Поверь мне. Меня окружает толпа врачей, повитух и дам, рожавших по десять раз. Нам можно. Йестин почувствовал, что сходит с ума. Сейчас он хотел Консуэло так сильно, как даже Риуаля никогда не хотел. «Если я могу пожелать женщину, пожелать свою жену, то почему только сейчас?! Если бы я мог так всегда, насколько вся моя жизнь была бы лучше, проще, достойней. Почему?!» Потому что сейчас он тоже женщина? Настолько женщина, что носит ребёнка? Он порывисто прижался губами к губам Консуэло. Мягким движением раскрыл ей рот, заставил откинуть голову и наклонить набок. Целоваться его научил Риуаль. Консуэло тихо всхлипнула и запустила пальцы в его волосы. Йестин ласкал её узкую спину, целовал шею и тонкие ключицы в вырезе платья. Поймал её руку и стал целовать пальцы. Он никогда не был таким страстным с ней. Она должна была удивиться, но почему-то не удивлялась. Сердце гулко колотилось, мысли смешались. Срок маленький, живот незаметен, грудь… нет, ничего не увидеть, если не знать точно. Но женская часть между его ног… Йестин не знал, как ведут себя женщины в постели с любовниками, которых хотят. Как будет вести себя сейчас Консуэло? Если её руки окажутся там же, где руки Риуаля, она же нащупает… то, чего не должно быть. Но охватившее его вожделение было слишком сильным и он не смог устоять. Это было словно во сне. Прежде мягкое и влажное женское тело казалось ему отталкивающим, но сейчас он с наслаждением слизывал испарину с кожи Консуэло. Её соски стали крупными и тёмными. Его соски тоже потемнели и набухли. Когда он проник в неё, с каждым движением сжимались их беременные животы. Это сводило с ума. Оба стонали. Йестин облизывал грудь жены, сжимал губами соски и сожалел, что она не отвечает тем же. Ему бы хотелось, чтобы Консуэло ласкала его грудь, как Риуаль. Но она лежала, закрыв глаза, с выражением полнейшего блаженства на лице и почти не отвечала на ласки — только содрогалась и всхлипывала от наслаждения. Пальцы её комкали простыню и не тянулись к заду Йестина, он мог не тревожиться, что она случайно нащупает его женскую часть… Он был весь мокрый. Член, мошонка и низ живота покрылись женским соком возбуждённой Консуэло, но женская часть самого Йестина тоже истекала соком, от которого стали влажными внутренние стороны бёдер. Йестин исторг семя с животным жалобным звуком. Он не пошевелился, и Консуэло тоже не попыталась отстраниться. Он даже не вынул член из её тела, пока отдыхал: Консуэло ещё не получила удовлетворения, а он чувствовал, что прямо сейчас хочет и может второй раз. — О-о, Йестин… — прошептала она и прибавила что-то на кагеси, чего он не понял; но судя по её улыбке, это было что-то непристойное. Потом она провела ладонью по своей наполненной груди и сжала её — так сильно, что казалось, будто она причиняет себе боль. На соске выступила белая капля. Йестин задохнулся. Она всё ещё не открывала глаз. Подсматривала сквозь ресницы или нет? Он повторил её движение. Кажется, его соски были чувствительнее. Или это зависело от срока? Он не мог сжать так сильно, было и правда больно. Член напрягся снова. Йестин протянул руку к заду и потёр свои отверстия, оба — вначале естественное, потом временное. Прикосновение ко второму заставило его судорожно вдохнуть и дёрнуть бёдрами. Он снова начал двигаться. Вскоре Консуэло затрепетала. Её женское естество плотно стиснуло орган мужа и стало подрагивать. Она издала долгий низкий стон. Если бы здесь был сейчас Риуаль, если бы он овладел Йестином как женщиной или как мужчиной, этот миг стал бы идеальным. Но и без того он был очень хорош. Консуэло долго лежала в полузабытьи, и Йестин обнимал её. Он собирался остаться с ней на всю ночь. Никогда прежде они не спали вместе — после мучительных «предписанных дней» меньше всего хотелось видеть друг друга. Но сейчас Йестином владели лень и истома, подушки и перина Консуэло казались самым уютным ложем на свете, а главное, он совсем иначе чувствовал запах. Запах женского тела больше не казался чужим и неприятным, от него не хотелось отстраняться, наоборот, хотелось уткнуться в жену и дышать ею. Так он и поступил. Консуэло тихо засмеялась. — Азусена должна быть довольна, — сказала она. — Что? — Ради зачатия достойная супруга пойдёт даже на то, чтобы изобразить развращённость — так она говорит. — Это было очень достоверное изображение, — сообщил Йестин с улыбкой. — О, да! — Консуэло выглядела совершенно счастливой. Протянув руку, она провела пальцем по губам Йестина, а он поцеловал её ладонь. А затем тень новой твёрдости внутри Йестина заговорила снова — или, быть может, один его нерождённый сын ощутил ко второму братские чувства. — Ещё я думаю, что эта праведница очень скучает по дому, — сказал Йестин, — и стоит разрешить ей вернуться в Кагезу. Очень настойчиво разрешить. Думаю, в Аранто найдётся достаточно сладкоголосых певцов, чтобы развлекать твой двор. Консуэло крепко поцеловала его в губы и устроилась у него на плече. …он видел сон, где они с Консуэло бродили по Эдемскому саду, нагие, подобно Адаму и Еве. Консуэло всё видела и знала, но это не казалось ей отвратительным или постыдным, напротив, приводило её в восторг. Она просила его рассказывать, что он чувствует, и радовалась тому, что на свет появятся братья, что они будут расти и играть вместе. Под сенью цветущих дерев Йестин и Консуэло долго целовались, прижимая друг к другу беременные животы. Сад был очень похож на тот остров, что показывал Йестину Риуаль. Во сне он подумал, что, может быть, настоящий Эдем находился где-то там, поблизости, хотя сказания говорили лишь о четырёх реках, не о море… Капли сияющей росы падали с листьев. Смеясь, Консуэло протянула сложенные ладони и набрала росу в горсть. Приблизив ладони к лицу, она вдохнула аромат этого света — а потом проглотила его и засияла изнутри сама. Йестин ахнул. Она вновь рассмеялась: — Попробуй! Это была лишь роса с листьев, а не яблоко Евы, и всё же он почувствовал робость. Сон слишком явно стал напоминать о сценах Писания, и ещё сильнее, когда Консуэло обернулась и сказала: — Он здесь, но он не Змий. Светящаяся, с распущенными смоляными кудрями, с налитой грудью и бёдрами, с высоким круглым животом, она была неописуемо хороша. И желанна. Йестин не мог наглядеться на неё. Консуэло улыбалась и любовалась им в ответ. Она обняла его лицо ладонями, прильнула к нему и поцеловала в губы. Потом поцеловала его набухшие соски, присела и облизала напрягшийся член. Лукаво глядя снизу вверх из-под спутанных волос, она попросила Йестина показать его женскую часть. Ему пришлось встать на четвереньки, чтобы исполнить её просьбу. Консуэло сказала, что дырочка маленькая и прелестная, и поцеловала её тоже. Конечно, так могло случиться только во сне. Наяву женщина из Кагезы не могла быть настолько чувственной и свободной. А он, Риуаль, и вправду был там. Посреди Эдема стоял трон (это был трон самого Йестина из главной залы), а Призванный развалился на нём, закинув ногу на подлокотник. Маг тоже был полностью обнажённым. Он поманил их к себе, улыбаясь. В сиянии райского сада его белая кожа отливала золотом, а над головой как будто стоял нимб. «Всё-таки ангел», — подумал Йестин с каким-то удовлетворением. Но у ангела не было крыльев, зато было роскошное мужское снаряжение, готовое к делу. Консуэло опустилась на колени перед троном и взялась за член Риуаля. Во сне Йестину казалось совершенно естественным то, что его беременная жена у него на глазах сосёт член другого мужчины. Риуаль подтянул его ближе, обняв за бёдра, и сам вобрал в рот его орган. Ощущения были не такими, как наяву, и Йестин чувствовал не острое возбуждение, обещающее разрядку, а глубокую дурманную истому, сладкое тепло во всём теле, будто чувственным наслаждением наполнялся сам солнечный свет и жаркие лучи ласкали тело как страстные руки. Позже ему пришлось снова встать на четвереньки и раздвинуть ноги, предоставив Риуалю женское отверстие. *** — Вот так, — сказал Риуаль. Широкий стол в его библиотеке дрогнул и окутался дымкой. Потёк изысканный аромат, словно благовонное дерево тлело в камине. Йестин восхищённо ахнул: на столе прорастала карта мира. Она была живой и объёмной — текли реки, вздымались горы, увенчанные ледниками, море набегало на берег. Северные земли накрылись снегом, южные порыжели. Тонкие нити дорог сбегались к крохотным городам. Риуаль щёлкнул пальцами и над картой протянулись извилистые золотые черты. Йестин узнал границы королевств. Границы сеньорий внутри них отмечались серебром. Он подошёл ближе, и маг положил руку ему на плечо. Йестин поцеловал его пальцы. Сейчас Риуаль был мрачен. В его облик вернулись демонические черты: кожа вновь казалась слишком белой, а глаза — слишком чёрными, от рук веяло ледяным холодом. Но гнев, замкнутый у него внутри, как пламя в кузнечном горне, был обращён на врагов Арантойи, и Йестин не чувствовал страха. — Рыцарь продолжает мучить Эдверето и тому приходится повиноваться, — сказал маг. — Теперь уже ясно, что Веретойей правит не человек. Йестин кивнул. Сведения, из которых Риуаль сделал вывод, принесли соглядатаи Кагезы, а арантойские — подтвердили. Если бы армиями командовал Эдверето, он не стал бы стягивать войска в столицу, где им приходилось ждать и бессмысленно проедать запасы. Каждый веретойский граф собрал бы вассалов у себя, и присоединился бы к королю уже во время похода. — Зачем ему это? — вслух подумал Йестин. — Со скуки. «Истинная правда, как всегда», — Йестин криво усмехнулся. Сам Риуаль некогда сказал ему: «Все ваши занятия для меня — давно уже только развлечение». Жаль только, что Честный Рыцарь не нашёл себе развлечения менее кровопролитного. Над живой картой графства Хането на столе поднялось розовое облако. Оно отмечало место, где воля Риуаля изменяла времена года. — У игры есть правила, — вполголоса сказал маг. — Как у шахмат. Играют у вас в шахматы? — Да. — Ход за ходом, каждый в свой черёд. Рыцарь вызвал недород — я ответил ханетским урожаем. Но как я понимаю теперь, волю Эдверето он подчинил без магии, одним только страхом. И строго формально нам предстоит война с людьми Веретойи, не с её Призванным. — Это значит, что ты не можешь сражаться с ними магией? — Я могу, — лицо Риуаля болезненно исказилось. — Но во-первых, это будет признанием моей слабости, а во-вторых, совершенно развяжет Рыцарю руки. — Люди должны сражаться с людьми, — понял Йестин. Это не было вопросом и Риуаль не ответил. …Некому сражаться. Разгром при Хагне был слишком жестоким. Золота нет. И выхода нет: придётся стиснуть зубы и собирать оставшихся рыцарей, расплачиваться драгоценностями короны. Что ж, такое в истории тоже бывало. Но что дальше? Веретойскую армию, усиленную наёмниками из Беронны, не остановить без магии… — В Хането действует заклятие изменения погоды, — медленно говорил маг. — Можно устроить там такую погоду, через которую людям не пройти… Но прежде надо собрать урожай. И найти способ защитить самих ханетцев. Всё это сложно. Но возможно сделать… Риуаль умолк и провёл по лицу ладонью. — Ладно, — сказал он после паузы. — Теперь скажи мне что-нибудь хорошее, Ваше Величество. Я устал и мысль моя зашла в тупик. — Я… — Йестин растерялся. Он знал, что он хочет сказать Риуалю сегодня, он долго готовился к тому, чтобы это сказать, но сейчас… после такой просьбы… Не рассердится ли Риуаль? Меньше всего Йестин хотел вызвать в нём досаду или раздражение. Тот услышал мысли и обнял Йестина. — Не надо, — сказал Призванный мягко. — Тебе совершенно точно не надо меня бояться. Йестин кивнул и прикрыл глаза. — Тогда, — решился он, — тогда, Риуаль, я понял, что я хочу попросить у тебя. — Любопытно. Йестин отстранился. Вздохнул и обхватил себя за плечи. — Я хочу сделать подарок Консуэло, — сказал он. — Я не знаю, какой. Я хочу, чтобы она обрадовалась. Она слишком редко радуется. Поэтому… Риуаль, я хочу, чтобы ты нашёл способ по-настоящему обрадовать мою королеву. Бровь Призванного шевельнулась. У Йестина ёкнуло сердце и он закусил губу. Он знал, что у Призванного достаточно тревог и забот, чтобы ещё и думать о том, как обрадовать какую-то женщину. Но маг дал обещание, а он никогда не лгал. У Йестина было право просить, и он твёрдо решил, что попросит именно этого. — Обычно женщин радуют драгоценностями и прочими тряпками, — проронил маг. — Думаю, что… — Да, здесь не тот случай. И Риуаль глубоко задумался. Какое-то время он и вправду выглядел недовольным. Но по его лицу, как всегда, было очень легко читать. Йестин искоса поглядывал на него, следя за тем, как меняется его настроение. Призванный прошёлся по комнате туда и обратно, остановился над столом с картой. Чёрные глаза Риуаля стали пустыми, разум его бродил где-то далеко — и вдруг глаза эти вспыхнули. Риуаль расхохотался. — Идеально! — воскликнул он и в восторге ударил кулаком в ладонь. — Идеально! Потом он схватил Йестина за ворот и поцеловал так, что Йестин задохнулся. — Ты снова подал мне великолепнейшую идею, мой маленький венценосец, — маг смеялся с хищным предвкушением и злорадством. — Я придумал, как выполнить твою просьбу. И мне очень нравится то, что я придумал. Это будет подарок, который в самом деле обрадует бедную девочку, а заодно… о-о, заодно, Йестин! Моя окончательная победа в этой игре. Жирная и гнусная дуля в адрес Честного Рыцаря. Он не хотел признавать почётное поражение — так признает позорное! Глаза Йестина округлились. Он пытался представить, как можно всё это совместить. — Что это? — спросил он почти жалобно. — Что это будет? — Увидишь. Тебе понравится. Пока что молчи, не говори ей ничего. Это требует времени. — Я не могу ничего сказать, — проворчал Йестин, — потому что ничего не знаю. Риуаль рассмеялся и поцеловал его ещё раз. Когда королеве пришло время рожать, сам Йестин был на четвёртом месяце. Конечно, он в любом случае сострадал бы её мукам и тревожился за неё. Сейчас он вздрагивал от каждого крика, сознавая, что его ждёт то же самое. Охваченный паникой, он призвал Риуаля. Он даже не задумался о том, достойна ли его просьба того, чтобы побеспокоить мага. Риуаль не стал входить в двери — возник перед ним внезапно, словно сгустился из воздуха. Йестин вцепился в его ледяную руку. — Ты сказал, что избавишь меня от боли, — выдохнул Йестин. — Избавь её! Риуаль хмыкнул. Глаза его остановились, как бывало, когда он смотрел куда-то за пределы видимого. Помедлив немного (донёсся ещё один крик и Йестин содрогнулся), маг ответил: — Не следует вмешиваться в то, что и так происходит наилучшим образом. Она дочь своей матери и унаследовала её способность рожать как кошка. — Что?! Как ты… — Успокойся. Осталось всего несколько минут. Ты уже можешь идти знакомиться с принцем. Как всегда, он говорил чистую правду. Он исчез — и вскоре процессия дам во главе с графиней Мернето явилась с известием к счастливому отцу. Увидев его бледным и встревоженным, дамы заулыбались. — Благодарение Богу, государь! — провозгласила старуха графиня. — У вас сын, у Арантойи — наследник трона! Мальчик здоровый и крепкий. Мать жива и прекрасно себя чувствует. Поспешите же обнять дитя. …Консуэло выглядела усталой, но улыбалась с безмятежным спокойствием. Глаза её светились, взгляд был обращён вовнутрь. Служанки успели переодеть её и переменить постель. Йестин проследил за тем, как две крепкие девицы выносят из покоев королевы чан с водой. Дамы свиты вились над пустой колыбелью, поправляя вышитый полог. Новорождённый принц впервые в жизни ужинал. Консуэло откинула край пелёнки, показав отцу красную сморщенную мордочку. — Такой смешной, — сказала она счастливо. Йестин сел на край постели. Не везде было принято, чтобы знатные дамы кормили сами, но кагези об ином не могли и помыслить. Впрочем, полнотелая кормилица-арантойка ожидала в углу покоев. — Юноша весьма крупный, — сообщила графиня Мернето с гордостью, будто в этом была и её заслуга. — И, кажется, у него хороший аппетит. — Олькан, — сказала Консуэло, — не королевское имя. Ты уверен? — Это самое достойное из имён, — ответил Йестин. — Теперь оно будет королевским. Консуэло кивнула и снова взглянула на сына. Йестин смотрел, как она кормит, и у него заныла грудь. Он постарался не измениться в лице. Риуаль не заставит его ещё и кормить, конечно, он заберёт ребёнка и Йестин никогда его не увидит. Возможно, даже не узнает, на кого он похож… — Возьми его, — сказала Консуэло и отняла Олькана от груди. Малыш закряхтел. — Подержи. …какое счастье, что он сидел, а не стоял. Потому что когда на колени Йестину лёг тёплый спелёнутый свёрток — сын шевельнулся. Другой сын. Нерождённый. К горлу Йестина подкатил комок. Его прошиб пот, в глазах поплыло. Руки дрожали. Он испугался, что сейчас свалится в обморок и уронит Олькана. На него смотрели; целый десяток служанок и дам пялился на новоиспечённого отца, любуясь его волнением. У Йестина не было сил сохранить лицо, и оставалось лишь списывать бледность и дрожь на отцовские чувства, ведь королевская чета семь лет оставалась бездетной, недобрые люди заводили скверные разговоры, а добрые терялись в догадках… Да, всё так. Он разволновался, впервые взяв на руки своего первенца. В этом нет ничего особенного, дамы улыбаются, они повидали немало молодых отцов. Маленький Олькан захныкал, и его безымянный брат шевельнулся снова. Как будто окликал старшего — эй, я здесь, погоди немного, я нагоню. — Всё хорошо, — донёсся сквозь пелену нежный голос Консуэло, — всё хорошо… — Да, — прошептал он через силу, — всё хорошо. *** Трубы запели вскоре после мессы. Аранто украсили к встрече, и радостный люд высыпал на улицы, чтобы полюбоваться на чудо — ничуть не меньшее, чем собранный в Хането урожай. Всюду сновали торговцы. С высоких балконов смотрела разряженная знать. Стражники теснили простолюдинов, чтобы расчистить дорогу, но на свободных улицах кувыркались и скакали жонглёры. Песни неслись отовсюду, и снова и снова где-то начинали кричать славу. Весь город звенел. Голуби кагези принесли известие за несколько недель, и оно успело устареть. В Аранто ждали небольшой отряд, пусть прославленный и благословенный, но подходила к столице целая армия. Королевская чета в сопровождении людей двора и нескольких графов со свитой ожидала на главной площади. Там возвели помост с тронами и украсили его драгоценными коврами и букетами первых цветов. Облачённая в богатые одежды Консуэло держала в объятиях спелёнутого Олькана. Она дрожала от волнения и сжимала ребёнка слишком сильно, он заплакал и одна из кормилиц осторожно забрала его у матери. Йестин взял жену за руку. — Я совсем не знаю её, — растерянно прошептала Консуэло. — Мне было два года, когда она приняла постриг. Мы даже ни разу не встречались! В Аранто со всей торжественностью въезжала старшая сестра королевы, принцесса Ампаро, Алисия в монашестве, прославленная на весь свет Крестоносная Дева. Возвратившись из Палестины, она узнала о том, что творится в сопредельном королевстве. Даже старая Изабелла не смела спорить с своей старшей дочерью, ибо слава её была выше и благословение Божие сияло на её челе. Ампаро-Алисия решила отправиться на помощь Консуэло и её мужу, и рыцарствующие монахини были с ней. Вооружённых всадниц едва ли набиралось пять десятков, но дело было не в них. Всякий, кто знал за собой грех и искал искупления, стремился встать под знамёна Ампаро. Слава её летела далеко впереди неё. А сейчас, коль скоро Ампаро вернулась из Палестины и отправилась в новый поход по ближним землям, число тех, кто хотел сражаться под её знаменем, стало огромным. За полусотней монахинь следовали сотни могучих бойцов кагези и тысячи солдат-паломников из простого люда. Армия, которой не было у Арантойи. Армия, в которой Арантойя так нуждалась. «Как Риуаль сделал это? — задавался вопросом Йестин. — Как он заставил Ампаро принять решение?» Он не осмеливался спросить. Как бы то ни было, Риуаль действительно выходил победителем в жестокой игре Призванных. События сплетались в единую картину. Прокорм такой армии мог бы разорить Арантойю и обречь на голод. Но в Хането уже собрали волшебный урожай — втрое богаче, чем бывало в этой щедрой южной земле. И обычный урожай во всех остальных провинциях тоже будет богатым. Страна справится. Быть может, Ампаро вовсе не придётся сражаться. Призванные не правят вилланами и не командуют солдатами. Даже если Честный Рыцарь будет держать короля Эдверето за глотку — многие ли осмелятся поднять оружие против Крестоносной Девы? Веретойя — христианское королевство, люди там набожны. Ампаро — не просто предводительница войска, она благословенна. Веретойцы могут отступиться от короля-богохульника. Да и сам Рыцарь связан обязательствами. Пусть он уже нарушил одно из них, но пойти против Ампаро значит пойти против Креста — на такое даже он не решится! Когда в конце улицы показались штандарты Ампаро, Йестин и Консуэло, не сговариваясь, встали и сошли с возвышения. Крестоносную Деву подобало встречать стоя. Движением руки великолепная латница остановила свою свиту и поскакала вперёд одна. Шум унялся и в тишине далеко разносился звон подков по камням площади. Приблизившись, Ампаро остановила коня и спешилась. Слуги даже не успели придержать ей стремя. Она выглядела воительницей более, чем монахиней и принцессой. Она унаследовала железное здоровье своей матери, силу и рост своего отца. Не приходилось сомневаться, что в праведных битвах за Гроб Господень Ампаро не только держала знамя. Весёлая улыбка сверкала на её лице. Она была на двадцать лет старше сестры, но казалась старше не более чем лет на пять. Широким шагом она подошла и крепко обняла королеву Арантойи. — Привет вам, родичи! — голос её летел над площадью как над полем брани. — Я прослышала, что вам нужна помощь, и вот я здесь, и люди мои со мной. А теперь я хочу увидеть племянника! По лицу Консуэло катились слёзы. …Пусть со стороны это выглядело обычным династическим браком, но в действительности Консуэло была изгнанницей. Кагеза отвергла её, потому что она была плохой кагези. Она старалась стать хорошей арантойкой, хорошей королевой, но рана в её сердце не заживала. И вот сама Кагеза пришла сказать ей, что она хороша! «Подарок, — подумал Йестин. — Самый лучший подарок, который только мог быть». В этот величественный и прекрасный час его посетил приступ лихорадки. Он кутался в плащ, было жарко. Ребёнок пинался. За прошедшие месяцы живот стал заметным. Ничего особенного, у иных любителей пиров и подушек самым естественным образом отрастали животы и побольше. Но с тех пор как ребёнок начал заявлять о себе, Йестин уже не мог забыть о неестественности своего положения. Он сознавал, что изменилось не только тело — иными стали его движения и жесты, и если тело можно было укрыть, то странности в его поведении… «Никто не подумает о ребёнке, — напомнил он себе. — Никогда. Это невозможно. А сейчас люди даже смотрят не на тебя. Пялиться на Ампаро куда интересней». Крестоносная Дева высоко подняла принца. — Какой красавчик! — воскликнула она. Храбрый малыш не испугался и заулыбался тётке. Ампаро звонко рассмеялась от умиления и вернула его матери. — Теперь, — объявила Ампаро, — пусть начнётся праздник! Йестин подумывал о том, чтобы сбежать с праздника. Он бы так и поступил. Но от Крестоносной Девы в самом деле исходила какая-то чудесная сила. Просто стоять рядом с ней было как пить из источника в жаркую пору, или греться у огня после целого дня на морозе. Её светлая мощь ничего не требовала взамен, она не заключала сделок, она дарила и грела лишь от собственной полноты. «Это, — понял Йестин, — есть благословение Божие». Глубоко в душе он чувствовал смущение. Впервые услышав историю Ампаро, он решил, что воинственная кагези царского рода отправилась в Палестину за славой, как поступали тысячи рыцарей. А все громкие слова о благословениях — лишь обычные преувеличения менестрелей. Как ещё славить принцессу-монахиню? Но всё сказанное оказалось правдой. И ясно стало, отчего иные осмеливаются звать Ампаро даже святой при жизни, хотя это и не дозволяется Церковью. Стоило только побыть с ней, перемолвиться словом, ощутить себя согретым и озарённым… Лихорадка отпустила Йестина, слабость прошла. Он с радостью остался рядом. Поздно вечером, придя пожелать добрых снов Консуэло и Олькану, Йестин сказал королеве: — Ампаро не похожа на кагези. Консуэло улыбнулась. — Кагези бывают разными. Не все мы такие уж мрачные. У нас есть общее, но это — твёрдая вера в Бога, а не каменные лица. — В это может быть нелегко поверить. Я имею в виду — насчёт каменных лиц. Смеющаяся Консуэло откинулась на подушки. Йестин сел рядом с ней, подался ближе. Олькан уснул в колыбели, одна из нянек дремала на стуле рядом с ним. — Теперь стало лучше? — спросил Йестин чуть слышно, и Консуэло поняла, о чём он. Она прикрыла глаза. — Мать никогда меня не простит, — ответила она так же тихо. — Но это уже не имеет значения. Ампаро принесла свет. — И сталь. — Пречистая Дева защищает нас её руками, — Консуэло нашла руку мужа на покрывале и крепко сжала. — Я молилась день и ночь, но не могла и предположить, как всё обернётся. Неисповедимы пути Господни. Молча Йестин поцеловал её пальцы. Теперь он знал, что никогда ей не расскажет. Нельзя омрачать её чистую веру в чудо; истина мутна, противоестественна и отдаёт душком чёрной магии. «Но всё же как Риуаль это сделал? Разве ум принцессы Ампаро, монахини Алисии, Крестоносной Девы не должен быть от него защищён? Поистине сам Творец сковал этих разбойников, никому иному такое было не под силу…» А Честный Рыцарь в Веретойе сумел нарушить закон и отвергнуть свои обязательства. Как хрупок мир. Как он беззащитен. Ребёнок снова пнул Йестина изнутри, но тот уже привык. Он только вздохнул. Консуэло протянула руку и погладила его по щеке. — Всё хорошо, — сказала она, и он согласился: — Всё хорошо. Много позже, ночью, оставшись в одиночестве в своих покоях, Йестин осознал, что эти слова были правдой. Слуги давно уже покидали его ввечеру, не дожидаясь приказа, все привыкли к тому, что король много времени проводит один. Камин разожгли, на столе оставили два кувшина с разными травяными настоями — мята и особый рецепт, присланный монахом-целителем из людей Оканнеса. Йестин плеснул в чашу «особого», отпил глоток и улёгся в глубокое кресло на подушки. Олькан был крупным мальчишкой и на позднем сроке у Консуэло болела спина от его тяжести. Очередным забавным открытием стало то, что у беременных мужчин спина не болит. Улыбаясь своим мыслям, Йестин сложил руки на животе. Да. Это было забавно, и только. Консуэло права: всё хорошо. Жизнь прекрасна. Его физическое состояние, которое для нормального мужчины стало бы кошмаром и пыткой, не тяготило его. Приступы тревоги угнетали, но они были с ним всегда. А остальное… дни становились светлее, и не только потому, что вступала в свои права весна. Всё оборачивалось лучше и лучше — для него, для страны, для всех. Риуаль изнасиловал его. Но после этого Призванный уничтожил ар-карри, а память о его невероятном могуществе стала покровом над троном Арантойи и подарила Йестину любовь подданных и почтение графов. Больше того — эта тень позволила Йестину и Консуэло зачать, наконец, наследника, которого все так желали. Потом Риуаль перекроил его тело и подверг, казалось бы, страшному унижению. Но благодаря этому «унижению» у Йестина есть любимая жена и восхитительный любовник. Он наслаждается каждой минутой жизни — не считая приступов, конечно, но и они, кажется, становятся реже… К несчастью, всё это временно. Считанные десятки дней: сколько ещё осталось? Шестьдесят? Пятьдесят? Риуаль обещал уложиться в семь месяцев. «Это слишком мало, — подумал Йестин. — Должно быть девять». Он хотел бы доносить. Ещё два месяца. Ещё шестьдесят дней счастья. Что, если сказать Риуалю?.. Но тот уже получил свою победу и теперь хочет поскорее получить дитя. А что потом? Риуаль заберёт сына и исчезнет. Йестин утратит женские органы и с ними — возможность желать Консуэло. Нет, всё это не пройдёт бесследно: останутся дружеская близость с женой и маленький Олькан, останутся грозная тень Призванного за плечом и непререкаемый авторитет. Всё будет намного лучше, чем прежде. Но этого пьянящего счастья больше не будет никогда… *** Говорили, что один из бероннских вожаков, человек набожный, сказал на плохой латыни: «Человек, который поднимает меч на святую — как он называется?» А затем сел в седло и отдал своим людям приказ возвращаться в Беронну, который те с радостью и исполнили. Второй же наёмник, что не верил ни в Бога, ни в чёрта, сказал на своём бероннском, перемежая слова ругательствами, что в юности ему довелось переведаться в бою с кагези и конными, и спешенными. И что бояться он никого не боится, но повторить этот опыт готов лишь при пятикратном численном перевесе. А коли у веретойского королька нет стольких рыцарей, то лучше ему с колокольни спрыгнуть — быстрее выйдет. Соглядатаи Изабеллы знали своё дело. Приближение Ампаро вдохновляло и их. О словах обоих бероннцев немедленно разошлись слухи по всей Веретойе, вплоть до самых глухих деревень. Простые солдаты, согнанные в Верето по приказу Честного Рыцаря, устали сидеть на месте и проедать жалованье. Наступала весна. Едва-едва хватало времени добраться домой, успеть вспахать и засеять поля. Они дезертировали целыми отрядами, в полном порядке и под предводительством офицеров. Наконец граф Роэно Сегилетти, майордом Веретойи, явился к королю для решительного разговора — и нашёл его мёртвым. Эдверето принял яд. В камине догорали обрывки Свитков Клятвы. Спустя считанные недели Роэно был коронован и отправил в Аранто послов с предложением заключить вечный мир. Риуаль сказал тогда, что Честный Рыцарь проиграл скверно и стыдно, но он никак не пострадал — он лишь раздосадован. Он по-прежнему рядом и будет обдумывать реванш, но ни Йестиниану Третьему, ни Олькану Первому тревожиться об этом не стоит. Это станет заботой самого Риуаля через несколько веков. «Бессмертный», — подумал Йестин со вздохом, обняв его. Все ныне живущие люди исчезнут, сорванные временем, как листва осенним ветром, а Риуаль останется таким же, как сейчас. Но Йестина он, наверное, не забудет. Ведь с ним останется — навечно — их сын… Тоже бессмертный. Рука Йестина невольно потянулась к животу: потрогать волшебное бессмертное существо, которому он даст жизнь. — Да, так, — просто ответил Риуаль и поцеловал его в макушку. *** — Время пришло, — сказал Риуаль. Йестин мгновенно понял, о чём речь. Сердце ёкнуло и подпрыгнуло к горлу. — Может быть… лучше подождать ещё немного? — пролепетал он. — Ребёнку лучше родиться в срок… Маг покачал головой. — Не этому ребёнку. Он уже готов к жизни. Дальше он станет слишком большим для тебя, а самому ему будет тесно. Вы оба пострадаете. Йестин, не бойся. Это не будет больно, я обещал. — Но… — начал Йестин — и умолк, смирившись. Дальше всё было будто в тумане. Призванный сделался очень внимательным, сосредоточенным и молчаливым. «Закрой глаза», — шепнул он напоследок, Йестин не смог повиноваться, но маг не стал настаивать. Он взял Йестина на руки и какое-то время просто стоял так, зная, что Йестина это успокаивает. Должно быть, магию он тоже применял, потому что Йестин быстро погрузился в обморочный полусон. Два раза он выныривал из этого сна. В первый раз — когда вновь очутился в жаркой пещере с горячим источником: он был обнажён и Риуаль опускал его в воду. Мелькнула слабая тревога — сонный Йестин опасался соскользнуть в воду и захлебнуться — истаяла… Второй раз он очнулся в Башне — или вовсе неведомо где, этих покоев он не помнил. Он лежал на широкой постели без подушек и одеял, а простыня пахла родниковой чистотой, словно кожа Призванного. Покой был очень светлым и невероятно высоким, сводчатый потолок голубел как небо. Риуаль сидел рядом, на краю постели, и пальцы его скользили по телу Йестина от мускула к мускулу, от сустава к суставу. Сейчас его ледяные касания были странно приятны. С каждым движением рук Риуаля слабость, охватившая Йестина, становилась глубже. Части его тела были словно части доспехов, скреплённые ремешками, и Призванный расстёгивал эти ремешки. В какой-то момент Йестину стало трудно дышать, на это просто недоставало сил, и тогда настало время для нового волшебства. В руках мага появился прозрачный, будто хрустальный цветок. От него веяло обжигающим холодом — то был не хрусталь, а лёд… Эту ледяную лилию Риуаль положил на постель возле головы Йестина, и осторожно повернул его лицом к ней. Дышать тотчас стало легче. Смутно вспомнилась давняя беседа о выходах из Башни: там были выходы в какие-то места, где всегда зима и полгода ночь… Морозная лилия полюсов струила чистое пьянящее дыхание. Йестин наконец закрыл глаза. Ладонь Риуаля, едва ли теплее лилии, легла ему на живот, и ребёнок под ней двинулся… Йестин очнулся от звуков смеха. Риуаль веселился. Если он смеялся, наверное, всё прошло благополучно? Во всяком случае, ребёнок жив и здоров?.. Йестин попытался сесть, но сумел только повернуть голову. Слабость ещё не отпустила его. С того места, где он лежал, он не видел ни Призванного, ни дитя, и в тревоге заворочался, силясь хотя бы подползти к краю постели. Риуаль услышал и подошёл к нему. — Я потрясён своей собственной глупостью! — объявил он. Он никак не мог отсмеяться. — Подумать только! Достаточно было посмотреть, просто посмотреть и увидеть! Но я был до такой степени уверен, что за всё это время! ни разу! не посмотрел. Он снова покатился со смеху. — Что? — прошептал Йестин. Маг не лгал и больно ему не было, но слабость душила так, что он готов был попросить ещё одну лилию. — Что ж, — сказал Риуаль, — пусть это послужит мне уроком. Представь себе, Йестин, всё это время я пытался придумать имя для сына. Так и не придумал ничего, что мне бы понравилось. Но вопрос решился сам собой. — Что? — Познакомься, — маг склонился и осторожно положил младенца рядом с ним. — Это — Риуэль. — Что?! — Всегда мечтал стать отцом дочери. — У нас — дочь… — пробормотал Йестин. Мысль как будто была слишком большой и не помещалась в голову. Но потрясение отогнало слабость, Йестин судорожно вдохнул и в глазах стало яснее. Он повернулся на бок и увидел дочь. Малышка была такой крохотной. Чуть ли не вдвое меньше сводного брата при рождении. Конечно, ведь Олькан родился в положенный срок… Всё закончилось. Но вместо облегчения Йестина охватила тоска. Риуаль больше не будет ласковым и послушным. Консуэло больше не будет близкой и желанной. Не будет чувств, раздиравших его на части. Только дела и обязанности, долг и достоинство, сухой покой сердца. — Ты доволен? — спросил он. — Я счастлив, — сказал Риуаль, потянулся и поцеловал его за ухом. — Это прекрасный подарок. Видишь ли, когда рождается сын, то неизвестно, насколько он сильный маг. Возможно, он никуда не годится, но это станет ясно лет через пять, не раньше. Когда рождается дочь, она всегда сильнее своего отца. — Вот в чём дело… — Слышишь, Риуэль? Твой папа очень хорош, но ты — ещё лучше. Он поднял дитя, как котёнка, и малютка захныкала. Невольно Йестин потянулся к ней, и Риуаль охотно передал дочь ему. У Йестина она сразу успокоилась, как будто он нравился ей больше… конечно, ей не нравились ледяные руки отца. — Нет! — предостерёг Риуаль. — Не прикладывай её. Эти железы так устроены, что не уснут, когда я верну тебя в обычное состояние. Потом будет больно. — Её нужно накормить, — пробормотал Йестин. Он чувствовал себя как во сне. Противоестественное… проклятье, более чем естественное желание кормить ребёнка давило так, что он едва мог сопротивляться. Руки сами тянули Риуэль к груди. — Знаю. Риуаль щёлкнул пальцами и позвал: «Хей!» Йестин осознал, что в комнате они не одни. Из теней у стены проявились два существа, чёрных как тени — пугающе чёрных, как глаза Призванного. Они бесшумно подошли ближе, и Йестин напрягся: почудилось, что они могут как-то угрожать дочери. Это были… женщины, как будто просто две женщины, почти голые, только в набедренных повязках, и с совершенно чёрной кожей. Их большие обнажённые груди, тоже чёрные как угли, торчали, переполненные молоком. Йестин наконец опомнился и вспомнил читанное. Эфиопки! Всего лишь эфиопки, ни в чём не повинные кормилицы, которых он в одурении принял чуть ли не за чертовок из ада. — Неужели в Арантойе не нашлось кормилиц? — Чтобы они разнесли слухи? Йестин охнул, поражённый собственной глупостью в свой черёд. Да уж, кормилиц для такого ребёнка нужно искать на самом дальнем крае света, как и поступил мудрый маг. Риуаль осторожно забрал у него дочь — Йестин с усилием разжал объятия. Призванный передал дитя одной из женщин, та поклонилась. Риуэль наконец получила грудь. Йестин не мог оторвать от неё взгляда. Руки дрожали от желания прикоснуться. Как ужасно несправедливо то, что маленький Олькан будет расти среди войска мамушек и нянюшек, обожаемый родителями и всем королевством, не зная ни в чём отказа, — а Риуэль останется в холодной и пустой башне. Додумается ли Риуаль хотя бы дать ей детские игрушки? Йестину хотелось забрать её. Сознаться во всём Консуэло и принести Риуэль во дворец, чтобы она росла вместе с братом. Пусть считается… неважно кем, компаньонкой, дочерью придворной дамы… незаконной внучкой Олькана Сьека. И кормить её. Одновременно с Консуэло. И попробовать покормить Олькана, а малышку дать жене… Чтобы всё это безумие продолжалось ещё немного. Нет-нет, он не поступит так, он ничего не расскажет, он уже решил… Он поступит иначе. Йестин долго молчал. Риуаль тоже молчал — как и Йестин, он неотрывно любовался дочерью. Кормилицы улыбались, видя его очарованное лицо. Это были очень знакомые улыбки, точно так же смотрели дамы Консуэло с кожей белой как снег. Должно быть, такие вещи были общими для дам с любым цветом кожи. Воля Риуаля покинула Йестина, но твёрдость оставалась с ним. Решение вызревало в нём, как новое дитя, только много быстрее. Вскоре последние сомнения развеялись. И он сказал: — Риуаль. Есть ли у меня право на ещё одну просьбу? Тот даже не обернулся: так и глядел на Риуэль, не мог насмотреться. — Больше, чем на одну, Йестин. Ты заслуживаешь награды. — Я хочу забрать дочь. — Что?! Риуаль резко обернулся. Но он не разгневался, только изумился до крайности. У Йестина отлегло от сердца. Он предполагал, что может услышать отказ, и что Призванный может рассердиться. Это была очень дерзкая просьба, и она могла идти вразрез с его планами. Но, похоже, планы Риуаля были иными. — Я хочу забрать Риуэль, — повторил Йестин. — Это странно, да? — Обычно люди хотят всё это забыть, — сказал Риуаль с недоумением. — Никогда не видеть этого ребёнка и уж точно не забрать его себе. — Кажется, я не из их числа. — Но зачем она тебе? Йестин зажмурился и потёр веки. Он медлил. Риуаль достал откуда-то покрывало и дал ему, очень вовремя, потому что Йестин начинал мёрзнуть. Закутавшись в покрывало, Йестин сказал: — Не «зачем» и не мне. Она просто маленькая девочка, Риуаль. Сейчас ей нужно только молоко и руки кормилицы, но очень скоро потребуется больше. Сверстники и друзья. Игры и забавы. Наконец, она девочка, ей нужна мать. — Милый мой, — сказал Риуаль, — ты не мать. — У меня есть жена. Она будет прекрасной матерью. И с нею свита, которая знает всё о том, как растить детей. «А ещё её нужно окрестить», — мысленно прибавил Йестин. Отчего-то он был уверен, что о святом крещении Риуэли её отец… ну скажем, забудет. — И что ты им скажешь? — спросил маг. Йестин улыбнулся. — Правду. Что это дочь Призванного. Что у неё нет матери. И что маленькому ребёнку будет плохо одному в башне. Все они почитают тебя как ангела Господня, и будут растить её как принцессу… как она того заслуживает. Посмеиваясь, Призванный качнул головой. — Мне нравится эта мысль, — сказал он. — Риуэль уйдёт со мной, когда вырастет и ей придёт время учиться. Но не раньше. А до того я буду её навещать. Ты, конечно, всё это время будешь держать меня за глотку… но мне почему-то не страшно. Что ж, вот ты и поймал меня на слове, Ваше Величество. — Не за глотку, Риуаль, — уточнил Йестин с непроницаемым лицом. — За яйца. Призванный Арантойи покатился со смеху. *** Эпилог. Двадцать лет спустя. — Я твоя сестра, баран!