На улице стоит проливной дождь. Кажется, он не прекращается уже на протяжении нескольких часов. Люди, в попытке спастись от него, прячутся под сумками, зонтами. Постоянно куда-то бегут и так старательно пытаются не наступать в лужи под ногами. Это прекрасный осенний вечер, можно сказать, что почти ночь, раз за окном уже давным-давно стемнело. Где-то вдалеке слышится раскат разъяренного грома, а через несколько секунд все вокруг освещается одной-единственной вспышкой молнии. Прекрасная погода. Она создает ту самую атмосферу, когда у тебя остается лишь желание побыть наедине с собой, со своими мыслями и чувствами. Тот момент, когда ты можешь наконец-то разобраться во всем, что происходит вокруг. Но Мин Юнги никто не позволил этого сделать. Его друзья решили собраться в излюбленном ими месте, гараже Намджуна, чтобы поесть пиццы и выпить пива. Кажется, что кто-то из компании упоминал, что к ним присоединится новое лицо. Мин все задается простым вопросом «Нахрена?», если им и так вроде бы комфортно. Они друг друга знают уже не первый год, и ближе друзей ни у кого нет, чем те, что развалились на грязном полу. Но Намджун настоял на этом. Якобы новенький — то, что им всем нужно. Новое лицо в компании из четырех человек сможет привнести краски в их унылые вечера, но Юнги с ним не согласен… Ему комфортно и в том составе, который имеется сейчас. Так ему проще притворяться тем, кем он не является. Так ему проще держаться хоть за что-то, чтобы не двинуть кони.
— Эй, ребят, — На Чон Хосока никто не обращает внимания, продолжая улыбаться всему, что есть вокруг. Кто-то смеется с шутки, кто-то в наглую берет не свой кусок пиццы, за что получает нагоняй. — Вы, блять, можете свое внимание оторвать от еды и тупых шуток, а?
— Ни в коем случае — проговаривает Юнги все же слегка обращая свой взор на друга.
Он не думал, что новое лицо, которое появится в их компании, принадлежит младшему брату Хосока. Все его заочно знали, блондин даже иногда видел его, когда к другу заглядывал. Только вот Чон всегда говорил, что у него не брат, а золотце, которому не место в их тусовке, что он постоянно сидит за уроками. Правда прошлая картинка как-то не вяжется с нынешней.
— Знакомьтесь, — чуть погодя произносит Хоби. — Мой младший брат — Чон Чонгук…
У этого так называемого «отличника» сейчас забита рука от самой кисти и идет вплоть до самого плеча, на брови красуется серебристая серьга, и он всем своим видом похож скорее на хулигана, нежели на примерного сыночка и ученика в школе. Это странно. По мнению Юнги и сам Чонгук странный. Из-за его взгляда у одного блондина в этом помещении холодок бежит по спине вкупе с мурашками. Вся эта ситуация странная. Из-за нее Юнги сидит на месте и смотрит куда угодно, только не на новое лицо в этом гараже. Он часто дышит, старается хотя бы чем-то себя занять. Только вот Мин ощущает на себе этот взгляд, что забирается под кожу, изучает, наблюдает, смотрит. Смотрит туда, куда Юнги никого не пускает, изучает то, что Юнги никому не показывает. Ему страшно… Из-за этого ненормального Чон Чонгука у Мина вся его маска трескается на лице. Парень краем уха слышит, как Хосок всех поочередно представляет новобранцу, кто-то просто здоровается, кто-то шутит. Только вот Юнги становится не до шуток, когда очередь доходит до него. Ему совсем не смешно, вы не видите?
— А это наша ночная бабочка, — в шутку произносит старший Чон. — Юнги. Ты смотри с ним поаккуратнее, он иногда кусается.
— Хосок, завали свое еба… — договорить не может.
Он бы и рад договорить свои угрозы до конца. Потому что все, что сказал про него друг — истинная правда. Только пара человек в этом кругу неразлучников знает, чем Юнги занимается вне стен гаража. Да, он продает свое тело. Каждый раз, переступая через себя и свою внутреннюю боль, как покладистый пес ложится на чужие простыни и раздвигает ноги. У него просто нет другого выхода… Не будет никогда… У него дома проблемы по всем фронтам, в жизни. Он на грани отчисления из университета, в который мечтал когда-то поступить. Мать безвылазно пьет и почему-то вот уже полгода нигде не работает. А отчим… Когда Мин Юнги о нем вспоминает, он каждый раз вздрагивает. Его он ненавидит настолько сильно, что руки чешутся. Хочет подойти к нему и вмазать хорошенько. Так, чтобы тот больше не смел совать свой нос в их квартиру, а еще желательно так, чтобы тот вообще не мог встать с кровати. Но он этого ничего не делает. Носит маску беззаботности и всем подряд улыбается. Говорит, что у него все прекрасно и лишь дома, когда ночь опускается на город, позволяет себе отпустить самого себя. Дать наконец-то волю собственным эмоциям: слезам, боли… Он так устал быть для всех солнцем. Так устал улыбаться, когда от безнадежности хочется выть и на стены лезть. Но Юнги не позволяет себе хотя бы на минуту дать слабину и отпустить себя. Ему кажется, что это неправильно в корень, что у каждого человека есть свои проблемы, а своими он лишь нагрузит того, с кем решит всем поделиться. Вот он и не делится. Лишь тяжело вздыхает, прежде чем войти в гараж Намджуна, и натягивает на лицо свою привычную маску.
— Я же говорил, с ним надо поаккуратнее. Он у нас кусается, — Хосок вновь смеется. Только вот шутки у него совсем не смешные.
— Хосок, еб твою мать! Завались по старой дружбе, иначе я тебе реально вмажу…
Юнги действительно не нравится внимание к собственной персоне. Ему комфортнее сидеть где-нибудь с краю, пить дешевое пиво по акции из магазина и лишь изредка что-то говорить. Может прокомментировать реплику чужую, возможно, дать совет, а иногда просто по человечески помолчать.
— Я уже понял, — слегка усмехается новенький. — Что вы на него табличку не повесите? Мол «Осторожно! Злая собака!»
Ясно. Юнги теперь все ясно. Он понимает, что с этим Чон Чонгуком они не смогут поладить по двум причинам. Первое, и самое главное, из-за этого сосунка у Мина все наружу просится, даже кричит, хочет быть услышанным. Второе — он такой же дерьмовый шутник, как и его старший брат. Это дерьмово.
Из-за Чонгука Мин стал реже приходить в свое излюбленное место. Он все чаще шатался где-то вокруг собственного дома и пинал камни, потому что домой тоже нельзя. Там отчим, которого мать притащила со словами: «Я его люблю, а значит и ТЫ должен». Почему именно он должен любить этого наркомана, Мин так и не понял, а потому все чаще и чаще стал брать ночные заказы. Он все так же продавал собственное тело, раскрывался перед незнакомцами, так хоть и еще один плюс пришел, помимо того, что ему платят не маленькие деньги, теперь еще и не приходиться возвращаться домой. Он остается на всю ночь. Похуй. Ему уже не впервой опускаться на самое дно ради того, чтобы обеспечить себя, мать и ее обмудка, который ничерта не делает, а только берет, берет, берет. Сука, как же его наглая морда заколебала. Он так устал от этого человека и от того, что он с ним творит. Иногда бьет, иногда кричит о том, что он его выселит из этой квартиры. Угрожал, что сдаст Юнги в наркологичку… Юнги, который никогда даже
«ради интереса» не пробовал то, что другим может доставить удовольствие. Ему это просто не нужно. Да этого упыря можно самого сдавать в наркологическую клинику. Он каждый гребанный вечер запирается в ванной и колется. Прямо в их с матерью квартире. А ведь их, если что тоже, наверное, втянут в это дерьмо, как соучастников. Парень и рад бы помочь своей маме и себе самому, чтобы избавиться от подобных проблем, только вот его не слушают от слова совсем. Каждый раз, когда Мин открывает рот, то слышит:
«Еще не дорос, чтобы хоть какое-то мнение иметь в этой квартире»… От этого больно… Больно так, что кошки на душе скребутся, все больше и больше разрывая сердце в клочья. Слышать такое из уст матери — невыносимо. Именно по данной причине он так сильно не хочет переступать порог их маленькой квартиры.
Но Юнги пока не знает, что где-то там за него переживает один человек, которого он терпеть не может. Юнги точно так же не осведомлен о том, что тот самый противный для него Чонгук учится в университете на психолога, и именно поэтому в момент их знакомства уделил ему особое внимание, даже чуть больше, чем всем остальным присутствующим в гараже. Младшему Чону удалось увидеть то, что другие не замечали. После той встречи, парень долгое время ходил в своих размышлениях. У него один за другим всплывали вопросы:
«Что же такого у него происходит?», «Почему он так отреагировал на шутку?», а сейчас добавился еще один:
«Почему же тот так внезапно пропал?». Этот вопрос не дает покоя, заставляет из раза в раз проворачивать их диалог в голове и подмечать все новые и новые детали. Если честно, то Чонгуку даже немного страшно становится за этого паренька, потому что он не может до конца понять, что у того происходит на душе. Ему уже удалось выведать под
«особым предлогом» у брата домашний и университетский адрес Юнги, но что ни в первом, что ни во втором месте, Чон никак не мог его выловить. Казалось, блондин словно сквозь землю провалился.
Когда сомнения и переживания начали достигать своего пика, младший решил подойти к Намджуну. Почему именно к нему? Наверное, просто в их компании тот выглядит, словно негласный лидер. Все собираются у мужчины, вроде как он всех и собрал. Чонгук не совсем в этом уверен, но, кажется, Хосок как-то об этом говорил совсем вскользь. Поэтому он неуверенно переминается с ноги на ногу около железной двери сейчас. У него есть немного неуверенности в том, что он все делает правильно, но, кажется, другого выхода нет. Не в данной ситуации. Тяжелая, массивная дверь со скрипом открывается, оповещая хозяина гаража о новом госте. Чон замечает, что Ким слегка приподнимается с собственного места, вытирая руки тряпкой, а затем тот наконец оборачивается.
— О, Чонгук! — с улыбкой на лице произносит старший. — Ты чего это? Мы сегодня вроде не собирались встречаться.
Младший слегка медлит с ответом, пока проходит внутрь и прикрывает за собой дверь. Он все еще обдумывать с чего бы начать диалог.
— Прости за беспокойство, я пришел именно к тебе, — срывается с губ.
— Что такое?
— Я пришел из-за Юнги…
В комнате повисает минутная тишина. Слышно только, как где-то снаружи гуляет ветер и ничего более. Кажется, что Намджун в легком ступоре из-за заданного вопроса.
— Прости…
— Мне кажется, с ним что-то происходит, — собравшись с духом, произносит он. — Я это заметил еще при знакомстве, но только вот, пока он пропал, то ничем не могу помочь.
— Погоди… — слегка нахмурившись, произносит Ким. — Ты про что?
— Я учусь на психолога, хен, — решает напомнить Чонгук. — Именно поэтому мне и кажется, что с ним что-то не так. Тогда он был дерганный из-за прозвища, которым его окрестил мой брат, когда я на него смотрел, он волновался, а потом и вовсе пропал. Я пытался найти его по месту жительства и около его вуза, но не смог.
— Так, стоп! — перебивает его Намджун, смотря на паренька с сомнением на лице. — От меня-то ты что именно хочешь? Я, как и ты, не знаю где Юнги и что с ним сейчас происходит.
— Только не надо врать, у тебя на лице написано, что ты догадываешься о месте его нахождения.
Понаблюдав за поведением человека перед ним, Чонгук понял, что тот недоговаривает. Стоит в боевой стойке, закрытый от других людей. Взгляд то и дело куда-то бегает, Намджун то на Чона посмотрит, то куда-то в угол или на свою машину.
— Чонгук, я не…
— Хен, я должен знать, и мне действительно хочется помочь ему, — Кима перебивают. — Пожалуйста, скажи мне, что с ним происходит. Так будет для него же лучше.
У Кима есть сомнения по поводу того, стоит ли все же доверять мальчишке. Возможно, он действительно хороший специалист и многое видит в Мине, только вот что если… Такие простые два слова, которое вносят каплю сомнения в человеческую душу. Они трогают то, что считают нужным, заставляя тебя начинать задумываться о том, что именно тебя окружает, а главное кто. Сейчас, вот так стоя перед Чонгуком, Намджуну безумно тяжело довериться. Это не его тайна, и он не имеет никакого права на то, чтобы озвучивать ее другому человеку.
— Намджун, пожалуйста… — он не просто просит, а словно умоляет позволить ему узнать то сокровенное, что творится в жизни Юнги. Ему и самому не понятно, почему его заинтересовал именно он. Это словно наваждение, взятое из неоткуда. Ему до скрежета зубов хотелось помочь именно этому блондину, что в момент их встречи был слегка грубоват.
— Я скажу тебе. — как-то тихо и нехотя произносит старший, смотря куда угодно, но не на Чона. — Только не смей говорить ему о том, что именно я тебе об этом рассказал.
Но Намджун понимает, что при любых раскладах Юнги узнает, кто именно его рассекретил. Потому что только одному ему известно обо всех проблемах Мина, только тот может его действительно по-настоящему понять и поддержать, чем и занимался Ким иногда, когда видел, как сильно его друг уже сломлен.
— У него немало проблем в жизни, — издалека начинает было он. — Я всегда поражаюсь тому, насколько он сильный, раз умудряется выносить все это в одиночку. Знаешь, он не из тех, кто подойдет к тебе за советом, когда вокруг будет хаос. Будет сидеть и упорно стараться решить проблему самостоятельно. Я и сам бы никогда не узнал, что именно с ним происходит, если бы в тот момент он не пришел ко мне.
— Когда что? — вопрос дается тяжелее, чем младший себе представлял.
— Чонгук, послушай меня сейчас внимательно и не делай поспешных выводов, хорошо? — парень перед ним несмело кивает. — Юнги предоставляет некоторые услуги… — подбирая слова начинает было Намджун. — Он продает себя… Как бы противно и грязно это не звучало, но…
И Чонгуку становиться понятно, почему блондин так отреагировал на шутку Хосока тогда. Почему был столь груб, когда отнекивался от собственного прозвища. Все более менее встает на свои места. Только вот…
— Почему он это делает? — вопрос, который так и просился наружу все то время, что Чонгук размышлял над ситуацией в целом.
— Потому что у него нет другого выбора, Чонгук. — выходит даже как-то тоскливо и болезненно. — Никто об этом не знает. Да и я узнал странным образом, — Намджун вертит в руках тряпку об которую еще недавно вытирал руки. — Он прибежал ко мне в истерике и все трясся, пока я пытался понять, что его так напугало.
Перед глазами всплывает воспоминание, слишком живое даже спустя столько времени. Он помнит тот вечер, когда Юнги примчался к нему босиком весь взъерошенный и помятый, а главное — напуганный. Его всего трясло, пока Ким пытался понять, чем именно вызван данный страх у человека, который всегда улыбался и вел беззаботный образ жизни.
— Я не могу, Намджун… — шепотом и еле-еле слышно тогда проговаривал он, пока по щекам текли предательские слезы. — Я…
— Тебя кто-то обидел? Что случилось, Юнги?
Тогда он еще не догадывался о том, что происходит в жизни его друга. В тот момент Намджун еще не знал, насколько сильно его друг разбит внутри.
— Я… — а голос дрожит, выдает со всеми потрохами. — Я не могу так, Намджун… Не могу… Я НЕ МОГУ! — кричит тот зажмуриваясь со всей силы.
Тот словно в истерике задыхается, хватает руками собственные волосы и оттягивает с такой силой, что, кажется, еще чуть-чуть и вырвет. Ким никогда его таким не видел. Он хотел было подойти и хоть как-то его остановить, но стоит безвольной куклой на месте и даже слова произнести не может. Он просто не знает, что именно ему сейчас нужно сделать.
— Я пытался, старался переступить через себя. — задушенным шепотом растворяется по комнате.
— Ты…?
— Я не смогу продавать свое тело. — звучит настолько тихо, практически не слышно. — Знаю, надо, понимаю, что сейчас это жизненно необходимо, но не могу.
Он плачет, пока Намджун стоит в абсолютном шоке. Он не понимает, почему и зачем блондину перед ним это нужно. Но Юнги сам рассказывает о том, что творится у него в жизни. Так же тихо, словно боясь, что его действительно услышат. Говорит и про отчима наркомана, что недавно его хотел избить, говорит и про мать. А Ким не верит. Он просто не может действительно принять тот факт, что у одного из самых спокойных и улыбчивых его друзей происходит такое в жизни.
— А почему ты не нашел другую работу? — Еле слышно произносит он. Вопрос вполне логичный в данной ситуации, но…
В ответ — абсолютная тишина. Юнги просто боится произнести вслух то, что у него нет другого выхода. Он пробовал, менял работы как перчатки и все старался привести собственную жизнь в порядок, но у него не вышло. Жизненная ситуация буквально вынудила его прийти к тому, чем он собирается заниматься.
Он вываливает все на Кима, совсем не задумываясь о последствиях. Говорит о проблемах дома, говорит о проблемах в повседневной жизни. Вываливает на друга всю ту голую правду, которая так долго таилась где-то в глубине души. Рассказывает о новом хахале своей матери, что который месяц пытается выселить Юнги из квартиры, что руку поднимает на него же, когда не хватает денег на что-то или у него плохое настроение. Намджун во всем этом слышит внутренний крик, что наконец-то выбрался наружу. Он отчаянный, громкий настолько, что уши закладывает. Но он не просит о помощи, он просто хочет, чтобы его выпустили и дали услышать другим людям. И именно сейчас, Ким понимает, насколько его друг устал.
Когда старший, наконец, прекращает свой рассказ, Чонгук не знает, куда себя деть. Он медленно закуривает сигарету, пытаясь осмыслить все услышанное ранее. У него не получается. В тот момент, когда он заходил в гараж лидера, парень и не подозревал насколько горькой и тяжелой может оказаться правда о человеке, которому так хочет помочь сердце.
— Где я могу его найти? — срывается с уст после очередной затяжки.
Чон смотрит, как Намджун с тяжелым вздохом отходит к ящикам где-то в углу комнаты и словно что-то ищет. Весь его вид словно кричит о том, насколько трудно ему все это дается. Видно, как старший не хотел этого делать сначала, да и сейчас крупицы сомнения все так же остались где-то внутри, но он ничего не говорит. Молча возвращается к младшему и протягивает в руки обычную визитку. Без каких либо слов, словно они и не нужны здесь вовсе. Чонгук не задает лишних вопросов, лишь пару раз крутит в руках картонку, словно что-то обдумывая и решая для себя.
— Помоги ему, — и это последнее, что ему удается услышать, прежде чем выйти за пределы гаража и начать набирать номер телефона.
Он вызывает его не ради того, чтобы посмеяться, или заняться действительно тем, чем Юнги занимается обычно. Он делает это ради простого разговора. Чтобы помочь. Словно это он больше всех сейчас нуждается в помощи, словно если он не поговорит с Мином, то вся его жизнь полетит в тартарары.
Чонгук ждет его. Мысленно уже тысячу раз отрепетировал то, с чего начнет такой нелегкий диалог. Даже ему, человеку, что учится понимать боль других, сейчас слишком сложно. Начать диалог можно по-разному, и ведь верного ответа так и не найдется. В голове целый рой беспорядочных мыслей, который прерывает трель дверного замка. Времени все обдумать и прийти к главному своему решению катастрофически не хватает. Наверное, и не хватило бы никогда. Он не знает Юнги так хорошо, чтобы с уверенностью заявить, что та или иная фраза идеально подойдет под его ситуацию. Но Чонгук и не знает, что идеальной фразы просто не существует.
Первое, что видит брюнет, когда открывает гостю дверь, это шок. На чужом лице он смотрится, словно находится не на своем месте. Понять, что Юнги слегка напуган их встречей — ничего не сказать. Он стоит как вкопанный в дверях, а во взгляде мелькает слишком много мыслей.
— Проходи. — единственное, что удается произнести младшему.
Чон проходит вглубь квартиры, пропуская гостя внутрь. Мысленно обдумывая, как в случае чего перекрыть пути отступления, ведь уже сейчас можно понять, насколько сильно Мин боится этой встречи, хотя и не знает того, что произойдет дальше. Он словно котенок, загнанный в угол, весь съежился и неуверенно ступает по паркету.
— Если хоть кто-нибудь узнает о том, чем я занимаюсь, меня не остановит то, что ты младший брат моего друга, — голос Юнги звучит оглушающе в этой тишине. Он слегка зол и не понимает, как так вышло, что его вызвали именно сюда, к чертову брату его друга. Брошенная фраза, что звучала с легкими нотками угрозы, как нельзя правильно прозвучала сейчас. Мину проблемы не нужны.
— Я не для этого тебя вызвал сюда, — звучит как-то виновато. Не такую Чонгук ожидал увидеть реакцию.
Юнги так и замирает с собственной курткой в руках. В голове роем звучат миллионы вопросов, главным из которых будет:
«Так зачем же тогда?».
— Я все знаю, Юнги, — осторожно начинает Чон. — Мне бы хотелось с тобой поговорить об этом.
— С хера ли? — Чонгук подмечает, как Мин встает в оборонительную стойку. — Это с чего бы вдруг тебе так резко стало интересно, чем я по жизни занимаюсь?
— Потому что я, блять, вижу, что у тебя творится дерьмо, и хочу помочь! — переходит Чонгук на крик, но лишь потому, что кричат и на него тоже.
Юнги такое не нравится от слова совсем. Он не хочет, чтобы кто-то лез туда, прямиком в душу. Рылся, хозяйничал и пытался что-то перекроить. Такое ему не нужно ни при каких обстоятельствах. Поэтому он сейчас бесится. Кусает собственные губы и сжимает кулаки.
— Я пришел сюда для того, чтобы отработать смену, а не проводить беседы.
— Я, блять, знаю, что у тебя проблемы, но, сука, совсем не понимаю, почему ты о них не говоришь, — выпаливает Чон, плавно переходя к двери, блокируя выход.
— А тебе ли не поебать? Ответь мне сейчас честно! — Мин сэмоционировал всем своим телом уже сильно выходя из себя. — Я свое дерьмо не покажу, тем более тебе.
— Но… — договорить не успевает. Старший в наглую пытается пробраться к выходу, явно не желая продолжать данный разговор.
— Если это все, зачем я тебе был нужен, то я ухожу.
— Стой, Юнги! — хватает Чон его за руку.
— Блять, да отпусти ты меня! — Юнги пытается вырвать собственную руку из чужой хватки. — Либо я буду заниматься тут тем, ради чего меня прислали, либо я действительно ухожу, Чонгук! Обсуждать свое собственное дерьмо я не намерен ни с кем, ты меня понял?!
— Раздевайся.
Последняя брошенная фраза звучит слишком звонко в глубине квартиры. Юнги даже на какое-то время теряется в ней, словно слышит ее впервые, словно совсем забыл, ради чего он сюда пришел и чем должен заниматься. Возможно, его выбил из колеи тот голос, который он знает уже достаточно долгое время. Голос брата его лучшего друга, голос человека, которого ты не просто знаешь, а словно сам вырастил, потому что парнишка перед ним был знаком Мину еще с тех пор, когда был совсем маленьким. Чонгук может этого не помнить, но Мин Юнги все помнит. Он запомнил те детские глаза ребенка, что каждый раз задавал вопросы и интересовался тем, что временами казалось совсем глупым. Правда, перед ним уже не тот малыш с глазами олененка. Перед ним взрослый мужчина. С определенными потребностями и целями в жизни. Сейчас он тот, кто скорее всего утянет Юнги на самое дно. Но он не может сопротивляться, даже не пытается. Даже в тот момент, когда чужие пальцы поддевают края футболки и тянут такую ненужную вещь прочь с чужого тела. Мин дрожит под прикосновениями, что так сильно обжигают кожу. Он сейчас похож на ребенка больше, чем тот, кто оставляет нежные поцелуи на ключицах и что-то шепчет на ухо. Он хватается за чужую одежду как за спасательный круг, словно если отпустит, то утонет навсегда во всем, что его так тревожит, что так неторопливо пожирает изнутри, ломает кости, не оставляя после себя ничего живого. Он целует Чонгука первым, стараясь унять то чувство внутри, которое просто не описать словами. Отдается полностью и бесповоротно.
У Чонгука просто нет другого выбора. Пока он с трепетом внутри поднимает Мина на руки, то отчаянно шепчет о том, что это не та жизнь, которой он должен жить. Что все это — не его жизнь. Он готов помочь, поговорить. Но вот только эту помощь не примут.
Юнги тот, кто никогда не примет чужую помощь и всегда будет надеяться только на себя, словно в этом мире никого больше нет, и он остался совсем один. Это не гордость, просто дело привычки, которое побороть настолько сложно, что кажется совсем невозможным. А ему так хочется, чтобы этот человек перед ним просто был счастлив. Но все, что могут увидеть его глаза, так это Мина, что вытянулся на чужих простынях и руки тянет в поиске объятий. Чон не спешит, медленно изучает чужое тело, пока стягивает оставшиеся остатки одежды и притягивает ближе к себе. В глаза не смотрит, как будто боится увидеть в них что-то страшное, пугающее, опасное. То, чего никогда не видел. Он сейчас хочет стать тем самым светом для мотылька, что отчаянно тянется к нему всем телом. Просит ласки и с каждым новым движением и словом рассыпается на кусочки, пока Чонгук медленно растягивает, ласкает, целует, словно Юнги самое дорогое, что есть у него в жизни. Может так и есть на самом деле, а может и нет. Мин не сможет получить ответ на вопрос, что возник так неожиданно и маячит на периферии сознания.
— Я помогу.
Слышит было он, когда ключицы обжигают поцелуями. Он чувствует первый толчок и словно кот выгибается на встречу. Ищет чужие губы в абсолютной темноте и не хочет слышать всего, что ему сейчас хотят сказать. От этих слов еще больнее. Душа словно распадается на части, он и сам рассыпается в чужих руках. Чем дальше, чем глубже он ощущает Чона в себе, тем больше боли выходит наружу. Тем сложнее ему удержать себя в руках и сдержаться. Он больше так не может. Не хочет впредь терпеть все то, что сейчас его частью является. Внутри него борьба с собственным «я» началась. Она сложная, мучительно долгая. Он пытается, так упорно старается наконец-то дать свободу самому себе. Там, где-то внутри него, сидит ребенок, которому так рано пришлось повзрослеть. Он зол, потому что его не хотели слышать, всячески игнорировали и затыкали. Потому то он и отвернулся, сел в угол и не смотрит на собственного хозяина. Внутри него — обиды непочатый край, а на щеках еще незастывшие слезы. Потому что ему так хотелось рассказать Чонгуку о том, что он пережил, когда тот спросил. Но ему не дали, закрыли рот и вернули в ту самую комнату, где он находился с самого начала. Она темная, угнетающая. В ней ребенку страшно находиться каждый раз, как его запирают. Потому он и в обиде на Юнги. Мин просто не дает своему второму «я» хотя бы иногда выбираться наружу и не дает право голоса. Всего лишь… Но этого достаточно, чтобы потерять ту хрупкую связь. Сейчас, в чужих, цепких руках он раскрошился, словно упавший на пол хрусталь. Маска, что так долго находилась на этом бледном лице — треснула и упала куда-то вниз. В момент, когда Чонгук слегка коснулся его груди, наружу смог выйти тот самый ребенок. Вместе с ним пришли и все те эмоции, что так долго томились внутри.
Чон заметил это. Перемена в этом хрупком человеке перед ним не смогли произойти незаметно. Едва ли заметив чужие слезы, он остановился. Губами потянувшись к этим слезам, он старался выразить ту самую немую поддержку, что сейчас была так нужна. Из этой квартиры Юнги уйдет быстро, слишком быстро для человека, которого чужая нежность довела до той самой грани, которая, казалось, была раньше так далека от него. Он отключит свой мобильный и пропадет на какое-то время.
А Чонгук… Он будет ждать, заставляя себя никуда не бежать и не искать его. Просто давая возможность обдумать все то, что до него пытались донести. Да, весьма странным способом, но другого выхода просто не было. Через какое-то время, он придет в гараж к Намджуну и расскажет о том, что произошло, просто потому что считает это своей обязанностью — отчитаться перед тем, кто рассказал не свой секрет. Они до поздней ночи будут потом сидеть в тишине и смотреть на то, как сменяется время суток, потому что каждый будет думать о чем-то своем. Теперь так будет каждый день. Он будет ждать заветного сообщения с выученного наизусть номера. Это ожидание убивает. С каждым днем все больше и больше разрастаясь в груди. В один момент ему станет слишком тяжело. Чон просто сорвется и вновь пойдет по выученному адресу, чтобы наконец-то расставить все точки над
«и».
В тот день, он, как и обычно, бродил по университету между парами. Телефон все сообщал о том, что заряд почти иссяк. Тогда и приходит сообщение. На экране давным-давно выученный наизусть номер, но прослушать его не успевает, видя пропущенный звонок, что не смог услышать полтора часа назад. Он несется на автобусную остановку. Чон стоит в ожидании несколько минут, но нервы с каждой упущенной минутой все больше и больше натягиваются. Ему остается только бежать что есть мочи туда, куда так давно хотел прийти. Ноги сами несут по лестнице на нужный этаж, потому что сил ждать лифт уже совсем нет. Вот перед ним нужная квартира, его квартира. Чон было медлит прежде чем нажать на дверной звонок. Размышляет над чем-то своим, только вот ему не открывают ни после первого раза, ни после пятого. С той стороны двери абсолютная тишина. Не слышно даже малейшего шороха.
— Молодой человек…
Чонгук не слышит, как к нему кто-то обращается. Он уже во всю стучит по двери кулаками, чтобы ему хотя бы кто-нибудь открыл. Останавливается лишь в тот момент, когда ощущает чужое прикосновение к собственному плечу. Перед ним — старенькая аджума, что старается обратить юношеское внимание на себя.
— Простите?
— Там нет никого, молодой человек, — слегка погодя произносит женщина. — Все уехали в больницу.
Парень как вкопанный замирает на месте, пытаясь понять к чему эта женщина клонит.
— У этой семьи мальчишка умер сегодня.
Осознание к нему приходит медленно, но цепко. Бабушка рядом слегка поглаживает его по руке, как бы успокаивая, а затем уходит прочь, оставляя мальчишку стоять одного посреди коридора. У него уходит двадцать минут на то, чтобы до конца понять все, что ему сейчас сказали. Принимать подобные новости слишком. Он хотел было спросить, что именно произошло у той женщины, но когда наконец смог очнутся и прийти в себя, то не нашел ее рядом. Лучше бы она не бросала его вот так, потому что Чонгука словно бетонной плитой прибили к земле, настолько тяжело ему было принят новость.
Он не помнит как вышел из этого проклятого дома и добрался до гаража Намджуна. Не слышал, как ребята пытались его окликнуть, кто-то вроде даже здоровался. Он так и встал посреди комнаты с единственной мыслью, что надоедливо кружилась у него в голове:
«Почему я не взял трубку?»
Чон словно в себя ушел, ни на кого не обращает внимания и смотрит в пустоту, сквозь людей, что сейчас беззаботно смеются сидя на диване. Все по обычаю собрались сегодня здесь. Все те люди, которые хотя бы как-то были близки с Юнги, но никто из них еще не знает о том, что произошло. В гараже, как и обычно, слышен смех, в воздухе витает аромат пиццы, и каждый занят своими делами.
— Чонгук? — аккуратно подходит к нему брат, касаясь плеча.
Он чувствует его настроение с тех самых пор, как младший зашел внутрь и не понимает, почему младший так себя ведет.
— Юнги… — произносится задушенным шепотом, а в глазах пустота. Даже когда он оборачивается на Хосока, он смотрит не на него, а как будто сквозь.
— Что такое, Чонгук? — теперь уже очередь Намджуна обратить внимание на тонсена.
— Юнги больше нет…
Чужая рука спадает с плеча, да так и повисает вдоль тела. В гараже вдруг воцарилась абсолютная тишина, коей никогда не было. Теперь никто не смеется, не занимается своим делом. Чонгук чувствует, как на него смотрят, чего-то ждут.
— Ты же шутишь, да, Чонгук? — произносит Тэхен, стараясь прикрыть свое волнение за улыбкой и где-то в душе надеясь, что у брата Хосока просто юмор такой.
Улыбка пропадает с лица так же быстро, как и появилась. Младший перед ним отрицательно машет головой.
— А… — Ким хотел было что-то сказать, но вот теперь не хотелось.
Никому теперь из них не хотелось ничего говорить. Каждый как будто закрылся в себе и переживает ту самую мясорубку из собственных чувств, пытаясь осознать и принять то, что услышал. Те, кто годами проводил время в гараже, сейчас избегали общения, понимая, что никакие слова не выразят чувства притаившиеся внутри. Общий чат также был забыт, впервые не беспокоя никого в любое время дня и ночи. Они все смогли встретиться только в день похорон, но и там лишь поприветствовали друг друга и прошли мимо, словно они не знакомы. Каждый подошел и принес свои соболезнования, а затем слился с толпой. Чонгук хотел было подойти и поговорить, но одернул себя. В последние дни парень был сам на себя не похож. Он не высыпался, из-за чего под глазами залегли мешки, да и взгляд словно потух. Чон так старался принять смерть, но так и не смог.
Даже сейчас, стоя перед чужой фотографией, он не может поверить в произошедшее. Он терзает сам себя, задавая бесчисленное количество вопросов, на которые уже не сможет получить ответа. Как бы ему не хотелось получить их. В голове возникает все больше и больше мыслей, превращаясь в огромный рой, что никак не может утихнуть. Он не дает сконцентрироваться, не позволяет обращать внимание на суровую реальность, что существует вокруг. Парень даже не замечает, как его одиночество прерывают.
— М-да, и зачем для него все это устроили? Не понимаю. — брошенная фраза доходит до Чонгука не сразу. Он еще как-то время пытается понять, действительно ли кто-то посмел подобное сказать.
— Простите, — Чон поднимает взгляд на этого человека и ему сразу становится все понятно. Он знает его, не лично, а лишь по рассказам, но этого достаточно, чтобы понять, кто именно решил его потревожить.
— На мой взгляд, он не достоин такой почести, как поминки — с усмешкой на лице произносит мужчина. — Слава богу, он наконец-то понял, где ему самое место.
— Да как ты смеешь! — Чон уж было набрасывается на мужчину с кулаками, только вот его останавливают цепкие руки друга.
— Чонгук, не здесь — успокаивает его Намджун, все еще удерживая от подобной ошибки.
— Да это из-за него Юнги здесь находится, Нам, а он еще смеет подобное дерьмо про него говорить, — парень отчаянно пытается выбраться из чужих рук, дергается и вырывается. — Пусти меня, Намджун!
— Чонгук! Хоть ты то будь умнее, — Он отводит его прочь из дома, буквально тянет за собой, чтобы младший не наделал каких-либо глупостей.
— Отпусти, не буду я ему ничего делать! — Чон слегка отталкивает друга от себя, принимаясь поправлять собственную одежду.
Ему бы хотелось показать этому мужчине все то, чего он заслуживает, но ему просто не дают на это возможности. Намджун тактично старается увести Чонгука под руку в более спокойное место, где его никто не тронет и парень сможет выпустить пар. Им пора бы поговорить обо всем произошедшем, ничего не утаивая и говоря настолько открыто, насколько каждый сможет себе позволить. Во дворе гостей практически нет, Ким приводит младшего к одной из лавочек, что находится в отдалении от основной суеты, и наказывает присесть рядом. Какое-то время слышно лишь то, как Чонгук тяжело дышит, стараясь успокоиться и привести собственные мысли в порядок. Намджун тактично старается не начинать разговор первым. Он видит, что Чон хочет поговорить, но вот с чего именно начать и сам не понимает.
— Знаешь, я ведь действительно пытался ему помочь, — сдавленно начинает Чонгук. — Я разговаривал с ним и предлагал свою помощь, а он… — парень не смотрит на своего собеседника. Он все так же нервничает, теребя в собственных руках кольца с пальцев и смотря только на них. — Намджун, я ждал от него ответа смиренно, давая ему время подумать и не беспокоя, но ты посмотри что из этого вышло. Наверное, это я виноват, надо было быть более настойчивым, завалить его сообщениями, звонками, да?
— Нет, Чонгук, это бы никак не спасло ситуацию, — положив руку на плечо к товарищу, произнес Намджун, стараясь хотя бы как-нибудь успокоить чужие чувства и помочь им прийти в порядок. Но заглянув в чужие глаза, Ким видит слезы и искреннее раскаяние перед человеком, которого уже нет в живых. Чонгук настолько сильно винит во всем себя, что это уже похоже на проклятие.
— Но я ведь мог помочь, как знакомый, как специалист, я ведь не глупый.
— Ты бы не смог ему помочь. — тяжело вздохнув, произносит он. — Знаешь, никто в этом мире не хочет умирать.
— Но…
— Послушай, люди боятся смерти, это всем известно, но знаешь, почему они ее выбирают? Не потому что хотят умереть, а потому что хотят избежать боли. Смерть выбирают те, кто уже слишком устал терпеть все то, что с ним происходит в жизни. Юнги тоже устал. — Ким похлопывает Чонгука по плечу и поднимается с собственного места. — Подумай об этом.
Он уходит прочь, оставляя младшего наедине с собой и новым скоплением мыслей на этот счет. Возможно, он поступил неправильно, но никто ему об этом не сможет сказать. Об этом разговоре будут знать лишь они вдвоем и никто более.
— Кстати, ты так и не прослушал сообщение, которое он тебе оставил? — слегка обернувшись, произносит Намджун. — Мне кажется, сейчас самое время.
Чонгук уже и думать забыл о том сообщении, которое увидел, прежде чем сорваться с собственного места и побежать, что есть мочи, к чужой квартире, которая на тот момент казалась такой нужной, словно это его шанс на спасение, а далеко не Юнги. Тогда он не посчитал нужным слушать проклятое голосовое сообщение, было намного важнее прийти и услышать все самому, но разве это было правильно? Ответа парень так и не сможет узнать.
В тот день, после их роковой встречи, Юнги слишком много думал о том, что ему делать дальше. Перспектива наконец-то быть услышанным так и манила его внутреннее «я». Он много думал, даже слишком для человека, который ни за что и никогда не хотел бы показать хоть что-то из своего внутреннего мира. Парень перестал выходить из собственной комнаты и на время отказался от того, чем раньше занимался, лишь бы дома не показываться. На него словно бетонной плитой упало осознание того, что происходит внутри. Он наконец-то может побыть наедине с собой. Такое делать страшно, ему в особенности. Он практически не спит и не ест, пару раз из-за нахлынувших эмоций разносит комнату в пух и прах, и много кричит. На себя в основном, на то, что все, что раньше так отчаянно блондин пытался спрятать, наружу вырывается. Он разбивает костяшки собственных пальцев в кровь и постоянно держит дверь в комнату закрытой.
Когда парень среди ночи просыпается в холодном поту и кричит так, что в ушах звенит — в дверь ломятся. Не для того, чтобы поддержать и помочь успокоиться, а лишь добивают до конца. Кроют матом и орут о том, чтобы тот открыл дверь, потому что высечь его сейчас так необходимо. Это не мать, та словно совсем забыла о его существовании. Не приходит, не говорит с ним и никогда даже не здоровается. Зато здоровается тот, кого он меньше всего хочет видеть в этой жизни. Если бы в тот момент он все же открыл ему дверь, то после пришлось бы пройтись до ближайшей больницы.
В тот день, когда до него пришло осознание всего, что творится в его жизни, он и не спит вплоть до самого утра. В квартире неожиданно становится тихо, и когда Мин решается проверить есть ли кто вообще живой, то никого не обнаруживает. Он принял для себя решение, больше находиться в таком состоянии просто нет сил, потому что он до безумия устал и не справляется со всем тем, что Чонгук сумел в нем откопать с самого дна. Он не жалеет о своем решении даже тогда, когда набирает в ванную горячую воду и смотрит на подготовленное лезвие. В его жизни слишком много проблем, от которых он неимоверно устал. Если бы сейчас этого паренька попросили бы описать его внутренний мир, то все было бы просто:
«Там такое ощущение что прошло извержение вулкана, а сейчас вокруг нет ничего живого».
Он устал сражаться и пытаться хотя бы как-то жить дальше, не обращая внимание на все то, что его окружает. Но прежде чем наконец-то позволить себе отдых и покончить с собой, тот все же хочет сказать Чону о том, какое именно решение принял и по-человечески извиниться.
Трубку не берут, остается только оставить голосовое сообщение, которое, возможно, тот даже не услышит.
— Привет, Чонгук… — произноситься тихо после звукового сигнала. — Ты просил меня дать тебе ответ, и вот наконец я решился это сделать, — на заднем фоне Чон наверняка услышит звуки воды, скорее всего, так же отчетливо, как сейчас слышит их Юнги. — Прошу, не вини себя в том, что я сейчас собираюсь сделать. Прошу тебя. Я устал и так больше точно не смогу. — говорит Мин как-то надломлено и тяжело, потому что на душе кошки скребутся. — Ты хороший парень и я надеюсь, что рано или поздно тебе удастся встретить человека, которому ты сможешь помочь, который будет тебе улыбаться и ничего за этим прятать не будет. А я… — тот замолкает на какое-то время, словно обдумывая, что хочет сказать дальше. — А я буду смотреть на тебя оттуда, свысока, и надеяться, что все у тебя будет хорошо. Мне бы хотелось принять твою поддержку и помощь, но за все то время, что я думал об этом, я осознал одну маленькую вещь, — а по щекам уже катиться первая слеза. — Даже если тебе удастся мне помочь, пока со мной рядом будет все то, что есть сейчас, я не смогу измениться. Прошу, будь счастлив. Пожалуйста, будь всегда счастлив.
Дальше он не говорит ничего. Слова застревают комом в горле, пока горячие слезы стекают по щекам. К нему просто проявили сострадание. Нет, скорее всего не просто. Ему действительно от всей души хотели помочь и так отчаянно надеялись показать лучшую жизнь, что Мин совсем расклеился. После той совместной ночи он уже не тот человек, которым был раньше. Одна простая улыбка теперь дается ему слишком тяжело.
Телефон откладывается куда-то прочь, Юнги даже не запоминает куда, оно ему и не нужно. Он словно солдат, что по команде ложится в горячую воду и все думает, думает, думает. Представляет себе, как могла бы сложится его жизнь, если бы он согласился на помощь Чонгука, попутно проводя лезвием по белоснежной коже. Он делает это вновь и вновь, пока не ощущает, как тело медленно слабеет, смотрит как вода окрашивается в красный и наконец отпускает себя. Его не смогут спасти врачи, даже не смотря на то, что родители вернулись домой достаточно рано. Просто его отчим тот еще мудак, который будет только счастлив подобному исходу, который промоет матери мозги, что только так все и должно было закончиться для Юнги.
Но в этом мире нет больше никакого Мин Юнги. Только лишь память о нем в сердцах тех людей, что были для него второй семьей. Намджун, Тэхен, Хосок и еще много точно будет помнить о нем. Чонгук тоже будет помнить.
Прослушав голосовое в собственном телефоне — ему не стало легче на душе. Он лишь посмотрел на небо и сквозь всю ту боль, что была внутри, так натянуто улыбнулся.
— Надеюсь, что теперь ты счастлив. — остается сказанным полушепотом и слабой горечью оседает на языке и сердце.
