со счастливым концом

      целуясь в ночи с любимым человеком, томас ловит себя на мысли, что его жизнь похожа на голливудский фильм со счастливым концом.       вот он, живой, настоящий и абсолютно счастливый в объятиях такого горячего дамиано. он чувствует мозолистые пальцы у себя на ребрах, чужой язык во рту и легкое головокружение. ему так хорошо и легко, как уже давно не было: в голове ни единой мысли, только свобода, свобода, свобода. ее так много, что в глазах калейдоскопом пляшут переливы из окружающей картины.       звезды в небе переплетаются с огнями города, пальцы томаса — с пальцами дамиано, и это правильно до спирающего грудную клетку смеха легкости. раджи глотает рвущийся наружу смешок, чувствует щекой чужую улыбку, щекочущие кожу ресницы, и жмурится от ощущений. ему словно снова пятнадцать, словно снова первый поцелуй и первые неловкие свидания. словно на дворе первые дни весны и он не может спать по ночам, потому что влюблен, влюблен, влюблен до одури и розовых очков. словно дами и не настоящий вовсе, только-только вышел из какого-то сладкого сна.       вот только трава под боком прохладная, реальная, как и аромат вокруг: запах вечерней росы, сигарет, совсем недавно выкуренных из одной пачки на двоих, и чего-то родного-родного, настолько привычного, что даже слов не подобрать, чтобы дать этому название. томас утыкается носом в шею давида, делает глубокий вдох и сжимает чужую руку крепче, чтобы через несколько секунд улечься спиной на землю и поднять взгляд в небо.       там, высоко — звезды, планеты, кометы и космос, притягательный и необузданный. манящий неизвестностью и безумоством одного только своего существования. тут — точно такой же дами, который привычно зеркалит движения друга. томасу так необъяснимо хорошо в этот момент, так уютно и тепло. он кажется сам себе закатом, растекающимся по художественным видам италии; пикирующей высоко-высоко птицей; медом на пальцах до потери пульса влюбленной девушки, — но никак не человеком.       раджи слепо щурится, выглядывая созвездия. вокруг поют птицы, легко шумит ветер, и томасу хочется записать этот вечер в мелодию новой песни. хочется сделать из него пластинку и слушать, слушать, слушать, — пока не надоест. хочется показать все это миру, а еще — спрятать глубоко внутри себя и ни с кем никогда не делиться. все происходящее такое личное: легкое поглаживание по костяшкам пальцев, спокойное дыхание дамиано, щемящая любовь в венах. томасу кажется, что он никогда не был так пьян, как сейчас, вот только они совсем ничего не пили.  — сейчас бы на луну, — задумчиво тянет дами и усмехается своим словам, поворачивая голову. томас не смотрит на него, но чувствует, как тот улыбается, и улыбается тоже. думает, что полетел бы на луну вместе с ним, даже если бы не позвали. думает, что дами даже самого дьявола затащил бы с собой на край мира. — соскучился по дому? — интересуется парень, переводя взгляд на серебристый полукруг в небе. давид спустился с луны, томас знает точно — чувствует сердцем, легкими, приятными мурашками по спине. они частенько шутили об этом группой, и вот, что действительно правда: в каждой шутке есть лишь доля шутки. это чарующее обаяние дано их солисту кем-то свыше. чем-то свыше. чем-то, что точно намного величественнее их крохотной планеты. — мой дом там, где я есть, — философски изрекает дамиано, тянет его ладонь к своим губам и оставляет легкий поцелуй на костяшках. он показывает свою любовь, не говоря о ней вслух, и это для томаса намного дороже всех тех слов, что он может произнести в свои двадцать лет. это куда более интимно, чем все признания, записанные в стихах для их песен, и даже больше, чем все не вошедшее в них.       томасу такие вечера кажутся сюрреалистичными, пришедшими из параллельных миров: тех, где люди не переживают тяжелых времен в отношениях, где люди чувствуют друг друга душой и телом, без лишней пошлости и усложнений. тех миров, где совсем необязательно обсуждать проблемы, где можно забыть обо всем и потеряться для всего существующего и нет. возможно, даже тех миров, где они с дами — не знаменитости, где они два обычных молодых парня, готовых ради своей нежно сберегаемой любви на все-все-все.       в такие моменты томас ловит себя на мысли, что его жизнь похожа на голливудский фильм со счастливым концом. и, кажется, нельзя быть более благодарным миру за то, что он жив, и за то, что он может вот так отвратительно нежно чувствовать другого человека самой родной частью себя.