доверься мне.

— Хосок, - Юнги тормозит парня, медленно плетущегося к выходу из аудитории. Чон поднимает взгляд, давит из себя улыбку, заторможено реагируя на происходящее и останавливается, лениво ссутулившись. — Что-то случилось? - он будто ком глотает, явно не рад сложившейся ситуации. — Я, - Мин мнется, думая, что лезет не в свое дело, но что-то его внутри подначивает завести разговор, — я видел твои руки и ноги, когда ты переодевался на физру, - Юнги замечает, как Хосок устало выдыхает, жмурит глаза, в уголках которых начала скапливаться влага. — Ты же понимаешь, что это мое личное дело? - обиженно, беззащитно, будто пытаясь напасть слепым котёнком на озверевшего пса. — Нет, иначе я бы не завел этот разговор, - он делает шаг вперед, пытаясь расположить Хосока к себе, доверительным тоном произносит очевидные вещи. — Давай поговорим? Расскажи мне, что с тобой случилось? Мне, правда, важно знать это, - "важно" звучит несколько несдержанно, не в стиле Мин Юнги совершенно, но тот не кривится раздосадовано и в душе не корит себя за вольность. Просто перед Хосоком хочется быть настоящим, искренним, мозг отключается сам, а чувства находят слова, описывая себя интонацией. — Юнги, пожалуйста, не надо громких слов, - Хосок зачем-то поворачивает голову к окну, откуда солнце любовно и игриво проходит сквозь стекло, согревая своими лучами средних размеров помещения класса корейской литературы. — Всем есть дело до кого-то, когда проблему видно, а когда её нет - можно просто исчезнуть из жизни, не так ли? - он смотрит на то, как ветер играет с зеленой листвой, целует её бережно и нежно. — Мне не нужна твоя помощь сейчас, я сам хорошо справляюсь. — Резать себя - не выход! - срывается Мин, пугая Хосока своим тоном, а после сам тупит взгляд в пол, стыдясь. — А что выход? Предложи что-нибудь дельное? Без осточертелых "отпусти и забудь", без советов развеяться и забыться в чем-то. Что ты мне скажешь, Юнги? - Хосок хмурится, но без злости, скорее устало, будто повторяет эти слова уже не в первый раз, а его все не понимают. — Доверься мне? Я не заслужил твоего недоверия, - Мин дергается вперед, в мыслях хватая парня за руку, но отдергивает себя. Без рук. — Но и доверия тоже, - он зевает, прикрывая рот ладонью, а после ёжится, словно от холода. — Я не позволю себя разбивать каждый раз, даже если ты - тот самый достойный человек в моей жизни, прости. Я не хочу говорить с тобой и важном, рассказывать про свою боль или что-то такое. В этом нет надобности, понимаешь? Я. Не. Нуждаюсь, - делая акцент, из последних сил, произносит. — Кому врешь? - Юнги не психолог, и быть им не хочет совершенно, но Хосок. Он где-то внутри засел очень давно. Его мешковатая яркая одежда, браслеты из бисера и кольца с буквами h,o,p,e, на правой руке, длинные волосы, которые почти в хвостик собрать можно и улыбка в виде сердца, самый заразительный смех, услышав который даже малоэмоциональный Юнги - улыбается, обнажая зубки. — Не дави на меня, видя в каком я состоянии. Это отвратительно. Хватит с меня этих манипуляций и умных слов, я хочу домой. Если ты закончил, то, - он разводит руки в стороны, как бы говоря, что разговор окончен.       А потом Юнги сам себя удивляет, потому что следить за тем, кто явно этого не хочет, не входило в планы Мина. Хосок настроен слегка агрессивно для его обычно стиля общения, значит, случилось что-то серьезное, что-то выходящее за рамки, раз Чон не может держать свои эмоции под контролем и, кажется, вот-вот сломается. Ему нужна помощь, но он отталкивает всех. Почему?       Юнги садится поодаль от лавочки, на которой разместился Хосок, и просто наблюдает, позволяет себе снять маску незаинтересованности, сейчас его никто не видит - можно быть собой, в полной мере. Чон роется в рюкзаке, забавно пыхтит, а после шипит, искривляясь, потому что задел предплечье молнией, раздражая свежие порезы на нежной коже. Невольно Юнги сам ёжится, будто почувствовал боль. Хосок в Мине пробуждает столько всего за мгновение, что задохнуться можно и, если честно, очень хочется. Задохнуться в этом беззащитном мальчике, которые полосует свои руки и ноги красными линиями, забываясь в боли и безысходности, борется, борется, борется и вновь падает, молчит, поднимается, а после плачет так долго, когда прорывает тот металлический заслон из принципов, из стиснутых до боли зубов и проглоченных слов, что режут без ножа.       Хосок достает булочку с маком, наверняка, потому что именно её он покупал сегодня в буфете, и рвет на мелкие кусочки, бросая прямо на тротуар. Птицы не заставляют себя долго ждать и слетаются на еду, справа на девере сидят две белочки, смотрят на Хосока с интересом, а парень поворачивает голову в их сторону и машет ладошкой, приветствуя, достает из кармана пачку с орешками и аккуратно высыпает на железный крашеный подлокотник штучек десять, отодвигаясь, чтобы не пугать животных.       Юнги удивляется всем происходящему, он словно в сказку попал, а Хосок - принцесса Белоснежка, которую любят звери, потому что от неё веет добром и нежностью. И это воистину прекрасно - оторваться от мира, от проблем и мыслей, что не утихают в воспалённой голове и просто наслаждаться эстетикой такого редкого явления в наше время. Много кто видел морально убитого человека, кормящего в парке зверьков с таким трепетом, словно он только на свет появился и познает его только с хорошей стороны?       Хосок улыбается, слегка вымученно, наблюдая за птичками, а после достает свой плеер и надевает наушники, погружаясь в мир музыки, он прикрывает глаза, упираясь спиной о лавочку и отдается мелодии, играющей спокойную классическую композицию. Чон начал случать оркестровую музыку и каверы в пианино версии своих любимых исполнителей, расслабляясь в этой приятной, заманивающей музыке. Спокойствия ему не хватает однозначно, а походы в парк после учебы, кормление здешних жильцов и прослушивание дорогих сердцу песен, стало неотъемлемой частью его жизни в последнее время. Одиночество, которое преследует Хосока, отчаянно пробивается в минуты, когда он ничем не занят, позволяя мыслям съедать его, поэтому Чон не разрешает себе долго сидеть без дела, каждый раз выматывая тело до состояния полнейшего желания бездействовать, падая на кровать ближе к ночи, и отключаться.       Но он, правда, устал от такой жизни, когда необходимо себя постоянно держать под контролем, справляться со всем, что горит внутри пожаром, сжигая дотла, но рассказать о том, что там, под сердцем, некому. Никто не услышит, не поймет и не покажет путь наверх, чтобы не утонить, чтобы не задохнуться. И это нормально. Хосок думает, что так должно быть, потому что все люди одиноки по-своему в этом большом мире и, когда Чон поймет, как это самое одиночество можно сделать полезным, а не разрушающим до основания, до руин оставшихся от чувств и желаний, он обретет самое настоящее счастье, ведь он обретет себя, в конечном итоге.       Юнги не оставляет попыток анализировать поведение и состояние Хосока, потому что ему, черт возьми, не всё равно, как другим, которые проходят мимо, потухшего солнца, всегда светившего так ярко и неизменно. Неужели все так слепы, думает Мин, ругаясь у себя в голове? Мы - одно большое общество, организм, который только взаимодействуя друг с другом, может держаться наплаву, может функционировать стабильно, быть эффективнее во всем. Но люди проходят мимо тех, кому сейчас просто необходимо побыть слабым звеном, чтобы потом засиять ярке обычного, чтобы почувствовать вкус к жизни и её проявлениям. Юнги раздражает собственная никчемность, потому что помочь очень хочется, просто обнять, просто подержать за руку, просто побыть рядом, хотя бы пару минут, чтобы Хосоку стало легче, этого вполне достаточно для начала.       Мин пересиливая все "против", сжимает кулаки и ударяет себя по коленям, поднимаясь с лавочки, нужно быть напористее, Хосок нуждается в нем, может и не конкретно в Юнги, но в человеке - точно. А это дать ему Мин может безоговорочно. — Всё будет хорошо, - шепчет Чон едва слышно, а Юнги подхватывает. — Конечно будет, - и садится рядом, нагло смещая парня в сторону, ухмыляясь с его возмущенного лица. Юнги, конечно, не ясновидящий, но чувствует, что уйдет сегодня отсюда с синяком, где-нибудь под глазом за напористость. — Ты следишь за мной? - щурится, слегка надувая губы, так по-детски, но у Юнги сердце пропускает удар, потому что выглядит это так тепло, так по-родному. — Нет, я мимо проходил, - тушуется блондин, почесывая затылок. Неловко всё-таки. — Твой дом в совершенно другой стороне, - глубоко выдыхает Хосок, отворачиваясь от парня, и смотрит в даль парка, на весело играющих детей на площадке. — Позволишь просто побыть рядом? Можешь не говорить то, что на душе, но не прогоняй, - тихо говорит Юнги, переводя взгляд туда же. — Я вижу, что тебе очень плохо, и просто хочу помочь, не доломать, а наоборот починить, - его голос отчего-то задрожал, а брови надломились в опечаленной гримасе. — Посмотри на ту девочку с красном сарафанчике, - Чон указывает пальцем на желтую горку на площадке, где играется ребенок, — правда, она прелестная? - он смотрит с любовью, завороженно. — Да, у нее милая косынка и косички. Как думаешь, сколько ей? — Лет пять, не больше. У моей тети тоже есть дочка, её зовут Чихё, она примерно так же выглядит: маленькая, резвая. Тебе нравятся дети? - Хосок вновь смотрит на Юнги. — За ними забавно наблюдать, а еще забавнее вспоминать, что мы тоже такие были, - Мин улыбается, наблюдая за тем, как губы Чона дрогнули в улыбке. — Почему ты так рвешься мне помочь? - Хосок совершенно не понимает, что движет Юнги в этот момент, он с ним особо и не общался за все время средней школы, что говорить сейчас про старшую, если бы Мин не был старостой, то Чон вряд ли контактировал с ним в принципе. — Ты нравишься мне, как человек. Я всегда хотел с тобой подружиться, ты кажешься интересным. Это достаточный повод? Мне трудно дается любое взаимодействие с теми, кто не мои родные, я плох в социализации, но рядом с тобой комфортно, - Юнги не стыдится своих слов и чувств, с которыми произносит каждое предложение, Хосок удивительный, рядом с ним не может быть утаено, даже самое сокровенное. — Вот как, - на выдохе говорит Хосок, чувствуя, как усталость берет над ним верх. - Хорошо, Мин Юнги, если ты так хочешь, то будем дружить.

[спустя полтора года]

— Я был разбит, а ты меня склеил, посмотри, - на Хосоке из одежды только белые носки, он крутится, будто красуясь перед Юнги, развалившемся на кровати в позе звезды. - Следов почти не осталось, - в лучах солнечного света шрамы на коже Чона едва видны, затянувшись, гладкая кожа, будто блестит, показывая свою красоту. — Ты прекрасен, - Юнги всё так же не отводит взгляда от него, как и полтора года назад. Долгие полтора года, полные боли, страданий, поисков ответов, принятия решений. Мин уверен, что Хосок мог и сам справиться с этим, но чуть дольше, чем с ним. Чон свято верит, что именно Юнги исцелил его разбитое на малюсенькие осколки сердце, но сам всё ещё блондин, так не считает. — Иди ко мне, - он раскрывает руки, приглашая Хосока в свои объятия, тот с радостью запрыгивает на кровать, кладет голову на грудь Юнги и влюбленно улыбается, чувствуя, как по телу проходится тепло и нежность, которых так не хватало, когда он прибывал в одиночестве.       Быть одному - хорошо, быть вместе - прекрасно.