«Бубенцы, бубенцы радостно звенят, Звон идёт во все концы, саночки летят. Эх! Новый Год, Новый Год в гости к нам идёт, Весело все вместе мы встретим Новый Год!»
Зажигательно-жизнерадостный припев повторялся снова и снова, бубенцы Владимира Львовича хлопали по мне в такт словам: «Бубенцы, бубенцы радостно звенят…» Хлоп. Хлоп. Хлоп. «Звон идёт во все концы, саночки летят. Эх!» Хлоп. Хлоп. Хлоп. Постепенно движения Владимира Львовича становились напористее, размашистей, и с этим увеличивалась амплитуда раскачивания яиц. Если вначале они лишь щекотали мою кожу, касаясь легко, почти невесомо, то потом уже лупили по заднице, а в конце стали долетать до спины. «Новый Год, Новый Год в гости к нам идёт…» Тук. Тук. Тук. «Весело все вместе мы встретим Новый Год!» Бам. Бам. Бам. Впервые меня не угнетала полярная ночь.🔔🔔🔔
21 декабря 2022 г. в 08:02
Я не была в Мурманске почти три года. Как уехала после окончания школы, так и не возвращалась туда ни разу. Никогда не любила Север: безумно длинную зиму, постоянный холод — в том числе летом, особо промозглый, — и больше всего полярную ночь. Но аккурат под Новый год позвонил риэлтор. На бабушкину квартиру наконец-то нашёлся покупатель, и он хотел получить ключи вот прямо сейчас.
Тридцать первого никто не работает — даже те, кто формально работает, — однако риэлтор всё сделал, всё оформил, я забрала деньги, сходила в банк и после обеда поехала в аэропорт. По дороге позвонила Ленке, предупредила, что обязательно буду, чтобы она не отказывалась от своей гениальной идеи познакомить меня с «тем шикарным милашкой-блондином».
Но наверху решили, что блондин сегодня достанется кому-то другому. Не мне. Погода резко испортилась. После отворотки на зверосовхоз завьюжило так, что таксист пару раз останавливался на обочине с мигающими аварийками, пережидая снежные заряды.
— Никуда вы сегодня не полетите, девушка, — сказал он, и я судорожно схватила пиликнувший телефон. «Ваш рейс отложен из-за метеоусловий до 1 января 10.00ч.», — сообщила мне авиакомпания.
Странно, что в городе вообще не мело — не было ни снега, ни ветра. Только морозно. Таксист высадил меня около вокзала — из-за праздника центр перекрыли, и на площадь к гостинице проехать мы не смогли. Хотя если бы я догадалась сначала позвонить, то и ехать не понадобилось, осталась бы на ночь в аэропорту — не только в «Арктике» не нашлось ни одного свободного номера, но и в «Меридиане», в Park Inn и даже в «Огнях Мурманска». И теперь я стояла на «Пяти Углах», любовалась на мигающих огоньками оленей и белых медведей, и не имела понятия, что мне делать и куда податься.
— Владимир Львович, с наступающим! — раздалось слева весёлое.
Я оглянулась — стайка школьников обступила высокого мужчину в пуховике. Ребята радостно галдели, он говорил что-то поздравительно-праздничное. И продолжал смотреть им вслед и улыбаться, когда они, попрощавшись, отошли.
— Здравствуйте, Владимир Львович. — Физика никогда не была моим любимым предметом. Но совсем не из-за учителя. — Вы не узнаёте меня? Я Катя из одиннадцатого «Б».
— Морозова? Конечно, узнаю, Катюша. Здравствуй!
Понятное дело, я рассказала ему о своем затруднении. Понятное дело, рассказала не без умысла. Хотя для приличия немного побрыкалась:
— А что скажут ваши близкие? Они не будут против? — В те годы у него не было жены, но мало ли, всё же столько времени прошло.
— Маму в обед в больницу забрали, сердце прихватило. Вот, иду от неё. Сказали, ничего страшного, но домой не отпустили. Надо, чтоб под наблюдением… А дома у меня только кот. Он не будет против. — Улыбка у Владимира Львовича тоже с тех пор не изменилась — сердечная и по-детски искренняя.
В квартире чувствовалось отсутствие женщины. Это можно было определить не только по тому, что в ванной стоял лишь один флакон — сразу и гель для тела, и шампунь для волос. Там, где живёт семья, пахнет по-другому.
— Я Новый год обычно у мамы встречаю. А в этот раз вон как получилось. — Владимир Львович озадаченно почесал макушку. — И Остапа пришлось забрать, и все наготовленные салаты. И торт.
Мы болтали и ели, по очереди подкармливая Остапа. С каждым глотком сожаление о шикарном блондине таяло, а я всё пристальней рассматривала Владимира Львовича. К полуночи мы с ним выпили почти две бутылки вина. Может, меня развезло — от тепла, сытости и алкоголя. Может, развезло его. Но когда по всем каналам Президент начал рассказывать, что «это был тяжёлый год», мы уже целовались взасос. Под бой курантов Владимир Львович лежал на мне со спущенными штанами, а под звуки гимна натужно выдохнул в ухо. Выдохнул и внезапно застеснялся. А я хихикнула. А затем еще и хохотнула. Он глянул недоумённо и собрался слезать, но я не дала — обхватила ногами и поцеловала.
— Вы верите в приметы, Владимир Львович? Знаете, что говорят — как Новый год встретишь, так его и проведёшь? Как вам перспективка провести так год? — И снова хихикнула. А потом заржала.
Теперь и Владимир Львович улыбнулся, как-то сразу расслабился. Может, до этого он думал, что я смеялась над ним.
Я не стала одеваться, так и сидела за столом голая. Он же натянул спортивки и дико смущался — смотрел на меня часто и всегда почему-то не в глаза, а ниже. А когда я вставала, то ещё ниже.
Второй раз Владимир Львович завалил меня на диван, когда по телику стенал Коля Басков. Не самое лучшее в мире эротическое сопровождение, но мне было плевать, я хотела наконец-то разрядиться. Однако что-то меня постоянно отвлекало — касалось ягодиц, щекотало их. Но я справилась. А вот с любопытством нет. Поэтому Владимиру Львовичу кончить не дала — остановила, столкнула с себя, попросив лечь на спину. Стянула с него дурацкие штаны.
— Раздвиньте ноги.
— Что?
— Вы, наверное, не раз говорили такое девушкам — «раздвинь ножки, детка»? — В этом я сильно сомневалась, но мне хотелось вселить в него немного уверенности. Он трахал меня усердно, обстоятельно, словно траншею копал, при этом почему-то продолжая смущаться. — Ну так вот, сегодня настала очередь самому это услышать. Раздвиньте ноги, Владимир Львович.
Он стиснул челюсти, и кулаки заодно. Но послушался. Я привстала и села на пятки. Приподняла его ноги, согнув в коленях, и развела ещё шире. И ахнула. Никогда не встречала таких больших и длинных яиц — они не висели аккуратным мешочком, а лежали на кровати. Я бы даже сказала, возлежали. А он стеснялся. И мне это чертовски нравилось. Бедный целомудренный провинциальный кролик.
Я наклонилась и поддела яйца носом. Но эти гигантские волосатые бубенцы скатились назад и залепили мне глаза. Да и ладно — всё, что хотела, я узнала и увидела. Поэтому теперь просто вслепую лизнула под ними. Владимир Львович охнул. Считается, что у мужчин две головы, и нижней они думают чаще. А мне ещё кажется, что и сердца у них тоже два. И подлинное находится именно там, где я лизнула — между анусом и началом мошонки. Пара сантиметров нежной уязвимости и есть оно.
Владимир Львович дрожал и мычал, словно ему не отсасывали, а иголки под ногти загоняли. Понятно, когда добираются до твоего настоящего сердца, это непривычно и пугает. Поэтому он сопротивлялся. Нет, не отталкивал меня и не пытался убежать. Он крепился. Крепился изо всех сил. А я целовала его. Прямо в сердце. В нижнюю голову. И в бубенцы.
Глупые мужчины думают, что выглядят более мужественно, если кончают молча — стиснув зубы, не издав ни единого стона удовольствия. Владимир Львович был не из таких, и я чуть сама не обкончалась, когда он взревел, будто раненый вепрь, схватил меня за волосы и насадил на себя с такой силой, что думала, задохнусь.
После этого он перестал стесняться и тоже ходил по квартире голый. Теперь и я смотрела ему не в глаза, а гораздо ниже. Тактичный Остап давно спал в кухне на батарее.
Третий раз Владимир Львович присунул мне, когда я наклонилась поднять закатившийся под телевизор мандарин. Было жутко неудобно: на хлипкую телевизионную подставку опереться боялась и стоять «задница кверху-руки в пол» долго бы не смогла. Разогнулась, кивнула на стол и двинулась туда мелкими шажками. Владимир Львович потопал за мной. Так мы и семенили, не разъединяясь, как паровоз и вагончик. Чух-чух. Чух-чух. А когда добрались до надёжной опоры, то перестали сдерживаться, раскочегарились на полную: чух-чух-чух-чух, ту-туу!
Я позвонила в аэропорт, сказали — да, самолёт вылетит вовремя, не опаздывайте. Заказала такси на полвосьмого. А потом мы с Владимиром Львовичем смотрели какой-то концерт и пили чай с тортом. Голые.
Четвёртый — и последний — раз он задвинул мне, когда уже пора было идти одеваться. Разложил на столе среди мандариновых корок и остатков торта, закинул ноги себе на плечи и задвинул по самые бубенцы.
Концерт был в самом разгаре, и под весёлую песню из телика мои груди колыхались вверх-вниз, а яйца Владимира Львовича мотылялись вперёд-назад. Нарочно будешь так подгадывать, не подгадаешь: