Неочевидные бонусы проклятий

Раздражение медленно, но неумолимо накапливалось с раннего утра. Прежде всего отказал будильник на телефоне, потому что кто-то очень внимательный конечно же не воткнул штекер в розетку, и мобильник окончательно разрядился. Собираться пришлось в спешке и под укоризненный взгляд Виталия, который по доброте душевной пришел проверить, куда пропал их вокалист. Ладно бы только это. Просмотрев меню, Миша понял, что на завтрак ему светит разве что овсянка с теплым чаем. Все остальное уверенно светило табличкой «перед концертом нельзя». За годы работы желудок уже смирился, что его интересы теперь стоят меньше потребностей горла, но сегодня взбунтовался и ответил изжогой. От которой нашлась таблетка у запасливой Юли, но осадочек, как говорится, остался. Отправив группу на очередную экскурсию делать «вовлекающий контент», Житняков поехал на площадку, чтобы прервать эту череду неудач. Что вообще могло пойти не так? Оказалось, многое. Выяснилось, что потеряли кофр с его костюмами. Кофр потом нашли, но обнаружили, что не работает микрофон. Починили микрофон, но во время репетиции полета заклинило тележку на рельсах, и Миша подвис в центре зала, слегка раскачиваясь, печально шевеля ногами и бросая вниз грустные взгляды. К этому времени вернулась остальная часть группы и начала раздавать советы техникам, как лучше снять их вокалиста, желательно ничего ему не сломав. Потому как гитаристов у них целых два, а вот вокалист все же один. Но если считать Дубинина, то вокалистов все же полтора, небольшой запас есть. Виталий, в свою очередь, попросил его не считать, а настроить звук, потому что Мишу рано или поздно снимут, а время идет. Оказавшись на полу, Житняков с тоской подумал про бутылку коньяка, которая наверняка существовала поблизости от него, но при этом была все так же недостижимо далека. Получив дружеские похлопывания по плечу в количестве двух штук, он решил не отсвечивать до начала концерта, чтобы не притянуть к себе еще каких-нибудь проблем. Туалет выглядел довольно безопасным местом, ровно до того момента, как дверь за ним захлопнулась с каким-то неприятным щелчком. И не спешила открываться, как бы Миша ее не взламывал. Смирившись с неизбежным, он вытащил телефон и написал Попову, что пал жертвой местного санузла. Приготовившись ждать, Житняков прислонился к раковине. Совсем немного, но этого хватило, чтобы крепления крякнули и бодрый фонтан ледяной воды окатил его с головой, а потом начал скапливаться на полу уверенной лужей. Переступив с ноги на ногу, Миша отступил на пока еще сухую часть комнаты и с флегматичным смирением приготовился к тому, что еще могло произойти. - Ого. – Заметил Сергей, оглядывая экспозицию из мокрого Житнякова, мигающего света и некрупного фонтана. - День сегодня… - Дипломатично начал Миша и развел руками. - День-пиздень. – Согласился Попов, ухватив его за локоть, когда он начал скользить по луже. – Пойдем, найдем тебе что-нибудь сухое. В гримерке они для начала нашли сухое вино, но переодеться в него было несколько затруднительно. Надевать одежду для выступления Михаил решительно отказался, справедливо опасаясь продолжения череды неудач и порчи этой самой одежды. Сергей сначала закатил глаза, но когда Житняков, снимая мокрую футболку, намертво зацепился волосами за браслет часов, пришлось признать, что в его словах есть доля истины. Вернувшиеся в самый интересный момент Холстинин и Дубинин обнаружили полуголого Мишу и нависшего над ним Попова. Который при этом что-то зловещее бормотал под нос, а Житняков смиренно соглашался и изредка ойкал. - Ого. – Глубокомысленно заметил Виталий и потянулся в карман за телефоном. - Так. – Согласился с ним Владимир и заинтересованно присел на стул, сложив руки на груди. - Ножницы есть? – Мрачно спросил Сергей. И тут Михаил отчаянно рванулся прочь, не собираясь лишаться столь терпеливо отращиваемой гривы. Даже если зацепится ей за барабанную установку. Макс, который отправился на поиски внезапно пропавшей группы, обнаружил их в гримерке. При этом Житняков почему-то был полуголым, Холстинин с Дубининым удерживали его на месте, а Попов одной рукой держал его за волосы, а второй тянулся к сумке на столе. Заметив Удалова, Миша сделал самое несчастное лицо на свете и заявил, что его хулиганы зрения лишают. - У вас тут игрища? Без меня? – Обиженно уточнил Максим и сложил руки на груди. – Тимбилдинг? - У Миши волосы запутались. – Пояснил Владимир с некоторым сочувствием. Житняков тут же смиренно вздохнул, выражая свое отношение ко всей ситуации в целом и каждому ее участнику в частности. - Ну допустим. А почему он голый? – Продолжил выяснять Удалов. - Не знаю, он сразу таким был. Миша, почему ты голый? – Строго спросил Виталий и посмотрел почему-то на Попова. - Потерпел сокрушительное поражение в битве с раковиной. – Сергей наконец дотянулся до сумки, вытащил из нее плоскую расческу и принялся аккуратно распутывать волосы Житнякова. - День сегодня такой… - Вздохнул Миша и окончательно смирился. Ощутив, что жертва больше не вырывается, его отпустили и потребовали изложить все с самого начала. Миша и изложил, с каждым словом чувствуя себя все глупее. А под конец и снова лет на десять моложе. А то и все двадцать. - Все понятно. – Заявил Маврин, которого по вайберу вызвали для консультации на наличие сил зла в их здоровом коллективе. – Его прокляли. - Кто? – Меланхолично уточнил Владимир, наливая горячую воду в пластиковые стаканчики и щедрой рукой раскладывая по ним пакетики с чаем. Хотелось бы разлить что-нибудь покрепче, но впереди концерт. - Да уже не важно, кто! Важно, что с этим делать! – Маврин на мгновение исчез из кадра, а потом появился в очках и с затянутыми в узел волосами. – Перечисли все с самого начала еще раз. И Миша послушно перечислил. Тем более, что Сергей наконец закончил распутывать его волосы. Заслушавшись Маврина, он несколько раз провел расческой по всей длине, завязал хвост и накинул Мише на плечи свою толстовку. Житняков подумал, что у него вообще-то и своя есть, но у Попова она почему-то теплее. И пахнет приятно. И чай в руках очень кста… Выругавшись, Миша вскочил, глядя как на джинсах спереди расползается сырое пятно от кипятка. Их пришлось тоже снять, не обращая внимания на ехидные предложения помощи от Дубинина. И Юля, которая пришла выяснить, куда это вся группа пропала с площадки за час до концерта, обнаружила Житнякова в слишком длинной ему толстовке Попова и носках. Миша смущенно почесал волосатую лодыжку и развел руками: - День сегодня… - Так. – Припечатала Юля, сжимая пальцами переносицу и пытаясь придумать какое-то разумное объяснение тому, что вокалиста раздели и смотрят на него со странной смесью иронии и беспокойства. К такому жизнь ее не готовила. – Я сейчас выйду и притворюсь, что ничего не видела. А вы через пять минут чтобы были на площадке. Договорились? - Делать то с ним что? – Спросил у Маврина Сергей, когда Юля несколько резко закрыла за собой дверь. - Не знаю. Сложный случай. – Признался гитарист и почесал затылок. – Что у вас вчера случилось? - Да ничего. Вечером прилетели и заселились. – Пожал плечами Холстинин. – И вообще, Миша у нас человек с темным техническим прошлым, его вашим оккультизмом не возьмешь. Правда, Миша? Житняков с благодарностью посмотрел в сторону неожиданной поддержки и решительным кивком выразил полное согласие. Макс тут же возразил, что тонкие материи существуют вне зависимости от того, верят ли в них такие грубые создания, как их вокалист, или нет. Попов негромко фыркнул при слове «грубый» и заслужил возмущенный взгляд от Житнякова, намекающий, что вообще-то нечего тут. - Хватит! – Дубинин решительно прервал зарождающуюся ссору и раздал указания: - Ты! – тут он ткнул пальцем в телефон с Мавриным. – Ищи способ, как это проклятие снять. Позвони Пушкиной, подключи Кипелова, действуй! Миша! Вне сцены ни на шаг не отходишь от Сергея. По сцене скачешь с осторожностью. Инициативы не проявляешь. Доступно? - А вы что будете делать? – Ворчливо уточнил Попов, пытаясь не выдать смутной радости от прямого указания держаться поближе к Житнякову. Сегодня как-то особенно хотелось рычать на окружающих и не подпускать слишком близко. А к самому Мише проявлять домовитость, и, возможно даже, яхонтовость. - Развлекаться. – Выразил общую мысль Максим. Концерт, как ни странно, прошел относительно спокойно. Точнее, наоборот, очень даже бодро и энергично, но Миша не застрял над залом, не упал с лестницы и даже не свалился с края сцены. Только в самом конце, когда они уже выходили на поклон, запнулся за свалившийся красный пояс, но Попов успел перехватить его поперек спины, прижимая к себе. Дубинин слева расхохотался и схватил обоих в охапку, нивелируя весь эффект от неожиданно горячего тела Сергея. И его рук. Миша как-то особо не задумывался… точнее задумывался, но тут же обрывал эти мысли. Потому что нечего тут. Но Дубинин их скоро выпустил, а вот Попов так и не отстал, сопровождая Житнякова за кулисы. И довел его до гримерки, где Максим сунул им обоим в руки по пластиковому стаканчику с чему-то алкогольным. Мише к тому времени уже было наплевать, что именно он пьет. Концерт закончился, в крови гуляли остатки адреналина и Попов был непривычно близко. Большой, теплый, с низким рокочущим голосом и сильными руками. Поэтому Миша смеялся над чьими-то шутками и совершенно не боялся, что его тридцать три несчастья продолжатся. Не посмеют они, когда он тут под такой защитой. - Ладно, пора загружать наш голосовой инструмент в автобус и двигать отсыпаться. Скажете тоже, прокляли. Устал парень, вот и все. Тур в разгаре. – Наконец заявил Холстинин, кивая на Житнякова, с непривычки опьяневшего после трех стаканов и мирно посапывающего на плече у Сергея, который пытался одновременно сделать каменное лицо и справиться с желанием закинуть вокалиста на плечо и утащить куда-нибудь… подальше. Когда их тихий и мягкий вне сцены Миша начал вызывать у него такие мысли он не знал, но волю им старался не давать. Ровно до сегодняшнего дня, когда выломал дверь в туалет, а чертов Житняков стоял там мокрый, несчастный и больше всего похожий на сердитого воробья, попавшего под дождь. Сердиться на него было невозможно, шутить тоже не давала совесть. - Миш, просыпайся. Пойдем в автобус. – Тихо сказал Сергей и легонько потряс его за плечо. Будить было жалко, но не на руках же тащить. И Миша не оценит, и спину жалко, что скрывать. Спина ему еще пригодится. - А?.. Ой. – Житняков неловко улыбнулся и потер сонные глаза ладонями. – Извини, я… - Пойдем в автобус. – Повторил Попов кивнул на остальных, складывающих вещи. - Да, конечно. Сейчас я все соберу! – Миша подорвался с места, вспомнив, что ему тоже надо собираться. И не хорошо, он и так совсем сегодня не помогал, одни проблемы от него только. Как будто он снова в группе первую неделю и путает вообще все, что только можно перепутать. От радости и какого-то общего обмирания. - Да стой! – Сергей неожиданно даже для себя ухватил Мишу за руку и дернул обратно, пресекая попытки развить кипучую деятельность. – Это… нормально. - Что нормально? – Спросил Житняков, который окончательно запутался и странное поведение Попова не помогало. От которого, если честно, совсем не хотелось отходить. И сил на сборы не было, добраться бы до номера и завалиться спать. Дня на два, ну или хотя бы до утра, у них там самолет часов в десять. «Позволить другим позаботиться о тебе» хотел сказать Сергей, «попросить о помощи, мы не будем думать о тебе хуже». Но вместо этого он выпустил руку Миши и отступил на шаг назад. Как это вообще будет звучать в его исполнении? Кто он ему? - Сережа хочет сказать, - как черт из табакерки выскочил Дубинин за спиной Житнякова, ухватил за плечи и подмигнул Попову, - что мы тут одна большая дружная семья. Может, не слишком нормальная, и не та, где собираются и говорят друг другу милые вещи. Но хотя бы не дают друг другу загнать себя от переутомления. Нихрена у нас бы не получилось иначе. - Красноречиво. – Закатил глаза Холстинин, пряча улыбку. - Даже если мама с папой ссорятся, они все равно тебя любят. – Добавил Удалов и подмигнул Мише. - Вы такие придурки, господи! – Рассмеялся наконец Житняков, чувствуя, как его отпускает напряжение последних дней. - Иди, вымой ему рот с мылом. – Фыркнул Виталий и практически вытолкал Попова с Мишей из комнаты. - Пошли в автобус. – Сергей положил ему ладонь промеж лопаток и повел к выходу. Всю дорогу Житняков ждал, что вот-вот все закончится, карета превратится в тыкву. И теплая рука, и неожиданная забота, и все это внимание, которого он, оказывается, так ждал и хотел. Но Попов почему-то все еще был рядом, сидел на соседнем кресле и флегматично наблюдал, как грузят технику в фуру. И даже его молчание удивительно помогало расслабиться. Миша всегда отходил от концерта волнами. Сначала накатывала оглушающая тишина, потом усталость и желание не произносить ни слова ближайшую неделю, потом приходила нервозность от мысли, что где-то накосячил. А потом он заканчивался и на автомате добирался до номера или автобуса, чтобы там подремать и позволить уставшим нервам восстановиться. Но рядом с Сергеем… сложно подобрать определение тому, что он чувствовал. Ближе всего было ощущение безопасности, когда ты наблюдаешь из теплого дома грозу на улице. И знаешь, что ничего плохого с тобой не случится. Ощущение было странно, в чем-то смутно не правильное. Вроде как сам уже взрослый парень, самому положено стоять скалой и снисходительно смотреть на жизненные невзгоды. Кем положено? Теми, кто знает, как жить остальным? Вышли бы сами хоть один раз, отдали бы всего себя, без остатка. А потом повторили. И снова. И снова… Интересно, что чувствовал сам Попов рядом с ним? - Слишком громко думаешь. – Пробормотал Сергей и зачесал пятерней спутанные за концерт кудри. – Тебе что сказали? Отдыхать. Почему не слушаешься старших? - Я отдыхаю. – Возразил Миша и для убедительности поерзал на сиденье, устраиваясь удобнее. Обнаружил себя снова в возмутительно комфортной толстовке гитариста и попытался вспомнить, когда успел переодеться. Видимо, где-то между вторым и третьим стаканом. – Спасибо. - За что? – Попов удивленно посмотрел на него. - Возишься со мной весь день. - Шутишь что ли? – Сергей хмыкнул, — Это даже и не считается. Миш, ты у нас самый беспроблемный, поверь мне. - Хорошо. – Житняков улыбнулся в ответ, чувствуя какое-то странное огорчение от того, что «он у них». Почему-то очень хотелось быть отдельно у Сергея. И чтобы тот делал все не на благо группы, в которой у вокалиста что-то разладилось и начало сбоить, а потому что сам бы хотел. Вот для себя лично, взял и… - Может закажем ужин в номер? – Неожиданно предложил Попов и продолжил, - Виталик сказал, что нас переселили. Чтобы я мог нести свой дозор и после заката. - Потому что ночь темна и полна ужаса? – Фыркнул Миша и согласился. – Хочу. Только сейчас понял, что с завтрака ничего не ел. - И как это называется? – Устало вздохнул Попов, вытаскивая телефон и пытаясь дозвониться до кого-нибудь из менеджеров, кто мог связаться с отелем и заказать еду. - Это называется я не могу есть до концерта. Петь некомфортно. – Житняков закрыл глаза, слушая голос Сергея. Слушал бы и слушал. Вот так сидел бы в этом автобусе, засунув нос куда-то в пахнущий знакомым парфюмом воротник толстовки и слушал. И чтобы в окне за спиной ночь, тишина, а перед ним Попов и весь остальной мир взял и ненадолго забыл про его существование, занялся какими-то своими делами и дал отдохнуть. Мотор автобуса загудел и они тронулись с места. К этому моменту Миша задремал, скатившись виском на плечо Попова, обхватив себя руками и поджав ноги. Пользуясь тем, что их особо никто не видит, Сергей повернул голову и уткнулся лбом в его макушку, осторожно улыбаясь. В гостинице Житняков держался уже бодрее и даже умудрился пошутить в лифте, после чего старшее поколение группы окончательно успокоилось, убедившись, что без вокалиста не останутся. И в номере их уже ждал ужин, но Миша заявил, что сначала душ, потому что если он поест, то никакие силы уже не вытолкнут его из кровати. Попов нервно дернул бровью, но в целом согласился и успешно поборол желание заглянуть в ванную под каким-нибудь предлогом разной степени глупости. Ну что ему, шестнадцать, в самом деле? Оказалось, что около того, потому что когда Житняков вышел из ванной во всей своей мокрой красе, замотанный в белый гостиничный халат, у Попова руки зачесались. Сначала левая, затем правая, а потом обе. Махнув рукой куда-то в сторону ужина, он скрылся в ванной и решительно начал раздеваться. Забравшись под воду, укоризненно посмотрел на заинтересованно отвердевший член, мысленно прочитав ему лекцию о том, как нехорошо гонять лысого на своих коллег по группе. И мало того, что нехорошо, а еще и контрпродуктивно для творчества. Члену было наплевать, как и горячему возбуждению, возрастающему при каждом воспоминании о Мише. О его ногах, затянутых в темную джинсу. Руках, обхватывающих микрофон. Этими бы руками! Волосах, рассыпавшихся по широким плечам и крепкой спине. О том, как он двигается на сцене, прыгает перед беснующейся толпой. И как тихо потом стоит где-нибудь неподалеку, когда все уже закончилось. Сжав зубы, Сергей решительно выкрутил холодную воду на максимум и смыл все эти приятные, но недопустимые мысли. Сейчас, когда Миша был вымотан туром, даже думать о нем в таком ключе почему-то казалось неправильным. Словно он пользовался ситуацией, когда Житняков ему доверился, открылся, подставил мяготку. И Попов точно не собирался его спугнуть или обидеть. После этого срочно пришлось бы запускать программу «накажи себя сам», а после нее получать нагоняй от остальных членом команды. Ежась от холода, Сергей понял две вещи: чистую одежду он с собой не взял и халат в ванной почему-то был один. И сейчас он был вовсе не в ванной, а на Мише. Поэтому ему оставалось только замотать бедра полотенцем, бросить взгляд в зеркало, философски пожалеть об ушедшей юности и выйти в комнату. Где Житняков, глядя на него, начал стремительно розоветь скулами. - А я тут… фильм по телевизору нашел. – Наконец выдавил Миша, стараясь не смотреть на мокрого Попова. На крупные кисти рук, какие-то особенно рельефно-загорелые на фоне белого полотенца. На грудь и плечи в капельках воды. На спускающуюся под ткань полотенца дорожку темных волос на животе. - Звучит неплохо. – Попов улыбнулся Мише. Фильм и ужин, что могло пойти не так? И даже если они сидели несколько ближе, чем им следовало; и даже если Житняков под конец откровенно заснул, и Сергей забрал у него из рук полупустую чашку; и даже если сам Попов позволил себе обнять его за плечи и водить губами по еще мокрым волосам при желании это могло не значить ровно ничего. Но им обоим казалось, что ни у кого такого желания не было.