***
Французская речь всегда нервировала его, на секунду возвращая в окопы, прежде чем он вспоминал, где находится в настоящий момент. Это казалось таким странным… его воспоминания о языке резко контрастировали с богатством и красотой, в окружении которых он находился. И только в моменты, когда Мэри говорила на французском, он не возвращался мыслями к войне. Он предполагал, что, всегда будучи его светом, она просто не могла ассоциироваться у него с тьмой. — Где ты научилась так хорошо говорить по-французски? — поинтересовался Мэттью, когда она заказала им вина. Они сидели напротив друг друга в ресторане при отеле, слушая нежные звуки арфы. — Гувернантка, — ответила она. Мэттью почувствовал, как носок ее туфельки описывает круги по его щиколотке. Ему потребовалось много сил, чтобы никак не отреагировать; такое публичное проявление чувств не было свойственно Мэри…как и ему, впрочем. Однако такие интимные прикосновения, невидимые никому, привели его в восторг. — Одна из немногих вещей, которую я вынесла из обучения у нее… хотя я давно не практиковалась. Мэттью слегка улыбнулся. Он заметил, что с официантом она говорила довольно медленно, контролируя речь более тщательно, чем на английском. Никто не примет ее за носителя языка, однако речь ее была так мелодична… по крайней мере, для его ушей. — Ты безупречна, — сказал он. — Так считаешь только ты. Ее туфелька поднялась выше, теперь касаясь голени. Еще год назад он бы не почувствовал этих прикосновений… Как он был счастлив, что теперь мог чувствовать всё! Мэри безмятежно улыбалась, ни капли не выдавая себя, но она совершенно точно знала, что именно делала. — Такая лесть ни к чему не приведет. — Это не лесть, а настоящая правда, — продолжил настаивать Мэттью, чувствуя, как ее нога опять опускается ниже. Официант вернулся с вином, и Мэри отдернула ногу обратно, будто их поймали с поличным. Но стоило официанту сообщить им, что их заказ вскоре будет готов, как Мэттью снова ощутил ее прикосновения к своей ноге.***
Несмотря на то что опера была полна людей, Мэри казалось, что они совсем одни в своей личной ложе… особенно когда свет выключился, и они оказались погруженными в темноту. До второго акта она сидела совершенно спокойно. Но потом она стала немного сожалеть, что предложила провести этот вечер вне отеля, хотя она так наслаждалась их вечерами и ночами вдвоем… но сделать было уже ничего нельзя. Мэри посмотрела на Мэттью, внимание которого было приковано к сцене. Он никогда не переставал очаровывать ее. Она изучала его лицо, запоминала каждую деталь, будто впервые рассматривала его. Когда опера начала приближаться к концу, Мэри положила ладонь на колено Мэттью, действуя согласно плану, который никак не хотел покидать ее голову. Мэттью тихонько выдохнул: — Мэри, что ты делаешь? Она мельком взглянула на него и спросила: — Хочешь, чтобы я перестала? Мэттью посмотрел на нее и покачал головой. С дьявольской улыбкой она продолжила. — Ты не ответила на мой вопрос, — шепнул он ей на ухо необычно низким голосом. — Как ты думаешь, что именно ты делаешь? — Смотрю оперу, разумеется. — Это не совсем то, что я имел в виду, — ответил Мэттью слегка дрожащим голосом, когда рука Мэри достигла середины его бедра. Она все-таки повернулась в его сторону, встречая его взгляд. — Спрашиваю еще раз: ты хочешь, чтобы я перестала? — она была готова прекратить, если это было его желанием. — Нет, — выдохнул он, когда ее пальцы чуть сжались. Мэттью резко вдохнул, издав звук, более приятный уху Мэри, чем пение артистов на сцене. На мгновение она поймала его взгляд, чувствуя себя одновременно и всесильной, и уязвимой. Вновь переведя внимание на сцену, она прикоснулась рукой к внутренней стороне его бедра. Ее рука была в опасно высоко, когда Мэттью шепнул «Мэри!» предупреждающим голосом. Мэри шикнула на него, надеясь, что он не видит ее улыбки: — Я пытаюсь сконцентрироваться… мой итальянский не так хорош. — Мне тоже довольно сложно сосредоточиться, как ни странно, — ответил Мэттью напряженным, но все же сдержанным голосом. Рука Мэри скользнула дальше, поэтому мужчина не выдержал и перехватил ее ладонь: — Дорогая, мы не можем… не здесь… — Я и не планировала здесь. — Может быть и так, — он наклонился так, что его губы касались ее уха. — Но если ты продолжишь делать то, что делаешь, то я попаду в очень неловкую ситуацию, когда зажжется свет. Поэтому лучше остановись. Несмотря ни на что, Мэри почувствовала, как к ее щекам прилил жар. Краснела она обычно не так легко, но его низкий голос и то, чего она касалась сейчас рукой, заставили ее вспыхнуть. Она была рада, что находится в темноте. Тем не менее… было так приятно знать, что она имеет над ним такую власть. — Понимаю… — Позже… — прошептал он ей на ухо, чуть сильнее сжимая ее руку. Ее сердце затрепетало в груди при мысли о том, что случится, когда они останутся вдвоем в своем номере. — Я обещаю! — Тебе лучше сдержать обещание, — выдохнула она без своей обычной резкости.***
Спать рядом с Мэри было легче, чем он мог себе представить. В первую совместную ночь Мэттью едва ли сомкнул глаза, хотя его жена поддалась дремоте. Он любовался ею, изучая каждый дюйм ее тела, пока Мэри спала рядом с ним, свернувшись калачиком. Он удивлялся, зачем вообще отдыхать, если он чувствует себя таким бодрым, таким живым. Последнее, что Мэттью помнил перед тем, как его веки отяжелели — как восходящее солнце заглядывало в их окно, окутывая Мэри золотистым светом. Но сейчас, через две недели после свадьбы, лежа рядом с ней, он чувствовал спокойствие, будто был в родных стенах. Так что услышав тихое хныканье, он подумал, что слышит это во сне. Мэттью приоткрыл глаза, рассматривая смутные очертания их темного гостиничного номера. Мэри лежала на своей половине кровати спиной к нему. Вокруг царила тишина… Убежденный, что ему все приснилось, Мэттью откинулся обратно на подушку, как услышал внезапный всхлип Мэри «Нет… Пожалуйста…» Мэттью обеспокоенно подскочил. Она звучала так испуганно… — Мэри, — сказал он, осторожно тряся ее за плечо, — родная моя, проснись. Его паника утихла, стоило ей открыть глаза. — Мэттью? — пробормотала она. — Я здесь, любимая моя, — продолжил он, когда она тоже села в кровати и повернулась к нему. — Все хорошо. Это был просто сон. Мэри ничего не ответила, взгляд ее бегал по всему помещению, прежде чем остановиться на лице мужа. Повисла пауза, которую Мэттью нерешительно нарушил: — Что это было? — Я не хочу об этом говорить, — покачала головой женщина. Мэттью опечалился, поняв, что она находится в сильном стрессе. Тем не менее он не стал настаивать. — Все хорошо, — он наклонился и поцеловал ее в лоб. Она, казалось, сразу же обмякла, так что он протянул руки, чтобы прижать ее к себе. Бережно Мэттью опустил их обратно на подушки, в то время как ее рука легла ему на грудь. Вообще-то он ожидал, что из них двоих именно она будет успокаивать его после ночных кошмаров. Война оставила на нем неизгладимые шрамы, как физические, так и психологические, а это означало, что иногда ночи переносили его обратно в тот ад. К счастью, с момента женитьбы таких ночей не было. Мэттью думал, что именно могло так испугать его жену. Он предполагал, что всем людям снятся кошмары, но не думал, что это касается его Мэри. Внезапно он подумал, что это может быть как-то связано с Кемалем Памуком, человеком, о котором он не хотел вспоминать, не желая, чтобы эти воспоминания нарушили их с Мэри совместную жизнь, а тем более медовый месяц. Но потом Мэттью понял, что во время войны страдала и она. Да, она не была на поле битвы, но она жила в Даунтоне, каждую минуту беспокоясь о нем. Мэттью притянул ее ближе, укоряя себя, что не подумал о ее страданиях. Как она себя чувствовала, когда он уехал и пропал где-то во Франции? Как она себя чувствовала, не зная, где он и все ли с ним в порядке? А затем он вернулся в Даунтон с другой женщиной… Его бедная Мэри. Ее дыхание выровнялось, подсказав ему, что она заснула. Каким бы горьким и мучительным ни было время войны, теперь ему было стыдно, что он не замечал того бремени, что молча и строго несла его гордая Мэри. И Мэттью поклялся, что больше никогда он не причинит ей боли…***
Пудрово-белый песок своей гладью ласкал подошвы их ног, пока они шли по береговой линии. Ярко-оранжевое солнце уходило за горизонт, погружаясь в море. Это потрясающее зрелище просто заворожило Мэри. — Сложно поверить, что мы здесь уже две недели, — сказал Мэттью так тихо, что услышать могла только она. — Кажется, что мы приехали только вчера. — А сейчас все почти закончилось, — вздохнула Мэри. Скоро они не будут исключительно вдвоем, скоро вся семья будет требовать их внимания. Мэри терпеть не могла думать о Даунтоне и его проблемах в этом блаженном счастливом месте. Она заставила себя остановиться. Нет, она не позволит себе волноваться о Даунтоне, не в ее медовый месяц. Она приняла это решение еще утром в день свадьбы. Это путешествие было только ее и Мэтью — и никого больше. — Не закончилось, — Мэри отвернулась от сверкающих океанских волн и взглянула на залитое солнцем лицо Мэттью. — Это только начало, любовь моя. Улыбка тронула ее губы. Сейчас ей было уже гораздо сложнее прятать свои истинные чувства от него… да и не нужно было. Совершенно не нужно. Если и был в мире кто-то, кому она могла показать настоящую Мэри, то это был Мэттью. — Так и есть, — под воздействием момента она дотронулась до его руки и заметила удивление на его лице — она редко позволяла себе публичное проявление чувств. Но они были во Франции, где никто их не знал, и она была слишком счастлива, чтобы упускать момент. Ее сердце готово было выскочить из груди, когда он широко и тепло улыбнулся в ответ, слегка сжимая ей руку.***
В браке существовало огромное количество преимуществ — одним из них была возможность задавать ей вопросы, которые крутились у него в голове, поздно ночью. В их последний вечер во Франции Мэттью размышлял над вопросом, который не давал ему покоя еще с тех пор, как кузина Вайолет пришла в его комнату после того, как он объявил о помолвке с Лавинией. — Когда ты поняла, что любишь меня? — спросил Мэттью, обнимая жену за голые плечи, но смотря ровно в потолок. Он почувствовал, как она пошевелилась рядом с ним, задевая его кончиками волос. — Почему ты спрашиваешь? — Мне любопытно. Мэри повернулась, щекой касаясь его груди. Комната была погружена в молчание, но Мэттью мог поклясться, что слышит, как его жена думает. — Я не понимала этого до тех пор, пока ты не сделал мне предложение... — наконец ответила она. Мэттью чувствовал, как она говорит, ощущал ее дыхание и движение губ. Это было райское наслаждение — знать, что она рядом с ним. — …тогда, в столовой… Так что, боюсь, я не очень хороша в таких делах. — В каких таких делах? — В любви. Он покачал головой прежде, чем повернулся к ней. Еще до того, как их глаза встретились, он чувствовал ее взгляд, будто она физически дотрагивалась до него. — Не согласен, — ответил он. — Я считаю, что ты очень хороша в этом. Несмотря на темноту он знал, что она сделала большие глаза: — Мэттью, ты когда-нибудь думаешь о чем-нибудь другом? — поддразнила она его. Он усмехнулся: — Это не то, что я имел в виду, — заверил он ее, захватывая рукой ее ладонь, что лежала у него на животе. Он почувствовал кольцо на ее пальце, когда поднес ее руку к губам и поцеловал. — Я говорил о том… я люблю быть любимым тобой… Она немного приподнялась: — Что это значит? — Это значит, — начал он, немного отвлекшись, чтобы убрать несколько упавших ей на лицо прядей, — что просто быть с тобой… быть твоим мужем… Это самое лучшее, что случилось в моей жизни! — Он помолчал, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями, и продолжил: — Ты такая замечательная! Я не знаю, что я такого сделал, что ко мне повернулась удача и ты оказалась в моей жизни… Этого одного было бы достаточно, но… знать, что ты любишь меня в ответ… — Ты ведь это знаешь, не правда ли? — она повернулась к нему лицом, слегка запутавшись в простынях. Ее темные глаза умоляюще смотрели на него, — Даже если я нечасто говорю об этом? Мне трудно говорить такие вещи вслух… Поцелуем Мэттью заставил ее замолчать. — То, что ты не всегда произносишь эти три слова, не означает, что ты не говоришь мне об этом, — он погладил ее гладкую кожу. — Ты говоришь это по-своему. Например, когда массируешь мне спину, потому что я упомянул, что она побаливает. Или когда отвлекаешь меня от мыслей о войне… Или когда занимаешься со мной любовью. Было странно осознавать, что какое-то время назад все это казалось ему невозможным. Он слишком хорошо помнил их первую встречу, когда он во всеуслышанье заявил о своем нежелании жениться ни на одной из дочерей лорда Грэнтема… и вот он здесь, с чудесной женщиной, которую любит больше жизни. Ослепительная улыбка появилась на ее лице, что заставило сердце Мэттью биться еще быстрее и сильнее. — Мэттью, любовь моя… — прошептала Мэри в тишине ночи, прежде чем наклониться и поцеловать своего мужа.