Мэдисон кажется что она фарфоровая кукла. Каждое движение дается с трудом, будто её части сделаны из крепкого материала, но крепления хоть и являются надежными, никогда не будут человеческими костями. Её эмоции будто внезапно испарились, оставив после себя апатию, которая длится будто вечность.
Она помнит, как в детстве на её комоде стояла фарфоровая кукла. Её кожа была бела, а щеки всегда имели румянец, подчеркивающие в ней живость, несмотря на фарфоровое тело. Глаза словно две бусинки сияли. Казалась, что счастливее этой куклы нету никого на свете. Длинные ресницы обрамляли её очи, будто оберегая от всей той грязи и пыли, в которой росла девочка, поглядывающая на свою единственную игрушку и друга в этом неправильным до недр земли мире.
Комната была такой же пустой, как и вся квартира. С соседней комнаты доносились незнакомые голоса, которые пугали тогда ещё маленькую ведьму. Страх пробирался под её кожу, ведь незнакомые мужчины могли сделать с ней все что захотят, и никто её не спасет. Она будет, как безвольная кукла лежать, пока её мать находилась под кайфом, не заботясь о счастье дочери.
Кукла поглядывала на девушку с умилением, даже если видела что в уголках её глаз появлялись слезы. Она так умело скрывала свои эмоции, что Мэдисон не могла понять как это у неё получалось. Сейчас же она сама натягивала на себя маску счастья, лишь бы не слышать жалости к себе. Она не хотела чувствовать себя обузой, когда у других людей были свои близкие люди, в круг которых она не входила.
Свет солнца уже давно проникал в открытое окно. Он был словно назойливая муха, но девушке было все равно. Мэдисон уже давно привыкла к этому, как и к тишине в этой комнате, пока её соседка вела уроки. Тело отказывалось вставать, она лишь лежала, чувствуя себя куклой, которой положено лишь пылится на старом комоде в когда-то жилой квартире.
Когда приблизится полдень, а она до сих пор не встанет, то увидит как в комнату входит злая Зои, упрекая её в бездействии. Она лишь улыбнется своей фирменной улыбкой, с ненастоящим румянцем на щеках. Пара хлопков ресницы, и Зои уходила от неё, также как и все люди, которые были с ней по жизни. Мэдисон лишь снова опускалась на одеяло, чувствуя, как оно окутывает её холодное, хрупкое тело, будто сделанное из фарфора.
Она закроет свои тяжелые веки, чтобы только не видеть этих взглядов. Чтобы продолжать носить свое красивое кукольное лицо, не выдавая ломку внутри себя. Ведь у кукол не может быть проблем, не так ли?
Тогда, когда ей надоест лежать на кровати, она решит сходить на кухню, чтобы выпить стакан освежающей воды. Лишь бы прийти в себя и снова носить образ глупой куклы. Но весь план идёт не так, как предполагала ведьма. Она случайно задевает нож, разрезая белую, фарфоровую кожу. Ей кажется будто из неё должны посыпаться опилки, но это лишь кровь. Боль никогда к ней не приходит, поэтому она тянется за зажигалкой, даже зная что это не вернет ей потерянную жизнь. Огонек приятно ласкает кожу. От него лишь тепло, больше ничего. На коже остаются ожоги, но тут же зарастают, оставляя кожу такой же красивой и гладкой, какой она была раньше.
Глоток воды немного помогает сосредоточится и расслабиться, но как только она видит Корделию, входящую на кухню, то тут же натягивает на себя легкую улыбку, скрывая внутреннюю поломку. Она справится сама, ей не нужно чтобы кто-то с ней нянчился. Она будет такой же сильной, как и кукла, примостившаяся на её комоде в старой, детской комнате, которая не проявляла никаких других эмоций кроме сияющей улыбки. Хоть из глаз и будут течь слезы.
Смерть всегда будет преследовать её по пятам, не давая даже толком вздохнуть. Она чувствует всю ту опасность, исходящую от мальчика, которого она оживила с Зоей, но Монтгомери лишь натянет улыбку, и сделает вид, что все хорошо. Она ведь в порядке? Абсолютно точно да, убеждает она себя в очередной раз, уходя на прогулку из Академии.
Через пару дней должны пройти семь чудес, а она чувствует, что это конец. Конец её шоу. Маскам, которые она так умело на себя натягивала. Конец отношениям. Конец её ментального состояния. И наконец её жизни.
***
Безвольная кукла валяется на шёлковых простынях, когда-то любимой коробки-кровати, пока воздух уходит из её легких. Сильные мужские руки прижимают её к земле, пока кислорода становится все меньше. Она уже не кричит. Ей все равно. Лишь звон в голове, больше никаких эмоций нет.
Слеза прокатится по фарфоровой щеке, а где-то на кромке подсознания она увидит образ горячо любимой куклы, которая все также продолжит держать свою маску. Девушка улыбнется, чувствуя как жизненные силы уже покинули её тело, но не будет чувствовать ничего. Прям как кукла, которая когда восседала на старом комоде в её комнате, а после была выброшена на помойку её матерью. Тогда единственный лучик света навсегда ушел из её темной комнаты, и именно тогда она поняла, что каждому на неё все равно. Проще было улыбаться, скрывая боль, накопившуюся за долгие годы, что она с успехом делала.
Посмотрев очередной раз на Кайла, она увидела всю ту злость, которую он вместил в её удушье. И вместо того, чтобы умолять её отпустить, что она уже делала, девушка улыбнулась также, как это делала её кукла. Хоть такого румянца у неё и не было, но она продолжала улыбаться своему убийце, чувствуя как все внутри ломает, не оставляя ничего кроме звенящей где-то внутри боли. Глубоко внутри она всегда знала, что является обычным человеком, но для своего же блага она была бесчувственной куклой.
Улыбка так и держалась на её устах, когда сознание покинуло её тело, оставляя лишь тишину, ничего более. Она уже не видела то, как Кайл в ужасе отшатнулся от её тела с несползающей улыбкой, или как Сполдинг предложит закопать её, чтобы другие не отыскали когда-то убитую ведьму. Лишь стенки ада поприветствуют её снова. Место где ей не нужно быть куклой, по крайне мере до того момента, как ей придется вернутся назад.
«Чем человек отличается от куклы? Когда игра заканчивается, его, точно куклу, убирают в коробку.»
Дмитрий Емец. «Таня Гроттер и трон Древнира»
