Перья в крови

      Птица заявляется в кабинет Разумовского на плохо стоящих ногах, в костюме Чумного Доктора и с крыльями в крови. Сережа мирно просматривающий какие-то рабочие бумаги в ужасе на все это смотрит. Он прекрасно знает, что Птица взял его тело, что на самом деле реально здесь оно, а сам он, сидящий за столом, лишь воображение, на самом деле материальное тело сейчас у его второй личности. И его вторая личность умудрился это тело повредить. Когтистые, но оттого не менее изящные, руки Птицы сжимают обивку на диване ощущая, как точно такие же, но без когтей и черноты, руки перебирают окровавленные перья.       — А теперь я жду объяснения — Сергей говорил тоном не терпящим возражений, знает, что тот не сможет причинить ему зла. Птица фыркнул, когда-то он его боялся, а теперь нагло смотрит в янтарные глаза.       — ФСБ, — коротко отвечает пернатый осторожно снимая экипировку Чумного Доктора, — Знали наверняка, что вариантов для следующего поджога немного и подготовились, а вот пойди туда ты, ничего б не было, у тебя-то крыльев нет, — он говорит это абсолютно спокойно, они давно все обсудили, Сережа корпит над «вместе», а Птица жжет богачей.       — Сильно больно? — спустя пару минут спрашивает Разумовский, когда его вторая личность осторожно присаживается рядом.       — Почти нет, — врет он и издает стон боли и удовольствия одновременно, когда рука Сережи чуть сжимает у основания крыльев. Крылья у Птицы чувствительные, это он перед ним храбрится, что не больно, на самом деле наверняка придется наесться обезболов по самое не хочу. — Что за садо-мазо практика?       — Просто убедился, что ты мне соврал, — пожал плечами Сергей и куда более нежно и осторожно пробежался кончиками пальцев по мягким черным перьям чуть выше основания. Он делает это почти невесомо, но Птица жмурится от удовольствия хоть чуть-чуть заглушающего боль. Все три пули выпущенные в него цели не достигли, прошли навылет через крылья, но фсбшники-то крыльев не видели. В ответ он едва ощутимо прикасается покрытой чернотой ладонью к щеке Сережи и тот привычно ластится к прикосновению. Они целуются одновременно нежно и страстно. Язык Птицы сразу оказывается во рту Разумовского. Однако Сережа вскоре отстраняется.       — Нет. У тебя в левом крыле дырка, а в правом две, я обработал, но даже удовлетворительным твое состояние назвать нельзя. Дам тебе обезболивающие и идем спать. — он снова говорил командующим тоном и Птица завороженно за ним наблюдал. Он любил Сергея любым, но таким особенно, властным и безапелляционным. Особо яркая форма нарциссизма? Возможно. Эти двое совершенно разные, хоть когда-то и были одним целым. Больше уже никогда не будут, в прямом смысле слова, конечно, ведь в красивых текстах этой формулировкой описывают еще и секс… Но и этого у них не будет пока крылья не заживут. Они действительно очень, даже слишком, чувствительны, и Сережа обожает пользоваться этим в постели, да и вообще где ему вздумается, а Птице остается удивленно стонать ощущая руки Разумовского в перьях.       — Что ж ты лезешь-то постоянно в самые опасные места? — возмущается Сергей забирая стакан с водой из черных когтей.       — Никто и никогда, не посмеет тебя обидеть, — твердо говорит Птица и в его янтарных глазах полыхает пламя — Я уничтожу каждого, как тех мальчишек двадцать лет назад. Эти мерзавцы отравляют наш город, улыбаются тебе в лицо, а за глаза поливают грязью. Я помню как они пытались отобрать твой бизнес, переманить акционеров, они отвратительны и я сожгу каждого из них. Они поплатятся жизнью за то, что не дают тебе сделать мир лучше.       — Я знаю, спасибо, — Сережа говорит это абсолютно искренне, устраиваясь в кровати под боком у своей второй личности. На самом деле один из них бесплотен и он даже не знает какой, звучит как абсурд. — Я тебя люблю — выдыхает Разумовский в, точно такие же как и у него самого, рыжие волосы.       — Я тоже тебя люблю, — отвечает Птица и осторожно приподнимаясь на локтях, целует его в уголок губ.