Русалочка

      Глядя в её ясные зеленые глаза, мне казалось, что в них заключен целый мир. Будто видела в них поляну мягкой травы с редкими цветками лютиков. Видела яркое солнце и прекрасное небо с облаками в виду забавных животных, на которые можно вечно смотреть, угадывая все новые и новые фигуры. В ее глазах было словно определение самой жизни, такой прекрасной и безграничной. От этих прекрасных глаз невозможно оторваться. Взгляд чуть прикрыт длинными ресницами, выражая понимание абсолюта мира. Для ее совсем юного возраста это выглядит не совсем уместно, но она такая, какой её создала природа, и как сама природа она прекрасна.       — Милая, тебе всё же надо одеваться, ты же всё утро просилась гулять, — устало вздохнула я.       — Ну мама! — просила она, прижимая к себе любимое одеяльце. Перед её детским личиком и глубоким взглядом у меня не оставалось выбора кроме как подчиниться. С её стороны это была манипуляция чистой воды, но очень действенная. Признаться честно, даже мысли делать что-то вопреки ее желаниям не было.       — Хорошо-хорошо! Тогда чем займемся?       — Мультики хочу! Или нет, хочу книжу. Книжку хочу!       Слабо улыбнувшись, я пошла к полке с её любимыми сказками. Я всегда знала, что она просила прочитать ей сказку про русалочку. Других для неё будто не существовало. Сколько бы я не старалась находить новые истории, скупая книги стеллажами, её желание было критичным.       — А потом гулять!       — Обещаешь? — подмигнула я ей.       Она росла такой же домоседкой как и я, предпочитая общество кошки, меня и мультиков. Реже она просилась в гости к бабушке и дедушке. А походы в детский садик были для неё словно путешествие в саму адскую пучину. Сменив несколько садиков, она совершенно не могла найти себе удобное общество, быстро разочаровываясь в других детях и воспитателях, доходило даже до драк. Хотя в последнем садике она пообещала не создавать таких проблем, ощущая, что мне сложно каждый раз менять ей коллектив. Никогда не считала нужным тыкать её или говорить, что мне это приносит какой-то дискомфорт, но она была умнее даже меня порой. Или это та самая связь родителя и ребенка, когда без слов все ясно на уровне чувств и эмоций. Если это было так, то я всё же плохая мать, ведь её понять мне всегда было сложно. Порой она высказывала мысли совсем неуместные по ситуации, но тем не менее вполне объективные.       Такой я её помню. Самой прекрасной девочкой на всём белом свете. Моя единственная и неповторимая дочь.       Её ещё не было на этом свете, когда глядя в зеркало, я перестала видеть себя. На меня смотрел совершенно иной человек. Уставший и озлобленный взгляд пугал меня до глубины души. Я отворачивалась и предпочитала больше не смотреть на это существо, день ото дня чернеющее. «Мерзость» — повторяла я про себя и отворачивалась, обещая себе больше не смотреть на нечто.       Было ли когда-то у вас ощущение, что постепенно тело перестает принадлежать вам?       По ночам, закрывая глаза, я ощущала, что мое тело захватывает злой дух из зеркала и начинает дикую пляску, заставляя на утро тело изнывать от тяжести и боли. Так я со временем перестала вставать с кровати.       Я не помню и половины того, что происходило со мной пока злой дух однажды не отпустил меня, оставив внутри пустоту. Глядя на себя в зеркало, я видела уже не то нечто, я видела себя в его обличии. Слившись душой, телом, разумом с духом, мне стало тошно от одной мысли, что мое существование было предначертано судьбой. Ведь именно так всё и происходит. Наше рождение ведь было задумано кем-то свыше. Кем-то расчетливым и жестоким, не принимающим нас как личностей, а видящих только послушных марионеток, подчиняющихся его воле и замыслу. Голод, нищета, одиночество, болезни и смерть — всё задумано Им одним. И ведь кто-то оправдывает Его, называя ужасы карой, которую заслужили мы за свои грехи.       Много раз я слышала эти сказки о праведности и замысле, что по итогу наши души будут спасены и отправлены в лучшее место. Но они добавляют, что это произойдет только если мы будем послушными овцами, страшащимися блеять на пастуха, безоговорочно следующими за пастушьей собакой.       И веря в это, я должна была принять свои мучения? Моя душа была проклята ещё в момент моего рождения, когда я принесла собственной матери море боли и мучений. А затем своим существованием я ставила крест на всех её начинаниях. Никому не нужна женщина с ребенком, ни работодателям, ни мужчинам. Выживание на алименты и помощь родни так себе затея с самого начала.       Мерзкое дитя, появившееся в худшее время у людей, не готовых стать родителями. Испортила жизни двух людей, у которых вся жизнь была впереди.       Так я думала, сжимая в руке очередную горсть не самых вкусных таблеток. Некоторые капсулы успевали открыться до попадания в желудок, от чего горло очень неприятно жгло. Само моё существование — глупая ошибка, по юной глупости, не решенная. Всего лишь одна процедура и всё, не было бы этой ошибки. Сотни тысяч не были бы потрачены на того, кого не должно было существовать.       Не вышло.       Взглянув вновь на отражение, нечто вновь смотрело на меня, осуждая. Кажется, оно плакало. И от чего же? Возможно, оно испугалось, что вместе со мной оно отправится в преисподнюю.       Совершенно не представляя смысла своего существования, я решила создать этот смысл самой.       Это ужасная ошибка, схожая с той же, что совершили мои родители. Я всегда хотела быть лучше, чем они. Но сделала почти то же самое.       Глядя на ужасное нечто, я обещала, что всё наладится, что скоро всё станет лучше.       Я лишила себя пути назад, пути к очищению своего сознания и абсолютной свободе.       — У Вас будет девочка, — сказала мне приятного вида врач, проводя аппаратом по животу, ещё больше размазывая холодный гель.       Я вздохнула и глянула на свою ещё не рождённую дочь на экране. Что в этот момент чувствуют другие женщины? Радость, умиление или то непередаваемое ощущение счастья? Я ощутила тревогу. Тревогу за её жизнь, за свою, за наше с ней будущее. Чем я думала, когда решила, что ребенок будет лучшим решением моей проблемы? Она ведь совсем ни в чем не виновата. Это моя вина.       — Ну что, мамочка, девочка здоровая, сформирована ровно по сроку, все пальчики на месте. Она будет красавицей.       А если когда она родится, то вместо меня увидит то чудовище, вечно наблюдающее из зазеркалья. Вдруг она испугается. Вдруг я её обижу. Вдруг она вырастет такой же как я. Чем я думала. Тупая. Тупая. Тупая.       — Не переживайте, с ней всё в полном порядке. Сейчас включу звук, и Вы сами услышите её сердечко.       Нет. Не надо. Пожалуйста.       Ритмичный стук раздался по всему кабинету. Размеренный, спокойный. Она будто уже тогда пыталась меня успокоить, дав надежду на наше с ней прекрасное будущее.       Поглаживая живот, я часами сидела на диване, глядя в потолок на солнечные блики, отраженные от окна. Весна дарила прекрасный аромат сирени и мокрого асфальта. Мир был прекрасен. Дитя во мне было прекрасно. Обещая себе не отступать, искать силы и делать всё ради неё, я обнаружила в себе свою собственную мать. Кажется, я поняла, почему она решила меня родить.       Не хочу, чтобы моя дочь стала копией меня. Она будет другой. Не как я или она.       Так и вышло.       В ночь, когда небо озаряли десятки страшных молний, а воздух сотрясался от раскатов грома, на свет родилась Она. Единственная в своем роде. Её взгляд был замылен, а крик столь громкий, что акушерка хихикала, мол вырастет настоящая оперная певица.       Нет, только не оперное пение. Я тоже мечтала петь таким же глубоким голосом, что и те прекрасные птицы, за которыми я наблюдала с экрана телефона, чьи песни слушала, заглушая собственный внутренний голос. Она не должна стать мной. Кем угодно, но не мной.       Абсолютно здоровая девочка. Моя чудесная Алиса. Я так перед ней виновата, дав ей жизнь в этом уродливом и мерзком мире. Простит ли она меня?       С первых секунд с ней я приняла эту жизнь. Теперь пути назад нет. Внутренние демоны могут ликовать, домой они вернутся не скоро.       Сотни видео, рассказывающих о заботе о малышах, десятки книг. Я не мечтала стать лучшей мамой, я просто хотела быть готовой к тому, как это не просто.       Она так часто плакала, что засыпала я лишь на никчёмные часа два в день, в лучшем случае на четыре. Все вокруг обещали, что дальше будет легче. Я лишь тихо подозревала, что просыпаясь, сперва она видела не меня, а того демона, которого я прятала внутри, стараясь сдерживать.       Засыпая, моя милая девочка оставляла меня наедине с кошмаром, которому приходилось заглядывать в лицо. Этот монстр одиночества всегда пугал меня, но теперь больше. Судорожно я брала маленькую ручку в свою и старалась немного уснуть. Тогда я поняла, что Алиса понимает меня даже лучше, чем я сама. Она тихонько сжимала мой палец своей ручкой, напоминая мне, что она рядом. И весь мир отступал на задний план, оставляя меня в мире спокойствия и блаженного сна.       Вместе с ней я заново училась жить. Прогулки с ней, пусть спящей, заставили меня вновь выходить из дома. Мне было страшно, но пока она была рядом, у меня не было и шанса проявить слабость.       Она росла очень быстро, первое неуверенное «Ма», первый шаг, первое падение на ровном месте и слезы истерики скорее не от боли, а от обиды. Это было по истине волшебно, наблюдать за тем, какой она растет. Чуть капризная, любящая манипулировать мной и всей нашей семьей. Но она не была истеричкой, не бросалась в слезы чуть что не так, как она хочет. Её такому просто не научили. Не дали даже шанса быть такой, как большинство детей. Она использовала иные методы, она умела подлизываться и вызывать абсолютное доверия. Правда после каждого такого раза мне было страшно, не облажалась ли я, привив к ней такие черты, а не скажется ли это плохо на её будущем.       Опасаясь за нее, я ловила себя на мысли, что перехожу черту, заковывая её в кокон из моей заботы. Это было мерзко. Будто я боялась её ошибок. Но боялась лишь из собственного эгоизма. Будто если она упадет, то это будет моей виной, если у нее появится синяк или шишка, то это я плохая мать, не уследившая за ребенком. Приходилось силком себя выводить из этого состояния, напоминая, что на ошибках учатся. Если она упала, то не надо бежать и сдувать пылинки, стоит обработать рану и сказать, что стоит быть чуточку внимательнее. Хотя даже разговорами мне было страшно привить ей чувство вины за те или иные поступки.       А она, словно губка, впитывала всё, что я делала или говорила ей.       Истинное лицемерие и мерзость — когда ты перестаешь быть собой даже для одного человека, даже если это человек — вся твоя жизнь.       — Ты не достойна этого, — повторял демон, когда я проходила мимо зеркала.       Стоило малышке на меня посмотреть, мое лицо озаряла улыбка. Я живу ради нее, ради этих ясных глаз. Но стоило ей отвернуться, мой мир тускнел, рассыпался на сотни осколков, а демоны грозно косились, обнажая клыки. Они злились, желая разорвать меня, забрав все мои чувства.       Я берегла единственную каплю рассудка.       — Я с тобой с детства, а ты меняешь меня на ребенка.       — Замолчи.       — В твоей голове мусор. Вернись ко мне.       — Хватит.       — Нам с тобой не нужен никто. Весь огонь, что есть в твоей душе, поглотит тебя, согреет.       Я завесила зеркала в доме.       Он моя веревка с мылом, он моё лезвие в горячей воде, та горсть таблеток, он всегда где-то рядом. Моя муза, мои слезы. Нас разлучит лишь смерть. Лишь так я спасу себя и свою дочь.       Он моя боль, которую стоит выпустить, как она разрушить жизнь всех вокруг. Он разрушит жизнь моей Алисы.       Во сне я видела тот огонь, о котором говорил дух. Он правда согревал. Будто если мы с Алисой окажемся в нем, нам лишь будет лучше.       — Мама, я хочу русалочку.       Она росла быстрее, чем я была готова. Она переставала быть тем чистым листом, который я хотела запомнить любовью и светлыми воспоминаниями. Она начала смотреть на мир иначе, начинала смотреть в пустоту моей души. Её лицо становилось таким серьезным. Полуприкрытые глаза растаптывали меня, уничтожая своей ясностью. Она знала меня как никто, видела насквозь.       — У тебя так много сказок, но ты вечно выбираешь русалочку! Может что-то другое?       — Нет! Русалочку!       — Ладно, — открывая книгу, я устраивалась рядом с ней на диване и открывала книгу. Я уже могла выучить каждое слово в этой сказке, но каждый раз как первый.       Она сняла все покрывала с зеркал. Кричала, чтобы я так не делала. Тогда взглянув в отражение, на её месте я видела саму себя.       Ради неё я снова начала смотреть в глаза демону и слушать его мерзкий речи. Его голос звучал так знакомо и страшно, что я не могла заглушить его даже когда отходила от зеркала. А Алиса лишь смотрела на меня своими прекрасными глазами и улыбалась, сводя с ума.       — Мама, я хочу русалочку!       Русалочка. Опять. История о прекрасной девушке с чудесным голосом, отдавшем ради любви свою душу, в итоге сойдя с ума и став пеной морской. Кажется, именно в этот момент я поняла, почему она вечно просила меня прочитать именно эту сказку. Она просила прочитать не для неё, а хотела, чтобы я увидела в этой чертовой русалочке себя.       Прочитав сказку, она уснула. Я вышла в коридор и взглянула на отражение в нем. Оно молча смотрело на меня своими уставшими глазами. Мерзкие зеленые глаза, с оттенком сумасшествия. Эти родные глаза, преследовавшие меня всю мою жизнь. Пора уже было признать, что этот взгляд — лишь я сама.       И мир потускнел.       Я вышла в зал, где кажется спала моя прекрасная девочка. Но её там не оказалось. И нигде её не было.       Я навсегда запомню эти ясные зеленые глаза демона, пытавшегося подарить мне смысл жизни, пытавшегося бороться со мной и моим отражением. Те прекрасные глаза, таившем в себе зеленые поля с лютиками. Ясное солнце и легкий ветерок. Будто сам Создатель пытался меня спасти, но демон всё же оказался сильнее.       Оказавшись в стаде овец, я набросилась на пастуха и оказалась в острых клыках собаки, карающей непокорных.       Бросившись в пучину боли, я в последний раз услышала плач Алисы. Свой последний плач.       Так и запишут на надгробии.       Алиса.