Rejection — Отторжение.

      — Чонгук, спаси меня... — еле слышно прошептал он.       — От чего, Тэхен? — взяв лицо парня в свои руки, он начал вытирать слезы. — От чего я должен тебя спасти? А?       — От меня... — заикаясь от нахлынувших слез, продолжал Тэхен, — не дай мне остаться одному...       — Хорошо, но не убегай от меня, помоги мне найти нас, — Чонгук опустил свою голову.       — Я не буду, больше не буду бегать, — подобно Чонгуку, он взял его лицо в свои руки, и, смотря друг на друга с глубочайшей теплотой, они наконец смогли увидеть тот самый свет в конце тоннеля.       Тэхен так счастлив быть живым.       Возможно, никто так и не узнает, как сильно парень боялся умереть. Он никогда не хотел стать тем, кто убьёт себя. И в момент, когда он стоял на обрыве той горы, все, чего он хотел, так это чтобы кто-то пришёл и спас его. Когда глотал те таблетки, он надеялся на быструю смерть, и, почувствовав тошноту и нехватку воздуха, он подумал, что вот он — конец. Желая уйти без страха и успокоить себя, он все повторял: «Папа. Мама. Брат. Сестра. Чимин. Хосок. Джин. Чонгук. Намджун. Юнги… Чонгук… Чонгук. Чонгук.»       Пока не отключился, он повторял имена. Никто не поймёт, что Тэхен пережил в ту ночь: он был мертвым и вернулся обратно. Никто не поймет его, никто не узнает, какого это — кричать, чтобы тебя спасли, но не спасёт, ты должен смириться с тем, что это твой конец, и невольно ты вспоминаешь все прелести человеческой жизни.       И если кто скажет, что он не боится смерти, значит, тот не был даже близок к ней, твоё чертово тело начинает быть истеричкой, ты молишься, как умеешь, твой мозг все время пытается тебя спасти и убедить, что нет, ты не умрешь, и в то же время в нём происходит паника, вулкан и разрушение, потому что ненаивная часть мозга все-таки понимает наступление её. И человек поймёт это лишь когда на самом деле предстанет перед ней.       — Обещаю... — произнёс Чонгук, после чего приблизился к Тэхену и, ожидая его ответного приближения, остановился. Ким тут же прильнул к его губам. Разряд тока прошелся по их телам. Поцелуй все ещё был слишком осторожным. Чонгук, возможно, всегда будет бояться реакции Тэхена, и, разорвав поцелуй, он начал целовать его щеки, закрытые глаза, лоб, подбородок. Поцелуи были нежными и короткими, будто он привыкал. Давал привыкнуть ему. Давал привыкнуть себе. Радовал своё тело, свои губы и душу, давая им то, чего они так давно хотели. А хотели они — его.       — Твои губы созданы для поцелуев, — произнёс шепотом Тэхен, улыбаясь.       — А твое лицо создано для моих губ, — Чонгук снова поцеловал его щеку прямо под глазом, где застыла слеза.       — Ты дашь мне шанс? — спросил он. — Я могу быть уверенным, что тебя никто не коснётся?       — Да... — ситуация выбивала Тэхена из колеи. С каждой секундой ему казалось, что он возвращается к жизни. Хоть для его случая и нужно было ещё очень много таких секунд, но начало было положено. Он же точно спасётся? Он ведь не пойдёт в пропасть за Юнги? Он ведь не любит его?       — А может, ты уже покушаешь? Твой желудок буквально кричит на меня, — Чонгук поцеловав лоб Тэхена, с улыбкой взглянул на парня.       — Да, и прости за разбитую тарелку, — Ким почесал затылок.       — Какая разница. Там есть еще, — оба, заулыбавшись, прошли на кухню. …       Эта ночь была бесконечностью для Чимина. Той бесконечностью, которая и вправду является: бес-ко-неч-нос-тью. Он был бесконечно убит, бесконечно влюблён, бесконечно оторван от реальности, и бесконечно возбуждён... Поцелуй Юнги никогда не был для него просто поцелуем, это было чем-то нереальным. Если бы это существовало в реальном мире, то он назвал бы его лекарством для продления жизни. Каждое его касание, поцелуй и секунда, когда его губы находились сплетенными с губами Юнги, были для него самым ценным. Целыми днями и теми минутами, когда он ушёл, когда его нет рядом, Чимин чувствовал смерть внутри себя, он и вправду думал: ещё один час — и погибну.       И вот он тут, трогает его лицо своими тонкими и холодными пальцами, целует. Все, о чем он мечтал и желал, вроде бы тут, но почему-то Чимин не мог отдаться этому полностью.       — Тихо, — шепнул Юнги через поцелуй. — Громко думаешь.       — Не, я не...       — Чего ты?       — Ты... Я нравлюсь тебе? Я и правда нравлюсь тебе?       — Мне обязательно отвечать? — Юнги наклонился и, прищурив глаза, осмотрел его с ног до головы.       Чимин ощутил это, будто тот ножом прошёлся, а не взглядом.       — Кхм, мне... Я долж... — Чимин запинался. Взгляд Юнги заставлял его краснеть, и, резко схватившись за ручку машины, он попытался выйти.       — Не так быстро, — Юнги схватил его за руку, развернув к себе. — Во-первых, двери заперты, во-вторых, садись ко мне на колени, — приказным тоном проговорил он.       — Эм…       — Считаю до двух. Раз. Два.       Чимин развернулся и, неуверенно поднявшись со своего места и держась за спинки кресел, пересел на колени Юнги.       — Хорошо. Мне нравится, вблизи ты лучше, — Юнги зачесал волосы Чимина, нависающего над ним, назад и устроился поудобнее.       — Я люблю, когда ты говоришь, что я красивый, — Чимин пристально взглянул парню в глаза.       — А как же поцелуй? Не любишь, когда я целую тебя?       — Люблю.       — А меня? — Мин пролез рукой под его кофту.       Юнги впервые спросил у него это.       — Прекрати... — Чимин остановил его руку, боясь поддаться искушению.       — Уверен? — он погладил его по спине и медленно прошелся рукой до пояса, заставляя Чимина выгнуться, — кое-что, упирающееся мне в живот, говорит, чтобы я раздел тебя, — произнёс он, посмотрев в его глаза и выгнув бровь.       — Нет. Прекрати, я не хочу... Ты будешь завтра... Другим.       — Хм, точно не хочешь?       — Да.       — Хорошо если не хочешь, мне нравится сопротивление.       Юнги схватил шею Чимина, и, притянув к себе, вовлек его в поцелуй. В слишком резкий, глубокий и страстный. Руки Чимина сжимали спинку за головой Юнги, он хотел дотронуться до него, но что-то его останавливало. Притянув младшего за попу, Юнги буквально впечатал его в себя, не разрывая поцелуй. Из уст Чимина вырвался короткий стон, который сильно отразился на теле Мина.       — Юнги, прошу, — через поцелуй проговорил Чимин.       — Ммм? — он сильнее прижался к нему, все углубляя поцелуй.       — Стой! — Пак разорвав поцелуй, глубоко задышал.       — Мне больно! Хватит быть таким, пожалуйста.       — Каким?       — Грубым и резким. Мне кажется, что ты не дорожишь мной, — Чимин опустил голову.       — Чимин... — с удивлением в глазах, тот поднял на него взгляд, все ещё умирая от того, как его имя звучало из уст Юнги.       — Это наша последняя ночь, — он с нежностью посмотрел на него и погладил по щеке.       — Что? В смысле — последняя ночь? — Он насторожился.       — Я должен держаться от тебя подальше.       — Почему это?       — Нам никогда не быть вместе, никогда не стать никем друг для друга, поэтому… Я бы хотел сполна насладиться тобой сегодня.       — Ты же… Почему? Ведь сам сказал, что я нравлюсь тебе, ты ведь только во всем мне признался. Почему это мы не можем быть вместе!? Мы можем!       — Как?       — Просто, вот так, мы все равно живем вместе, если я буду любить тебя, а ты меня, что в этом плохого? Если ты хочешь, я буду все скрывать.       — Нет. Ты должен быть счастливым.       — Я счастлив, посмотри! — он улыбнулся, а с глаз предательски потекли слезы. — Я очень счастлив, когда ты рядом, даже если ты не обращаешь на меня внимания, прошу... Давай попробуем? — взяв в руки его лицо, он поцеловал щеку Юнги, а после — шею, и, нащупав его руку, сжал ее в своих.       — Прекрати быть жалким, — он оттолкнул младшего.       — Ч-что? Жалким?       — Да.       — Я, блять, люблю тебя.       — Ты не должен!       — Я никому ничего не должен, я впервые даю себе то, чего хочу сам, Юнги, я впервые не притворяюсь сильным и независимым. И наконец позволяю себе право на любовь.       — Грустно, что твой выбор пал на меня. Я ничем не могу тебе помочь.       — Ты прав. Это очень, блять, грустно. — Чимин двинулся, чтобы встать с его колен, но Юнги, придвинув сиденье, ограничил Чимина в действиях, а спина уперлась в руль.       — Ауч! Идиот, — он слегка ударил его в грудь.       — Три, — произнёс старший.       — Что? Блин, Юнги, отодвинь чертово сиденье, моя спина сейчас сломается, —он упирался в лицо парня.       — Три раза. Поцелуй меня три последних раза.       — Нет!       — Тогда ты не выйдешь из машины.       — Это как раз то, чего я хотел.       — Хах... Пользуешься своей внешностью?       — А я могу?       — Определенно, — он ехидно улыбнулся.       — Отвези меня домой и никогда не приближайся, как бы сильно того не хотел, — шепнул Чимин, нагнувшись к его уху.       Юнги резко дернул ручку, отодвинув сиденье обратно. Усмехнувшись, Чимин молча слез с него и, поправив одежду, уселся на своё сиденье. Старший завёл машину и со всей скоростью умчался в направлении общежития.       Все это время они не говорили друг с другом. Чимин ощущал холод, исходящий от Юнги, будто они ехали в разных машинах, с каждым метром все отдаляясь друг от друга. Доехав до общежития, Юнги притормозил, а в машине все повисала тишина.       — Пак, выходи. Чимина будто ударили по лицу. Опять «Пак»? Он снова тот Юнги?       — Юнги, если я сейчас выйду, это станет концом всего, что было между нами.       — Между нами, Пак, ничего не было. И быть не может.       — Когда ты целовал меня, ты не так говорил, — выгнув бровь, сказал Чимин.       — Мне было скучно, а ты под рукой, готовый, хах, на все. Почему бы и нет?       Старший смотрел на дорогу, держась обеими руками за руль, так ни разу и не посмотрел на Чимина.       — Я бы дал тебе шанс посмотреть мне в глаза и сказать это, как мужику, но ты даже этого не стоишь.       Чимин вышел из машины, хлопнув дверью. Юнги уехал, надавив на газ, так, будто за ним гнался кто-то. Он ехал на всей скорости, осознавая, что надо бы остановиться, пока не стало поздно. А другой «он» прямо сейчас нуждался в своём дневнике.