Лучший подарок

      Самый лучший подарок, который Се Лянь мог получить от Хуа Чэна — сам Хуа Чэн. Этот замечательный молодой человек, по воле судьбы оказавшийся одним из тех, кто привлекал к себе больше всего внимания, был поистине неповторимым и бесценным. Очень долго сам Се Лянь размышлял над тем, отчего же ему он достался. За какие такие заслуги? Что он сделал в своей жизни, чтобы получить это заботливо-ласковое «Ваше Высочество» или игриво-влюбленное «Гэгэ»?       Наверное, не будь Се Лянь таким, каким он родился: до одури неловким, но зато талантливым и красивым — возможно, Хуа Чэн и не обратил бы на него никакого внимания. Откуда ему было знать, что нынче «господ-демонов» — как любил называть Хуа Чэна его друг Му Цин — привлекают такие, как он? Несчастные, с протертыми, дырявыми карманами и живущие в общаге? Знай Се Лянь раньше, он бы, наверное, постарался быть богаче, чтобы не вызывать такой жалости по отношению к себе.       Так он думал первое время. Только позже выяснилось, что с Хуа Чэном они были знакомы еще в те далекие времена, когда семья Се Ляня не развалилась, а сам он жил в достатке. Тогда они были совсем детьми, но разница в возрасте была довольно заметной, чтобы сейчас юноша подумывал над тем, что сам он, судя по всему, любит помладше. И пусть Хуа Чэн выглядел старше Се Ляня, в силу, наверное, вовремя взыгравших гормонов и прочего, но факт оставался фактом — у них была разница в несколько лет, из-за чего они никак не могли пересечься в школе или универе. Когда Хуа Чэн только поступил — Се Лянь закончил учиться. К тому же позже так же выяснилось и то, что сам Хуа Чэн тщетно пытался закончить школу раньше, лишь бы угнаться за своим гэгэ, впрочем, вскоре покинувшим город по личным причинам.       Только в прошлом году Се Лянь вернулся сюда, дабы посетить могилы родных. Он так же решил и устроиться здесь же на работу, чтобы скопить немного на поездку в другой город. Он всегда двигался налегке, поэтому перевозить вещи с собой ему не требовалось: все необходимое было у него в сумке.       В этом же городе он сначала пересекся со своими самыми ранними друзьями детства: Му Цином и Фэн Синем. Они играли вместе потому что их матери общались между собой. Детей просто оставляли втроем в комнате, а они занимались чем хотели. Так как Се Лянь был довольно избалованным — он приказывал двум другим детишкам, выставляя все это за игру, а те его слушали, не задавая никаких вопросов. Очень часто в те времена мать Се Ляня, зашедшая проведать детишек, наталкивалась на картину, где ее карапуз господствует над двумя другими. Как бы она ни просила его перестать так баловаться — Се Лянь все равно продолжал.       В старом городе, куда вернулся Се Лянь, Му Цин, наверное, был рад его видеть больше всего, пусть и делал вид, что это совершенно его не волнует. Фэн Синь промолчал, видя, что другому парню эмоции даются туго, и что тот снова закрылся в своей раковине, поэтому сам предложил почаще пересекаться.       Возможно, если бы не это предложение — Се Лянь бы тогда и не встретил Хуа Чэна.       Впервые они встретились еще когда были детьми: мама оставила Се Ляня в магазине с одеждой у прилавка, а сама ушла в примерочную. Заскучав, мальчишка лет десяти стал бродить мимо вешалок, пока не наткнулся на другого мальчика. У него шла из носа кровь, и он рукавом своей кофты стирал ее. Весь его вид говорил о том, что его избили: порванная губа, ссадины по всему лицу, затоптанная одежда и, конечно же, этот кровоточащий нос. Забеспокоившись, мальчишка схватил другого за руку и отвел в уборную, приговаривая, чтобы он смотрел себе под ноги.       В тот раз Се Лянь помог ему вытереть нос, а когда у мальчишки закружилась голова — посадил его себе на колени, сев прямо на пол в уборной. Тогда мальчишка успокаивал ребенка на своих коленях, не подозревая, что тот вовсе не беспокоится ни за испорченную одежду, ни за свое пострадавшее тело.       Так произошло его первое знакомство с Хуа Чэном — с мальчишкой с опухшим после драки лицом.       Они стали неплохо общаться после того случая. Только сам Хуа Чэн знал, что дальнейшие их встречи не были случайностью, как думал всегда сам Се Лянь. Они пересекались только потому что Хуа Чэн следовал за другим юношей, норовясь каждый раз позвать его погулять вместе.       Встреча же после долгой разлуки произошла сама собой. В этот раз ни сам Хуа Чэн, ни уж тем более Се Лянь не могли знать, что они пересекутся.       Они не виделись много лет, Хуа Чэн изменился до неузнаваемости, однако он остался для Му Цина и Фэн Синя тем же замызганным мальчишкой, с которым играл Се Лянь. И когда они заметили его, они не могли не окликнуть его, получив в ответ острый, полный раздражения и ненависти взгляд. Тогда Хуа Чэн напоминал брошенного пса, сорвавшегося с цепи: озлобленного и полного неприязни.       Но едва его взгляд остановился на Се Ляне — почти не изменившемся с того дня, когда Хуа Чэн пытался поступить туда же, куда и он — его лицо перестало выражать что-либо помимо шока.       Сам Се Лянь не узнал его. Он не знал, кем был тот молодой человек, которого обзывали «Ублюдком» и «Уродом», что было совершенно не так. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что этот юноша в красном пальто никак не может быть уродом.       В тот раз Фэн Синь и Му Цин предприняли попытку увести Се Ляня, но тот, пожурив их за необоснованные оскорбления, сам подошел к Хуа Чэну и извинился от их лица.       Стоя, согнутым в спине, с отросшими волосами, небрежно собранными в пучок и в растянутом бежевом свитере, Се Лянь не знал, как обращаться к человеку, который, казалось, по статусу был куда выше него самого.       Он так же и не знал, какое выражение приняло тогда лицо юноши. Однако когда он наконец нашел в себе силы выпрямиться и взглянуть на чужое лицо, он пришел в замешательство. Оно казалось знакомым и вместе с тем таким чужим, из-за чего Се Лянь даже нахмурился, силясь понять, встречались ли они раньше.       Тогда он еще понятия не имел, что на следующий же день, оправившись от шока, Хуа Чэн придет на порог его общежития с порванной губой, мокрым из-за дождя на улице, и с взглядом побитого щенка.       Се Лянь в тот же самый вечер предложил помощь, ловя непонимающие взгляды своих сожителей. Те, впрочем, вскоре испарились. Когда юноша уже заканчивал с поиском полотенец и чистой сменной одежды — в комнатах не было ни души.       Так же Се Лянь не мог знать и того, что сейчас, когда с момента той их случайной встречи прошло больше полугода и два месяца с начала их отношений, Хуа Чэн предложит ему съехаться.       И ладно бы это, но беда была в том, что он еще и подарил ему машину на следующее же утро после переезда.       У Се Ляня не было прав. Наверное, стоило начать с этого.       Второй причиной шока была, конечно же, сумма, которую Хуа Чэн вложил в автомобиль.       Имея при себе только свои скромные пожитки и не менее скромную зарплату, Се Лянь бы в жизни не смог позволить себе нечто подобное. Даже продай он все, что имел сейчас (за исключением, конечно, самого подаренного автомобиля) — он бы не смог купить машину.       Хуа Чэн не слушал его, когда дело касалось подарков. Нет, точнее, он слушал, но никогда не выполнял.       Это как в далеком их прошлом, когда Хуа Чэн имел при себе совсем немного денег, и потратил их все, чтобы купить мороженое для Се Ляня. А потом оставался голодным несколько дней.       Хуа Чэн был владельцем одной из компаний индустрии игр. Можно сказать, он был ее основателем, из-за чего, конечно же, у него имелось при себе достаточно средств, чтобы выкупить любой дом, на который указала бы рука его возлюбленного.       Се Лянь не любил сорить деньгами. С тех самых пор, когда он стал жить с Хуа Чэном, он стал еще бережнее расходовать свои запасы, чтобы в дальнейшем будущем накопить на его день рождения. — Сань Лан, это… Дорого, — наконец смог вымолвить юноша, отойдя от шока. Он смотрел на белую аккуратную машину, совсем новенькую, почти сияющую. — Все что угодно для гэгэ.       Юноша не знал, что ему делать. Схватиться за голову и рассмеяться от абсурдности ситуации? А ведь сейчас был даже не его день рождения! — Сань Лан, пожалуйста… Верни ее. У меня нет прав, и я привык к общественному транспорту. — Гэгэ не должен ехать там, — брови юноши сошлись на переносице. Они с Се Лянем стояли на улице у стоянки. Квартира Хуа Чэна была почти в центре города, и это было далековато от места работы Се Ляня. Возможно, именно это послужило причиной. — Я прошу, верни ее. Это очень дорого. — Я могу позволить, — Хуа Чэн, казалось, действительно уже был готов пойти на попятную.       И правда, не слишком ли дорогой подарок, когда они встречаются всего два месяца?       Он поторопился?       Возможно ли, что он от радости так забылся, что просто стал поступать наперекор здравому смыслу? — Сань Лан, у меня нет времени получать права. К тому же…       Юноша помотал головой. Он не был готов сесть за руль. Хуа Чэн вздрогнул. Се Лянь вообще избегал транспорта по возможности. И в машину к нему он залезал неохотно, словно бы боялся чего-то. Чаще же просто предлагал пройтись пешком. Хуа Чэн раньше никогда не задумывался над причинами. Забывшись в своем счастье, он, вероятно, совсем позабыл о том, что могло бы послужить причиной отказа. — Я не люблю машины. Дело не в том, что мне не нравится марка, нет, просто… Автобусы, поезда, самолеты… Даже такси — это все опасно.       Се Лянь объяснял скомкано, но Хуа Чэн уловил тень страха в его словах. Он словно бы не решался рассказать что-то, пусть и понимал, что за это его осуждать не станут. — Если гэгэ не хочет — я верну ее. — Спасибо.       Се Лянь наконец смог выдохнуть. Он прикрыл глаза и немного расслабился, после чего ощутил, что его заключили в объятия. Руки Хуа Чэна мягко сомкнулись на талии, и юноша почувствовал себя немного странно, но все равно уткнулся носом в ворот чужого пальто. Ранняя весна все еще была довольно холодной, из-за чего он и Хуа Чэн были в верхней одежде. Се Лянь даже отдал юноше свой шарф, побоявшись за его здоровье. За свое он не беспокоился: на нем был свитер с высоким горлом, а шарф был просто потому что Се Лянь любил утыкаться в шерсть носом. — Сань Лан, не хочешь вернуться домой? На улице холодно. — Гэгэ замерз? — Нет, но вот ты вышел чуть ли не в пижаме, — пожаловался юноша, ткнув другого в бок. — Так торопился, что даже толком не оделся — только пальто накинул. А волосы? Такие красивые, а не расчесался, — продолжал Се Лянь, запуская пальцы в чужие, растрепанные волосы. Не похоже, чтобы до этого момента Хуа Чэна вообще заботил его внешний вид. Смутившись, он отвел взгляд, желая отстраниться и вернуться, но Се Лянь обнял его за шею и оставил мягкий поцелуй в уголке губ. — Но все равно Сань Лан красивый.       Хуа Чэн все еще хорошо помнил, что в молодости его дразнили из-за его внешности, и что после он и вовсе потерял один глаз, на месте которого сейчас была повязка. Он так и не поставил искусственный, хотя мог позволить его себе. Возможно, он просто желал оставить при себе напоминание, подтверждение чужим словам.       Но почему-то в такие моменты он совершенно забывал о них. — Самый лучший. Что ты только нашел в таком как я? — Се Лянь печально улыбнулся, положив голову на чужую грудь. Он все еще обнимал младшего за шею, но теперь вслушивался в ритм биения чужого сердца. — Без денег, жил в общежитии, а теперь и вовсе у тебя на шее.       Хуа Чэн бы сказал, что это потому что Се Лянь прекрасен таким, какой он есть. Он был добрым, пусть немного высокомерным, когда был совсем маленьким, и сейчас он совершенно не изменился. До сих пор Се Лянь смотрел не на то, как человек выглядит, не на его кошелек, а в его душу. И от этого порой Хуа Чэну становилось не по себе. Казалось, Се Лянь видел его насквозь, но не замечал очевидной истины. — Я люблю гэгэ, разве нужны другие причины? — Неужели влюбился с того самого дня, когда я помог тебе остановить кровь из носа? — Се Лянь рассмеялся и отстранился. Юноша отправился в сторону нужного подъезда, пока Хуа Чэн смотрел ему вслед.       «С того самого дня мое сердце бьется только для тебя», — Хуа Чэн мягко улыбнулся, делая шаг в сторону Се Ляня. Домашние тапочки шаркнули, и старший обернулся, надувшись, когда заметил, что Хуа Чэн еще и кашляет. — Я говорил тебе одеться! — возмущался принц. Он стянул пальто с себя и набросил на чужое. Хуа Чэн тут же хотел заупрямиться, но его раньше схватили за руку и затащили в подъезд. — Ваше Высочество, не торопитесь, — юноша пытался угнаться за Се Лянем, но тот все быстрее поднимался по лестнице.       Казалось, у них был лифт, а подниматься нужно на пятнадцатый этаж — так почему бы не воспользоваться?       Но Се Лянь отчего-то боялся замкнутых пространств. Узкие коридоры, маленькие ванные, кабины лифта или же машина — все это приводило юношу в ужас. И он не мог никак найти сил побороть эти страхи, поэтому шел по пути меньшего сопротивления: просто поднимался по лестнице, если ему нужно было наверх; шел пешком, если ему нужно было пойти куда-то далеко; избегал коридоров и узких помещений, а если таковые попадались — пробегал их как можно скорее.       Сам Се Лянь умалчивал о своей очевидной фобии. Возможно, она наступила после аварии, когда один его родитель погиб. Тогда он еще не мог знать, что его мать от горя решит отправиться следом.       В те дни, смотря на закрытый гроб, он не мог перестать думать, что внутри нет ничего. Машину перевернуло, отец вылетел за разбитое стекло, и его тело не было найдено. Казалось, что-то утащило его, из-за чего юноша долго не мог спать, боясь сомкнуть глаза. Едва он делал это — его взору предстоял беловолосый демон, пожирающий останки родителя.       После, Се Лянь думал: «Каково это, когда тебя оставляют в таком узком пространстве? Если бы отец был там — каково бы это было?». Он залез в тот пустой гроб, и его не сразу хватились, едва не закопав живьем.       Се Лянь никогда никому не говорил об этом.       Во-первых, это было глупо: он буквально сам себя едва не прикончил. Во-вторых, это все еще было его самой глубокой травмой. Порой он видел один и тот же кошмар, где машина с ним и его родными переворачивается, и что-то утаскивает тело его отца. А потом он видит, как горюет его мать, после, вешаясь в одной из комнат их квартиры. Этот кошмар был так же одной из причин, по которой, просыпаясь посреди ночи, он еще до утра не мог заснуть, пытаясь побороть мороз по коже и свое болезненное, почти предобморочное состояние.       Какой смысл был рассказывать это сейчас? Прошло столько лет, и пусть этот страх остался глубоко в его сердце — он не желал делиться им ни с кем. К тому же, он давно пережил те пугающие моменты. Не было причин для волнения.       Лестница казалась бесконечной. Хуа Чэну с его спортивным телосложением этого было не понять. Уже через десяток пролетов он нес Се Ляня на руках, прося его в следующий раз воспользоваться лифтом, а не устраивать марафоны средь бела дня. Юноша на это лишь рассеянно кивал, не собираясь на деле даже близко подходить к этой адской машине для перевозки. — Гэгэ, ты ничего не забыл? — принюхавшись, поинтересовался Хуа Чэн. Они к этому моменту уже зашли в квартиру, и юноша отчетливо уловил запах гари.       Едва этот вопрос был озвучен — Се Лянь вырвался из его рук и побежал на кухню. — Гэгэ? Что случилось? Ты хотел что-то пригото-       Хуа Чэн замер в нерешительности на кухне. На плите была сковородка, а на ней были, судя по всему, котлеты. Угольки едва ли напоминали их, однако Хуа Чэн точно знал содержимое своего холодильника, как и то, что он лично купил Се Ляню пачку рыбных котлет. Юноша так загорелся идеей сделать их, что Хуа Чэн не мог отказать, поэтому купил на всякий случай две пачки, если первая партия получится неудачной. Он как в воду глядел: Его Высочество растерянно, почти со слезами на глазах созерцал безнадежно испорченные полуфабрикаты.       Отчасти это была вина самого Хуа Чэна: он сам с утра пораньше позвал Се Ляня во двор, убедив, что дело не займет больше нескольких минут. Юноша, естественно, поторопился и забыл выключить плиту, из-за чего едва не устроил пожар в чужой квартире. — Гэгэ, я могу тебе помочь? Смотри, здесь есть еще, — Хуа Чэн прошел к холодильнику и извлек пачку с рыбными котлетами. Се Лянь шмыгнул носом, но кивнул. Он отправился отмывать сковородку, перед этим выкинув угольки в мусорку. Один он все же хотел попробовать, поэтому оставил на тумбочке, однако пока он мыл сковородку — тот исчез.       Только через секунду Се Лянь осознал, куда именно пропало то, что едва ли можно было назвать котлетой.       Хруст раздался от Хуа Чэна. Тот даже сам невольно вздрогнул, когда уголек в его рту захрустел подобно черствому куску хлеба. Хотя тот, скорее, больше напоминал обыкновенный сухарь. — Сань Лан, выплюнь! У тебя живот болеть будет! — Се Лянь оставил чистую сковороду на плите, а сам спешно прошел к Хуа Чэну, но пока он возился — юноша уже все проглотил. — Сань Лан, тебе плохо будет. Заболеешь… Мало того, что на улицу в пижаме идешь, так еще и ешь всякое…       Юноша обреченно простонал. Он забрал пакет с котлетами из чужих рук и стал возиться уже с ними.       Хуа Чэн любил в Се Ляне все: его милый румянец после того, как Хуа Чэн сделал ему комплимент; его шумное и сбитое дыхание после поцелуев и даже его смертельную стряпню. Казалось, Се Лянь был красив и талантлив, однако отчего-то его готовка ужасала с каждым днем все больше. Именно поэтому готовить котлеты для принца взялся сам Хуа Чэн. Он бы, конечно, хотел отгородить Се Ляня от вредной пищи, но тот явно не был готов ежедневно есть в дорогих ресторанах, вместо этого предпочитая домашнюю кухню. Хуа Чэну бы пальцев не хватило сосчитать, сколько раз Се Лянь за неделю ел лапшу. А тот заверял, что привык. Именно поэтому Хуа Чэн тоже ел с ним то же самое, пока Се Лянь не понял, что лучше избегать потребления в пищу всякой гадости, иначе его дорогой человек мог пострадать от болей в желудке.       В прошлом месяце Хуа Чэн пришел в общежитие к Се Ляню и наелся вместе с ним лапши, запив это добро энергетиками. Его организм, привыкший к более-менее здоровой пище, естественно, взбунтовался, и ему стало плохо. Се Лянь еще долго извинялся, сидя у больничной койки рядом с ним практически не вставая.       Раньше Хуа Чэн ел вещи и пострашнее. Но это было так давно, что теперь его желудок был просто не готов возвращаться к той еде, которую так грех было называть.       Готовые котлеты Се Лянь жевал как есть: держа между пальцев, он откусывал кусок за куском, выглядя при этом таким счастливым, что Хуа Чэн не мог этому не поразиться. Его желудок напомнил о себе уколом — готовка Его Высочества явно не пришлась тому по вкусу. Как и эти рыбные котлеты, потому что обычно Хуа Чэн не питался чем-то подобным. Он вообще избегал употреблять в пищу несвежие, замороженные продукты. Но теперь он не только просто пробовал это — он и совершенно спокойно это ел.       Расслышав урчание чужого желудка, Се Лянь замер. Он виновато уставился на юношу. — Тебе нельзя это. — Можно. Все что готовит гэгэ — вкусно. А значит можно. — Сань Лан, ты не можешь есть такое, — Се Лянь перехватил чужое запястье, не дав Хуа Чэну сделать еще один укус. Он сам в пару укусов доел котлету юноши и облизал чужие пальцы, после чего довольно выдохнул.       Хуа Чэн замер, в нерешительности глядя на облизывающего губы Се Ляня. Тот же, посчитав, что его работа на этом закончена, зевнул и потянулся. — Сань Лан, тебе нужно выпить лекарство, иначе может стать хуже, — наконец вспомнил юноша. Он поспешил в другую комнату и вернулся с уже знакомыми таблетками. В последнее время Хуа Чэн все чаще пил их из-за того, что ел то же, что и Се Лянь. Ну, или пытался есть. В этот раз он не съел даже половины: его возлюбленный не дал ему этого сделать. — Гэгэ оставил меня без завтрака, — пожаловался юноша. Он не спешил пить лекарство и только смотрел на заботливо подготовленный стакан с водой и таблетку в ладони Се Ляня. — Лекарство горькое, я не хочу его пить, — капризничал Хуа Чэн. Юноша напротив не знал, плакать ему или смеяться: перед ним был человек, владеющий целой компанией, способный одним ударом выбить человеку челюсть, и он же жаловался на то, что таблетка была горькой, хотя это было совершенно не так. К тому же от Хуа Чэна требовалось лишь проглотить ее. — Сань Лан, — беспомощно воззвал Се Лянь, возможно, к высшим силам: он понятия не имел, как уговаривать этого вечного ребенка. — Выпей, пожалуйста. — Тогда гэгэ пообещает мне кое-что? — Что угодно, — не подумав, бросил Се Лянь. Он правда был готов дать этому юноше что угодно, лишь бы тот угомонился и прислушался к нему. — Тогда как насчет того, чтобы спать вместе? Гэгэ, диван — не очень подходящее место для сна. — Он мягкий, — попытался возразить юноша, но все равно протянул ладонь в сторону Хуа Чэна. — Если Сань Лан хочет — буду ночевать с ним рядом.       Тогда Хуа Чэн перехватил чужую руку и слизал таблетку. Он проглотил ее, даже не нуждаясь в воде, и Се Лянь лишний раз убедился в том, что этот юноша очень любит использовать по отношению к нему различные уловки, заранее зная, что он не сможет отказаться. — Сань Лан, — надув губы, позвал Се Лянь. Он обхватил ладонями чужое лицо. — Как насчет того, чтобы извиниться? Ты врал. Лекарство совсем не горькое. — Оно горькое, — тут же возразил юноша. — И не такое сладкое как губы гэгэ.       Щеки Се Ляня покраснели, и как бы он не пытался придать своему лицу невозмутимость — всякий раз проваливался. Он был вынужден закрыть глаза, чтобы не видеть довольной улыбки юноши. Очевидно, его забавляла такая реакция. — Сань Лан очень любит гэгэ, — Хуа Чэн немного наклонился, после чего оставил мягкий поцелуй на чужой щеке. — Гэгэ тоже, — Се Лянь улыбнулся и протянул одну руку, чтобы коснуться правой щеки юноши, поддев пальцами повязку. Тот почти сразу отстранился и кашлянул в кулак. — Пойду полежу, живот болит. — Врушка, — фыркнул Се Лянь, смотря на спину поспешившего уйти Хуа Чэна. Тот всегда сбегал, едва он пытался взглянуть на то, что было у другого под повязкой. Юноша видел его раньше, и он хорошо помнил, что глаз, который Хуа Чэн потерял, был красным. Тогда сам Се Лянь удивился, но сейчас он не мог не испытывать некоторой обиды на тех, из-за кого Хуа Чэн лишился его.       Се Лянь еще немного постоял на кухне, после чего, прихватив с собой пару шоколадных конфет, отправился в комнату к Хуа Чэну. Юноша обнаружился отдыхающим на постели. Он смотрел в одну точку и обратил внимание на Се Ляня только тогда, когда постель прогнулась под его весом. — Гэгэ? — Хочешь? — юноша улыбнулся, показывая упаковку с шоколадной конфетой. Сам он так и не открыл вторую, вместо этого отложив ее в сторону. Когда Хуа Чэн мотнул головой — он сам закинул ее себе в рот. — Разве гэгэ не голоден? Он может заказать что угодно, — завтрак несколькими рыбными котлетами не казался Хуа Чэну достаточно сытным, но не похоже, чтобы юноша страдал от голода.       Се Ляню было неудобно говорить с конфетой, поэтому он только помотал головой. Он не хотел есть, да и к тому же те две котлеты еще долго не будут выходить у него из головы. Они оказались на удивление вкусными.       Юноша позволил себе съесть и вторую конфету, но когда он увидел, каким взглядом ее проводил Хуа Чэн, то просто наклонился, чтобы передать шоколад через поцелуй. Сань Лан еще какое-то время лежал, боясь пошевелиться, но все равно съел конфету, обдумывая, стоило ли ему всегда просить так конфеты с Его Высочества. — Сань Лану нужно отдыхать. А, Му Цин завтра звал меня погулять, так что я буду чуть позднее обычного, ладно?       Хуа Чэн не любил Му Цина, и тот, видно, тоже не любил его, однако один из них был возлюбленным Се Ляня, а другой приходился ему другом, поэтому они были вынуждены терпеть друг друга в присутствии самого Се Ляня. После того раза, когда Му Цин оскорбил Хуа Чэна, он больше публично не высказывался в его адрес. Фэн Синь тоже держал язык за зубами, но посылал колкие взгляды в адрес Хуа Чэна за спиной Се Ляня.       Хуа Чэн не желал ограничивать возлюбленного в общении со старыми друзьями, даже если ему самому они по душе не приходились. Он только кивнул, позволяя Се Ляню сохранить эту тишину и улечься рядом, под боком.

***

      Для Се Ляня выпивка была, наверное, самой странной вещью. Он не понимал ее смысла, как и не понимал, почему люди якобы глушат в ней свое горе.       Му Цин пригласил Се Ляня в клуб, а такие места Его Высочество предпочитал обходить стороной. Но выбора не осталось: Му Цин давно не виделся с Се Лянем, да и к тому же туда же должен был подойти Фэн Синь.       Именно поэтому теперь юноша сидел в стороне, попивая сок, просто потому что от алкоголя он настойчиво отказывался до самого конца, пока Му Цин не фыркнул и не ушел куда-то с Фэн Синем, бросив Его Высочество за столиком.       На самом деле Се Лянь мог очень хорошо видеть своих друзей. Они, кажется, обсуждали что-то, при этом танцуя под громкую музыку.       Се Лянь думал. Он все больше хотел попробовать один из коктейлей, но все никак не решался прикоснуться к бокалам, потому что денег у него с собой было не так много. Он вообще рассчитывал на тихую прогулку по городу, будем честны. Но вышло так, что его друзья куда больше любили шумные места. И привели его именно сюда.       На Се Ляня уже больше часа кто-то нагло пялился. Сначала это был просто любопытный взгляд, однако теперь юноше казалось, что его, изучив вдоль и попрек, хотели отсюда выволочь и там переговорить. Ощущение неприятное — осадок оставался, кажется, даже на кончике языка, отдавая нервозностью и подсознательным страхом, ведь трезвых людей здесь маловато. Мало ли что с ним мог сделать пьяный человек?       «Позвонить Сань Лану? Уже достаточно поздно, я мог бы попросить забрать меня», — размышлял юноша, потягивая из трубочки апельсиновый сок. Он все смотрел на движения двух своих друзей, и поражался тому, что за столько лет они смогли стать такими.       Му Цин вытянулся, но все же оставался пониже Фэн Синя. Последний стал широким в плечах, и в физической силе, казалось, мог превзойти даже Се Ляня, вечно таскающего всякие тяжести. Му Цин в сравнении с ним был… Изящным? Се Лянь тоже был довольно стройным и подтянутым благодаря своей привычке ходить пешком где бы то ни было, пусть и питался он всякой дрянью.       «Не хочу его беспокоить. Сам ушел — сам вернусь», — наконец заключил юноша, кивнув своим мыслям. Он встал с места, чтобы немного поговорить с друзьями, но его словно ветром снесло в этот момент — кто-то старательно утянул его в сторону и поставил напротив. — Ваше Высочество! — почти насмешливо донесся тонкий голос до уха юноши. — Ши Цинсюань, что ты… Почему ты здесь?       Этот юноша напротив него любил тусовки, так почему Се Лянь вообще спрашивал? Поняв свою ошибку, он все равно дожидался очевидного ответа. В следующее мгновение до него донеслось «Где музыка — там и я!», после чего его затащили за собой в толпу.       Цинсюань когда-то учился вместе с Се Лянем, они виделись на некоторых парах, когда их группы пересекались. Они оба почти не изменились с тех времен, поэтому узнать друг друга, в отличие от случая с Хуа Чэном, у них вышло почти сразу. Се Лянь тогда только растерянно хлопал глазами, не понимая, как так вышло, что его друзья стали состоятельными, а он все еще перемещался с места на место, имея при себе прожиточный минимум. Он не завидовал, но все же чувствовал, что что-то в его жизни было определенно не так.       Цинсюань так же прекрасно знал и о том, что Се Лянь был в отношениях с Хуа Чэном. Честно говоря, он был первым, кто об этом узнал, когда забежал в общежитие к другу, чтобы позвать его с собой, но обнаружил Се Ляня прижатым к постели и неспособным даже слово сказать. Тогда Ши очень пожалел, что сказал в тот раз «Да это же Хуа Чэн!», прервав того от поцелуев с возлюбленным. В тот раз юноша превратился в демона, разве что рогов у него не было, которыми он бы с радостью проткнул несчастного дизайнера одежды. Хуа Чэн и по сей день косился на него единственным глазом, высказывая всевозможную неприязнь.       Собственно, именно из-за того, что Цинсюань когда-то услышал, как Хуа Чэн зовет Се Ляня «Ваше Высочество», он стал делать так же. Просто потому что Се Лянь в самом деле больше смахивал на принца, пусть и одет всегда был так себе.       Модная катастрофа. Только в его случае, наверное, бедная. — Хэ Сюань тоже здесь? — Да, он со мной. Думаю, он пошел топиться в алкоголе у барной стойки, — Цинсюань улыбнулся и повел юношу за собой. Се Лянь бросил обреченный взгляд в сторону стойки. Хэ Сюань действительно был там со стаканом виски. Заметив, что Его Высочество смотрит, он только взял телефон в руку, не отрывая губ от стакана, и начал что-то печатать.       «Мне кажется, или он пишет Сань Лану?» — Се Лянь не мог похвастаться пониманием некоторых ситуаций, но в данной он был уверен. Цинсюань гордо протянул ему бокал с коктейлем. — За мой счет! Ваше Высочество, Вы должны расслабиться!       Се Лянь сомневался, что это его расслабит. Он смотрел на то, как красиво в свете разноцветных ламп переливается жидкость, и не мог оторвать взгляда от бокала, пока у его уха не раздалось пронзительное «Пей!». Естественно, чисто механически юноша осушил содержимое бокала залпом.       Горло обожгло, почти сразу ударило в голову, и юноша немного покачнулся, но его тут же поддержали. Цинсюань захохотал и похлопал Се Ляня по спине. — Отлично-отлично! А теперь пошли танцевать!       Се Лянь не танцевал со старшей школы. Последний раз это случилось на выпускном и тогда, кажется, ему в пару поставили какую-то миловидную девушку. Отчего-то юноша не переставал ощущать в тот момент на себе пронзительный взгляд.       Хуа Чэн в тот день сбежал из своей школы, чтобы взглянуть на то, с кем Се Лянь будет танцевать. Они пересеклись позже. В те дни у Хуа Чэна уже не было глаза, ну или он просто держал его перемотанным по иным причинам, однако факт оставался фактом: мальчишка выглядел, мягко говоря, паршиво из-за своей болезненной внешности и перемотанного глаза.       В тот день Се Лянь сам предложил Хуа Чэну потанцевать вдвоем. Он посмеялся по поводу того, что его поставили в пару с девушкой, которая хотела танцевать с кем-то другим, после чего действительно повел маленького мальчика за собой. Они учились в разных местах, удивительно, что Его Высочество тогда не задумался над тем, почему Хуа Чэн появился там.       Сейчас, вспоминая тот случай, юноша не мог не улыбаться. Однако в этот раз в паре у него был Цинсюань. И он явно не собирался танцевать вальс или нечто подобное. Да и сам Се Лянь уже давно не танцевал: он забыл все движения. — Послушай, мне уже, наверное, стоит уходить, — предприняв безуспешную попытку побега, Се Лянь заранее знал, что Цинсюань его так просто не отпустит. Юноша вцепился в него и проорал на ухо «Танцуй!», после чего сам начал двигаться.       В этот раз на помощь подоспел Хэ Сюань. Он был одним из подчиненных Хуа Чэна, не было ничего удивительного, что он хотел помочь Се Ляню. Очевидно, за такой поступок ему могли хотя бы премию выделить.       Се Лянь же заранее знал: зря надеется. Хуа Чэн платит всем фиксированно. Столько, сколько нужно.       Подвыпивший, Се Лянь выбрался из толпы. Он с горем пополам добрался до своего столика и осел на диванчик, закрыв глаза. Юноша надеялся, что алкоголь выветрится сам собой, но ясность ума никак не возвращалась. Стоило ли ему пойти проветриться? — Гэгэ, — голос донесся совсем близко. Се Лянь вздрогнул и повернул голову в сторону говорившего, взглядом столкнувшись с юношей в алом пальто. Один его глаз был прикрыт длинными волосами, и Се Лянь протянул руку, чтобы убрать их в сторону, открыв вид на черную повязку. — Пойдем домой? — Да, хорошо.       Хуа Чэн приехал на машине, однако обратно он шел пешком, предварительно всучив ключи Хэ Сюаню. Тот должен был вернуть машину на стоянку. Хэ Сюань только бросил раздраженный взгляд в спину Хуа Чэна, фыркнул, и стал слушать нескончаемую болтовню Цинсюаня.       Се Лянь слегка покачивался, шагая вперед. Поддерживаемый за плечи, он прикрыл глаза. В тот самый момент, когда он перестал смотреть под ноги — он споткнулся, однако упасть ему так и не дали. — Гэгэ, ты выпил? — Немного, — признался юноша. Он даже не знал, какого градуса было то, что ему подсунули, однако оно все еще заставляло его голову нещадно болеть и мешало переваривать поступающую информацию.       Хуа Чэн подхватил юношу на руки. Тот не сразу понял, куда делась опора из-под его ног, поэтому заторможенно уставился на землю перед собой. Мыслительный процесс давался настолько туго, что он просто решил не утруждать себя этим, заснув прямо на руках Хуа Чэна.

***

      Когда Се Лянь проснулся — было уже утро. Хуа Чэн лежал совсем рядом, обнимая его и прижимая к себе. В тот самый момент, когда Его Высочество завозился — глаз юноши открылся и он ослабил хватку. — Хочешь есть? Голова болит? — голос Хуа Чэна был тише обычного. Казалось, он говорил шепотом, чтобы не вызвать лишней головной боли.       Тогда Се Лянь нахмурился. Он все еще туго соображал, что случилось прошлым вечером. Он хорошо помнил только то, что очень долго говорил с Му Цином, потом встретился с Фэн Синем, а после — сидел и пил сок на диванчиках. Кажется, потом его поймал Цинсюань, всучил ему бокал, а дальше — пусто. Словно бы кусок вечера попросту вырвали из памяти. — Что случилось вчера? — голос юноши засипел. Он прочистил горло, и ему тут же протянули стакан с водой, видимо, подготовленный с прошлой ночи. — Я забрал тебя, — спокойно ответил юноша.       Тогда Се Лянь наконец взглянул на него и обнаружил, что Хуа Чэн был одет в рубашку и брюки. — Почему ты спал… в этом? — Гэгэ так сильно не хотел отпускать меня, что у меня не было выбора. Я ушел за водой, но когда вернулся, то ты не отпустил меня. — Сань Лан, — щеки юноши вспыхнули, он, схватив стакан с водой, почти мгновенно осушил его. Только после этого он смог хоть немного совладать со стыдом. — Я никогда не пил. Я говорил что-нибудь… странное?       Хуа Чэн нахмурился. Он покачал головой. — Только просил, чтобы я не уходил.       Се Лянь облегченно выдохнул. Он поставил стакан на тумбочку и откинулся на кровати, закрыв глаза. — Мне подготовить ванну для гэгэ? — Я сам. Сань Лан, мои руки и ноги все еще на месте, — юноша тихо рассмеялся. Он наконец встал с места и отправился в ванную комнату. Ему действительно нужно было умыться и привести себя в порядок. К тому же прошлым вечером было душно. Удивительно, что даже пьяным он не заставил себя пойти и помыться.       Хуа Чэн проводил его взглядом. Он потер переносицу, вспоминая почти что мольбу Се Ляня не уходить от него так, как это сделали все его родные. Честно говоря, вчера это так сильно напугало его, что он даже сдвинуться с места не мог. В еще больший шок он пришел когда Се Лянь расплакался в тот момент, когда он попытался пойти к шкафу и переодеться. Мало того, что юноша вцепился в него всеми конечностями, он еще и не мог очень долго успокоиться. До тех самых пор, пока Хуа Чэн не смог заверить его в том, что уходить он никуда не собирается. — Сань Лан! — крик донесся из ванной. Подумав, что что-то случилось, юноша поспешил в комнату. В тот самый момент, когда дверь открылась, Хуа Чэн замер. Он смотрел на Се Ляня, одетого в тонкий махровый халат. Юноша стоял у ванны, рассматривая различные флакончики с шампунями и гели. — Я могу взять что-нибудь из этого? — Все, что угодно, — обычно смертельно бледное лицо юноши порозовело. Он отвел взгляд и повернулся боком, попытавшись больше не смотреть в сторону Се Ляня. Однако он все равно вернул взгляд и больше оторвать его не мог. — Ты ведь этим пользуешься? Он вкусно пахнет, — открыв один из флаконов, поинтересовался Се Лянь. Он обернулся, чтобы показать флакон Хуа Чэну, но когда заметил его покрасневшее лицо, забеспокоился. — В чем дело? Ты простыл? — юноша уже сделал шаг в сторону другого, но тот замотал головой. — Все в порядке. Я пойду, сделаю завтрак.       Хуа Чэн исчез так быстро, что Се Лянь не успел даже протянуть руки в его сторону. Юноша растерянно смотрел на закрытую дверь и тихо вздохнул, переведя взгляд на флакон в руках. — Он действительно вкусно пахнет, — обреченно вздохнув, Се Лянь поставил флакон на место, после чего стал настраивать воду.       Успокоить бешено колотящееся сердце было сложно. Когда Хуа Чэн предлагал Его Высочеству жить с ним — он не думал, что юноша так беззастенчиво сможет стоять посреди ванной в одном только халате и так просто спрашивать нечто подобное. От такого Се Ляня веяло чем-то домашним, уютным и теплым, но вместе с тем Хуа Чэн никак не мог перестать думать о том, что Его Высочество хочет пользоваться тем же, чем и он сам. Это было немного странно, и вместе с тем от этой мысли что-то горячее разливалось по всей груди, из-за чего сердце никак не могло успокоиться.       Хуа Чэн обещал завтрак. Он, честно говоря, не очень любил готовить сам и всегда ел то, что заказывал где-то. Но Се Лянь же напротив ел или только то, что было дешево и сделано дома, или не ел вовсе. Как известно, зачастую дешевая еда довольно посредственна и вредна. А с навыками готовки его возлюбленного от нее еще и мог сворачиваться в адские узлы желудок. Так или иначе решение Хуа Чэна было верным: ему стоило что-то приготовить самостоятельно, и тогда Се Лянь не смог бы отказаться, а вместе с тем и не стал бы есть какую-то гадость.       Сосредоточиться исключительно на готовке не получалось. Из головы никак не выходил образ Се Ляня с этим чертовым флаконом. Хуа Чэн избегал подобных мыслей относительно возлюбленного, потому что боялся поторопить события. Честно говоря, из всех возможных отношений, его отношения с Се Лянем были первыми. Но тем не менее юноша очень долго изучал теорию, пусть и на практике результатами похвастаться не мог.       Цинсюань как-то прокомментировал их отношения как «Два девственника познают грех вместе», после чего был почти что избит самим Се Лянем, покрасневшим до кончиков ушей.       Хуа Чэн все еще был молод. Его подростковая взбунтовавшаяся сущность напомнила о себе весьма некстати, и теперь юноша, пытаясь поскорее закончить с завтраком, думал о том, как бы закрыться в одной из комнат, не попавшись Се Ляню со своей проблемой на глаза. Он боялся испугать его или вызвать неловкость, однако он не мог знать, что Его Высочество, выйдя к нему после душа в том же халате, даже близко не подумает о какой-то там неловкости. — Гэгэ?       Се Лянь после душа был совсем разомлевшим. Он, уткнувшись носом со спины в чужое плечо, закрыл глаза и сжал в объятиях талию Хуа Чэна. Тот был готов почти взвыть. — Скоро будет готово.       Хуа Чэну с трудом давались слова. Его мысли все еще были о том, что под тем самым халатом на Се Ляне нет совершенно ничего. И так же теперь они панически крутились в области «Если он опустит руку чуть ниже — обнаружит не самый приятный сюрприз».       Хуа Чэн все еще был немного младше, он все еще не мог перестать радоваться как ребенок из-за того, что встречался с тем, в кого был так долго влюблен. Возможно, это началось с тех самых пор, когда они пересеклись в магазине, и когда Се Лянь помогал ему остановить кровь из носа, возможно, в те дни, когда он просто наблюдал за ним и они гуляли вместе. Так или иначе он боялся спугнуть Се Ляня, и вместе с тем испытывал предвкушение. Если он его не оттолкнет, то что дальше? Сможет ли он… — Сань Лан, яичница пригорает.       Хуа Чэн вздрогнул. Он переставил сковородку на другую конфорку и печально взглянул на получившийся завтрак. Честно говоря, он хотел сделать все на высоте, но только сейчас вырвался из своих мыслей. — Гэгэ, я закажу что-нибудь. — Не нужно. Все не так плохо, смотри, она подгорела совсем немного, — Се Лянь взял палочки и приподнял край яичницы. Обычно у него выходило все куда хуже и превращалось в угли, однако у Хуа Чэна, можно сказать, едва подрумянилось.       Хуа Чэн повернул голову, чтобы взглянуть на чужое беззаботное лицо, и тихо выдохнул. Тогда Се Лянь подцепил кусочек яичницы и уже хотел запихнуть его в рот, когда его взгляд скользнул по собственной руке, все еще покоящейся на чужой талии, и по реакции тела юноши.       Се Лянь тихо сглотнул и отложил палочки и кусочек, после чего неожиданно развернул юношу к себе лицом и обнял того за шею. — Гэгэ? — не совсем понимая, что случилось, Хуа Чэн только положил ладони на чужую талию, когда меж его ног вклинилось колено юноши. В этот момент Сань Лан был вынужден подавить стон, но все его тело все равно вздрогнуло, а сам он даже прикусил язык до крови.       Такое неожиданное проявление инициативы сбило юношу с толку. Хуа Чэн, может, и очень хотел этого, но он был удивлен реакцией возлюбленного. Неужели он хотел сделать это сегодня? — Сань Лан, твое лицо покраснело, — Се Лянь улыбнулся. Он встал на носочки, чтобы оставить поцелуй на чужих губах, после чего коленом потерся о чужой пах. — Ваше Высочество, может… не нужно?       Неизвестно, почему Хуа Чэн вообще хотел отступиться. Возможно, он просто настолько сильно беспокоился за то, что все это происходило так рано. Может, он просто перенервничал, хотя возбуждение его от этого никуда не исчезло.       Брови Се Ляня сошлись на переносице. Он казался озадаченным. — Не хочешь? — почти с досадой спросил юноша, отстраняясь от другого и скрещивая на груди руки. — Хочу, — Хуа Чэн выпалил быстрее, чем успел подумать. Сейчас он больше не был похож на того богатого и равнодушного ко всему молодого человека, каким он пытался казаться всем, кроме Се Ляня. Он был словно растерянный ребенок, совсем юный, неспособный нарушить слово, которое дал матери. — Тогда?.. — Се Лянь не понимал. Если они оба хотели этого, если Хуа Чэн явно испытывал к нему не только романтические чувства, тогда почему он отказывался?       Теперь сам Се Лянь думал, что он поторопился. Хотелось дать себе такую затрещину, чтобы отключиться на месте. — Я… Ну…       Хуа Чэн не мог сказать ничего внятного. Он только мялся на месте, растерянно смотря себе под ноги, пока его лицо краснело все больше с каждой минутой.       Се Лянь попытался собраться. Кому-то из них нужно было сделать первый шаг, и если это будет не Хуа Чэн — это сделает он сам. В конце концов что такого в том, чтобы сблизиться чуть сильнее? Се Лянь, за свою жизнь толком не испытавший подобного влечения, был плохо ознакомлен с процессом, не говоря уже о том, что себя он удовлетворял тоже крайне редко, не зная, о чем подумать, чтобы прийти к разрядке. Чаще помогал холодный душ. — Может, если ты не хочешь — сходишь в душ? — Се Лянь выдохнул. Он надеялся на то, что эта неловкость не испортит их отношения. К тому же так как Хуа Чэн все еще мялся — он не думал, что это подходящий момент. Возможно, сейчас действительно рано.       Юноша чуть ли не галопом бросился в сторону ванной. Услышав хлопок двери, Се Лянь не знал, плакать ему или смеяться. Он отправился в спальню, выключив плиту и накрыв сковородку с завтраком крышкой, после чего лег на постель и потянулся за своим телефоном.       Лежа на животе и листая в соцсети ленту, Се Лянь не мог перестать прокручивать то, как отреагировал на него Хуа Чэн. Этот мальчишка… Несмотря на то, что он вымахал, он все еще вел себя как ребенок.       Се Лянь тихо вздохнул. Он притянул к себе подушку и открыл галерею, где было несколько снимков Хуа Чэна, сделанных в тайне от него. Где-то он просто сидел у него в общежитии и пил отвратительный кофе, а где-то он просто стоял с зонтиком, ожидая Се Ляня. Тогда юноша тайком щелкал его. Его возлюбленный выглядел как модель, так что он не видел ничего плохого в том, чтобы сделать несколько фотографий на память.       Хуа Чэн вернулся в спальню. Он все никак не мог побороть свое смущение, и едва он увидел Се Ляня в халате, болтающего на постели ногами, все то усердно подавляемое возбуждение вернулось к нему. Юноше хотелось волком выть, чтобы успокоить свое учащенное сердцебиение, но он только лег рядом с другим и заглянул в экран. — Это ведь я, — Хуа Чэн вскинул бровь. Он подался чуть ближе, чтобы рассмотреть картинку, но экран погас, а Се Лянь как-то обиженно взглянул на него. — Так и будешь бегать? — фыркнул юноша. Он подцепил пальцем прядь чужих волос и накрутил ее. Хуа Чэн сначала глупо смотрел на него, пока не понял, что тот подразумевал под этой фразой. Его лицо снова покраснело, но и нельзя было сказать, что Се Лянь сам не был смущен — его щеки едва заметно порозовели. — Я беспокоюсь, что гэгэ может быть неприятно, — выдавил юноша. Тогда Се Лянь рассмеялся и толкнул его в грудь, после чего лег на него сверху. — Ты не пробовал. Да и к тому же мне кажется, что Сань Лан отлично справится.       То ли уверенность Се Ляня передалась Хуа Чэну, то ли он просто сам для себя что-то решил, но его лихорадочный румянец постепенно сошел на нет. Ладони Сань Лана мягко погладили талию через ткань, и Се Лянь улыбнулся. — Ваше Высочество, Вы уверены, что желаете заняться чем-то подобным с этим недостойным?       Такая манера речи иногда всплывала при разговорах. Се Ляня она частенько забавляла, однако сейчас вместо привычной улыбки он только уверенно кивнул и сам потянулся за поцелуем.       Хуа Чэн не торопился. Он мягко гладил чужое тело через тонкую, махровую ткань, целовал чужие, слегка покусанные от волнения губы и чувствовал, что сам он скоро совсем перестанет держать себя в руках.       В какой-то момент поцелуи стали агрессивнее. Се Лянь хмурился от того, что его губы ныли, их покалывало, и, кажется, он уже не мог дышать. Весь кислород из легких выбило. Юноша был вынужден оторваться.       Смотря замыленным взглядом на Хуа Чэна, он шумно выдохнул. Даже лежа на постели растрепанным, юноша выглядел прелестно. Се Лянь стал стягивать с Хуа Чэна халат. Таких в ванной было два. И один из них был на Се Ляне.       Они оба, на самом деле, принадлежали Хуа Чэну, просто Се Лянь одолжил один из них, решив не спрашивать, можно ли. В конце концов сам Сань Лан без конца твердил, что Се Лянь может брать в доме что душе угодно.       Хуа Чэн так и не позволил себя раздеть. Он перевернул Се Ляня на спину, навис сверху, и ощутил, как чужое тело пробила дрожь. Сначала ему показалось, что он напугал своего принца, однако когда он взглянул на чужое лицо — обнаружил там лишь тень вожделения, но никак не страха. Се Лянь немного поерзал, устраиваясь удобнее, и обнял юношу сверху за шею. Но поцеловать его у него так и не получилось: Хуа Чэн вывернулся и стал расцеловывать шею Се Ляня, оставляя на ней укусы и засосы. — Сань Лан, ты на мне живого места не оставишь, — смеялся юноша, сжимая ткань на чужих плечах. Хуа Чэн прикусил кожу у бьющейся жилки и зализал след, после чего поднялся к лицу Се Ляня и оставил в уголке его губ мягкий поцелуй.       Се Ляню, на самом деле, становилось с каждой секундой все жарче. Его тело весьма очевидно реагировало на ласку, и теперь, когда он просто лежал под другим человеком, юноше хотелось ерзать или хоть немного коснуться себя, чтобы облегчить состояние.       Хуа Чэн же, видя чужое нетерпение, все же решил развязать пояс юноши. Едва его взгляд скользнул по чужой влажной напряженной плоти, он загорелся сильнее обычного. Хуа Чэн обхватил ладонью член Се Ляня, слегка огладив подушечками пальцев выступающие венки. В этот самый момент юноша простонал, но тут же сжал губы, отчаянно замотав головой. Все в его теле неожиданно обдало жаром, и низ живота странно скрутило, из-за чего он поджал пальцы на ногах.       Се Лянь оказался куда чувствительнее, чем Хуа Чэн мог себе представить. Он видел, как на чужих глазах выступали слезы, когда он плавно надрачивал, однако просто вот так дразнить принца пусть и было приятно, но хотелось сделать нечто большее.       Опустившись между чужих ног и подхватив за них Се Ляня, он губами коснулся влажной, красной головки. Юноша под ним вскинул бедра и замычал. — Что ты дела-, ах!       Хуа Чэн сам едва не подавился. Когда он протолкнул чужой член себе в глотку, он не мог ожидать, что его челюсть почти сразу занемеет и хрустнет. У Се Ляня был член чуть поменьше в объемах, но в длину не уступал. Юноша никак не мог взять его целиком. Едва протолкнув его наполовину, он мог лишь податься назад и откашляться, подавляя при этом рвотный рефлекс.       Се Лянь шумно дышал. Он хотел помочь Хуа Чэну отдышаться и откашляться, но тот упрямо протолкнул плоть в глотку вновь. В этот раз она скользнула глубже. Хуа Чэн почти подавился, но все равно, пряча зубы, языком обводил венки на чужом члене, при этом двигая головой. С каждым толчком в глотку он заглатывал плоть глубже, пока Се Лянь, громко простонав, не взмолился, чтобы его отпустили. Он пытался дернуться и выпутаться, но вопреки просьбам отпустить его, ноги принца были скрещены, зажав голову юноши, а его бедра сами собой без конца вскидывались. Толкаясь в узкое, влажное горло, Се Лянь от переизбытка ощущений не мог сдержать слез и пошлого, нескончаемого «Сань Лан!», отражающегося эхом от стен спальни.       Единственный глаз Хуа Чэна был прикрыт, но даже так его взгляд был направлен только на чужое лицо. И когда в глотке стала разливаться горячая, слегка терпкая жидкость, юноша наконец отстранился, приоткрыв рот. Се Лянь замер, смотря на то, как юноша напротив сглатывает и слизывает сперму с губ. Хуа Чэн уже хотел облизать чужой член, но Се Лянь перехватил его и все так же растерянно смотрел на его опухшие губы, на которых теперь играла довольная, сытая улыбка. Взгляд единственного глаза искрился счастьем. Лицо Се Ляня покраснело, и он опустил взгляд, тут же заметив, что младший весь мокрый. С его бедер стекала сперма, и из-под съехавшего халата можно было хорошо рассмотреть все еще стоящий член, но испачканный в семени. — Когда ты…       Юноша растерялся. Он не мог понять, в какой такой момент Хуа Чэн успел кончить, если его руки все это время держали его за бедра. Неужели он кончил просто от того, что делал нечто подобное? Как долго он думал об этом, что теперь, просто воплотив свое желание в реальность, умудрился излиться без рук?       Се Лянь считал это неправильным. Он тоже хотел сделать что-то для возлюбленного, но просто не знал что. Он мог только пока поцеловать Хуа Чэна, сев на постели, однако его вскоре повалили обратно.       Отдаленно юноша услышал странный щелчок. Он даже попытался повернуть голову на источник звука, но из-за поцелуя он так и не смог ничего сделать. Се Лянь чувствовал на языке собственный вкус и продолжал думать о том, что Хуа Чэн проглотил это. Просто так.       Се Лянь вздрогнул, когда что-то коснулось его сзади. Пальцы Хуа Чэна мягко оглаживали колечко мышц, слегка надавливали, но не толкались внутрь. — Сань Лан? — наконец прервавшись от поцелуев, позвал Се Лянь. Он опустил взгляд туда, где его касалась чужая рука, и против воли покраснел. Он был плохо осведомлен о том, как проходил половой акт между мужчинами, но теперь, кажется, догадывался. — Гэгэ, не волнуйся. Я постараюсь сделать так, чтобы не было больно, — Хуа Чэн говорил так нежно и успокаивающе, что Се Лянь не мог не довериться. Он все еще был разомлевшим после первого в жизни оргазма, поэтому теперь, когда его тело было расслабленно, оно легче принимало в себя пальцы, пусть Се Лянь все равно сжимался из-за непривычных ощущений.       Пальцы Хуа Чэна были длинными. Они, казалось, доставали туда, куда сам Се Лянь, даже пожелай он повторить, не достал бы.       Первое время Се Лянь думал, что потерпит. В конце концов он считал, что в подобном может быть мало приятного.       И только позже он понял, что это не так. Было что-то, чего Хуа Чэн коснулся, и тогда все его тело вздрогнуло и он сам подался назад, чтобы палец вновь надавил на то же место.       Хуа Чэн, казалось, просиял. Он без конца лазил на форумах в поисках ответов на разные вопросы по этой части, пока, наконец, не натолкнулся на информативный пост об анальном сексе между мужчинами. Сейчас он пытался найти единственную точку в чужом теле, до которой, видимо, смог наконец добраться.       Се Лянь сжал губы. Он откинул назад голову и раздвинул шире ноги, чувствуя, как собственный член с каждым таким толчком дергается.       Се Лянь вновь услышал щелчок. В этот момент он все же смог поднять расфокусировавшийся взгляд на юношу, обнаружив в его пальцах баночку со смазкой. В прошлый раз именно этот флакон издал тот странный звук. Хуа Чэн вылил немного на свои пальцы, после чего в Се Ляня толкнулись уже двумя.       Этап подготовки был странным. Хуа Чэн не переставал целовать его, оставляя на коже засосы, дразнил его, поглаживая твердую плоть, дергающуюся всякий раз, когда пальцы доставали до простаты. Се Лянь чувствовал себя в коконе заботы, и вместе с тем понимал, что сам юноша до сих пор ни разу не прикоснулся к себе, и ранее даже кончил без рук.       Полный решимости исправить этот момент, Се Лянь потянулся к чужому члену. Хуа Чэн как-то позорно всхлипнул, когда пальцы юноши сомкнулись на влажной плоти. Смазки было так много, что она стекала вниз и впитывалась в простыни. Се Лянь даже невольно поразился. Неужели его Сань Лан в самом деле так сильно хочет его, но все время до этого сдерживался как мог? Казалось, даже сейчас он, сжав губы и скрипя зубами, терпит, продолжая растягивать своего принца. — Г-гэгэ, убери руку, — голос Хуа Чэна дрогнул. Он звучал так уязвимо, что Се Лянь испытал слишком неожиданное даже для себя желание сделать так, чтобы прямо сейчас этот юноша излился и без конца выстанывал его имя. — Не хочу, — Се Лянь фыркнул. Он убрал чужую руку, из-за чего невольно поежился, ощутив внутри себя пустоту.       Се Лянь опустился между чужих ног, обхватив ладонью член. Он поначалу просто гладил его пальцами, словно бы изучая. Хуа Чэн издавал задушенные звуки. Он все подавлял стоны, кусая в кровь губы и не смея оторвать взгляда от юноши между собственных ног. Он понимал, что как только он откроет рот — вместо слов у него вырвется несдержанный стон.       Се Лянь, распределяя смазку пальцами, коснулся языком головки. Он несмело обхватил ее губами и стал облизывать по кругу, замечая как на ласку отзывается тело младшего. Пребывающий и без того на грани Хуа Чэн почти мгновенно излился, заляпав лицо отстраняющегося юноши, издав при этом совершенно непристойный, громкий стон. Се Лянь закрыл один глаз и облизал губы. Он сглотнул, чувствуя солоноватый вкус смазки и терпкость чужого семени. — Гэгэ, — Хуа Чэн пораженно застыл. Все лицо юноши было перепачкано, но тот, похоже, совершенно не беспокоился по этому поводу. Он только стянул с себя халат, уже давно висящий на одних только согнутых руках, и вытер лицо. — Прости, я… — Все в порядке. Не хочешь продолжить?       Хуа Чэн хотел пошутить по поводу того, что Се Лянь сам не дал закончить ему подготовку, но прикусил язык и просто молча уложил его обратно, зацеловывая припухшие от поцелуев губы. Пальцы вернулись в чужое нутро, и юноша вздрогнул, чувствуя некоторое удовлетворение от заполненности. С каких пор он стал определять заполненность как нечто приятное?       Обнаружение этого момента несколько смутило юношу, но не больше, чем толкнувшийся в него третий палец, предварительно смазанный содержимым тюбика.       Се Лянь подтянул к себе подушку и спрятал в ней лицо, при этом жуя ткань. Все тело горело, низ живота скручивало и хотелось больше. — Сань Лан, — юноша с трудом оторвался от подушки и взглянул на Хуа Чэна. Тот поднял на него взгляд, забеспокоившись, что сделал что-то не так, однако видя, что Се Лянь не только не растерял своего настроя, но и был на грани, немного успокоился. — Я думаю, хватит. Достаточно, — пальцы принца коснулись чужого запястья. Хуа Чэн изогнул его, вогнав пальцы глубже и коснувшись ими простаты, из-за чего все тело Се Ляня подбросило, а сам юноша не смог сдержать стона. Он сжал дрожащие губы в линию и прикрыл глаза, чувствуя, как к щекам прилипает жар. — Сань Лан, — голос подводил Се Ляня: он сипел, и из груди порой вырывался хрип.       Хуа Чэн склонился к чужому уху, скинув в себя наконец халат и поставив обе руки параллельно от чужой головы. Се Лянь ощутил чужое дыхание, и все в нем сжалось. Чужая влажная плоть скользнула по колечку мышц, и то раскрылось, охотно пуская ее, однако вошла лишь головка. — С-Сань Лан, — притянув юношу за шею ближе к себе, Се Лянь лбом ткнулся в чужое плечо. — Пожалуйста. — Я не понимаю о чем говорит гэгэ, — игривые нотки прозвучали так отчетливо, что невольно Се Лянь пожалел, что ранее помог Хуа Чэну кончить. Теперь, когда он не был на грани, он мог дразнить своего принца столько, сколько пожелает. Его нетерпение не было таким уж явным. — Сань Лан, войди. — Куда? Может, гэгэ подскажет мне? Сань Лан так безнадежен.       Се Лянь уже хотел сам опуститься, но на его бедра легла чужая ладонь, прижав тело к постели. Его задумка взять инициативу на себя провалилась. Се Лянь отвел взгляд и густо покраснел. Он не думал, что его возлюбленный решит подобным образом дразнить его. — Просто возьми меня, толкнись внутрь, — голос юноши становился все тише с каждым словом. Хуа Чэн улыбнулся и прикусил мочку чужого уха. — Боюсь, я не расслышал гэгэ. Ваше Высочество не хочет повторить погромче? — Сань Лан, блять, возьми меня, — в чужом тоне прозвучал такой явный приказ, что Хуа Чэн попросту не смог ослушаться. Он толкнулся в чужое нутро наполовину, из-за чего Се Лянь сжался и откинулся назад, простонав. Хуа Чэн был готов излиться в этот же момент: внутри было влажно, горячо и узко. Казалось, Се Лянь был создан для того, чтобы принимать его таким образом.       Не смея пошевелиться, Хуа Чэн сцеловывал слезы, выступившие в уголках глаз Се Ляня. Тот лишь мотнул головой и сжал пальцами простыни, на пробу пытаясь пошевелить бедрами. Заметив это, младший немного двинулся вперед и Се Лянь всхлипнул. — Прости, гэгэ, — Хуа Чэн тут же попытался выйти, но Се Лянь пятками уперся в его поясницу и заставил толкнуться по самое основание. Ноги, скрещенные за чужой спиной, тут же ослабли и съехали, и Се Лянь шумно, неровно выдохнул.       Хуа Чэн дал юноше время. Он старался лишний раз не двигаться, когда ему очень сильно хотелось наконец податься назад, после, толкнуться вперед и выбить из чужого тела стон. Но он только целовал Се Ляня, оставляя новые метки поверх старых, налившихся краской.       Юноша так сильно напомнил Се Ляню провинившегося щенка, что он даже протянул руку, чтобы погладить его по голове. В этот самый момент он осекся: Хуа Чэн толкнулся назад и подался вперед. Рука принца опустилась на плечо юноши, и он прогнулся в спине, вздрогнув всем телом. Не в силах больше молчать, Се Лянь приоткрыл рот, из-за чего следующие толчки Хуа Чэна сопровождались чужими постанываниями.       Хуа Чэн, поначалу напоминавший щенка, неожиданно обратился голодным волком. Се Лянь не имел ничего против подобной смены, смиренно принимая все, что ему только могут дать. Вся его нижняя часть тела занемела, даже, казалось, спина его затекла от одного и того же положения, но жаловаться он так и не решился. Поначалу он пытался сам сделать так, чтобы чужой член попал по простате. Се Лянь уже понимал полезность данного приема. Но чем усерднее он пытался себе помочь — тем более дикими становились толчки Хуа Чэна, теряя всякий ритм. Юноша бездумно толкался, сжимая чужие бедра до синяков и порыкивал. В этот момент Се Лянь даже позабыл о том, что Хуа Чэн был младше, зато вспомнил, что он был выше и имел выраженные мышцы, которые сейчас были напряжены до предела.       Хуа Чэн выстанывал что-то невнятное, лишь отдаленно напоминающее имя принца или любое другое обращение, которое юноша использовал по отношению к Се Ляню. От «Ваше Высочество», произнесенного с таким жаром и любовью, Се Лянь вздрогнул и сжался. Он тесно прижался к чужому телу, чувствуя, как головка трется о чужие мышцы, и пребывал в состоянии, близком к оргазму.       Из тумана его вывела дрожь чужого тела и тепло, разливающееся внутри. Хуа Чэн излился в него, сжав до побеления костяшек бедра и вместе с тем зубами до крови прикусил кожу на плече. Видимо, Се Ляня свело с ума осознание, что Хуа Чэн кончил в него, или же просто неожиданная боль, но он излился следом, все еще чувствуя, как внутри размеренно двигается чужая, пульсирующая плоть. — Гэгэ, — Хуа Чэн чуть ли не со слезами смотрел на укус. — Больно? — он тут же принялся зализывать рану, и Се Лянь не знал, смеяться ему или же плакать. Он только погладил юношу по голове. — Все в порядке. — Синяк останется, — виновато произнес Хуа Чэн. Так как его бедра все еще двигались, Се Лянь, чувствительный сверх меры, простонал и сжал чужое плечо. — С-Сань Лан, куда больше меня беспокоит то, что ты все еще…       Се Лянь не нашел в себе сил договорить, зато Хуа Чэн понял все без продолжения. Он покинул чужое нутро и тут же кончиками пальцев коснулся распухшей дырочки. Юноша толкнулся внутрь пальцами, из-за чего семя стало вытекать наружу. Лицо Се Ляня покраснело, он поднялся на локтях и сжал чужие пальцы, чувствуя, как все, что до этого было внутри, оказалось снаружи. — Что ты делаешь? — Гэгэ стоит отмыться. Иначе может живот заболеть.       Се Лянь выдохнул и откинулся обратно, закрыв лицо руками. Он только недавно был в душе, и Хуа Чэн тоже, а теперь и ему, и Сань Лану вновь нужно туда.       Неожиданно пальцы внутри толкнулись глубже, задев простату. Се Ляня подкинуло. Будучи до сих пор чувствительным, он тут же ощутил, как собственный член стал твердеть, а внизу стало разливаться тепло. — Отнеси меня, я не думаю, что смогу идти в таком состоянии.       Хуа Чэн улыбнулся. Он поцеловал юношу в лоб и поднял того на руки, все же вытащив пальцы.       Возможно, Се Ляню не стоило расслабляться. Дорвавшийся до близости Хуа Чэн не прекращал трогать его даже когда он пытался отмыться, поэтому когда они вернулись в спальню — Его Высочество уже совершенно не мог стоять на ногах. Он лишь без сил свалился на в спешке смененное постельное белье и закрыл глаза, почти сразу от усталости проваливаясь в сон. — Гэгэ, — Хуа Чэн сел на край кровати, смотря на заснувшего юношу. На его губах играла довольная улыбка, словно бы он заполучил самое ценное сокровище в своей жизни. Он устроился рядом и, накрыв Се Ляня одеялом, обнял его. Тот недовольно пробурчал что-то под нос, но не сдвинулся, только удобнее устраиваясь на месте и плотнее спиной прижимаясь к чужой груди.

***

      Му Цин метал молнии. Он стоял напротив Хуа Чэна, поливая того отборной бранью и даже не беспокоился по поводу того, что Хуа Чэн был в силах врезать ему в любой момент. Но почему-то он с улыбкой выслушивал чужие слова, краем глаза смотря на сидящего в стороне Се Ляня, пытающегося усесться на подушке хоть немного удобнее. — Бастард! Ублюдок! Я выколю тебе второй глаз, чтобы ты не смел больше и пальцем коснуться Его Высочества!       Трудно сказать, почему Му Цин тоже использовал это обращение, но почти все, кто был близок Се Ляню, обращались к нему подобным образом.       Сложно было не догадаться, почему Се Лянь не мог нормально стоять и сидеть. Когда он шел — он хромал, и это не могло укрыться от внимательных взглядов его друзей.       Сперва лицо Фэн Синя закаменело, и он замер, смотря на идущего позади Се Ляня. Потом на него посмотрел Му Цин, и до того почти мгновенно дошла причина. Он был готов забрызгать ядом идущего рядом с Се Лянем Хуа Чэна.       И когда они наконец добрались до открытого кафе и Се Лянь устроился на мягком стуле с подушкой, Му Цин взорвался.       Лицо Хуа Чэна не выражало ничего. Он даже не смотрел в сторону орущего на него парня. Взгляд единственного глаза был прикован к фигуре юноши за столиком.       На самом деле это именно его друзья настояли на том, чтобы сходить в кафе. Так они хотели извиниться за случай в клубе. Се Лянь не смог отказаться, поэтому, игнорируя слабость в ногах, ноющую поясницу и другие последствия прошлого дня, отправился к ним. Откуда ему было знать, что его друзья накинутся на Хуа Чэна словно волки? — Му Цин, Фэн Синь, сядьте за стол, — голос Се Ляня был достаточно громким, но все равно слабым и даже в конце сорвался на хрип. Му Цин закатил глаза и замахнулся на Хуа Чэна, но тот перехватил его руку и бросил на него единственный взгляд, из-за которого все внутренности парня скрутило. — Гэгэ, хочешь мороженое? — сев рядом с Се Лянем, поинтересовался Хуа Чэн. Юноша помотал головой. — Еще холодно, мы до сих пор в пальто ходим, какое мороженое? Горячий чай или кофе, Сань Лан. Тебе тоже.       Юноша не стал возражать.       Уязвленный Му Цин уселся за стол, скрестив на груди руки. Он сверлил недовольным взглядом Се Ляня и не мог понять, какого такого черта он вообще взялся встречаться с этим нищим. Да, быть может этот нищий и занимал положение выше Му Цина и Фэн Синя вместе взятых, да, может, он был до безумия богат, но он, черт побери, все еще казался им таким уродливым и нищим, что они не могли сдерживать свое негодование. Фэн Синь молчал. Он понимал, что его ругань с Хуа Чэном ни к чему не приведет. Это был выбор Се Ляня. Они с Му Цином его, конечно, не одобряют, но выбор есть выбор.       Му Цин все еще матерился под нос. Он все продолжал произносить проклятья до тех пор, пока им не принесли кофе.       Се Лянь не знал, как завязать беседу, но она пришла к ним сама. Он просто упомянул один случай в школе, и тогда слова сами полились рекой, своим бурным потоком поражая даже Хуа Чэна, тихо сидящего рядом и наблюдающего за ним.       Се Лянь был замечательным. Хуа Чэн считал, что этот юноша — лучший подарок во всей его жизни, и человека замечательнее он в этом мире никогда не найдет. Нет другого, второго Се Ляня, способного принять его со всеми его недостатками. Именно поэтому Хуа Чэн готов преподнести этому юноше все богатства мира, хотя Се Ляню для счастья не нужно ничего кроме самого Хуа Чэна.